Дарина Ладорская
Последняя принцесса

С этими словами Люциен Монтфрей взял под руку свою спутницу и прошел в столовую вслед за другими гостями.

Дэниар снова посмотрел в пол и поднял виноватые глаза.

– Кажется, компания сама нашла вас, милорд, – Лиссарина спрятала свой платок в рукав, с грустью подумав о том, как быстро заканчивается ее веселье.

– Рин! Рин! – к ним подбежала Ровенна, слегка раскрасневшаяся от шампанского, и схватила ее за руки. – Сядешь рядом со мной? Я к тебе весь вечер пытаюсь прорваться, но кто-нибудь постоянно мешает.

– Кажется, ваша компания тоже нашла вас, мисс Эйнар, – Дэниар улыбнулся, и все вместе они вошли в столовую, откуда доносился потрясающий аромат жаренного мяса.

Глава 5. Прощай, мамочка

Она бежит по траве, покрытой росой, словно слезами, и каждая капля обжигает босые ноги, как раскаленное железо. Ей очень больно, но она продолжает бежать, зная, что если остановится, туман сгустится вокруг нее и принесет смерть или еще хуже, невыносимые мучения.

За ней кто-то гонится. Иногда она оборачивается, чтобы проверить, смогла ли оторваться, но каждый раз видит два ярко-голубых глаза, сверкающих словно аквамарин. Кричит, старается бежать быстрее, но от этого бежит все медленнее и медленнее. Ужасно холодно, капельки пота текут по лбу, щекам, подбородку. Ее тело – нагое, лишь едва прикрыто седыми волосами. Очень длинными. Не ее волосами.

И когда кажется, что ей не сбежать, а зверь приближается, она вдруг вырывается вперед и туман исчезает. Она оказывается на кладбище, но на улице день, светит солнце, снег сверкает, отражая его лучи. Она делает шаг, и он хрустит под ногой, но теперь она не чувствует холода.

Она не просто на кладбище. Она стоит напротив небольшой, аккуратной могилы под тенью дуба. У его основания – белое надгробие с небольшой каменной короной сверху, в центре имя – «Тристэль Дейдарит», и чуть ниже эпитафия «Навечно любимый». Она касается рукой холодного камня и сметает снег. Щекотно, но не холодно.

Вдруг внизу, на земле, появляется густой серый дым, и на секунду ей кажется, что чудовище из тумана пробралось сюда, в ее убежище. Но нет. Появляется маленькая девочка в белой шубке. По обе стороны миленького личика два темно-русых хвостика. В зубах одна из синих варежек, носик сосредоточенно сморщен, огромные светло-серые глаза горят азартом. Она сидит на коленях, царапает что-то на камне острым предметом, похожим на скальпель. Сидит давно, на ее плечах и спине полно снежинок.

Седая девушка наклоняется, внимательно следит за рукой девочки и наблюдает рождение маленького грифона с крылышками и когтистыми лапками. Рисунок неказистый, непропорциональный, но девочка старается так, будто это работа всей ее жизни. На глазах девушки появляются слезы, и грифон начинает расти перед ее взором, оперяясь и превращаясь в настоящее прекрасное существо с туловищем льва и головой орла. Он распахивает крылья, и они сверкают на солнце. Но вот цвет покидает его, он белеет полностью и становится лишь изображением на синем фоне. Герб семьи Дейдарит.

Из горла девушки вырывается крик…

… и Лиссарина закричала наяву, вцепившись пальцами в одеяло. Грудь тяжело вздымалась, по щекам катились слезы, а на лбу проступили капельки пота. Она кричала и кричала, осматриваясь по сторонам, пытаясь понять, где находится, а когда поняла, закрыла рот рукой, чтобы успокоиться.

Оставленная на ночь свеча догорела до основания и потухла. Она никогда не засыпала в полной темноте. Из окна лил лунный свет, позволяя теням резвиться на стенах, и глядя на одну из них, Лиссарина с ужасом обнаружила, что на нее смотрят два больших светящихся глаза, как во сне. Испугавшись, она сделала самое разумное: взвизгнула и спряталась под одеяло. Когда же стало трудно дышать, из укрытия показалась сначала серебристая макушка, затем лоб, левый глаз, который осмотрел комнату на предмет угрозы, и, наконец, все остальное. Страшные глаза исчезли. Ей померещилось.

