Данила Андреевич Трофимов
Спасибо, что вы были
Дискотека
Полгода и – поступление в институт. Нервно всё это, заморочно. Ёж расстался с Катей, сказав ей самое простое и самое обидное: «Я не люблю тебя». Она заплакала искренне, со стоном. Ёж сидел рядом с ней, смотрел на неё, а она на него. «Мы больше никогда не будем лежать вместе», – выдавливала из себя Катя, Ёж гладил её волосы и не мог ничего ответить. Катя лежала на боку и смотрела красными глазами на Ежа. Жалко. Очень жалко. Она уже отчаялась и начала говорить глупости: «Скажи мне что-нибудь плохое, скажи, чтобы мы разругались вконец!» Ёж молчал и продолжал гладить её волосы.
Всё закончилось, когда он всё-таки вышел за дверь.
В начале третьей четверти в школе проводили дискотеку, и на неё Катя собралась идти вместе с Димой и Яшей. Ежак, без обид. Катюня пойдёт на дискач с нами. Ёж сделал вид, что ему всё равно: «Да я тоже пойду, чего такого?» Чего тут такого? Я-то думал, что хотя бы ты, Яша, не такой. Плевать. Под вечер, когда зажглись фонари, в школу возвращались дети, и она снова ожила. По левую сторону от входа организовали танцпол, в центре которого на потолке повесили зеркальный шар. Медленно, поблёскивая, шар крутился. Девятых классов в этом году набралось три штуки, а ещё пришли два десятых и одиннадцатый один. Прийти разрешили старшеклассникам из соседней школы с английским уклоном. Распомаженные девочки из девятых классов вызывали смешки девочек постарше: «Малолетки, хоть бы краситься перед выходом научились». Но мальчикам (всем) нравилось. К семи часам, когда набился народ, музыку сделали громче. Яша организовал в туалете бар и всем желающим разливал щедро водки и пива.
Катя пришла на дискотеку вместе с Димой, и они сразу пошли к Яше.
– Он обещал какой-то сюрприз, – говорил Дима.
– А не хочешь ли ты меня просто завести в укромный уголок? – спросила игриво Катя.
– Я только за!
Они целовались у входа в мужской туалет на втором этаже. Дима чувствовал сладкий запах её кожи и всё не мог нарадоваться, что теперь им не надо скрываться. Дверь в туалет грохотом на весь коридор открылась.
– Хорош сосаться! – у двери стоял Яша, который едва не вывалился из туалета. – Подь суды.
В туалете всё – сизо. Двое румяных парней из девятого класса держали чёрные пакеты с алкоголем. Они на подхвате у Яши. В туалете было тесно: и мальчики, и девочки курили, целовались, толкали друг друга, пили из горла.
– Этим двум – текилы! – обратился к румяным Яша.
– Текилы? – переспросил Дима. – Откуда у тебя текила-то?
– Я никогда не пила, – призналась Катя.
Выпили. Катины глаза захмелели, губы заблестели, а волосы раскудрявились ещё больше, чем обычно.
– А вкусно! – сказала она, улыбаясь. – Я пойду танцевать.
– Я догоню, – шепнул ей Дима.
Катя кивнула и вышла из импровизированного бара. Дима с Яшей выпили ещё.
– Ну чё, как у вас? – поинтересовался Яша.
– Теперь хорошо.
– Красава. Всё же лучше так, чем пацану яйца крутить.
Дима хмыкнул. Дверь с шумом хлопнула опять. Вбежал Сенька из десятого:
– Шухер! Рудольфовна!
Девочки, бывшие тут же, заторопились, закинулись жвачкой и выбежали из туалета, побежали в женский туалет, в другой конец коридора. Жадными глотками пацаны допили остатки пива и водки, запихнули пустую тару в пакеты и выбросили в окно.
Конечно, попались. Конечно, понятно было, кто всё сорганизовал – Яша. После девятого он ушёл из школы и чувствовал себя безнаказанно. Кто ему теперь что скажет? Мать вызовут к директору?
