Данила Светлояров
Дети Солнца
Ты бьешь меня, пока я не стану послушным.
Вместо того, чтобы успокоить мою ярость,
Ты просто разжигаешь языки пламени…
…Так что теперь мы тонем, мы тонем,
Тонем, тонем…»
Первым на его выступление в общем видеочате Игры отреагировала Катя. Эрнест еще продолжал говорить о мужестве, необходимом для перемен в жизни, о том, что кроме решимости необходимо начать следовать по выбранному пути, вопреки страхам и тревогам, когда на экране смартфона появилась цифра один во вкладке «члены вашей общины».
По анкетным данным Екатерине Дмитриевне Аменицкой было двадцать четыре года. Судя по тому, что она отреагировала на слова проповеди Эрнеста до ее окончания – это был реальный человек, а не бот-программа.
Следующим присоединившимся к его команде участником стала Ксения Михайловна Милорадович, которая по информации в анкете была на год старше Эрнеста. Она задавала вопросы о том, насколько важным Эрнест считает критерий самоотдачи людям в служении и каким образом в этом «слиянии с общиной единомышленников» он защищает себя от потери самостийности своей личности.
Поскольку Эрнест только вошел в воду служения в игре, он не задавался еще этим вопросом. Поэтому ответил Ксении честно, что не обладает таким опытом и будет рад, если кто-либо, уже прошедший этот путь, будет помогать ему сохранять свое я не в ущерб общине с помощью грамотных и своевременных вопросов.
Третьей участницей стала Наталья Платоновна Кулаковская. Она присоединилась к его команде после того, как выслушала выступления руководителей всех общин. В анкете было написано, что ей тридцать два года. В личном чате она написала Эрнесту, что надеется принести пользу общине, поскольку знает на личном опыте, о чем говорил в своем выступлении Эрнест.
Нина и Зинаида – две подруги двадцатишестилетнего возраста вступили в общину поздно вечером, когда Эрнест уже спал. Поэтому познакомиться с ними у него получилось только на следующее утро.
Помимо этих пяти девушек, в его общину пришли Павел Анатольевич Лонгин тридцати двух лет – преподаватель ВУЗа (доцент) и Петр Никанорович Апанасьев тридцати четырех лет – бывший военный, вышедший в отставку.
Самым молодым, присоединившимся к общине, был восемнадцатилетний Евгений. Почему он стал участником этой игры, Эрнест не понимал. Он помнил себя молодым парнем, уходившим в армию и расставшимся перед этим со своей девушкой. Скорее даже наоборот – расставшимся с девушкой, и потому уходившим в армию.
Причиной расставания стала его горячность и юношеский максимализм, которые мешали ему понять, что в семнадцать лет ждать от девушки глубокого и сильного чувства, способного побороть соблазны окружающего мира – это наивно. Конечно, всегда бывают исключения, но в таком юном возрасте редко какая девушка может быть честна сама с собой и своими внутренними демонами. Обычно ей не то, что управлять собой, а просто четко осознавать свои потребности и мечты сложно, поскольку ураган эмоций из-за меняющегося гармонального фона во время физиологического превращения девушки в женщину сметает большинство психологических плотин, выстроенных в процессе воспитания и социализации.
Эрнеста удивлял интерес Евгения к тем экзистенциальным вопросам, которые толкают человека на путь поиска истины. Во время короткой беседы с ним, Эрнест выяснил, что они живут в одном районе – Евгений снимал квартиру в одной из высоток, построенных три года назад, на семнадцатом этаже с отличным видом на сосновый лес, в котором до карантина Эрнест бегал перед работой по утрам.
Наверно была какая-то причина в прошлом, из-за которой Евгений пытался разобраться в себе сегодняшнем.
Эрнест решил, что в свое время «все тайное станет явным», поэтому торопить события и расспрашивать о чем-то важном своих новых друзей не нужно.