Кошмары снились ей часто, были ее друзьями с детства, и она знала, как с ними играть. Если приснился дурной сон, вставай с постели и пройдись кружок вокруг дома, прочисть мозги, проветри голову. Но если дом незнакомый, как сейчас, например, можно просто прогуляться до кухни и попить воды. Дорогу, к счастью, она выучила совсем недавно.

Поднялась с постели, надела мягкие домашние туфли и накинула поверх ночной сорочки белый халат. Вылитое привидение. Скользнула за дверь и сразу же поспешила к той лестнице, на которой вчера встретила разговаривающего с пустотой лорда Монтфрея.

Ночью дворец оказался невероятно пугающим. Лиссарина не знала, принято ли в обществе делать так, как они в Армаше, но в своем поместье графиня приказывала тушить все свечи на ночь в целях экономии. Но шторы на окнах не задвигались, поэтому если ночью нужно было куда-то выйти из комнаты, заблудиться было трудно и не страшно. В Рашбарде же наоборот все окна спрятали за толстой тканью, но оставили по паре свечей в каждом коридоре непонятно для чего. По-настоящему хорошо комнаты они не освещали, зато тени, которые отбрасывали предметы, пугали так, что у девушки по спине побежали мурашки. Она вжала голову в плечи и обняла себя руками, настолько неуютно она чувствовала себя среди парада теней.

Но никакие монстры, которых она себе напридумывала, не напали на нее, и путь до кухни не занял много времени, хотя ступала она осторожно. Тихо, как мышь, скользнула за дверь кухни, стараясь не делать много шума. На этом этаже спала прислуга, а ей не хотелось поднимать тех, кому приходится вставать с рассветом, и кто очень ценит сон из-за его нехватки.

На кухне горел один подсвечник с тремя свечами, стоящий на столе, и на этом все. Если бы она не приходила вчера сюда, то не смогла бы разобраться, где может стоять графин с водой. Или забытое кем-то пирожное или пирожок. Должно же ей хоть раз повезти? Она обожала есть сладости ночью, но графиня, трижды поймав ее за этим занятием, заставила съесть три корзинки сладких пирожков. Кассимина помиловала ее только тогда, когда она наелась до тошноты и плакала от отчаяния. С тех пор любовь к пирогам у нее пропала, но это было давно, уже почти пять лет минуло, и сейчас она была не прочь отведать чего-нибудь вкусненького.

И ей действительно повезло. На столе остался один пирог. Сливовый, как оказалось. Сладкий, но с освежающей кислинкой. Лиссарина откусила не раздумывая, словно сто лет не ела. Осмотрела стол в поисках графина, но удивилась еще больше, когда нашла забытый стакан с молоком. Понюхала, не прокисло ли. Нет, свежее. Запила пирог с наслаждением. Нет ничего лучше, чем победить кошмар вкуснейшими сластями.

– Эй, воришка, это мое.

Лиссарина поперхнулась и закашлялась так, что молоко потекло по подбородку. На какой-то момент страх смерти от удушья пронзил ее сердце, но рука добрейшего и самого милосердного на свете человека похлопала ее по спине, и ком, наконец, прошел. Она смогла дышать, хотя в горле по-прежнему першило, и она снова выпила молоко. Эта же рука поднесла подсвечник к ее лицу, и девушка, сощурившись от неожиданного жара, отшатнулась.

Прищурившись, она разглядела светлые волосы и поняла, что это Люциен Монтфрей, с которым ей, похоже, суждено сталкиваться в неловких ситуациях. Как будто это что-то могло исправить, Лиссарина быстренько положила надкусанный пирог обратно на тарелку и убрала руки за спину. Только позже, прокручивая эту сцену снова и снова, она поняла, каким глупым ребенком выглядела тогда.

– Простите, милорд, я не знала, что вы здесь.

Он стоял к ней боком и не удосужился повернуть всю голову. Только светло-голубой глаз повернулся к ней под полуприкрытыми веками. Кажется, он вообще никогда не раскрывал глаза широко.

– Ты голодная?

