Данияр Сугралинов
Сидус. Вида своего первый
Открыть огонь? Прикончить тварь, пока она меня не убила? Я направил на нее левую руку, привел плазмаган в боеготовность и выдал вниз огненную очередь. Выплюнув с десяток зарядов в камень, раструб заглох. Тварь этого словно не заметила.
Правой ладонью, отвечавшей за импульсный ствол, я попробовал дотронуться до «паука», но манипулятор «Джаггернаута» прошел насквозь. То, что это ошибка, стало понятно мгновением позже. Силовое поле бешено замерцало и отключилось, а следом могучая конечность «Джаггернаута», бронированная сверхстойкими сплавами, просто отвалилась. Вместе с управляющей ею рукой – моей рукой.
До того, как обрубок взорвался болью, я увидел отсеченную часть «Джаггернаута», рассыпающуюся на стальные опилки и мелкие куски плоти, словно она проходила через гигантскую терку, леденеющие на лету капли крови и фонтан, бьющий из перерубленных артерий по плите Предтеч.
Обнаружив разгерметизацию скафандра, встроенный искусственный интеллект «Джаггернаута» залепил дыру, спаял намертво. Кровь продолжала изливаться тугими выплесками, но, не имея выхода, начала заливать скафандр. Легкий укол в шею – сработал автодоктор, вводя сильнейшее обезболивающее и стимулятор, чтобы я не потерял сознание от болевого шока, и одновременно заработали наноботы, сперва спаивая артерии и вены, потом – капилляры, мышцы, кожу.
«Сам сдохну, а тебя прихвачу с собой!» – прорычал я, ощутив прилив сил и какой-то горячечный азарт, вызванный, видимо, стимулятором. Страшно было подумать, что сделает эта тварь, если поднимется наверх и проникнет в колонию.
Где-то на краю поля зрения мелькнула сторона Куба Предтеч. Мне показалось, что объект светится, но сейчас не до загадок. Я выдал плазменный сгусток туда, где находилась тварь, но ее и след простыл.
Ах так?! Я выругался, сервоприводы взвыли, пытаясь выполнить мою мысленную команду и растоптать тварь, но было уже поздно. В ту же секунду что-то ударило меня в грудь, и потолок с полом поменялись местами. Каким-то образом относительно небольшой «паук» завалил массивного «Джаггернаута» на спину. Раздался писк садящейся батареи, и тактический экран исчез. Враг сжег всю электронику?
Сжег ли? Скорее поглотил энергию – с «Джаггернаутом» произошло то же самое, что с дронами в тоннеле. Вершина технологий превратилась в бесполезную груду металла.
Казалось, что тварь вот-вот добьет меня, но секунду, две, десять я продолжал жить, а вернув хладнокровие, активировал аварийный выход.
Продуманной механики хватило, чтобы раскрыть корпус «Джаггернаута» и вытолкнуть меня. Я среагировал на проблеск, движение тени, и отчаянный удар кулаком угодил в инопланетную тварь!
Вот только пострадал не «паук», а я сам – хрустнули кости, отдаваясь вибрацией в зубах, руку начало корежить. Запаниковав, выдернул ее из невидимой мясорубки и откатился. Попытался резко подняться, но едва удержал равновесие, потому что опереться было не на что: одну руку отсекло, в другой словно переломало все кости.
Рядом маячила раскрытая створка экзоскелета. Все мое внимание переключилось с незримого «паука» на аварийную панель «Джаггернаута». Интерфейс экзоскелета отключился, связь с ним тоже, и остался единственный способ запустить самоуничтожение: ввести код вручную, как раз на такие случаи он и был рассчитан. Я перекатился к экзоскелету и попытался вскрыть панель, но еле-еле слушался только большой палец, остальные стали будто чужими и бесполезными. Пот и кровь, просочившиеся под шлем, застилали глаза, сердце рвалось из груди, жилы, казалось, трещали, напрягаясь от тщетных усилий, но я не сдавался.