Оксана Рудольфовна зашла в туалет, надеясь поймать всех с поличным:
– Так! – зарычала она. – Ну-ка вон все отсюда!
Она приблизилась к Яше, который смотрел на неё спокойно, даже надменно.
– А ты, Яша, – выпалила директриса, схватила его за рукав и повела к выходу, – какой же ты наглец! Пошёл отсюда! И чтобы ноги твоей здесь больше не было никогда!
– Оксана Рудольфовна! Чего вы его?.. – пытался вступиться за друга Дима, шедший позади директрисы и Яши.
– Слышьте, я вас не трогаю, вот и вы меня не трогайте, да? – голос Яша надтреснулся.
– Забирай свою куртку. И без разговоров – отсюда вон.
Яша зашёл в раздевалку, взял куртку. То же сделал и Дима. Через минуту учительница, всё так же держа Яшу за локоть, выволокла его на улицу.
– Ну Оксана Рудольфовна, он же ничего не сделал! – продолжал Дима.
Учительница обернулась и посмотрела на него злобно:
– И ты тоже – чтоб не появлялся!
Дима был всегда на хорошем счету, а тут – раз!..
На дворике перед школой никого, только Дима и Яша. Все остальные уже там – в школе тусуются. А школа, трёхэтажная, квадратная, белеющая, несмотря на медь от фонарей, стояла себе и стояла.
– На Каблуке можно тригана бахнуть, – предложил Яша.
– Не, – отказался Дима.
– А что тогда?..
– Я не знаю. Сейчас Кате позвоню, – Дима набрал её номер, в ответ – долгие гудки. – Не берёт что-то.
– Иди к ней, короч. Я тут чё-нить сварганю на одного. Не ссы.
– Да меня уже никто туда не пустит. Я ей смс-ку напишу.
Яша обрадовался:
– Тогда пошли пиваса возьмём и у Каблука на лавке посидим.
– Лады.
Каблуком назывался двор рядом с школой, он заворачивался буквой «Г». У Каблука обычно собирались после школы покурить и иногда, если деньги есть у кого, выпить. Двор этот был хорош тем, что огораживался от двух дорог гаражами, за которыми ничего не видно. Перед поворотом к Каблуку находился магазин, в нём продавщица – бывшая зэчка (по крайней мере, так рассказывали в школе), с наколками на руках, с черными глазами и золотым клыком, всегда без вопросов продавала и сигареты, и пиво. Если, конечно, не грубить ей. Дима и Яша зашли в магазин, встретили там знакомых.
– Знакомые всё рожи! – воскликнул довольно Яша и пошёл брататься.
Дима подошёл к продавщице, попросил четыре бутылки пива, две пачки чипсов и пакет. Продавщица лениво цокнула, собрала всё быстро.
– Зырь, «Шапка-невидимка»! – толкнул Диму Яша, показывая на витрину у кассы. Там лежали презервативы, на упаковки которых в истоме стояла обнажённая женщина из 90-х. – Вот какие гондоны в следующий раз тебе на день рождения подарю!
Выйдя из магазина, парни двинули на Каблук, сели там на лавку. Прежде чем вытащить бутылки, Дима заглянул в мобильный: пропущенных нет, смс-ок – тоже.
– Доставай давай, – сказал нетерпеливо Яша.
Дима достал бутылки, прислонил горлышко у самой крышки к металлическому подлокотнику, ударил по крышке ладонью. Яша открыл свою бутылку зажигалкой. Достали чипсы.
– Будем!
И выпили.
У Димы перед глазами поплыло, в голове стало ватно, он сел на спинку скамейки. Яша произнёс поэтически:
– И всё-таки лучше всего водка. А не пиво, не эта… как её, текила. Почему? Пьёшь её, пьёшь, пока сидишь – всё нормально, а потом встал, и как накроет. Нечестная она какая-то. Не наша. Не надо нам её. Водка хотя бы без вкуса.