Следующий день прошел незаметно. На смартфоне Эрнеста то и дело появлялись сообщения от членов его общины. Он вел неторопливые диалоги, раздумывая над вопросами друзей и сам время от времени уточняя у них интересующую информацию.
Вечером состоялось короткое общее собрание в групповом чате на тему: как можно сделать их Филадельфию привлекательной для других участников игры, чтобы увеличить численность общины, и как укрепить внутренние связи между членами общины.
Павел Анатольевич, преподававший маркетинговые исследования у будущих менеджеров в Институте Экономики, Управления и Права в РГГУ, сразу взял быка за рога, предложив перед началом продвижения нового проекта развития церкви провести глубинные интервью с каждым членом Филадельфии с целью выяснения основной потребности и мотивации при выборе общины. Так он предполагал определить базис для построения устойчивых связей между членами общины. Следующим шагом было необходимо использовать фокус-группу в общем чате, чтобы выяснить благодаря этому эффективному виду маркетингового исследования направление развития общины с целью максимального охвата рынка консьюмеров духовных истин. Третьим стратегическим этапом развития церкви, на его взгляд, был запуск в общем чате, для получения обратной связи, постоянного голосования по выяснению удовлетворенности целевой аудитории, чтобы руководство их общины в лице Эрнеста и старост, которых предполагалось выбрать на общем собрании, своевременно реагировали на изменение конъюнктуры, выбирая наиболее актуальные вопросы для своих проповедей и оптимизируя планируемые мероприятия, исходя из оценок, полученных в голосовании о прошедших событиях.
Такой научный подход поддержал Петр Никанорович, вышедший в отставку капитан Вооруженных Сил РФ. На службе он был замполитом в своей небольшой воинской части, возглавляемой майором Власовым. Эта часть находилась на северном Урале и отвечала за раннее обнаружение летательных объектов, направляющихся с севера в центральную часть России.
После окончания военного училища у Апанасьева появилось хобби – изучение методов нейро-лингвистического программирования и оттачивание навыка психологического воздействия на людей, используя их предрассудки и рефлексы. Петру Никаноровичу доставляло удовольствие отрабатывать свои способности на срочниках, как на собаках Павлова.
Жизнь его постепенно превратилась в увлекательную игру, в которой он, как паук из темноты, дергал нитями своей паутины, неизменно добиваясь задуманного результата. Так что его сослуживцы и подчиненные сами не осознавали, как они выполняют пожелания замкома воинской части безропотно и с усердием.
Майор Власов понимал, что реальным командиром части является Апанасьев, но пока тот не покушался на его место, оставаясь серым кардиналом, пока в части соблюдался порядок и дисциплина, командир ничего не предпринимал, руководствуясь принципом – «не буди лихо, пока оно тихо».
Пару лет назад их часть расформировали в связи с оптимизацией и модернизацией Вооруженных Сил РФ. Петр Никанорович решил, что пора применять свои навыки не только для разнообразия своей личной жизни (в которой различные медийные гуру пикапа по сравнению с ним были все равно, что дошкольники рядом с аспирантом ВУЗа), но и для стремительного завоевания почета и финансовой состоятельности.
Поскольку с детства Апанасьев не любил быть на виду, в бизнес он вошел аккуратно: сперва, наемным управляющим складского комплекса, а затем, подобрав за полгода команду сотрудников под себя, чтобы каждый в ней работал не за совесть, а за страх, он стал незаменимым человеком на фирме, контролирующим все процессы на предприятии.
Учредители поняли, что пустили лису в курятник, но ничего исправить не могли, потому что процесс работы был непрерывным, а риск потерять клиентов из-за сбоя и, как следствие, огромные штрафные санкции, были слишком высокой ценой за исправление совершенной менее года назад кадровой ошибки. Учредители даже не осознали, что в момент собеседования, не они принимали решение о найме Апанасьева, а он сделал все сам, словно мастерски станцевал соло, так что зрители просто не могли им не восхититься.