Лиссарина нахмурилась. С каких это пор они перешли на такой вульгарный тон? Она, может, и не леди по титулу, но все-таки какое-никакое уважение мог бы и проявить. Пропустив фамильярность мимо ушей, девушка отрицательно покачала головой.

– Отлично. Я голоден как волк. – И откусил от надкусанного пирога. Лиссарина удивленно уставилась на него, и он это заметил. – Что? Ты вроде не прокаженная, чтобы заразиться от твоей слюны. Или болеешь?

Люциен пошатнулся и схватился за спинку стула. Только сейчас Лиссарина обратила внимание на запах, примешавшийся к запаху сигарет и мяты, который она уже чувствовала. Коньяк. Или виски. Она не очень хорошо разбиралась в алкоголе.

– Я не болею, – обиженно заявила она и еще плотнее запахнула халат. – А вы, похоже, пьяны.

– Не настолько, как хотелось бы, – ответил он, аккуратно пригубив молоко. Может, его поведение и оставляло желать лучшего, но изящности движениям было не занимать.

Повисло неловкое молчание, но Люциен, кажется, не замечал этой неловкости. Спокойно дожевывал пирог, запивая молоком, и смотрел куда-то в сторону. Не зная, куда себя деть, девушка переминалась с ноги на ногу, и, в конце концов, решила уйти.

– Еще раз прошу прощения за то, что потревожила вас, милорд. Я пойду в свою комнату. Доброй ночи.

– Ага. – Ни единого взгляда на прощание. Взял из вазочки одну салфетку и вытер руки, уделяя внимание каждому пальцу.

Лиссарина повернулась, чтобы уйти, и даже сделала два шага, как вдруг ткнулась носом в чью-то крепкую грудную клетку. От боли вскрикнула и прижала к лицу ладонь. Подняла глаза вверх и увидела Фабирона Монфтрея, взявшегося из ниоткуда.

Еще за ужином она заметила, что Люциен – точная копия своего отца. Точнее, когда он разменяет пятый десяток, то станет полной копией. Фабирон был такой же светло-русый, только волосы длинные, забранные в низкий хвост. Льдисто-голубые глаза смотрели строго и требовательно. Он привык отдавать приказы и всем управлять, и это четко просматривалось в движениях рук, манере говорить, скупой улыбке и взгляде, от которого бросало в дрожь.

– Прошу меня простить, – он кинул быстрый взгляд на Люциена, – я, кажется, помешал тайной встрече.

– Что? Нет-нет, что вы, это не то, что вы поду…

– Вот именно, – заявил Люциен, сложив руки на груди. – Мог бы выбрать момент поудачнее.

Отец и сын обменялись мрачными взглядами. Лиссарина чувствовала, что ее здесь быть не должно, что она случайно стала предметом противостояния, в котором не хотела участвовать. Только слухов, клеветы и пересудов не хватало ей для полного счастья.

– Раньше тебе хватало совести не приводить шлюх в дом. А теперь что, кухарка будет находить их следы на кухне и докладывать мне?

– О, боюсь, что в этот раз ты сам привел ее в дом, папа, – улыбнулся Люциен невинной улыбкой. – Это же воспитанница графини.

– Что? – он быстро повернул голову и склонился вниз, приблизив глаза к лицу Лиссарины. – Боги, как неловко. Что же я за гостеприимный хозяин, если даже не могу без очков разглядеть свою маленькую гостью. Простите меня, мисс…?

– Эйнар, – сквозь стиснутые зубы пробурчала Лиссарина.

Гнев редко овладевал ею, но сейчас она негодовала и злилась так сильно, что заболели десны. Никто и никогда не называл ее шлюхой. И уж тем более она бы не подумала, что услышит это от Фабирона Монтфрея, идеального Эрцгерцога, на которого молится страна.

– Так вот, мисс Эйнар, надеюсь вы будете столь великодушны, чтобы простить старика. Слепота и темнота – не лучшие товарищи, когда дело касается поспешных суждений, вы так не считаете? Не держите на меня обид, иначе моя совесть не даст мне уснуть, а я так устал, что валюсь с ног.

Люциен фыркнул, но воздержался от комментариев.