– То есть текилу ты больше не будешь пить?
– А есть у тебя, что ли?
Дима рассмеялся.
Двор молчал, за домами глухим и тихим эхом доносилась музыка со школьной дискотеки. Дима смотрел на разбитую детскую площадку. Беседка с потрескавшейся краской и согнутая кем-то очень сильным и спьяну набок; паутинка, которую однажды ради интереса, примёрзнет или нет, зимой лизнул Дима – и примёрз; четыре гаража, скрывавшие двор, как четыре чёрно-зелёных кирпича.
– Яш, как думаешь, где Катя? – поинтересовался Дима.
– Ну, там, – ответил отстранённо Яша. – Где ещё ей быть?
– А чего она трубу не берёт?
– Громко. Не очкуй. Хорошо же зависаем, а?
– Ну да.
Где-то вдалеке, сзади, откуда парни и пришли, послышался стук каблуков. Дима обернулся: какие-то две девки идут. Вроде мимо. Или нет – чёрт знает. Дима поставил бутылку и глянул на Яшу, тот сделал последний глоток и ловким броском закинул бутылку в мусорку.
Две девушки зашли из-за спины, и одна, поплотнее, в пуховой куртке с норковым воротником, скрывавшим пол-лица, спросила:
– Мальчики, закурить не найдётся?
– Найдётся, конечно, – простодушно ответил Яша и дал сигареты.
– А вы чего здесь делаете, мальчики?
– Пьём, – всё также просто ответил Яша.
– Что пьёте?
– Пиво пьём, хочешь? – Яша достал ещё одну бутылку из пакета.
– Нет, спасибо, – улыбнулась девушка и достала из куртки удостоверение. – Младший сержант Устинова. Пройдёмте в отделение.
Другая девушка достала телефон и начала кому-то звонить.
– Это что, шутка такая? – не понял Дима.
– Нет, не шутка, мальчик. Распитие спиртных напитков в общественном месте. И несовершеннолетние. В отделение сами пойдёте или дождёмся наряда?
– Какого ещё на хрен наряда? – разозлился Яша.
Девушка, говорившая по телефону, убрала его и кивнула подруге: «Будут через семь минут».
– Давайте без наряда, пожалуйста, – заторопился Дима, он встал со скамейки неудачно, задел ногой свою бутылку пива. – Мы вот в этой школе учимся. Давайте туда зайдём, вы там нам выговор скажете и всё, без отделения.
– Нет, в отдел вам всё равно придётся с нами идти, – сказала строго вторая.
– Ладно, – не унимался Дима, – но всё равно: давайте зайдём в школу.
– Ну хорошо. Пошли тогда.
И они медленно двинулись в сторону школы. Дима шепнул Яше: «На счёт три». И как только девушки отвернулись, Дима закричал «Три!», и он, и Яша побежали в разные стороны. Дима на секунду обернулся и увидел, что одна из девушек держит Яшу за рукав, но решил не останавливаться, побежал быстрее. Он вылетел на дорогу, его чуть не сбил у остановки автобус. Дима сел в него, тяжело дыша, быстро снял куртку и попытался набрать Яше. Тот не взял трубку, но через минуту перезвонил.
– Я свалил, – сходу выдавил Дима.
– Я тоже.
– По домам?
– Пока да, – ответил Яша.
Всё – туман.
Разноцветный и мутный, успокаивающий и ласкающий. Она танцевала лучше всех, она танцевала так, что каждый хотел прикоснуться к её горячей коже, поцеловать её, обнять. А она танцевала одна, она растворялась в тумане, и в этом была магия, завораживающая и порочная.
Она и сама не заметила, как он появился прямо перед ней, провел рукой по талии, вдохнул её запах, сладкий запах, который внезапно пробудил в нём всё то, что спало почти два года. Он прижал её к себе и поцеловал.
