– Тебе следовало сказать, я прислал бы вино, – вежливо произнес он.
Максин мягко коснулась его руки, словно на мгновение легкокрылая бабочка опустилась на тыльную сторону ладони.
– Нет, Кристоф. Ты не можешь просто раздавать вина всем желающим. А продавец в магазине мне посоветовал, какие марки купить.
Он выбрал самые дорогие, отметил Кристоф и сообразил, что ужин обошелся графине в немыслимую сумму. Некоторые из его вин стоили дороже, чем прославленные марки французских конкурентов.
После ужина заиграла музыка, гости начали танцевать, но Кристоф не примкнул к ним. Он даже не представлял, что мог бы танцевать с кем-то, кроме Джой. Зато он с удовольствием беседовал с Максин и остальными, пока звучала музыка, и чувствовал себя свободно. Позднее подали крепкие французские ликеры и бренди. Гости начали расходиться только в половине второго ночи. К удивлению Кристофа, вечер с отменным угощением для избранных, куда он сам попал по чистой случайности, прошел чудесно. Максин устроила все великолепно, с элегантной утонченностью и безупречным вкусом. Эта вечеринка мало напоминала «простой дружеский ужин». Приемы такого уровня были редкостью даже в долине Напа, известной своим снобизмом и полной приезжих с большими деньгами. Когда Кристоф вслед за первыми гостями поднялся, чтобы уйти, Максин шепотом попросила его подождать, пока разъедутся остальные, и ненадолго задержаться.
– Всегда приятно немного посплетничать, – добавила она с лукавыми искорками в глазах.
Кристоф рассмеялся и кивнул. Они с Джой тоже любили поболтать в машине по пути домой, обсудить, как прошла вечеринка. Когда все разъехались, Кристоф сообразил, что со стороны это выглядело так, будто он близок с Максин и остался провести с ней ночь. Ему снова стало неловко, но графиня не сделала и не сказала ничего неуместного после ухода гостей. Сняв свои золотые босоножки от Кристиана Лубутена, с высокими каблуками и красными подошвами, она опустилась в шезлонг возле бассейна и завела разговор о прошедшем вечере. В прозрачном газовом платье, босая, она вдруг показалась Кристофу удивительно юной. Максин знала немало о своих гостях помимо того, что все они были несметно богаты, и рассказала о каждом. Мексиканец, как выяснилось, содержал красивую молодую любовницу-кинозвезду, а дама из Далласа завела роман с одним известным виноделом, что удивило Кристофа. У саудовского миллиардера в Эр-Рияде оставались еще три жены, которых тот обычно не брал с собой в путешествия и не водил на приемы, однако в Лондоне он зашел в «Графф», чтобы купить украшения всем четырем. Та же из женщин, что приходила на ужин, считалась главной женой и состояла в кровном родстве с королем Саудовской Аравии. Максин слышала сплетни обо всех и с удовольствием делилась ими с Кристофом.
– Как ты с ними познакомилась? – спросил он со смехом, не скрывая восхищения.
Кристоф еще не встречал подобных женщин: в Максин было что-то очень чувственное и притягательное. Он видел, что нравится ей, хотя принадлежал к иному кругу, нежели ее друзья, и не мог с ними соперничать. Пусть он добился невероятного успеха, его винодельня процветала, а во Франции семья Ламмене пользовалась известностью и почетом, однако состояние его не исчислялось миллиардами долларов, как у тех денежных мешков, что собрались минувшим вечером за столом Максин.
– Да так, встречались иногда то там, то тут, – произнесла она. – Я пыталась уговорить твоего друга Сэма Маршалла прийти, но он слишком занят.
Сэм не ответил на звонок, а его секретарша незамедлительно отправила Максин электронное письмо с отказом.
– Честно говоря, подобные вечеринки не в его вкусе. Ему бы не понравилось. Сэм предпочитает свой собственный мир.