Владея ситуацией, Петр Никанорович добился перезаключения трудового договора на выгодных для себя условиях, получив долю в пять процентов от выручки предприятия. На этот доход он открыл через бывшего сослуживца новую фирму – сиамского близнеца той, в которой работал.
Оставалось только нарастить оборот и через год переманить работников в свою организацию, заранее заключив договора с поставщиками и клиентами фирмы, в которой был в текущий момент управляющим.
Чтобы развлечь себя, оттачивая навыки манипуляции, Петр Никанорович решил принять участие в Игре, рекламное сообщение о которой получил на почту. Воздействовать на малознакомых людей, не имея непосредственного личного контакта с ними – разве это не идеальный тренажер?
* * *
Перед тем, как с Эрнестом произошло преображение, и он получил дар «различения духов», он начал свой день, как обычно, с песни, которую включила Настя.
Скин пела:
«…Наблюдай со стороны, как я унижаюсь.
Останься в стороне, не теряя присутствия духа.
И кровь пусть не стынет в жилах…
Потому что мне не нужно твое прощение,
Чтобы ты тонул со мной…»
Когда голос Скин еще звучал в динамиках, Эрнест вспомнил сон, в котором шел по берегу моря. Волны были большими, все покрытые белоснежной пеной. Но между бурунами иногда виднелись лазурные пятна воды. Из-за сильного ветра он не мог расслышать свой голос. Ревело море, выл ветер. Эрнесту было страшно-тоскливо. Капли воды лежали на его лице, как слезы. Он увидел себя как бы со стороны, стоящим на большом плоском камне и шевелящим губами. Из-за бушующей стихии разобрать слова было невозможно, но у него в голове прозвучал голос Цоя:
– Закрыв свою дверь, ты должен выбросить ключ…
В этот момент на экране смартфона появилось сообщение от незнакомого абонента: «Вы любите танцевать под дождем?»
Сначала Эрнест подумал, что это какой-то бред, и, возможно, он видит сон внутри другого сна. Потому что в реальной жизни такое совпадение невозможно.
Вслед за первым сообщением пришло второе: «Пока не увидишь однажды небо без туч».
Эрнест сел на кухонный табурет, держа в руке нож, которым намазывал на поджаренный тост фетаксу.
Каким образом кто-то мог узнать, прочесть дословно его мысли и тут же среагировать на них, отправив сообщения?
Прошлым вечером у него состоялся долгий разговор с Апанасьевым, который предлагал использовать НЛПишные техники для закрепления лояльности паствы Филадельфии, вкрапляя микрокоманды в проповеди. Эти скрытые команды должны были, минуя критическое сознание, действовать на подсознание, вызывая ощущение эйфории, повышая эмоциональность речи с помощью субъектных паттернов, воздействуя сразу на все каналы восприятия. Для возникновения устойчивой связи, Петр Никанорович предлагал использовать в ходе проповеди формат диалога с вовлечением слушающих в обсуждение затрагиваемой проблемы, быстро подстраиваясь в этом диалоге под их способ изложения мыслей, отзеркаливая и постепенно становясь для них «братом по крови, своим в доску».
В кульминационной точке, по мнению Апанасьева, нужно было фиксировать «якоря», с помощью определенного действия вроде аплодисментов или выкрика «амэн», чтобы это ресурсное состояние можно было воспроизвести при необходимости в нужный момент, используя «якорь».
Возможно, такое читерство в игре заинтересовало бы кого-то другого. Но Эрнест, услышав предложение Апанасьева, почувствовал тошноту.
Отключив без предупреждения личный чат, Эрнест попросил Настю включить музыку, чтобы тошнота, подобная той, что подступала к Сартровскому Рокантену, отступила. Он открыл нараспашку окно в свою спальню.
Как общаться с Петром Никаноровичем в дальнейшем было не понятно, потому что всякий раз, когда Эрнест возвращался в мыслях к их последнему разговору, к горлу подкатывала тошнота.