Лиссарина посмотрела в глаза Фабирона как можно серьезно, давая понять, что не позволит подобного обращения к своей персоне, сколь бы ничтожна она ни была в сравнении с его положением. Что любая девушка заслуживает простого человеческого уважения, независимо от того, бедна она или богата. Что она ни капли не верит, будто он ее не узнал. Скорее уж, он и не обратил на нее внимание во время ужина, не удосужился запомнить кого-то настолько крошечного.

Но Фабирон смотрел на нее дружелюбно и даже слегка улыбался, словно правда извиняясь, и если он и разглядел что-то в ее глазах, то виду не подал. Лиссарине оставалось только смириться.

– Думаю, забыть об этом неловком случае в моих силах. Я не держу на вас зла, Ваша Светлость. Если вы позволите, я бы хотела вернуться в свою комнату.

– О, разумеется, – Фабирон посторонился, освобождая дорогу, но, когда Лиссарина уже держалась за ручку двери, окликнул ее. – Мисс Эйнар, у вас интересный цвет волос. Редкий.

– Седина – это ничуть не интересно, Ваша Светлость. И далеко не редкость.

И закрыла за собой дверь, прежде чем поступит ответ. И, должно быть, это можно расценить как грубость, но ей было все равно: ее только что за глаза обозвали таким оскорбительным для истинной леди словом. Могла же она позволить себе крошечное возмездие?

***

Утром ее разбудил настойчивый стук дверь, после которого в комнату ворвалась Ровенна и, запрыгнув на постель, принялась трясти ее за плечи.

– Вставай! Вставай! Мама уезжает! Вставай!

Лиссарина с трудом открыла один глаз и посмотрела на разрумянившееся лицо подруги. Недосыпание отозвалось ломотой в костях. До боли знакомое чувство.

– Встаю.

Через двадцать минут они уже стояли перед каретой. Слуги закрепляли два чемодана графини с внешней стороны, кучер проверял упряжь. Сама Кассимина ходила из стороны в сторону, дожидаясь окончания приготовлений.

Утром она получила письмо из поместья, в котором экономка писала о пожаре в восточном крыле – там как раз была библиотека. Кто-то забыл свечу рядом с книгой, поэтому и произошло возгорание. По крайней мере, так написала миссис Уринси. Что было на самом деле и каков причиненный ущерб – это еще предстояло выяснить, а потому графиня так торопилась вернуться.

Когда девушки пришли, наспех надев утренние домашние наряды, графиня рассказала им, что произошло.

– Мама, это ужасно, – ахнула Ровенна, хмурясь. – Может, мне стоит поехать с тобой и помочь?

– Ни в коем случае, – отрезала Кассимина. – Мы договорились, что свадьба состоится позднее чем через две недели. Останься с женихом, познакомься с ним поближе. Не ты ли мне говорила, что не хочешь выходить замуж за незнакомца? Действуй. Я быстро со всем разберусь и приеду на свадьбу. Надеюсь, увижу тебя счастливой и прекрасной.

Ровенна опустила голову вниз так, что лицо заслонили волосы. Это помогало ей сдерживать слезы. Как ни крути, но она очень любила маму и боялась оставаться почти одной в этом жутком дворце.

Кучер заявил, что приготовления завершены. Кассимина глубоко вздохнула. Ровенна бросилась к ней в объятия, а Лиссарина только смотрела на них, и сердце обливалось кровью от осознания, что они будут ужасно одиноки здесь без графини. И беззащитны.

Перед тем, как обнять на прощание Лиссарину, она отвела девушку в сторону и тихо сказала:

– Рин, ты должна понимать, что я оставляю свою дочь на тебя. Я давно наблюдаю за вами и понимаю, что ты гораздо серьезнее и осмотрительнее Ро, поэтому я прошу тебя приглядывать за ней. Не давать делать глупости. И уж тем более огородить от дурного влияния, ты меня понимаешь? Две недели – это долго, и я умоляю вас пожалеть мое бедное сердце и не совершать ошибок. Этот брак – очень важен, это не просто моя прихоть. Но! Если вдруг до моего приезда случится нечто такое, что… какие-то обстоятельства, мешающие этому союзу… в общем, что-то, что вам обеим не понравится или может вас оскорбить, немедленно собирайте вещи, нанимайте карету в городе и приезжайте обратно в Армаш. Поняла?