Скоро, ни на секунду не выпуская друг друга, они пошли в раздевалку, и в дальнем её углу это произошло. Их, кажется, кто-то заметил, смотрел за ними, но было всё равно. Они забрали куртки и пошли домой к ней. И в лифте он растянул платье её так, что оно порвалось сбоку. И когда они ввалились в пустую квартиру и упали на кровать, она выдохнула: «Нравится…»
«Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка…»
Настоящая: холодная, с листопадом и непрекращающимся дождём – осень.
Договорились встретиться вечером. Помянуть. Глупо, конечно, но место встречи – у дома Ежа, но Катя настояла. Она точно будет плакать опять. Хмурые парни подтягивались к дому, стоявшем на горке. Пришёл Кекс, которого Катя считала мифическим, парень как парень. Мы с Ежом часто рубились в Линейку, на сходке клана виделись всего один раз, но, блин, парень он был хороший. Пришли из десятого парни и несколько девочек, даже Ваня со своими гопарями. Блин, пацан молодой. Что случилось-то? Пили водку, поставили у входа в подъезд рюмку с коркой чёрного хлеба. Посрался с родаками, покурил говна и спрыгнул с 39 этажа, в Ховрино. Говорят, он два раза прыгал. Один раз не получилось, и он поехал туда, в этот дом. Ты чё несёшь, он выпрыгнул из окна своего дома, у него квартира на втором этаже, а потом вниз по улице, в дом Максима-боксёра. Ладно, давай, будем… Пили.
Вышел на улицу отчим Ежа, и все подумали, что сейчас он разгонит их. Вместо этого он посмотрел на потерянные детские лица и промолчал. Яша протянул ему пластиковый стакан с водкой, отчим выпил залпом и ушёл домой. Катя смотрела на рюмку, стоявшую у двери в подъезд, пустым и неподвижным взглядом. «Уже ничего не поделаешь. Его нет, больше нет, мы ничего не можем сделать», – всё повторял и повторял ей на ухо Дима, и девушка скоро не выдержала, оттолкнула его и расплакалась горько. Её трясло.
То и дело поднимался ветер, разгонявший пожухлые листья. Холод делал воздух как будто чище, и дышалось из-за этого ветра проще, легче. Как только Катя закрывала глаза, она сразу видела его. Он лежал там серый. Белое лицо и тело как будто не его. У него никогда не были пухлыми пальцы на руках, а тут – пухлые. Может, это и не он?.. Глуповатая, простая причёска ежом та же, но волосы – нет, не те же: светлей, чем раньше. Ты был непохож сам на себя… Они что, брови тебе нарисовали? Такие густые чёрные полоски. Бедный. Я бы тебе сама нарисовала лучше. Ёжик. Вмятинка на лбу, ближе к левому виску. Ёжик, ну как так? Теперь всё время слышу звук – горсти земли ударяют по деревянной крышке. Ужасный звук. Ежик, я не могу так… Катя опять разрыдалась.
– Тащи её до дома, – приказал Яша Диме.
– Нет! – закричала Катя и начала вырываться.
– Кать, пойдём, ты совсем замёрзла.
– Да мне всё равно! Я не хочу никуда!
Яша и Дима взяли её под руки и медленно повели. Катя опустила голову и замолчала. Они шли дворами, и дворы, такие тихие, слышно в них только, как лают собаки. Как будто никого и нет в этом огромном спальном районе, где горят в каждой многоэтажке десятки окон, где каждый день кто-то влюбляется, плачет, радуется, горюет и…
– Всё не так. Не будет больше так, – произнесла Катя, стоя у входа в подъезд.
– Будет по-другому, – ответил Дима.
Поднявшись на её последний этаж, они спустились в проём между лестничными клетками. Открыли окно, и из него пахнул сильный ветер. Катя тоже курила.
– У меня такое чувство, – начала она, – что он уехал куда-то и сейчас видит нас. Смотрит и думает: небо перед закатом сегодня красное и ветер – значит, завтра холодно будет. Он, может, видит небо где-то в другой стране, южной какой-нибудь, и там завтра – жара, плюс тридцать два воздух и двадцать шесть море. Или, может, он какой-нибудь тайный агент, который на секретном задании сейчас? Скрывается от бандитов, и когда-нибудь всё закончится, и он найдёт сам, встретится с нами и расскажет, как всё там было, почему он куда-то исчез так.