Именно этот, внезапно полученный им дар и был даром «различения духов».
Всякий раз, когда Эрнест в дальнейшем сталкивался с «нечеловеком», который мог существовать в теле человека, но в речи которого слышались звуки абсурдности его существования, к горлу Эрнеста подкатывала тошнота.
Так он понял, что аподиктические идеи Лонгина объясняются тем, что это бот-программа с идеальным голосовым синтезатором, но далеко не идеальным искусственным интеллектом.
От тошноты Эрнеста вернее всего спасало вступление из песни «Музыка волн, музыка ветра». Наверно это был тот самый закрепленный якорный рефлекс, о которых толковал Апанасьев, когда Настя включила в ответ на мольбу Эрнеста о спасении от тошноты песню Цоя.
Следующую неделю бригада, в составе которой в информационном агентстве трудился Эрнест, должна была начать свою недельную вахту, но один из операторов подхватил инфекцию. Поэтому руководству агентства пришлось оставить на работе предыдущую бригаду. У Эрнеста освободилось десять дней для необходимой обсервации, и все это время он потратил на погружение в Игру.
По итогам проведенных в игре восьми дней показатели его общины были средними: количество последователей не менялось, интеллектуального роста членов группы особо не наблюдалось, поскольку почти все были со схожим мировоззрением, в основе базирующемся на классическом университетском образовании.
Исключением являлись только Апанасьев и Евгений. Первый по отношению к остальным был явно более эмоционально устойчив, критичен к восприятию нового и тщеславен. Это проявлялось в покровительственном тоне и в том, как Петр Никанорович влиял на ход беседы в общем чате, выступая арбитром, если возникали какие-либо разногласия.
Евгений, наоборот, впитывал новые идеи как губка, часто задавал вопросы, не стесняясь выглядеть невеждой. Он с радостью поддерживал беседу в общем чате и волновался о здоровье членов Филадельфии, когда кто-то в течение дня не выходил онлайн.
Его открытость и искренность поражали Эрнеста, но вместе с тем и настораживали. В восприятии Эрнеста Евгений был хрустальным человеком, с чистыми помыслами, но оттого хрупким и ранимым.
Однажды в личном чате, далеко за полночь, они разговорились о воспоминаниях детства. Евгений рассказал, что запомнил момент, когда с любимой няней смотрел передачу про торнадо и испугался могучей и неуправляемой силы этого природного явления.
На это Эрнест ответил, что похожие страхи перед стихией он также испытывал до того момента, пока шаман Игнат в своем чуме не показал, как можно взаимодействовать с природой. Он тогда взял походную кружку и положил в заваренный чай кубик сахара-рафинада.
Затем спросил:
– Что сейчас произошло?
Я тогда сказал ему, что Игнат подсластил чай.
Игнат улыбнулся и ответил:
– Во-первых, чай еще не стал сладким, пока сахар не растворился. Значит всему нужно время. Во-вторых, сахар упал в кружку не сам собой, а только благодаря моему желанию и действию рук. Значит хотеть мало, нужно действовать. Ну и третье, мы своими поступками можем ускорять или замедлять процессы в природе. Например, для того, чтобы сахар растворился быстрее, нужно размешать его чайной ложкой.
Пока Эрнест вспоминал этот случай, его воображение сопоставило кружку с размешивающимся в ней сахаром и воронку от торнадо. Сходство было поразительным. Не долго думая, он спросил Евгения:
– Как можно быстро остановить вращение крупиц сахара в процессе размешивания чая в кружке?
Евгений, подумав пару секунд, ответил:
– Нужно начать вращение чайной ложкой в противоположную сторону.