И не сдался бы, но тяжелые заостренные лапы припечатали меня к земле, уперлись в грудь. Под весом твари я не мог даже дышать, не то что высвободиться. «Паук» провел конечностью по щитку, и прочнейшее стекло развалилось на части. Лицо обожгло морозом, оно сразу начало неметь, а на ресницы сел иней.
Я задержал дыхание, все еще отчаянно пытаясь дотянуться до аварийной панели, поддеть ее пальцем. Давай! Дернулся – тщетно. Остались только я и «паук» на моей груди, заслоняющий угловатым туловищем реликт, оставшийся от Предтеч.
Чудовищные полупрозрачные жвала коснулись кожи лица, обжигая космическим холодом. Из пасти твари высунулись щупальца – гибкие, но твердые и острые. Два полезли в ноздри, третье – в рот. Я приготовился умереть и широко раскрыл обледеневшие глаза, желая запомнить убийцу. Кто знает, может, сказки про перерождение – не такие уж сказки?
Я уже задыхался, но вдруг полумрак пещеры взорвался ослепительным светом, таким ярким и горячим, что меня обожгло. Стало легко, на грудь больше ничего не давило, лица – ничто не касалось.
Последнее, что я увидел, – это как гаснет убийственный свет, опадает исчезающей пылью «паук» и звездным огнем выжигаются на Кубе Предтеч символы, похожие и на руны, и на иероглифы, и на арабскую вязь.
Сердце мое остановилось, а символы древней цивилизации все еще жгли превратившиеся в лед глаза.
Глава 1. Вида своего первый
Я пришел в себя от жжения в глазах. Попытался поднять веки, но не смог – они слиплись. Потянулся руками и ощутил сопротивление плотной среды, словно меня затянуло в трясину. Собственное тело отказывалось слушаться, будто я плыл в вязком киселе, не в силах выбраться на поверхность. От этой мысли запаниковал, дернулся, судорожно вздохнул… и успокоился. Я мог дышать, а значит, меня всего лишь поместили в медицинскую капсулу. Густая, склизкая жижа, мешающая движениям, – обычный биогель.
Но что произошло? Как я сюда угодил? В медкапсулу погружали только тех, кто получал смертельное ранение, со всем остальным легко справлялись переносные устройства.
Я напряг память, чтобы разобраться в происходящем, но это усилие отозвалось резкой головной болью. Поморщившись, попытался вспомнить, где находился до этого. Перед закрытыми веками мелькали смутные образы, мечущиеся огни фонариков, странные символы; слышались крики и шорох плазменных выстрелов. Вспыхнул ослепляющий свет, и… Картинки были нечеткими, ненастоящими, словно частицы полузабытого сна.
Отчетливо я вспомнил лишь то, что дело происходило на Марсе в какой-то пещере. Со мной были Хаец, Волошин, Рамирес и Квон. Две недели мы охраняли исследовательскую группу Первой Марсианской компании… Больше – ничего. Я мог прокрутить воспоминания лишь до сцены, как переговаривался с Джоанной, изнывавшей наверху от безделья, потом меня окликнул профессор Ли и… Дальше воспоминания меркли.
Я с силой сжал сомкнутые веки, словно пытаясь выдавить из дебрей сознания еще хоть что-то, – и тогда во мгле замельтешили странные объемные знаки, не то руны, не то иероглифы. Сфокусировавшись на них, заметил, что они не просто хаотично движутся, но и постоянно преобразуются, меняя форму и цвет, то ярко вспыхивая, то угасая до едва различимых очертаний.
С закрытыми глазами, лежа во мгле биогеля в медицинской капсуле, я не мог ничего иного, кроме как наблюдать за видением. Даже удалось приспособиться, и теперь казалось, что значки скачут на расстоянии вытянутой руки, напоминая текстовые уведомления голографических линз.
От скуки я попытался найти смысл в передвижении символов, но не сумел, оно было беспорядочным. Тогда я принялся отслеживать один символ, похожий на жучка-скарабея. Этот значок почти не менял форму, только цвет – от темно-серого до ярко-желтого, от розового к фиолетовому. «Лапки» скарабея то удлинялись, то укорачивались, то раздваивались, и тогда значок напоминал цветную снежинку.