Яша и Дима молчали, не зная что сказать.
Я только одно знал: надо жить дальше. Об этом каждый день и говорил Кате, Яше. Они, вроде, слушали и соглашались, но уходили всё дальше и дальше. Мы перестали общаться. Потому что учёба, работа, дом. Всё новое и всё по-другому.
И жили – Яша всё больше времени проводил на работе у районного депутата; Дима начал учиться, и учёба захлестнула его полностью, так, что времени оставалось только с институтскими после пар где-нибудь посидеть часик-другой; и Катя училась, совмещая учёбу с работой, на улицу выходила теперь она только, чтобы выгулять собаку, которую подарила ей на день рождения мама.
И лишь по временам каждый из них вспоминал о прошедшем, и оно казалось таким далёким, будто его и не было, а если и было, то с кем-то другим, не с ними. Ведь когда-то я называл Яшу лучшим другом. А теперь даже не знаю, где он, что он… Недавно видел Катю, и мне она показалась, если честно, какой-то пустой и глупенькой. Я смотрел на неё и не понимал, за что я мог любить эту неряшливую, взлохмаченную девочку с потрескавшимися ногтями. Мы больше не общаемся. Может, вот что называется – «мы переросли наши отношения»? Похоже, мы безвозвратно повзрослели. Похоже, нам пришлось пройти через всё это, чтобы стать взрослыми.
Мы все обещались встретиться, навестить вместе школу, но всё было как-то не до этого. Помню ту осенью, в Москве было очень холодно и зима то и дело случалась.
Следующий день после похорон – день студёный: холодятся улицы, дома и жители. А на следующий день – первый снегопад, порывистый поначалу, но затем неуверенный и тихий.
И сегодня выпал снег такой же, опять встали на всю ночь МКАД, ТТК и Садовое. И снова коммунальщики, готовившиеся к выпадению месячной нормы осадков в один вечер на протяжении всей весны, лета и осени, развели руками и сказали: «Делаем всё, что в наших силах. Весь автопарк задействован!»
А я, чертыхаясь, ехал в душном метро на учёбу, работу и обратно – домой. Под вечер стало морозно, так, что пар изо рта и зубы стучат, я вышел из перехода и увидел свинцовое, засыпающее небо, в котором кое-где в густо-золотых разломах последние минуты догорало солнце. Усталое за лето, солнце не грело, а просто светило, но светило ярко, обещая: обязательно следующим летом будет жара, чтобы никакой кондиционер не помог, чтобы бабушка, сидящая с вязаньем у метро и продающая кофты по 150 рублей за штуку, вздохнула тяжело: «Спасу нет от этой жары…»
Ветер хлестнул по лицу, и щёки покраснели. Холодно для октября очень. Когда автобус, везущий меня домой, поднялся на горку и остановился у дома Ежа, я увидел окна его комнаты, и мне сразу вспомнилось, как мы вместе шли после дня рождения Яши, как я сел в автобус, посмотрел вслед Ежу и подумал, какой он всё-таки странный. Сейчас в этой комнате темно и никого нет. И деда нет. Почему вдруг об деде подумалось? Не знаю. Но мне почему-то хочется улыбнуться и сказать спасибо. Спасибо, что вы были. Было тогда и хорошее, и плохое.
В первом классе, помню, снегопад начался часов в одиннадцать, на улице потемнело внезапно, замолчало всё, и так же внезапно – повалило. После пятого урока все выбежали на улицу играть в снежки. И Яша был там, и Ёж, и Катя, и я. Я увидел свинцовое небо и густо-золотые разломы от солнца на нём. Такое же, как сейчас: счастливое и обещающее. Почему-то улыбнулся, улыбнулся этому небу и всему тому, что было, и тому, кто – был.