Эрнест подхватил эту мысль:
– В принципе, люди в Африке, которых мы зовем колдунами, а основное занятие у них – управление погодой – так и поступают. Когда нужен дождь, они представляют вращение воздуха, создающее нисходящий поток, под облаком, или наоборот, для того, чтобы прекратить затянувшийся дождь, представляют вращение воздуха, создающее восходящий поток. Я читал об этом в какой-то книге. А ведь с торнадо можно поступить так же. Представить внутри вращающейся воронки другую, закручивающуюся в противоположную сторону, и подождать, когда торнадо ослабнет. Кстати, в книге, которую я читал об этом вихревом воздействии на природу, было написано, что таким образом можно делать из обычной воды в центрифуге живую или мертвую воду, меняя ее Ph, в зависимости от направления вращения. Этот эффект наблюдался при попытке очистить эмульсию от примесей. Кислотность раствора менялась в различных опытах, несмотря на то, что изначально в центрифугу брался раствор из одной и той же емкости.
Евгений недоверчиво переспросил:
– Вот так просто? Представил и все получилось?
Эрнест улыбнулся:
– Если бы всех людей в школе учили не только логическому мышлению, но и развивали способность к воображению несуществующего пока еще в природе, в мире было бы гораздо меньше менеджеров и гораздо больше изобретателей. Я ничего не имею против управленцев с их железной логикой, но миру явно не хватает фантазеров, воплощающих свои мечты в реальность.
– Кажется, я тебя понимаю, – улыбнулся в ответ Евгений. А кто такой Игнат, о котором ты говорил?
– В двенадцать лет я со своим отцом ездил на Север и жил там у оленеводов. У меня дома хранится фотография, сделанная папой на Обской губе. Я там с посохом и в серой ненецкой малице. Игнат, у которого мы жили, договорился тогда со своими родными, чтобы мы не замерзли, одеть нас в теплые зимние национальные одежды. Когда мы ехали по снегу, началась метель и, если бы не его забота, нам бы тогда было несдобровать.
– А я своего отца не помню, – улыбка Евгения стала грустной. Он жил в другом городе, и мы с ним редко встречались. Мама рассказывала мне о нем, но из воспоминаний у меня осталась лишь наша поездка в пещеры. Он тогда посадил меня на плечи и сначала спустился с одной горы, а потом поднялся на другую гору, сказав, что в жизни всегда так – то вверх, то вниз. Главное не останавливаться.
– Меня папа тоже любил катать на своих плечах, когда я был маленький. А что сейчас с твоим отцом?
– Мама сказала, что он погиб в аварии. Я об этом узнал только через год, после того, как все произошло.
– Мой отец пропал десять лет назад по дороге на Байкал.
Евгений не моргая, уставился на Эрнеста:
– Когда это было? Десять лет назад? Мне тогда было семь с половиной лет. А перед моим девятым днем рождения летом я узнал о гибели отца.
– У наших отцов схожая судьба. Я бы даже мог подумать, что речь идет об одном и том же человеке. Только мне моя мама ничего не говорила, что у отца была другая семья. Я рос в семье один. Жаль, что у меня не было братьев и сестер, хотя бы сводных.
Этот разговор закончился тем, что Эрнест предложил Евгению, который жил неподалеку, после завершения карантина бегать вместе в лесопарке возле их микрорайона.
* * *
Открывать глаза в пять утра не хотелось, но Эрнест твердо решил сегодня, пока все спят, пробежать по лесопарку пару километров.
Надев спортивный костюм и беговые кроссовки, перед выходом из дома он спросил у Насти, какую песню та хотела включить сегодня утром. Настя ответила, что сегодня предпочла бы «Гедонизм».
Кроссовки привычно шуршали по асфальту, пока из-за крайнего дома не появилась опушка соснового леса. Когда Эрнест забежал на тропинку, ведущую вглубь парка, его рука сама потянулась за смартфоном. Он достал наушники из кармана и, надев их, включил песню.
«…Надеюсь, ты сейчас счастлива.
Как я вижу, боль ушла…
Интересно, чем ты занята сейчас?
Думаешь ли обо мне?