Я утомился и сам не понял, когда отключился.
А когда очнулся, символы уже остановились, выстроившись в несколько рядов. С изумлением я осознал, что понимаю их и даже могу разобрать написанное.
Вот только смысла в прочитанном я не уловил. Текст гласил:
Вида своего первый да будет поощрен.
Проследуй туда, где зародился путь, устланный питающей жидкостью.
Следующий час я крутил фразу в голове, переставляя слова так и эдак, но понятнее она не становилась. Все, что сообразил: я первый своего вида (в чем?) и меня хотят поощрить (кто?). Для этого нужно попасть туда, где зародился путь. И путь этот устлан питательной жидкостью. Водой? Мало того, что сама по себе фразочка казалась полным бредом, но и ее появление в голове было явным признаком надвигающегося безумия.
В раздумьях я не заметил, как символы поблекли и уменьшились так, словно с расстояния вытянутой руки отлетели метров на сто.
– Как вы себя чувствуете? – Голос доносился из-за пределов капсулы, а потому прозвучал глухо. – Поднимите большой палец, если о’кей…
Я так и сделал. Спустя полминуты биогель схлынул, позволив наконец открыть глаза, которые тут же пришлось снова закрыть: яркий свет с непривычки слепил. Жжение усилилось, и я заморгал. Таинственные символы почти исчезли, но все равно оставалось ощущение, что в глаза попал песок.
Верхняя створка капсулы раскрылась, показался скуластый коротко стриженный мужчина-азиат в белом халате. Не представившись, он протянул мне пластиковый контейнер с водой.
– Сполосните горло.
Я попробовал опереться на локоть, чтобы попить, и едва сдержал стон. Опустил голову и чуть не задохнулся, горло сдавило спазмом от ужаса: я действительно сильно пострадал. Очень сильно. У меня осталась только одна рука, левая. Правая торчала из плеча толстым обрубком. Как же я ее потерял? Да что, черт возьми, произошло?
– Что у меня с рукой? – прохрипел я, выталкивая звуки из пересушенного горла.
– Вы ее лишились, – ответил доктор. – При невыясненных по сей день обстоятельствах. Но не переживайте, мистер Райли, травму вы получили во время исполнения служебных обязанностей. Не сомневаюсь, что страховка работодателя покроет установку вам генетического импланта – рука будет как собственная. К сожалению, в этих условиях… – Он обвел рукой пространство вокруг. – В этих условиях я могу установить вам лишь биопротез… Но нужно, чтобы ваш работодатель согласился его оплатить.
Отсутствие руки меня удивило, но все же не шокировало. Будучи миротворцем, я видел, как товарищи теряли руки и ноги, а потом возвращались в строй с новыми, армия оплачивала установку бионических конечностей, почти ничем не отличавшихся от настоящих, – так что решил погоревать потом. Сейчас же первым делом хотелось утолить жажду.
Пить пришлось, опираясь на обрубок. Утолив жажду и смыв ощущение наждачной бумаги в глотке, я вернул опустевший контейнер доктору и спросил:
– Кто вы?
– Я доктор Нгуен, – ответил тот. – Помните, кто вы? Как вас зовут?
– Картер Райли. Где я?
– В медблоке базы Скиапарелли, принадлежащей Первой Марсианской компании, – ответил доктор Нгуен. – Вы на Марсе, Картер. Помните, как сюда попали?
– По контракту с вашей компанией. Ваши роботы-шахтеры что-то обнаружили в тоннелях под кратером Скиапарелли…
– Прекрасно! – обрадовался доктор.
– Какую-то плиту, вроде бы рукотворную… – вспомнил я. – Так?
Доктор пожал плечами:
– Мой уровень допуска не позволяет знать такие подробности, но в целом вы правы.
– Вы начали исследования, а для охраны пригласили нас… Помню, что было чертовски скучно… – Я наткнулся взглядом на обрубок, глянул на доктора вопросительно: – Что со мной случилось? Как я потерял руку? Где мои… коллеги из «Стражей»?