Лиссарина кивнула, хотя сомневалась, что до конца понимает, о каких-таких обстоятельствах говорит графиня. Прижалась к ее груди, когда Кассимина по-матерински нежно обняла ее и погладила по голове. Даже слезы навернулись на глаза.

– Прощай, мамочка.

Держась за руки, девушки смотрели, как карета скрывается вдали и закрываются ворота Рашбарда. Словно дверцы птичьей клетки, подумалось Лиссарине. Ровенна шмыгала носом, пытаясь справиться с эмоциями, но не выдержала, дала волю слезам и уткнулась в плечо подруги.

Зашуршало платье, и рядом с ними появились Ваэри, Фабирон и Ромаэль. Глава семьи улыбался уголками губ, выражая полнейшее сочувствие, а Ромаэль подошел к Ровенне и взял ее за руку. Она подняла на него заплаканное лицо.

– Не волнуйтесь, милая Ровенна, – сказал он. – Здесь вы в полной безопасности. Рашбард защищает всех своих домочадцев. А я всегда на вашей стороне.

Ровенна постояла секунду в нерешительности, смотрела ему в глаза, подбирая слова, но в итоге просто обняла его и спрятала лицо в складках пальто. Он легонько погладил ее по голове, и его взгляд на мгновение пересекся с взглядом Лиссарины. Сердце девушки сжалось от грусти и жалости к Ро.

Лицо Ромаэля Монтфрея было совершенно безразличным.

Глава 6. Бал Черной Розы

– Леди Ровенна, – служанка низко поклонилась, протягивая вперед поднос. – Вам просили передать письмо.

– Кто просил? – Ровенна вырвалась из-под руки Лиссарины, которая расчесывала ей волосы, и схватила белый конверт с красной точкой печати.

– Какая-то богатая леди. Сказала, что познакомилась с вами на ужине. Я больше ничего не знаю.

Отпустив служанку, она неаккуратно разломила печать, достала из конверта письмо и на минуту погрузилась в него. Когда Ро читала, она всегда покусывала большой палец, и эту привычку ничто не смогло искоренить: ни материнские нотации, ни похлопывание по рукам. Закончив, подняла на Лиссарину ухмыляющееся лицо.

– Нас приглашают на Бал Черной Розы.

– Что это еще такое?

– Судя по всему, это тайный бал-маскарад, куда приглашаются только самые блестящие люди света. Так написано в письме. А еще там указано время и место, и что на входе нужно предъявить вот эти приглашения.

Ровенна вытащила из конверта два маленьких бумажных квадрата, на которых изобразили бутон черной розы.

Лиссарину охватили сомнения. Все это уж как-то слишком странно. Они два дня в Эденвале, а их уже приглашают туда, где собираются сливки столичной молодежи. С чего бы?

– А тебе не кажется странным, что меня тоже приглашают? Я не то что «блестящие люди света», я вообще к людям света не отношусь, если быть честной.

– Какая разница? – Ровенна принялась ходить вокруг подруги, словно лисица возле добычи. – Наверное, на ужине я кому-то проболталась, что у меня есть лучшая подруга, от которой я ни на шаг. По тебе ведь даже не скажешь, что ты не благородных кровей. Давай сходим?

– Нет, нет, ты что? Одни, без сопровождения? – Лиссарина раскрыла глаза от ужаса, хотя любопытство понемногу боролось со здравым смыслом. – Это же неприемлемо для леди.

– Ну какая ты зануда, Рин, – Ровенна обвила руками плечи Лиссарины. – Это же бал-маскарад! Была ты хоть раз на маскараде? В нашей деревне и маленький бальчик – большая редкость. А здесь самые лучшие люди Эденваля, музыка, наряды… и в конце концов, раз это маскарад, нас никто не узнает! Может, найдем тебе богатого кавалера, который влюбится в таинственную незнакомку без памяти и наплюет на твое происхождение? Сбежите вместе, пойдете против его семьи…

– Кажется, кто-то перечитал любовных романов, – хмыкнула Лиссарина, хотя ее оборона начала сдавать позиции.

– К тому же, впервые в жизни мама не стоит над нами с палкой. Мы можем делать, что захотим. Давай хоть раз в жизни повеселимся по-своему.