Используешь ли свои уловки,
Создавая волшебство,
Для кого-то еще?
Надеюсь, ты счастлива сейчас.
Но только то, что тебе хорошо,
Не делает тебя правой.
Только потому, что тебе хорошо…»
Выбор песни Настей был не очевиден. К чему эта светлая грусть, Эрнест не понял, да и не стал фиксировать свое внимание, сосредоточившись на снижении пульса и увеличении каденса.
Сегодня предстояло провести общее собрание, на котором было необходимо определиться с тем, как внутренние изменения в общине могут оказать воздействие на внешний мир.
Смысл в том, что каждый человек как свеча. Бывают незажженные свечи, бывают сгоревшие и оплавившиеся, бывают горящие в темноте, бывают горящие при свете дня. Важно не только реализовывать свою природу, горя, но и делать это в свое время – не раньше и не позже.
Как понять свое время?
Обычно тревоги и волнения из-за накатывающего мира, который «идет войной» на человека, пытаясь запугать, чтобы лишить контроля над ситуацией, «выбить из седла», мешают сосредоточенности. Поэтому необходимо находить точку опоры внутри себя, фокусируясь на главном. Самое страшное в бою, что может произойти – смерть. Если же человек внутренне принял ее, то у него появляется шанс к воскрешению, то есть возможность жить так, словно он уже преодолел смерть и теперь ею не связан. Теперь можно не оглядываться на прошлое, оставляя его за спиной, не волноваться о будущем, потому что смерть уже состоялась и человек, пройдя ее насквозь, продолжил свой путь, только уже без груза ее оков.
В этом случае, все попытки мира напугать и отвлечь от главного, для человека становятся не более чем «солнечный зайчик» или порыв ветра, которые не могут взять под свой контроль его сознание. Так открывается способность слышать внутренний голос или, как его еще называют, интуицию, которая подсказывает – когда наступает свое время.
Все эти мысли в голове Эрнеста сложились в единую картину, когда он добегал вторую половину своей дистанции и возвращался из лесопарка домой. На подготовку к собранию оставалось не больше двух часов, поэтому завтраком пришлось пренебречь.
Многие, отягощенные линейной логикой, видят ход истории, как некоторую траекторию из точки А в точку В. Это плоскостное мышление. Но, если добавить еще одно измерение и посмотреть вдоль этой траектории сверху (с торца), а не сбоку, то выйдет, что история циклична – ничего существенно не меняется. Отсюда и фраза Екклесиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». В этом контексте выходит, что привычного линейного времени нет – не за что зацепиться для начала отсчета, поскольку все мгновения равнозначны.
Но ведь эта спираль развития истории может являться кусочком другой более крупной спирали. И, как буквы соприкасаются друг с другом в слове, образуя единую конструкцию, наполненную смыслом, так и множество микро-историй формирует многомерную ткань бытия, пространство, заполненное смыслами. Пустота космоса, в которой с огромной скоростью несутся звезды, галактики, пылевые туманности – как огромный текст книги, которая пишется здесь и сейчас, постоянно преображая свой смысл.
Чтобы понять общий принцип, можно попытаться сфокусироваться на части этого общего. Для понимания развития Вселенной, можно сосредоточиться на определенной ее части или на микрокосмосе – душе человека либо общины, как в случае с Филадельфией.
Так как ей развиваться? Какой смысл нужно вкладывать в книгу ее бытия? Отпустить все на волю случая, предоставив членам общины самим все решать или проявить волю, перед этим разглядев ориентиры и пределы, к которым нужно стремиться?
Для нахождения решения этого вопроса ему как руководителю общины не хватало знаний и опыта. Ранее так уже случалось много раз – поток жизни, в котором Эрнест несся вперед, сам предоставил ему возможность обрести недостающий фрагмент.
Как и обещала при их знакомстве в самом начале, Ксения Михайловна за час до начала собрания задала Эрнесту в личном чате вопрос:
– Знаете ли вы, отчего многие развитые культуры древности погибали?