Маршалл не уступал друзьям Максин ни в богатстве, ни в положении, но выбрал иной образ жизни. Его не интересовали ни яхты, ни роскошные дворцы, хотя он и жил в прекрасном доме. Почти все время Сэма занимали дела и жизнь в долине среди людей, прочно, обеими ногами стоявших на земле. Предки Кристофа, пожалуй, больше ценили земные радости. Саудовский магнат был знаком с двумя его дядями, которые любили красивую жизнь и обычно проводили лето на юге Франции. Кристофа это не привлекало, но у него по крайней мере имелся опыт подобной жизни. Сэм же чувствовал себя среди праздной роскоши как рыба, выброшенная из воды, и люто ненавидел всякие компании.
– Мы с мужем жили отшельниками, с тех пор как переехали из Парижа в его шато в Перигоре. Конечно, мне безумно не хватает его, однако я изголодалась по общению, по новым знакомствам, а здесь так много интересных личностей. По-моему, в долину Напа влечет людей со всего мира. – Максин улыбнулась Кристофу.
– Это верно, – согласился он. – И не всегда порядочных. Должен признаться, я предпочитаю общество собратьев по ремеслу, владельцев винных заводов, но сегодня мне представился редкий случай. Я никогда не встречал подобных людей. Наверное, ты скучаешь по Парижу. Там ты могла бы вести другую жизнь, не то что в нашей тихой заводи.
Максин казалась такой утонченной, элегантной и светской, что Кристоф не представлял ее рядом с обычными жителями долины и даже среди крупных виноделов вроде Сэма.
Она немного помолчала, а потом произнесла:
– Знаешь, какие во Франции сложные, запутанные законы о наследовании? У моего мужа остались пятеро детей, и три четверти имущества отошло им. Раздел собственности, при котором я получала свою четверть, а они остальное, проходил крайне тяжело. На время разбирательства на все активы наложили запрет, а мои пасынки с падчерицей хотели переехать в парижский дом и имение в Перигоре. У нас с мужем не было общих детей, что тоже сыграло свою роль. Ужасно неприятно. Я не могла этого вынести, у меня совсем расстроились нервы. Дети Шарля всегда ревновали отца ко мне, потому что я была к нему добра. У мужа четверо сыновей, настоящие чудовища, и дочь, которая терпеть меня не может. Друзья говорили мне, что я поступаю глупо, слишком благородно. Но я любила Шарля и не хотела видеть, как раздирают на части то, чем он дорожил. Я взяла лишь немногое, продала свою долю его детям и покинула Францию. Мечтала уехать от них как можно дальше. Я не в силах больше видеть наш парижский дом, это разбило бы мне сердце. Мы с Шарлем прожили там пять лет, самые счастливые годы моей жизни, а шато в Перигоре было мрачным, да к тому же сильно обветшало и нуждалось в ремонте: никто не занимался им со времен деда и бабушки Шарля. Я подумала, что переезд в долину Напа станет для меня чудесной переменой. С этим местом меня не связывают воспоминания. Здесь я смогу начать жизнь с чистого листа. Не знаю, надолго ли я останусь. Вероятно, ближе к осени переберусь на время в Лос-Анджелес. Или в Даллас, там гостеприимные, доброжелательные люди. Кстати, так я и познакомилась с парой, приходившей сегодня вечером. Я прожила там месяц, прежде чем приехать сюда. Еще у меня есть один старый приятель в Хьюстоне, он женат на уроженке Техаса из семьи нефтяного магната. Она познакомила меня со множеством людей. Но пока я вполне счастлива тут, в долине Напа. Я пережила две утраты: лишилась мужа и прежней жизни. Дети Шарля все разрушили. С моими сыновьями они тоже обошлись жестоко. В прошлом году мальчики потеряли отца, человека немолодого, а теперь еще и отчима. Год выдался тяжелый для всех нас. Я ищу себе новый дом, чтобы начать все заново. Моим сыновьям больше нравится во Франции, однако я хотела бы видеть их здесь, рядом со мной. Еще у меня мама восьмидесяти семи лет, я собираюсь взять ее к себе, когда куплю дом. Не стану перевозить ее, пока не решила, где буду жить.