Нгуен проигнорировал вопрос.
– Попробуйте подняться, только очень медленно. Скажите, если вам нужна будет помощь. Вы пролежали здесь полгода, мышечная атрофия неизбежна. Тем более на Марсе.
В голове поднялся неприятный гул – полгода! Как такое возможно?! Я, пересилив себя, кивнул. Получить ответы на вопросы еще успею, а сейчас лучше слушаться доктора. Тот помог мне сесть и, пока я приходил в себя, принес больничный халат.
Опустив ноги, я попробовал встать, но мышцы не слушались. Нгуен придержал меня, позволяя облачиться в халат, взял под руку и повел к выходу из комнаты с медицинскими капсулами. Каждое движение давалось с трудом и болью, я чувствовал себя то ли глубоким стариком, то ли роботом, заржавевшим до основания.
Когда мы вышли из палаты, я повторил вопрос:
– Что со мной случилось, док?
– Не считая потерянной руки, мышечной атрофии и частичной амнезии, вы, можно сказать, здоровы, – ответил Нгуен. – Все обмороженные ткани восстановлены. Что касается остальных вопросов, я не могу ничего сказать, так как мой уровень допуска…
– Да-да, я уже слышал, – с легким раздражением перебил я.
– Поверьте, я не владею информацией, – виновато ответил доктор. – Когда прибыл на Марс, вы уже находились в капсуле. Ваша медицинская карта не содержит подробностей того, как вы получили ранения. Идемте…
Озираясь, я посмотрел на низкие потолки со знакомыми световыми панелями и стены коридора, выложенные декоративной плиткой с логотипом Первой Марсианской компании…
И узнал это место! Прибыв на Марс, здесь я со своими бойцами проходил медосмотр. Вот только обследовал нас другой врач, единственный на весь медблок. Как же его звали? Имя всплыло сразу же: доктор Изабелла Фернандес.
– А где доктор Фернандес?
– Она… – Нгуен замялся. – Ах да, вы же не знаете… Месяцев пять назад на базе произошел несчастный случай. В личных комнатах сотрудников ночью отказала система подачи кислорода. Те, кто не спал или успел проснуться, сумели выбраться, а вот остальные…
Я решил, что произошедшее – дело рук конкурентов. Наверняка служба безопасности Первой Марсианской уже нашла злоумышленников. Повезло, что сам я был в медкапсуле с ее автономным источником кислорода…
Нгуен привел меня в палату, объяснив, что придется пробыть в медблоке, а значит, и на Марсе, еще неделю: необходимо пройти курс мышечной реабилитации.
И только тогда пришло окончательное осознание того, что говорил доктор. Я здесь уже полгода! Дома, на Земле, меня ждут Джослин и Микки! При мысли о дочке я запаниковал: обещал же ей, что мы скоро увидимся!
– Могу я отправить сообщение семье? – спросил я.
– Не думаю, что с этим будут сложности, – ответил Нгуен. – И все же это не в моей компетенции. Дождитесь, когда со смены вернется начальник базы, он ответит на все ваши вопросы.
– Дома хотя бы знают, что со мной случилось?
– Вашу супругу уведомили, – сухо ответил доктор. – Отдыхайте.
Жжение в глазах поутихло, но никуда не делось. Вроде бы успокоившийся текст, так и торчавший на периферии зрения, снова сошел с ума, и перед глазами закружились огненные и ослепительно-белые хвостатые мошки, похожие на миниатюрные кометы. Они вились, выстраивались в строчки непонятных символов и выглядели как помехи в голограмме. Я, сделав вид, что хочу почесать нос, попытался смахнуть их, но рука прошла насквозь. Хуже того, я видел их, даже зажмурившись.
– Еще кое-что, док, – сказал я, когда Нгуен собрался уходить.
– Да, мистер Райли?
– У меня что-то не то с глазами. Они чешутся, и я вижу всякую… – запнулся, подбирая слово, – хрень. Какие-то белые мошки мельтешат.