Эрнест сначала подумал, что это не совсем своевременный вопрос, если учесть, что до начала собрания так мало времени, а решение о том, какой путь развития Филадельфии выбрать, он еще не принял, и не видел даже намека на выход из ситуации – хоть монетку кидай.
Ксения Михайловна, после долгой паузы, продолжила:
– Я отниму у вас немного времени, но вы сами просили, чтоб я делилась с вами опытом. Я историк по образованию и могу изложить суть в двух словах. Определенная национальная культура формируется и существует не в вакууме. На нее оказывают влияние соседние национальные культуры, как в географическом смысле, так и во временном.
Способность усваивать опыт чужих культур – «своеобразная вакцинация» социума, готового к адаптации. Угроза гибели национальной культуры, как и в семейных отношениях, заключена в чрезмерной активности чуждой по отношению к толерантному обществу культуре, либо неспособности эту активность применить на благо социума, не верно определив пределы своей и чужой внедряющейся культуры. Это приводит к деградации общества.
Необходима «мембранная система», контролируемая в каждый момент времени, чтобы не произошло как в незрелых отношениях между мужчиной и женщиной полного растворения своего я в другом человеке, либо выстраивания стены замкнутости и «ухода в себя», из-за осознания своего несовершенства.
Грамотные жизнеустойчивые отношения – симбиотические. В них есть четкое понимание своей силы и своей слабости, видение границ, которые нельзя пересекать самому или давать пересекать партнеру, уважая его право быть самим собой, то есть не терять этих границ.
Понимание несовершенства и его принятие позволяет действовать своевременно и мудро, компенсируя слабости партнера своей силой и свои слабости его силой. Это путь осознанной взаимопомощи, благодаря которой личность каждого развивается лучшим способом. Такой путь подходит не только для семьи, но и для общины.
Раздумывая над словами Ксении Михайловны Милорадович, Эрнест осознал, что не нужно загонять себя в рамки выбора «либо-либо», ограничивая возможность для действий. Важно наблюдать и в нужный момент довериться действию соратников, а в другой необходимый момент, в котором он может проявить свою зрелость, выразить волю, объяснив причины своего решения.
На собрании Лонгин и Апансаьев начали совместную атаку на Эрнеста, обвинив его в мистицизме. По их мнению, Эрнест потерял контроль над реальностью, настолько погрузившись в игру, что забыл о виртуальности церкви, о том, что его паства – это обычные люди, которые, если хотят решать вопросы «спасения души», должны обращаться к официально рукоположенным священникам в реальных храмах, а не этом суррогате.
Лонгин напирал на то, что хочет быть победителем в игре, а для этого просто необходимо использовать наработки современной науки. Все-таки двадцать первый век на дворе, а не какое-то серое средневековье.
Апанасьев же повел свою речь деликатнее. Он не стал обвинять Эрнеста в неспособности к решительным действиям. Вместо этого, он обратился к членам Филадельфии с вопросом:
– Чего вы хотите?
Он выждал, пока высказалась Зинаида Амвросиевна Ефимовская (филолог по образованию), заявившая, что для нее участие в игре – эксперимент, целью которого является повышение осмысленности. Этот эксперимент заключается в контроле поступков каждого и в первую очередь ее самой. Соответствуют ли они ее словам и мыслям или происходит раскол в реальности? Расходится ли правда дел с правдой слов?
Когда-то, когда ей было лет четырнадцать, у нее намечались проблемы с законом из-за дурной компании сверстников, в которую она попала. Но, как иногда бывает, случайно в сети она наткнулась на статью о расколотых женщинах и самурае (так она ее запомнила). Прочитав ее, она почти ничего не поняла, но точно усвоила, что главное для нее чистота души.
С тех пор, она всегда задавала себе вопрос: «честна ли я перед собой?» Это помогло ей освободиться от страха стать белой вороной, помогло различать свои недостатки в поступках и не повторять ошибки, совершенные ранее.