Лиссарина, хмурясь, размышляла, но под умоляющим взглядом Ро сдалась.

– Когда там твой бал? Мы успеем заказать платья?

– Нет, он сегодня. Но, вообще-то, маскарадные платья и маски у нас есть. Я уже и забыла, что заказывала их у мадам Рондоввы, но она прислала две коробки прямо перед нашим отъездом из Армаша. Я тайком их привезла. Может, пойти на этот бал – наша судьба, раз столько совпадений сразу?

– Ты аферистка, Ро.

– Предпочитаю зваться авантюристкой.

***

– Плохая идея, – протянула Лиссарина, глядя на дом, где должно было пройти мероприятие. – Очень плохая идея.

Ровенна отпустила нанятый экипаж, заплатив кучеру два золотых грифона за службу и за молчание. Кучер, как будто бы знающий больше, чем говорил, улыбнулся им на прощание и сделал определенный жест – рот на замке.

– Идея отличная, – заявила Ровенна тоном, не терпящим пререканий. – А побег из дворца прошел как по маслу. Я гений.

– Да уж, гений.

На самом деле ничего гениального в ее идее не было. Ровенна решила рискнуть и привлечь на свою сторону горничную, которой заплатила денег, и та провела их обходными путями к черному ходу, а оттуда через потайную калитку за домом. Они пошли поздно, не к самому началу бала, потому что к девяти часам вечера в Рашбарде еще никто не ложился спать. Но после одиннадцати он будто вымирал. И к полуночи они были на месте.

Это был невзрачный переулок. Ничего похожего на те роскошные улочки, что видела Рин по приезде в Эденваль. Либо это был квартал бедняков, либо просто в ночи все казалось убогим и мрачным. Почти в каждом доме на этой улочке играла громкая музыка и слышались веселые крики людей, что не могло не настораживать. Но Ровенна пребывала в твердом убеждении, что их поступок верен, а Лиссарина просто трусиха и боится сделать хоть что-то без спроса взрослых.

Нужный дом был крайним на этой улице, дальше начиналась набережная, откуда веяло прохладой и сыростью. Он был невысоким, в два этажа, но казался приплюснутым. Окна задвинуты шторами, не было видно ни света свечей, ни силуэтов людей, однако чувствовалось, что в доме кто-то есть.

В записке было сказано, что зайти нужно не с парадного входа. Подобрав платья, чтобы не испачкать подолы, они со скрипом отодвинули маленькую садовую калитку и прошли под окнами первого этажа во внутренний двор. Где-то мяукнула кошка, и девушки в испуге замерли, но, лениво пройдя через кусты, кошка глянула на них зелеными глазами и шмыгнула между железных прутьев забора.

Сердце Лиссарины гулко стучало в груди от испуга и любопытства, когда они оказались перед маленькой дверью с дверным молотком в виде розы. Ровенна схватила рукой в белой перчатке кольцо и дважды стукнула им о дверь. Сначала ничего не произошло, а потом она чуть-чуть отворилась, и в узкой лучащейся светом щели появился чей-то глаз.

Стараясь не показывать страха, Ровенна протянула туда две маленькие бумажные розочки и отошла на шаг. Дверь захлопнулась перед ее носом, но через мгновение широко открылась, и на пороге показался мужчина в строгом темном костюме на манер дворецкого. Он был совершенно лысым и безбородым, лучезарно улыбался так, что глаза превратились в щелочки. Он был не лидиец, его выдавала кофейная кожа, но акцента в речи они не услышали.

– Добро пожаловать в клуб Черной Розы, дамы. Меня зовут Эрдойо, и я провожу вас к гостям.

Они ступили внутрь, и дверь за ними захлопнулась, преграждая путь к отступлению. Внутри Лиссарины все сжималось от какого-то беспокойства. Может, предчувствие? Или это и правда трусость? Но Ровенна, кажется, совсем не волновалась, а если ее что-то и смущало, то виду она не подавала. Взяла подругу за руку, и вместе они стали спускаться по ступеням в подвал.

– Вы у нас первый раз? – спросил Эрдойо, слегка повернув голову.

– Э-э… да, – ответила Ровенна, – мы прибыли в столицу совсем недавно.