– Позвольте… – Нгуен приблизился, вытащив из кармана диагностический сканер. – Откройте глаза пошире.
Я оттянул веки, врач направил сканер в один глаз, затем во второй, спрятал прибор и развел руками:
– Медкапсула обязательно исцелила бы ваши глаза, будь с ними что-то не так. Мой сканер тоже ничего не обнаружил. Здоровая сетчатка, идеальное зрение. Сканирование мозга показало, что он здоров. Маркеры нарушений работы нервной системы отсутствуют. Показатель нейронов и синапсов на том же уровне, что и до… инцидента.
Я покачал головой, поморгал, пытаясь смахнуть мошек, но те никуда не делись. Раздраженно почесал глаза уцелевшей рукой и собрался рассказать о загадочных знаках, обретших смысл, но передумал. Побоялся, что меня признают свихнувшимся или, хуже того, задержат на Марсе еще дольше. Джослин и Микки остались одни, а потому лучше разобраться с видениями, когда вернусь домой.
– Полагаю, это последствия комы, – сказал Нгуен. – Вы очень долго не использовали глаза по назначению, сейчас им нужно время для адаптации. Сделаем так. Постарайтесь не думать об этих ваших… – Нгуен покрутил пальцем в воздухе, – мошках. Не обращайте на них внимания, смотрите как бы сквозь них. Понаблюдаем. А сейчас отдыхайте.
Доктор Нгуен покинул палату. Я остался наедине со своими мыслями. Полгода на Марсе в коме? В это все еще не верилось.
Переживаний было слишком много даже для меня. От короткой прогулки к палате тело, привычное к запредельным нагрузкам, утомилось, мышцы ныли, дыхание сбилось, и я прилег. Среди личных вещей, которые кто-то перенес в палату, нашел губную гармонику и поиграл немного, чтобы успокоиться, но сбивался, не в силах перестать думать.
Все еще подтормаживающий разум пытался совместить рассказанное Нгуеном и то, что помнил я сам, в единую картину. Тщетно: мысли прыгали, скакали, прерываемые беспокойством о жене и дочери, и я сам не понял, когда уснул.
Проснулся от смутного ощущения опасности. Волосы на загривке и руке поднялись, в груди появился холодок. В разуме заворочалось смутное воспоминание: казалось, нечто подобное я испытал в той самой пещере под кратером, где охранял ученых.
Спал я на левом боку, а голос раздался справа:
– Что вы помните, Райли?
Голос был незнакомым и принадлежал не Нгуену. Я счел за лучшее промолчать, но говоривший не успокоился:
– Не притворяйтесь, Райли. Сканер мозговой активности заверяет, что вы уже бодрствуете.
Помогая себе здоровой рукой, я сел и посмотрел на говорившего. Невзрачный мужчина в комбинезоне сотрудника Первой Марсианской сидел передо мной, закинув ногу на ногу. Лицо его было будто стертым, без единой запоминающейся детали. Выделялись лишь белесые зализанные волосы.
– Представьтесь, пожалуйста, – сказал я. – Вы не похожи на Донована, начальника базы у кратера Скиапарелли.
– Гражданин Донован более здесь не работает, – ответил мужчина. – Я вместо него. Меня зовут Леонид Карпович.
Руки он не протянул, а представился так, словно сделал одолжение.
– Понятно, – задумчиво протянул я. Чувство, что мужчина представляет для меня угрозу, никуда не делось, хотя было иррациональным. Оттого оставалось неясным, как себя вести. – Видите ли, мистер Карпович, я не помню, что со мной произошло, а доктор Нгуен не ответил на мои вопросы. Как я потерял руку? Что с моими товарищами? Сообщили ли моей семье о том, что я здесь?
Карпович побуравил меня немигающим взглядом, а потом впервые проявил что-то человеческое: вздохнул.
– Никто ничего не знает, Райли. Вы единственный свидетель произошедшего. Все носители информации подверглись облучению неизвестной природы и оказались безнадежно испорчены. Никаких записей не сохранилось даже у выживших рядовых Алекса Волошина и Джоанны Хаец…
– Квон и Рамирес погибли?! – перебил я. – Как?
