Даниэль Агрон
Белый жук в чёрной сметане
ОН: – А как же в школе ты училась?
ОНА: – Меня выгоняли три раза. Даже в интернат хотели отдать. Я люблю дружить. Люблю любить. И этим все пользуются. Поэтому я и сбежала.
ОН: – Куда? В Израиль?
ОНА: – Сперва в Израиль, потом здесь в Израиле сбежала. К Траху.
ОН: – К кому?..
ОНА: – К Феде Траху.
ОН: – Это где галерея и здешняя русская богема?
ОНА: – Не только русская. Там как раз все равно, кто откуда. Просто, все такие, как я.
ОН: – Ты извини, что я о вас так отозвался.
ОНА: – Да ничего, я понимаю.
(Пауза) Тем более, все что ты сказал, в общем, правда, все так и есть. Мы – десяток/полтора придурков, которые собираются в самопальной галерее в полуподвале рядом с Тель-Авивской набережной, бухают и хвалятся друг перед другом своими работами. Или просто бухают.
ОН: – А люди хоть хорошие?
ОНА: – Да разные… Я даже не знаю, бывают ли люди хорошие или плохие. Скорее мертвые или живые.
ОН: – Понимаю. Сам себя чувствую иногда уже не живым
ОНА: – Раз чувствуешь, значит еще живой.
Берет его за руку. Гаснет свет.
СЦЕНА 9
ОНА: – Ой, что это?
ОН: – Не знаю, раньше такого не бывало.
Зажигает фонарик, ищет что-то.
ОНА: – Какой фонарик смешной, такой маленький.
ОН: – Хорошо хоть такой дали.
ОНА: – И как же ты с этим детским фонариком прорываешься сквозь непролазную чащу?
ОН: – Непролазная чаща в Тель-Авиве. Как правило, прекрасно освещена и дорожки прекрасно ухожены. Правда все остальное в жопе… Ой, извини.
ОНА: – Ну почему же? Наконец-то, начали разговаривать нормальным языком
ОН: – Ну да, мы же бывшие советские люди. Слово «жопа» сближает лучше всего. Погоди-ка секунду…
Загорается одна свеча, а потом другая. Фонарик гаснет
ОНА (радостно): – Да ну, ты что, серьезно?
ОН (улыбаясь): – Нет, не серьезно… Вообще-то, не полагается, но держу.
ОНА: – А зачем держишь? Свет-то вроде обычно не выключают.
ОН: – Дело не в том, что выключают или не выключают… Ну, в общем, короче, иногда я попадаю работать в пятницу. И вот наступает вечер, появляется первая звезда, пятница уходит, и я встречаю субботу и зажигаю свечи. Это как начало маленькой новой жизни.
ОНА: – Ой, ты что, религиозный?
ОН: – Я? Не смеши. Я вообще, как дундук – ничего не понимаю. Я помню, дед в этом разбирался, он все время свечи зажигал вечером в пятницу, и он знал зачем… он вообще много чего знал. А потом деда не стало, а я был ещё маленький, и все как-то потерялось. Потом все и вовсе стало обыкновенно, все вдруг развалилось, и я оказался здесь. Старшая дочка ушла на небеса, жена ушла к местному хозяину магазинчика, а я в будку охранника. К чему это я?..
ОНА: – К свечам…
Пауза.
ОН: – Понимаешь, когда я зажигаю их я как будто провожу границу между прошлым и, пока еще не знаю каким, но будущим. Мне кажется, что это как-то важно, провести эту границу. Правда иногда я думаю, что я вот провожу эту границу каждую неделю, а будущее как-то не наступает. Все повторяется снова.
ОНА: – Оно наступит. Может быть оно уже наступает. Мне сейчас вдруг показалось, что главное за него не беспокоиться.
ОН: – То есть как?
ОНА: – Ну, не знаю? Мне кажется, что если дергаться, беспокоиться, то мы будущее этим отпугиваем. Надо просто верить.
ОН: – А ты умеешь?
ОНА: – Нет, не очень, если честно. Какая умная? Других учу, а сама не очень.
ОН (улыбаясь): – Да все мы не очень. Зато ты художница, картины пишешь. А я даже Чебурашку нарисовать не умею.
ОНА (улыбается): – У тебя другие таланты.
ОН: – Какие еще таланты? Ты о чем?
ОНА: – Ты хороший.
ОН: – И?..