Кристоф предположил, что дети покойного мужа Максин выплатили ей достаточно крупную сумму за то, что, как она рассказала, разрушили ее жизнь. В долине Напа графиня, несомненно, жила на широкую ногу в арендованном доме, находила себе развлечения и устраивала пышные приемы, но по ее словам выходило, будто пасынки ограбили ее и унизили. Однако, похоже, она не испытывала к ним враждебных чувств и не намеревалась затевать судебную тяжбу, а просто уступила свою долю наследства, согласившись на сравнительно небольшую компенсацию. У Кристофа это вызвало уважение.
– Что ж, надеюсь, ты найдешь дом, который ищешь, Максин, – искренне произнес он. – Поселишься среди хороших людей и вернешь себе душевный покой, ты его заслужила. Долина Напа – чудесное место. В здешних краях встречаются очень хорошие люди, хотя и не такие состоятельные, как твои сегодняшние гости.
– Спасибо, – тепло улыбнулась Максин.
Кристоф поставил бокал на стол и поднялся. Было уже очень поздно, почти три часа ночи. Когда все разошлись, он перешел на воду и больше не притрагивался к вину, так что мог сесть за руль. После вечеринки Кристоф чувствовал радостное возбуждение и подъем, но пьян не был.
– Я прекрасно провел время. Спасибо, что пригласила меня, – произнес он, направляясь к машине.
Максин шла рядом, босая, в струящемся воздушно-прозрачном платье от Нины Риччи, купленном в Париже. Впрочем, Кристоф об этом не догадывался, да и не запомнил бы, даже если б графиня сама ему сказала. Он знал лишь, что Максин красива, умна и очаровательна и ей крепко досталось во Франции от детей покойного мужа. Она была энергичной, остроумной и приятной собеседницей, помимо этого он не знал о ней ничего, да и не стремился узнать. Кристоф на мгновение задумался, станут ли они друзьями или же Максин переедет куда-то еще: эта женщина была слишком шикарной для долины Напа. Наверное, его жизнь казалась ей смехотворно простой, и в этом она не ошибалась. Но Кристоф любил свою жизнь и не променял бы ее ни на какую другую. А графиня была лишь редкой бабочкой из иного мира, диковинным созданием яркой расцветки, с крыльями, усыпанными бриллиантовой пыльцой. Прекрасной бабочкой из чужой вселенной.
Прощаясь, Максин снова расцеловала его в обе щеки, затем впорхнула в дом, а Кристоф поехал прочь на своем «астон мартине» с чувством, будто провел вечер на «летающей тарелке», полной удивительных пришельцев, а теперь возвращается на Землю. И как всегда, подъехав к дому, ощутил одиночество. Как бы ему хотелось рассказать обо всем Джой! Но те дни остались в прошлом.
На следующее утро после вечеринки у Максин Кристоф завтракал в кухне с Камиллой. Она собиралась встретиться с друзьями на теннисном корте в Мидвуде и надела костюм для игры. Приятно было оказаться снова в компании одногодков, вдобавок не работавших в винной индустрии. В последнее время ей приходилось думать в основном о винодельне и общаться с ровесниками отца. Сверстники исчезли из жизни Камиллы, когда она окончила колледж, а через несколько месяцев умерла мать.
– В котором часу ты сегодня вернулся домой? – с любопытством спросила она, поставив перед отцом чашку с кофе. – Я пришла в час, а тебя еще не было. Ну как, хорошо повеселился?
Камилла надеялась, что ему удалось немного развеяться, хотя он выглядел озабоченным. Кристоф все утро размышлял о вечеринке у Максин. Теперь все, что случилось вчера, представлялось ему нереальным, однако тот странный, единственный в своем роде вечер понравился. Он знал, что никогда больше не увидит тех людей, а может, и Максин тоже.