Карпович покачал головой и невозмутимо продолжил:
– Все, что у нас есть, это то, что увидели ваши коллеги, и перехваченная запись вашего сообщения, отправленного боссам на Землю. Мы надеялись, что вы проясните картину.
– А рука? – Я показал обрубок.
– Волошин и Хаец нашли вас, истекающего кровью, возле исследуемого объекта. К счастью, у них при себе был запасной баллон с кислородом и ремкомплект, позволивший восстановить ваш скафандр. Воспользовавшись реактивными ранцами, они подняли вас наверх и успели доставить на базу.
– Где они сейчас?
– Погибли, возвращаясь на Землю, – ответил новый начальник базы. – Их транспортный шаттл угодил в метеоритный поток.
Новость ошарашила, врезала под дых так, что стало трудно дышать. Не верилось, что я мог потерять всех своих бойцов. В голове не укладывалось, что их больше нет, ведь казалось, что мы общались только вчера…
– Так что вы единственный свидетель, – резюмировал Карпович.
– Свидетель чего? Я ничего не помню!
Карпович словно не услышал, начал монотонно задавать вопросы:
– Почему вы покинули экзоскелет? Что случилось с вашим скафандром? Отрубленную руку не нашли, как и тела погибших. Все исчезли, оставив после себя только скафандры и одежду. По следам выстрелов на стенах пещеры эксперты однозначно утверждают, что был бой, но с кем? Что вы скрываете, Райли?
Закрыв глаза, я попытался вспомнить, и от этого усилия заболела голова, а вроде бы застывшие символы опять пустились в хаотический пляс. Когда они выстроились в столбик текста, я снова осознал их смысл:
Вида своего первый жаждет запрещенных знаний.
Там, где зародился путь, устланный питающей жидкостью, да получит он ответ.
– Что вы там бормочете? – спросил Карпович.
Я открыл глаза, поняв, что проговорил слова вслух. Сказать Карповичу? И стать для корпорации подопытной мышью?
Нехотя я мотнул головой:
– Я ничего не помню. Могу описать тот день поминутно, но… Вы сказали, что я отправил запись на Землю? Черт, я даже не помню, что это делал. Что там сказано?
Карпович поморщился:
– Ничего конкретного. Некая активность в тоннеле, смутное движение, потерявшие работоспособность дроны. Из сообщения очевидно, что вы вели людей наверх. Волошин и Хаец утверждают, что доктор Джеральд Макграт настаивал на том, что должен вытащить застрявших в тоннеле дронов. Вы отказали, и тогда он сменил код доступа к подъемнику. Вы приказали рядовым Волошину и Хаец спускаться, пояснив, что у вас ЧП. Когда они начали спуск, у вас завязался бой, вы якобы вступили в схватку с незримым противником, после чего связь отключилась. На месте, как я говорил, рядовые обнаружили вас и скафандры группы.
Я попытался как-то соотнести услышанное со смутными образами из памяти, но целостной картинки не получалось. Покачал головой:
– Простите, мистер Карпович. Никаких идей.
– Тогда нам не остается ничего другого. – Карпович поднялся и протянул мне планшет с текстом. – Это отказ от претензий. Согласно договору с вашей компанией, мы имеем право осуществить ментальное сканирование памяти в случае, если представитель «Стражей» отказывается сотрудничать.
– Но я не помню! – сдерживая крик, прорычал я, зная, что при таких процедурах велик риск повреждения мозга. – Никакого сканирования! Хотите, чтобы я стал овощем?
– Ставки слишком высоки, Райли, – ответил Карпович. – Это уже дело не только Первой Марсианской! То, что вы скрываете, важно для всего человечества!
– С чего бы это?
– С того, что изучаемый объект после инцидента с вами изменился! На плите проявились странные символы, их сейчас пытаются понять лучшие лингвисты и дешифраторы!
– Значит, что-то хорошее я все-таки сделал? – улыбнулся я, но Карпович не поддержал моего веселья.