ОНА: – Что «и»?
ОН: – Ну тебе кажется, что я хороший – и что?
ОНА: – Разве мало? Это, знаешь, очень много по нашим временам.
ОНА: – Ты знаешь, я поняла, что самое интересное: ты об этом будущем вообще думаешь.
ОН: – Так все ведь думают.
ОНА: – Никто не думает, почти никто. (Пауза) Я бы никогда не смогла с ним, наверное.
ОН: – С этим твоим? Стрелком?
ОНА: – Наверное, он не хотел стрелять. Я же прыгнула, вот он от неожиданности …
ОН: – Так почему ты не смогла бы с ним? Ты богемная, а он порядочный?
ОНА: – Да нет, при чем здесь это?
ОН: – Из-за будущего?
ОНА: – Да, то есть из-за его отсутствия. Эти как раз о нем не думают. Ни он, ни его драгоценная мамочка. Я это просто слишком поздно поняла. К тому моменту, когда мне все стало отвратительно, он как раз и успел в меня влюбиться. И начал считать своей. Он работает в этой его грёбаной преуспевающей компании. Он же крутой специалист. Крутой, как переваренное яйцо.. Мы поженимся под зубовный скрежет его мамочки. Она, естественно, будет скрежетать своими акульими челюстями, потому что нет на свете той, которая была бы достойна ее тридцатишестилетнего мальчика. Потом, под проклятья этой мамочки, разумеется, мы переедем на съёмную квартиру. Только не далеко от мамочки, чтобы она всегда могла нас достать. А потом… О-о-о, потом мы влезем в ипотеку, и купим свой собственный уютный уголок. Выплачивать её мы будем недолго, потому что он у меня хорошо получает: лет за 10 рассчитаемся, за эти 10 лет я образумлюсь и стану приличная жена и образцовая клухо-мать…
ОН: – Как?
ОНА: – Клухо-мать. Нашим двум мальчикам. Нет, я, конечно, могу заниматься рисованием дома, для себя. И он даже не настаивает, чтобы я готовила. мы можем покупать все в замороженном виде в супермаркетах, разогревать в микроволновках и, если что, заказывать домой пиццу.
ОН: – Вот же несчастье.
ОНА: – Очнись, это именно счастье, так, как они его понимают. Он сожрет несколько человек у себя в компании и поднимется по социальной лестнице.
ОН: – А на хрена?
ОНА (укоризненно): – Ну вот, ничего ты не понимаешь. Потому что иначе сожрут его, и по социальной лестнице поднимется кто-нибудь другой – это же правило корпоративной жизни.
ОН: – Корпоративной – значит, уже не жизни…
СЦЕНА 9.1
ОНА: – Мы будем два раза в год ездить за границу в отпуск. Один раз в Европу – ну, там, Лондон, Париж, потому что мы – убогие, самодовольные израильтяне обязаны отметиться в просвещенных Европах. Второй раз – непременно в какую-нибудь антисанитарную Индию или в Таиланд, чтоб там непременно покататься на грязных слонах. Еще мы будем тоннами фотографировать самих себя, выкладывать это все в Фейсбуке и рассылать таким же, как мы.
ОН (улыбается): – Для чего?
ОНА: – Как для чего? Чтобы другие увидели, что мы есть. Каждый год фотографируюсь на фоне Эйфелевой башни – следовательно, существую. Катаюсь в Таиланде на грязном слоне – следовательно, существую! По выходным к нам в гости будут ходить его коллеги со своими клухо-женами. Мужики будут собираться в кучу, пить виски и разговаривать – о чем?
ОН: О чем?
ОНА: О работе они будут говорить! О работе! Мужики будут говорить о работе, а мы, ихние жёнки, будем рассаживаться в своем углу на диванах и кудахтать о своем, о женском: о том, куда и когда ездить за покупками, какая, когда и как рожала, в какую заграницу кто куда ездил. Мужики будут обсуждать, кто какую машину и технику купил, а мы, клухи, будем обсуждать свои покупки. Мы же с мужиками две разные половины человечества. Поэтому каждому свое. И, когда мы объединяемся, тогда наступает полная гармония. Только через букву «О» – гО-О-Ормония. Вот это и есть современный тренд. Вам ясно, мужчина?