– И уже получили приглашение? Должно быть, ваши покровители очень вас ценят.

– Покровители? – уточнила Лиссарина, но ей не успели ответить, потому что открылась новая дверь, и их ослепил свет множества свечей.

Вот теперь было похоже, что они пришли на бал-маскарад. Весь цокольный этаж представлял собой большую бальную залу с огромными панорамными окнами, но присмотревшись, Рин поняла: они нарисованы, искусно нарисованы, и везде изображена лунная ночь и сад, будто смотришь на него с балкона. Стены украшали богатые ткани. Вдоль них, там, где обычно стоят диванчики и стулья, лежали горы подушек на манер кроватей, и многие действительно полусидели-полулежали на них, раскуривая странного вида трубки, торчащие в стеклянных вазах. У противоположной стены расположились маленькие столики с закусками. А у стены, противоположной двери, раскинулась небольшая оркестровая яма, где музыканты играли вальс.

Все гости были в масках. Мужчины в более традиционных, белых или черных, без каких-то особенных примет. Хотя, присмотревшись, Рин заметила, что в уголке на них изображены схематичные картинки цветов: подснежник, лилия, тюльпан, и это только те, что она успела разглядеть. Женщины тоже были в масках. Но некоторые лиц не скрывали.

– Рин, они так странно одеты.

И это действительно было так. Наряды Лиссарины с Ровенной и этих дам так сильно отличались, что это бросилось бы в глаза даже слепому. У них всех было такое глубокое декольте, что груди, подтянутые вверх корсетами, того гляди и выпрыгнули бы наружу. Кто-то оголил плечи, у кого-то были слишком короткие рукава, платья не были слишком пышными, словно на них была надета только одна нижняя юбка, а не три, как у Рин и Ро. По сравнению с ними девушки выглядели пожилыми леди, закрытыми тканью платьев с ног до головы. На тех, на ком не было масок, был вызывающе яркий макияж с подведенными черным глазами и подчеркнутыми яркими помадами губами. Рин и Ро, по привычке, не стали накладывать сильный макияж, лишь едва подчеркнули глаза и припудрили носы.

Однако несмотря на их странные платья, выглядели они потрясающе – яркие, веселые, полные жизни. А вот Лиссарина и Ровенна откровенно терялись на их фоне, превращаясь в серых мышек, и дело было не только в костюмах. То, как свободно они вели себя, даже несколько распущенно, затмевало скромных, потерявших всякую решительность девушек.

– Кто ваш покровитель? – любезно поинтересовался Эрдойо на пороге в бальную залу. – Я проведу вас к нему, чтобы вы не потерялись в толпе.

– Э-э-э… нас пригласила женщина, но мы не знаем ее имени, – неуверенно ответила Ро, все еще глядя на людей в зале.

Эрдойо, кажется, слегка удивился или растерялся.

– Не мужчина? Ах, то есть, да… конечно, женщина. И еще вы у нас первый раз…. Да. Кажется, я понял. В таком случае вам необходимо снять маски. Это правило нашего клуба. Дебютантки проходят без масок.

Девушки переглянулись, пожали плечами и стянули с себя красивые маски, так удачно подобранные к голубому наряду Лиссарины и бордовому Ровенны.

– О, вы так молоды, – Эрдойо улыбнулся еще шире и глаза вообще исчезли на темном лице. – Это потрясающе. Прошу вас, милые дамы, веселитесь.

И с этими словами закрыл за ними дверь.

Не зная, куда себя деть, они решили подойти к столикам с закусками и взять мороженое, чтобы освежиться. В самом центре залы танцевали пары. Кто-то беседовал друг с другом, преимущественно мужчина и женщина, парами. Лиссарина озиралась вокруг в надежде увидеть хоть одно знакомое лицо, возможно женщину, которую она уже видела на ужине и которая могла их сюда пригласить, но девушек и женщин без масок было куда меньше, чем в масках, а среди них она не видела никого знакомого.

– Ро, попытайся найти знакомое лицо, – шепнула она подруге, и та кивнула.

Они с трудом протиснулись к столику с закусками. Бальная зала была слишком маленькой для такого скопления народа, а приходилось еще и освобождать место для танцующих. Танец закончился, и все зааплодировали, заиграли обычную мелодию, не танцевальную, чтобы перевести дух и успеть пригласить новых партнеров.