– Было изумительно, потрясающе, странно и даже немного жутко, словно я попал в фильм. Кинопродюсеры, нефтяные магнаты, саудовский миллиардер, у которого особняки по всему миру и небольшой гарем, причем три жены ждут его дома, а четвертую он возит с собой. Совершенно другая жизнь. Знаю, она есть и здесь, а в последние годы все больше захватывает долину, но мы с твоей мамой никогда не испытывали интереса к подобным людям. Однако все они оказались на удивление приятными. Мне понравилась вечеринка.
Кристоф не сказал дочери, что вернулся в три часа ночи, решив, что это не вполне прилично.
– А какая эта графиня? Очень старая? – улыбнулась Камилла.
– Вообще-то нет, хотя по твоим меркам – да: ей лет сорок пять.
– Правда? А я почему-то считала, что все графини старые! – воскликнула она.
– Это в кино. Некоторые графини носят титул с рождения. Она была замужем за очень пожилым мужчиной, его дети старше ее. Похоже, они доставили ей немало огорчений, как и французские законы о наследовании, поэтому графиня решила уехать. Она подумывает обосноваться здесь, но я сомневаюсь, что так и будет. Эта женщина привыкла вращаться в высших кругах, для долины она слишком респектабельна. Вероятно, графиня переберется в Лос-Анджелес или в Даллас. Пробудет тут еще месяца четыре, не более.
– Она где-нибудь работает? – Услышав, что графине сорок пять лет, Камилла заинтересовалась ею.
– Нет, насколько мне известно, хотя я не спрашивал. В молодости она работала моделью, потом вышла замуж. С покойным мужем прожила последние десять лет. Он умер в девяносто.
– Ничего себе! А ты нас познакомишь? Вы еще увидитесь?
Кристоф усмехнулся:
– Если ты спрашиваешь, собираюсь ли я с ней встречаться, то мой ответ – нет. Прежде всего я по-прежнему люблю твою маму и, наверное, всегда буду любить. Я пока не хочу жениться снова или заводить себе подругу. Вдобавок такая женщина, как Максин, не взглянет дважды на мужчину вроде меня. Я для нее недостаточно блистательный и лощеный, у меня нет ни яхты, ни особняка на юге Франции. Я живу в долине Напа и делаю вино.
– Она была замужем за девяностолетним стариком. По-твоему, это высший шик?
Кристоф рассмеялся:
– И все же, наверное, он был гораздо представительнее и респектабельнее меня, а я никогда не стремился блистать в высоких сферах. Так вот, возвращаясь к твоему вопросу: нет, вряд ли вы с ней встретитесь, хотя я попробую познакомить тебя с двумя ее сыновьями, когда они приедут. Возможно, они тебе понравятся.
В долине жили молодые люди, ровесники Камиллы из семей виноделов, но всех их она знала так же хорошо, как Филиппа, и они не вызывали у нее романтического интереса. А в Сан-Франциско Камилла не ездила, несмотря на его близость. Кристофа тревожило, что дочь не завела себе парня и не бегает на свидания, а проводит свободное время за работой, как он сам. Кристоф считал, что такая юная девушка должна жить более яркой, насыщенной жизнью. Джой в противоположность ему не беспокоилась за дочь, говорила, что Камилла еще кого-нибудь встретит, однако Кристоф не желал, чтобы какой-то бойкий красавец вскружил ей голову и увез его девочку куда-нибудь в Лондон или в Австралию, во Францию или в Чили, а то и в Южную Африку, туда, где делают вино. Он не мог смириться с мыслью, что однажды потеряет дочь, но не хотел, чтобы она осталась одинокой и несчастной. Ему прекрасно подошел бы в зятья какой-нибудь славный молодой человек из местных, сын винодела, но Камилла считала скучными всех, с кем выросла в долине.