ОН: – Да. Кранты…
ОНА: – Но, если ты думаешь, что мы однобокие, скучные и с нами не о чем поговорить – ты ошибаешься. Мы очень разносторонние, прогрессивные, и иногда у нас есть даже мнения по разным проблемам. И мы, конечно, голосуем за левые партии.
СЦЕНА 9.2
ОН: – За левые?
ОНА (с иронией): – Это ты отсталый, и голосуешь за правых. А мы прогрессивные, и голосуем за левых, потому что они, как бы, борются за права человека.
ОН: – Это за то, чтобы в Тель-Авивском горсовете было достаточно лесбиянок из Эфиопии?
ОНА: – Вроде того. А, и еще, чуть не забыла. Мы обязательно, непременно, демонстративно в Израиле жрём свинину, чтобы показать, какие мы прогрессивные… (пауза) ты представляешь, от какого счастья я отказалась?
ОН: – Не верю. Ушам своим не верю. Как ты могла?
ОНА: – Да уж. Упустила свое счастье… А если честно, сделала человека несчастным.
ОН: – Ты говоришь он начал считать тебя своей?
ОНА: – Да. Он собственник. Не понимаю, как, но я послала ему сигнал, что принадлежу ему.
ОН: – Не посылала ты ему никакого сигнала. Никто никому принадлежать не может. Ручка мне может принадлежать, машина может, а женщина не может, и дети не могут. Они все сами по себе.
ОНА: – Расскажи это ему или его мамочке. У них если есть отношения, то только строго имущественные. В его мозгах как-то все устроено так, что ты принадлежишь ему. А он, в свою очередь, своей мамаше. Вот такие дела… и никто не знает, что с этим делать.
Зажигается свет. В дверях стоит ПАРЕНЬ.
СЦЕНА 10
ПАРЕНЬ: – Ничего не надо делать. Давай объяснимся.
ОН хватается за пистолет и рацию
ПАРЕНЬ (устало): – Оставь, не дергайся, ты здесь вообще ни при чём. (Поворачивается к НЕЙ) За что ты меня так ненавидишь?
ОНА: – Я? Тебя? (пауза) А с чего мне тебя ненавидеть? Ты что, мировое зло? Я ведь тебя даже любить пыталась…
ПАРЕНЬ: – У нас все могло быть хорошо, и может быть хорошо.
ОНА: – Знаешь, в отличие от меня, ты вроде крепко в этом мире сидишь, устроен – но, если посмотреть на всю жизнь, то ты как будто и не в этом мире. Вернее, знаешь, что – ты действительно в другом мире, у вас там свой мир. Я в него не вписываюсь, это не мое понимаешь?
ПАРЕНЬ: – Слушай, ты же уже не девочка…
ОНА: – О, спасибо, что напомнил! А я-то думаю, почему на меня не налезают колготки, которые я носила во втором классе.
ПАРЕНЬ: – Не сбивай меня, я серьезно. Сколько еще ты будешь вот так?
ОНА: – Как? Когда мне хорошо?
ПАРЕНЬ: – Тебе? Хорошо? Посмотри на себя. (Пауза. Меняя тон) Я люблю тебя.
ОНА подходит к ПАРНЮ.
ОНА: – Дорогой мой, ты немного неправ… (разглядывая его лицо) Ты не прав, потому что ты любишь не меня. Ты любишь себя… молчи, молчи…Ты любишь собственную жизнь. Ты очень ценишь собственное достоинство и для тебя очень большой удар, что твоя вещь, часть твоей жизни – ну, ты почему-то так решил, что я часть твоей жизни – с тобой не согласилась и от тебя ушла. Это тебя так оскорбляет. Бедняжка. Ты всё уже решил, и всегда все было так, как ты решал, а я испортила картину мировой гармонии. С таким идеальным – и не хочу быть вместе. Какая я сука… (пауза) хотя и правда, сука. Не могу же я быть кобелём, по определению.
ПАРЕНЬ: – Ты о каких кобелях? Я тебе не изменял.
ОНА: – О чем ты? Ах да … Разные системы мышления. Разные миры. Знаешь, лучше изменял бы.
ПАРЕНЬ: – Ненормальная.
ОН: – Выражайся аккуратней, а?
ОНА: – Да, нет, зачем? Все правильно. Для них я ненормальная, а для меня они… (поворачивается к парню) Знаешь я ведь правда не твоя… как так можно жить.
ПАРЕНЬ: – Иди к черту! (уходя, останавливается; поворачивается) Кстати, свет выключил я.