Лиссарина взяла вазочку с мороженым, политым шоколадом, но аппетит как рукой сняло. В желудке поселилось это мерзкое предчувствие, мешавшее съесть хотя бы одну ложку, зато Ровенна уплетала свое за обе щеки. Рин даже стала ей завидовать: как все-таки легко и беспечно люди могут относиться к непривычной обстановке, незнакомым людям и странным порядкам, запрещающим на бале-маскараде носить маску.

– Какие прелестные создания озарили своим присутствием столь скромное общество, – перед ними, словно из ниоткуда, вырос мужчина в сиреневом фраке, белой маске с изображением ириса и двумя бокалами с шампанским в руках. – Не желаете ли попробовать? Сто пятидесятилетней выдержки. Оно того стоит.

Ровенна, скромно улыбнувшись, взяла один из бокалов, и бросила на Лиссарину повелительный взгляд: мол, давай тоже. Поджав губы, Рин взяла свой, по возможности избежав касания с рукой мужчины. Без перчатки. Очень странное место. Разве может мужчина не надеть перчатки на бал?

Мимо них проходил слуга с подносом, и мужчина взял бокал для себя. Втроем они стояли и смотрели друг на друга оценивающими взглядами. Ровенна пыталась разгадать, каково его положение в обществе, Лиссарина – с какой стати он подошел к ним, а что было в голове у мужчины знают только боги.

– У нас не принято представляться, поэтому прошу вас, можете называть меня Ирис. А как мне обращаться к вам?

– Ри, – тут же выпалила Лиссарина, не дав Ровенне представиться полным именем. Ро намек поняла.

– Меня можете называть Ро.

– Ри и Ро, – Ирис задумался, словно перекатывал их имена на языке. – Мне нравится. В этом что-то есть. Предлагаю выпить за то, чтобы вечер доставил нам всем одни лишь наслаждения.

Было в этом тосте что-то двусмысленное, что сразу же отозвалось звоночком в подозрительной Лиссарине, но не могла же она просто выплеснуть шампанское на пол? Так не поступают воспитанные леди, когда произнесен тост. И она сделала глоток, о котором будет сожалеть.

Лиссарина не знала, но зрачки в этот момент у нее расширились. По телу прокатилась приятная волна тепла и радости, и ей пришло в голову странное сравнение: такое чувство приходит тогда, когда, наконец, идешь в туалет после долгого ожидания. Облегчение и эйфория. Ей захотелось улыбнуться, хоть улыбалась она редко, но сейчас словно бы был повод. Она улыбнулась и сразу же рассмеялась, как маленький ребенок над скорченной рожицей. Глядя на нее Ровенна рассмеялась тоже, и они хохотали, прижавшись друг к другу лбами и глядя в глаза.

– Ты похожа на циклопа, – вдруг сказала Ро и засмеялась еще громче.

– И ты тоже, одноглазая.

Ирис смотрел на них, не отрываясь, как кошка смотрит на мышь, угодившую в ловушку, но девушки ничего не замечали. Мир стал изгибаться и тянуться, словно тесто, которое мнут руками, заискрился новыми цветами. Цветочки с платьев дам взлетели в воздух, то увеличивались, то уменьшались, и это было так прекрасно, что Лиссарина, заметив их, открыла рот удивления и замерла. Попыталась схватить один рукой, но не поймала.

– Дамы, может быть вы желаете посмотреть сад? – Ирис встал за их спинами и приобнял за плечи.

– О нет, я хочу танцевать! – защебетала Ровенна. – Пошли, Рин!

Она схватила подругу за руку, и, стремительно растолкав от себя людей, они проложили путь к центру, где выстраивались пары. Ирис, кажется, окликнул их, но его голос потонул среди гомона других. А девушки, заняв позицию и даже не понимая, какой танец сейчас будет, встали в пару, дожидаясь музыки. На них оглядывались удивленные гости, которым не приходилось видеть, чтобы женщина танцевала с женщиной, но Ро и Рин, обучавшимся танцам вместе и иногда практиковавшимся друг на друге, это было не впервой. Тем более чувство радости и окрыленности затмевало все остальное, и, в первую очередь, разум.