Кристоф обрадовался, когда она сказала, что собирается позднее встретиться с друзьями. Он не лукавил, убеждая дочь, что она никогда не увидит Максин, однако вопреки его словам на следующей неделе француженка без предупреждения явилась на винодельню. Она попросила позвать Кристофа, и тот, одетый в джинсы, клетчатую рубашку и ковбойские сапоги, вышел из своего кабинета. На сей раз графиня предстала перед ним в тесных светлых джинсах, выгодно подчеркивавших ее изящную фигуру и длинные ноги. Наряд ее дополняла белоснежная блузка прекрасного покроя и черные, крокодиловой кожи сапожки для верховой езды от «Эрмес». При виде Кристофа она широко улыбнулась и на глазах у секретарши расцеловала его в обе щеки.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
Максин рассмеялась:
– Прости за вторжение, просто я была неподалеку и решила заглянуть. Ты прислал такое милое письмо.
В письме Кристоф поблагодарил Максин за ужин, надеясь, что жена гордилась бы им. Он никогда не был силен в подобных вещах, этим обычно занималась Джой, но теперь приходилось заботиться обо всем самому, а простая вежливость требовала написать пару слов после подобного приема. Он подумал, не послать ли Максин букет цветов, но потом решил, что это могло быть истолковано неверно.
– Твоя винодельня прекрасна, – с восхищением произнесла Максин. – Она намного больше, чем я думала. А что это за замок там, на холме? Мне на минуту показалось, будто я в Бордо.
– Там мы живем. Я построил шато, когда купил здесь землю. Привез из Франции все до последнего камня. Это сильно уменьшенная копия нашего фамильного шато в Бордо: дом невелик, ты сама убедишься, если подойдешь поближе. Хочешь, устрою тебе экскурсию по заводу? – предложил он, и Максин радостно кивнула.
– А твоя дочь здесь? – с улыбкой спросила она. – Я хотела бы с ней познакомиться.
– Конечно.
Кристоф повел Максин по длинному коридору к кабинету Камиллы. Та сидела за столом, хмуро глядя на экран компьютера, когда они вошли. При виде отца со спутницей она удивленно подняла голову. Камилла не знала, кто эта женщина.
– Привет. Кто-то внес неверную запись насчет двух последних тонн вина прошлогоднего урожая, что мы продали. – «Возможно, мама допустила ошибку во время болезни: когда мучают боли, внимание рассеивается», – подумала Камилла. Теперь ей предстояло все исправить. – Извините. – Она обошла стол и остановилась, ожидая, когда отец представит ее своей спутнице. «Наверное, новая заказчица или старая приятельница родителей», – решила Камилла.
– Максин де Пантен – моя дочь Камилла, – небрежно произнес Кристоф, когда женщины пожали друг другу руки.
Камилла на мгновение смутилась, но тотчас справилась с собой. Она представляла графиню совсем не такой. Вдобавок отец говорил, что они никогда не встретятся, а теперь его новая знакомая стояла перед ней.
Камилла почувствовала себя неряхой рядом с этой ухоженной, холеной женщиной, от которой исходил легкий аромат каких-то изысканных духов. В узких джинсах и крокодиловой кожи сапогах для верховой езды, с длинными черными волосами, собранными в хвост на затылке, она выглядела великолепно. Камиллу поразили ее молодость и утонченный шик. Ей стало неловко за свою старую выцветшую футболку с эмблемой Стэнфорда, джинсы с прорехами и кеды, но Максин тепло улыбалась ей и, казалось, вовсе не замечала, во что она одета.
– Мне не терпелось познакомиться с вами, вот я и решила зайти. Простите меня за бесцеремонность, – сказала графиня. – Ваш отец рассказывает о вас удивительные вещи.
Лицо Максин светилось дружелюбием, и Камилла вдруг оробела. Она впервые видела эту женщину, но та вела себя так, будто они с отцом близкие друзья. Даже с Камиллой графиня держалась на удивление открыто и непринужденно, с какой-то особой доверительностью.
– Я тоже рассказываю о нем удивительные вещи, – тихо заметила Камилла, улыбнулась отцу, и тот обнял ее за плечи.