– Что произошло с вами в пещере, Райли? Что вы скрываете?
– Я. Ничего. Не скрываю.
Карпович смерил меня взглядом, потом сменил тон, заговорив как обвинитель в суде:
– Значит, так, Райли. «Стражи», которых наняли охранять исследовательскую группу, провалили задание. Ваш работодатель повесил всех собак на вас и открестился. Вы уволены, причем задним числом. Ваша медстраховка, соответственно, не покрыла расходы на лечение, их взяла на себя Первая Марсианская. Знаете, во сколько вам обойдется место в пассажирском лайнере до Земли? Вам придется остаться на Марсе, и кто знает, увидите ли вы когда-нибудь свою семью? И что вы будете делать? Обещаю, ваше имя попадет в черный список. Работу вы не найдете ни на Марсе, ни на Земле. Подадитесь в пираты? Но вас не выпустят с базы, пока не покроете расходы на лечение.
– Какой у меня выбор? – обреченно спросил я.
– Пройдите ментальное сканирование. Я обеспечу вам место на лайнере.
– А черный список?
– Здесь я немного соврал, – признал Карпович. – Вы уже в нем. Как я и говорил, «Стражи» повесили на вас всех собак. Но, может, вам повезет, и на Земле вы найдете работу, не связанную с охраной? В конце концов, у вас там дом и семья. Подумайте о них.
Мне не оставалось ничего, кроме как согласиться. Также пришлось подписать еще один документ, согласно которому я, Картер Райли, не имею права рассказывать, что вообще был в составе исследовательской группы.
– Держите язык за зубами, – предупредил Карпович. – А захотите поболтать, вспомните, что произошло с вашими рядовыми: Волошиным и Хаец.
Стилус в моей руке сломался. Не в силах сдержаться, я зарычал и схватил начальника базы за ворот.
– Так это ваших рук дело!
– Не советую, – спокойно произнес Карпович.
Я нехотя отпустил его. Угроза была недвусмысленной. Дураку понятно, что в этом деле замешаны такие силы, что меня сотрут и не заметят.
Сдерживая злость, я подписал и этот документ.
В тот же день группа экспертов по нейроинженерии собралась в моей палате с оборудованием. Голову обрили, надели ужасающего вида шлем с шипами внутри и вкололи что-то, после чего мозг отключился.
Медикаментозный сон, наверное, затянулся, потому что я пришел в себя в каюте пассажирского лайнера, летящего к Земле, а на голове уже отрос ежик волос.
Запястье уцелевшей руки облегал браслет дешевого коммуникатора. Наверное, выдали от Первой Марсианской.
Предположение подтвердилось, когда я нашел в нем голографическое сообщение Карповича:
– Ментальное сканирование не дало результатов. Единственная приемлемая версия случившегося: вся группа подверглась неизвестному облучению, из-за чего помешалась и перестреляла друг друга. Возможно, то же облучение дезинтегрировало всю мертвую органику. Звучит бредово, но других версий у нас нет. Благодарю за сотрудничество, Райли. Хорошо долететь.
Через пару недель я спустился с трапа, содрогаясь от волнения и стыда. Как сказать жене и дочери о том, что теперь у меня нет руки? Что я теперь неполноценный, считай инвалид – восстановить здоровье с моими финансовым состоянием не представлялось возможным, перспективы тоже не радовали.
До дрожи в коленях боясь увидеть в глазах жены и дочери жалость, я поднял голову и почувствовал, как губы скривились в неловкой подрагивающей улыбке. В первое мгновение встречи даже подумал, что предпочел бы пропасть, чем вернуться в семью настолько потрепанным. Но неожиданные слезы не дали увидеть первую реакцию родных, а через мгновение я уже попал в удушающие объятия, и в голове зазвенело от радости и крика дочери:
– Папа, папочка, ты вернулся!
Загадочные символы, которые я видел после комы, к этому времени исчезли, как и жжение в глазах.
О случившемся напоминал только дешевый биопротез на месте правой руки.