За двенадцать лет с ней произошли перемены, в которые бы не поверил никто, знавший ее подростком. В то время не было наверно никого, кто не считал бы, что судьба у Зины незавидная. Что ей светят несчастная любовь с ранней беременностью, вороватые друзья, и в итоге, дорожка приведет ее за «колючку».
Но у нее была стальная воля, которая помогла пытливому уму разобраться: возможно ли жить иначе, чем ей предрекают чужие люди.
Нина Аникеева, влюбленная в историю – науку о том, что могло бы быть, но не произошло, подхватила слова подруги:
– Я тоже в общине ради эксперимента. Мне интересно разобраться, как возникают неформальные коллективы, в которых дисциплина поддерживается не уставами и внутренними распорядками, а доверительным отношением друг ко другу.
Апанасьев улыбнулся:
– Значит, большинство из нас в этой игре из-за любопытства и желания получить ответы на свои вопросы, не рискуя отношениями с людьми в реальном мире ради их выяснения. Раз так, что мешает нам ради победы в игре сдвинуть рамки допустимого в обычной жизни и экспериментировать на грани фола? Я помню, как почти двадцать лет назад, итальянцы в финале чемпионата мира по футболу обыграли французов. Тогда достаточно было одной фразы защитника итальянцев Матерацци, чтобы вывести из игры капитана французов Зидана. Всего лишь несколько слов, что он вместо обмена футболками предпочел бы сестру Зидана. Разве не можем мы для того, чтобы добиться успеха, использовать научные методы наведения транса с помощью пресуппозиций, и таким образом привлекать в свою общину через беседы в общем чате других игроков? Разве имеет смысл отказываться от достижений современной психологии?
Не сдержавшегося Радлова стошнило прямо во время этого монолога Апанасьева. Собрание было прервано. Евгений, пока Эрнест сорвался в ванную, предложил продолжить обсуждение следующим утром.
Через полчаса после произошедшего события на смартфон Эрнеста пришло сообщение от Ефимовской. В нем она приносила извинения, что не прервала речь Петра Никаноровича, хотя почувствовала, что должна это сделать.
Эрнест, немного подождав, чтобы неприятное воспоминание потеряло свою остроту, написал ей, что это он просит прощения за неловкий момент.
Зинаида скинула приглашение в личный чат, сообщив, что у нее есть важные мысли относительно развития общины. Но этими мыслями она не хочет делиться с Лонгиным и Апанасьевым.
Эрнест ответил, что через пятнадцать минут будет готов к разговору, и ушел на кухню варить кофе, чтобы убрать неприятный привкус во рту, который, несмотря на пятиминутное полоскание и чистку зубов щеткой с пастой, никак не проходил.
Зинаида, вместо того, чтобы поговорить с Эрнестом лично, отправила ему длинное сообщение:
«Понимаю, что вам сейчас не до меня. Подумайте над тем, что я здесь написала, когда будет время.
Поскольку язык является ключом для понимания, присвоения смысла, заложенного актором, другому субъекту необходимо дешифровать послание в соответствии с ключом шифрования. Требуется тождество языка говорящего и языка внимающего. Для процесса самопознания человек или социум должен научиться слышать свой внутренний голос и четко его интерпретировать. В случае с человеком, речь идет об интуитивном озарении, прояснении, когда образ, возникающий в сознании, трактуется однозначно. Для этого необходимо удалить посторонние шумы, мешающие сосредоточению. Этими шумами могут являться самые значимые для субъекта с точки зрения здравого смысла объекты. Пока не возникнет тишина и пустота, невозможно услышать и понять свой внутренний голос. Когда же произойдет воскресение Духа, после этой «интеллектуальной смерти», проявленной в полном отсутствии экзистенции, тогда, как пробуждается голос младенца при рождении после первого вздоха, откроется способность слышать себя.