После короткого разговора Кристоф сказал, что собирается устроить Максин экскурсию по винодельне, и они ушли. Камилла постояла у окна, глядя, как они идут к заводским корпусам. Она обратила внимание, что почти всю дорогу отец смеялся, и почувствовала, как по спине пробежал холодок. Француженка обращалась с ней так дружелюбно, и все же что-то в этой женщине ее насторожило, показалось фальшивым. Улыбка графини могла бы осветить весь мир, однако глаза смотрели холодно и зло. Минуту спустя Камилла отругала себя за подозрения: «Эта женщина всего лишь папина знакомая. Он говорил, что не собирается встречаться с ней». Она отвернулась от окна и вернулась к работе, чувствуя себя глупо, оттого что огорчилась из-за пустяка. Просто немного странно видеть отца рядом с чужой женщиной. Но когда-нибудь ей придется к этому привыкнуть.
– Очаровательная девушка! – воскликнула Максин, когда они с Кристофом вышли из здания конторы. – Она очень красивая и, несомненно, умная, если работает с тобой.
– Камилла собирается поступить в школу бизнеса через несколько лет, – с гордостью сообщил Кристоф. – Хотя, если честно, я не уверен, что ей это нужно. Здесь она приобретает опыт, какого не получит в школе. В особенности теперь, когда не стало ее матери. Камилла взяла на себя множество обязанностей, которые прежде выполняла моя жена.
Об обеих своих женщинах Кристоф говорил с искренней любовью, это бросалось в глаза.
– Твоя жена была счастливейшей женщиной, – сказала Максин, когда они вошли в помещение, где хранились бочки.
Завод был огромным, с дороги просматривалась лишь малая его часть. Винодельня шато «Джой» являлась солидным предприятием, хотя и уступала по размаху заводу Сэма. Сравнительно небольшой объем производства Кристоф восполнял высоким качеством вина и не стремился ничего менять. Его приятно поразили вопросы Максин. Похоже, она искренне интересовалась винным бизнесом и его работой. Графиня была знакома со многими крупными виноделами Франции и с любопытством расспрашивала, какие традиции он перенял, какие изменения внес, ей хотелось оценить сходства и различия методов. Кристоф провел с ней два часа и остался доволен. В знакомой, привычной для него обстановке Максин уже не казалась ему роскошной светской львицей. Если не считать дорогих сапог из крокодиловой кожи, то она выглядела как простая смертная, держалась свободно, и Кристоф с удовольствием рассказывал ей об особенностях своего ремесла. Часы пролетели быстро. Провожая Максин к автомобилю на заводской парковке, он с удивлением заметил, что время близится к пяти. Тогда ему пришла в голову одна мысль.
– Хочешь зайти в дом и выпить бокал вина? – Кристоф все равно собирался уходить с завода, свои дела он почти завершил, а начинать работу над новым проектом было уже поздно.
– С радостью, – отозвалась Максин. Они незаметно перешли на французский. – Ты уверен, что это удобно? Не хочется доставлять тебе беспокойство.
Кристоф усмехнулся и покачал головой:
– Ну что ты, какое беспокойство! Если не возражаешь, я проедусь вместе с тобой вверх по холму. Сегодня я пришел на завод пешком.
Они с Камиллой часто так делали, им нравилась небольшая разминка перед началом рабочего дня, да и разговоры по пути.
Сев в «мерседес» Максин, Кристоф показал ей, как подняться по склону к шато. Они видели дом за частоколом высоких деревьев, пока автомобиль взбирался по извилистой дороге, однако оценить подлинные размеры и изящные пропорции шато можно было, лишь достигнув вершины холма. Дом был маловат для замка, но по местным меркам считался очень большим. Когда Максин вышла из машины, чтобы рассмотреть его, на лице ее отразилось неподдельное изумление.
– Я будто вернулась домой, во Францию, – произнесла она с ностальгической грустью, и Кристоф подумал о шато в Перигоре, которое отняли у нее дети покойного мужа. Ему стало жаль Максин. В ее жизни тоже были свои горести, трагедии и разочарования. За ее уверенной манерой держаться скрывалась уязвимость, это его тронуло.
Кристоф проводил Максин в гостиную, где на стенах висели портреты французских предков и родителей, а на столах повсюду стояли его с Джой фотографии в серебряных рамках и множество снимков Камиллы разных лет, с самого младенчества. В уютной, теплой атмосфере дома чувствовалось нечто глубоко личное. Максин привели в восхищение изысканные фрески, которыми Джой покрыла стены шато, когда закончилось строительство. Этот прекрасный дом отличался от снятого внаем жилья Максин, где все было новым. Казалось, он простоял здесь не двадцать три года, а столетия.
Кристоф предложил Максин бокал вина, и они расположились в саду, где он обычно сидел с Джой тихими вечерами. Там, к своему удивлению, и нашла их Камилла через час, вернувшись с работы. Отец не выходил посидеть в саду с тех пор, как умерла мама. При виде француженки, раскинувшейся в любимом мамином кресле, Камилла не поверила своим глазам.
– Ой… простите… не знала, что ты здесь, папа, – пробормотала она.
В кухне Камилла заметила открытую бутылку вина любимой марки отца, урожая того года, когда она родилась. Это вино он считал лучшим.
– Мне, пожалуй, пора, – сказала Максин, снова перейдя на английский, улыбнулась Камилле и поднялась.
Камилла слышала, как отец с гостьей говорили по-французски, и это неприятно задело ее. Папа всегда сожалел, что Джой не знает французского. Мама пыталась освоить его, когда они только поженились, но вскоре бросила – языки давались ей с трудом. Отец с явным удовольствием говорил с Максин на родном языке, они хорошо проводили время вдвоем.
Они оставили бокалы в кухне, и Кристоф проводил гостью к автомобилю. Камилла слышала, как он сказал: «В следующий раз я устрою тебе экскурсию по всему дому» – и невольно задумалась, что отец собирался показать Максин. Их спальни? Библиотеку, где родители проводили вечера за чтением у камина? Домашний кабинет Джой? Все в доме представлялось ей очень личным, не предназначенным для чужих глаз, а эту женщину отец видел дважды в жизни и, по его словам, не собирался встречаться с ней снова, да и не хотел. Однако она явилась к нему в контору, а теперь пила с ним вино, сидя в мамином кресле в их собственном саду. От этой мысли Камилле стало не по себе, будто Максин вторглась в их мир, причем сделала это намеренно.
– Я позвоню тебе, как только вернусь из Голландии, – сказал Кристоф, когда улыбающаяся гостья села в машину.
– Прости, я отняла у тебя много времени, – проговорила она. – От экскурсии по винодельне я в полном восторге, а дом у тебя просто чудо. – Максин повернула ключ в замке зажигания и снова восхищенно посмотрела на шато.
– Я прекрасно провел время, – заверил Кристоф. – Мы обязательно пообедаем во «Френч лондри», когда я вернусь.
Этот ресторан считался лучшим в долине Напа.
– Было бы чудесно, – радостно отозвалась Максин, помахала рукой и поехала вниз по петляющей дороге, а Кристоф медленно побрел к дому, думая о ней.
День, проведенный с графиней, прошел на удивление приятно. Он не ожидал, что будет чувствовать себя так легко и свободно в ее обществе. Несмотря на знакомство со множеством богатых влиятельных людей, она держалась просто и скромно, без налета светскости. Он подумал, что мог бы подружиться с Максин, ему не терпелось пригласить ее на обед в благодарность за роскошный ужин в ее доме.
К возвращению отца Камилла уже накрыла на стол, разогрела в микроволновке приготовленные Ракель тамале и энчилады, достала из холодильника большое блюдо с салатом. Они оба любили мексиканскую кухню. За ужином Камилла не произнесла ни слова, отец заметил, что она чем-то огорчена.
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
Дочь покачала головой и улыбнулась, но глаза ее смотрели печально, и Кристоф задумался о том, что же произошло. Камилла молчала, пока не вымыла всю посуду, а потом рассказала отцу о своих новых идеях относительно социальных сетей, которые помогли бы привлечь внимание молодежи к менее дорогим маркам их вина. Кристоф одобрил идею, и она добавила, что подыщет маркетинговое агентство, которое займется продвижением вина в «Твиттере» и «Фейсбуке». Не так давно Камилла попробовала запустить рекламу сама и следила за ее эффективностью, однако потом решила, что правильнее будет обратиться в специализированную компанию и поручить эту задачу профессионалам.
– Ты отлично поработала, – похвалил отец, но видя, что Камилла по-прежнему чем-то расстроена, наклонился к ней и ласково коснулся ее руки. Ему невыносимо было видеть дочь несчастной, а она казалась очень грустной за ужином. – Что с тобой? Что тебя огорчило?
– Да просто глупость. Было странно прийти домой и увидеть тебя в саду с той женщиной. Она сидела в мамином кресле словно у себя дома. Наверное, рано или поздно мне придется к этому привыкнуть, – пробормотала Камилла с мокрыми от слез глазами.
Кристоф притянул ее к себе и обнял.
– Это время пока не настало, – тихо произнес он, поглаживая дочь по длинным светлым волосам, которые до сих пор еще делали ее похожей на ребенка, особенно когда она бывала занята и просто распускала их или заплетала в косы. – Никто и никогда не займет место твоей матери. Я тоже думал об этом, увидев, как Максин села в ее кресло, но не хотел быть невежливым и не стал ей ничего говорить. Вероятно, нам обоим придется к этому привыкать, когда сюда будут приходить люди. Я едва знаком с Максин и вовсе не пытаюсь за ней ухаживать. Она интересная женщина, на ее долю тоже выпало немало невзгод. Здесь ей одиноко. Она никого не знает в долине, а народу тут мало. Нужно быть добрее к людям. Однако это вовсе не означает, будто я влюбляюсь в Максин.
Камилла чувствовала в графине что-то недоброе, хотя не знала, как объяснить это. Она видела: происходит нечто скрытое, неявное, далеко не такое невинное, как описывает отец, который бывал подчас слишком простодушен и наивен, чтобы верно судить о людях. Мама всегда так говорила. Камилла подозревала, что Максин де Пантен преследует какую-то цель.
– А если она охотится за тобой, папа?
Она вопросительно взглянула на отца. Он был привлекательным мужчиной, владельцем процветающей винодельни, а теперь еще и вдовцом. Многие женщины желали бы его заполучить.
– Максин не охотится за мной, Камилла, – возразил Кристоф. – Она знакома со множеством куда более влиятельных мужчин, чем я. Для нее я лишь мелкая рыбешка в крошечном пруду. Она может вернуться в Париж или поехать куда-нибудь еще в поисках рыбы покрупнее. Вдобавок, уверен, я ей не нужен. Одни сапоги, в которых Максин приходила сегодня, стоят, наверное, не меньше винного завода, – добавил он со смехом, и Камилла не удержалась от улыбки, вспомнив те сапоги. Она никогда прежде не видела сапог для верховой езды из крокодиловой кожи и понятия не имела, сколько они могут стоить. – Поверь, Максин не интересуется мной, а я ею, мы просто друзья, вот и все. Тебе совершенно не о чем волноваться. В следующий раз я никому не позволю сесть в кресло твоей матери.
Камилла, сама не зная почему, не доверяла француженке, ее не оставляло странное ощущение, что мама тоже отнеслась бы к ней с подозрением. Джой всегда замечала, когда какая-нибудь женщина пыталась подступиться к Кристофу, и предупреждала его. Тот всякий раз отмахивался, ему не верилось, будто женщины охотятся за ним. Он был совершенно счастлив в браке и ни разу даже не взглянул на другую женщину. А теперь Джой нет. Камилла понимала, как одиноко отцу, каким пустым кажется дом без матери. В их жизни разверзлась дыра шириной с небо, но Камилла не хотела, чтобы Максин де Пантен пыталась ее заполнить. При мысли об этом по ее спине прокатился холодок.