Данил Двухреченский
Перевернутые жизни
Стук.
Солнечные лучи бились в окна. Богдан Шикин проснулся от легкого трясения. Разлепив глаза, он узнал знакомое лицо. Лицо принадлежало матери.
– Идем завтракать, – сказала женщина, поглаживая сына по темным волосам. Богдан пробурчал что-то нечленораздельное, что означало согласие.
Женщина поднялась и вышла из комнаты.
Мальчик полежал с минуту, прежде чем сел на кровать. На часах 7:02. Наступил еще один день, в который нужно идти в школу. Богдан потер закрытые веки, зевнул и потянулся, разведя руки в стороны.
За завтраком отец смотрел новости. Ведущая новостей рассказывала, как в доме обнаружили тело расчлененной девочки. Родители нашли тело дочери утром, когда из комнаты пошел несвежий запах. Ей исполнилось двенадцать в сентябре. Это стало последнее день рождение.
– Какой ужас творится в этой стране, – бросила мать. Она закончила мыть посуду и вытерла руки об полотенце.
– Ужас творится во всем мире, – поправил жену отец, выключив телевизор.
По дороге в школу, держа мать за руку, Богдан почувствовал волну страха, накатившая без особых причин. Он сжал ладонь женщины сильнее, слегка потянув на себя.
– Что такое? – поинтересовалась женщина, смотря на сына.
– Мне страшно, – просипел мальчик, оглядываясь по сторонам, словно ветер имел физическое тело и выжидало время, дабы напасть.
– Тебе приснился плохой сон или это из-за новостей? – с испугом спросила мать.
– Я сам не знаю.
Зайдя в класс, Богдан сел за парту со своим другом Максимом.
– Привет, – поздоровался друг. Богдан от неожиданности дернулся. – Ты чего дергаешься? Боишься чего-то?
– Нет, – соврал Богдан.
Он не мог выдать истинных эмоций, иначе прослыл бы «трусом», подобный титул доставался маленьким детишкам, к которым Богдан не относился (так считал он, и уверенность в этом не уменьшалась, а только росла).
– Карточки принес? – втиснулся в размышления Максим.
На парте мальчик заметил вытянутое лицо с черными глазами.
Когда же занятия закончились, Богдана встретила мама. Он попрощался с друзьями, забыв о страшном лице на парте и страхе в целом.
– Как прошел день? – спросила мать.
– Отлично! – с сиятельной улыбкой ответил мальчик.
Он смотрел прямо, но стоило перевести взгляд на соседнее здание, вдоль которого они шли, Богдан заметил существо. Оно карабкалось по стене и забралось на крышу, больше мальчик ничего не видел.
Два часа ночи. Богдан, укутанный в одеяло, спокойно спал, довольствуясь сновидениями. День был насыщенным и запоминающимся. Мальчик, которому исполнилось восемь лет, изучал программу второго класса. Учеба продвигалась на пятерки. Мальчик собирал карточки Человека-паука. За каждые пятнадцать пятерок в неделю (оценки считались только по серьезным предметам) мать обещала покупать по журналу с карточками любимых героев. Выходили они не так уж дорого, но зато у мальчика появлялась мотивация учиться.
Он хранил заветную коллекцию в коробке от конфет. Они аккуратно лежали на дне, сложенные друг на друге ровными рядами. Богдан любил доставать «особые» карточки и разглядывать изображенного персонажа.
Сегодня день выдался насыщенным и запоминающимся по двум причинам (не считая необъяснимый страх). Первая – Богдану удалось обменять повторные карточки на другие, которые у него не имелись в коллекции. Вторая причина перекрывала первую, ведь сегодня настала пятница. Пятнадцать пятерок в дневнике набрано, а значит, мальчика ждет обещанный приз. Мать запоздала с журналами и в качестве извинения сказала, что купит сразу два номера. Радости Богдана не было предела. Мальчик был готов прыгать на кровати. Сон как рукой сняло. Он сомневался, что сможет сомкнуть глаза хотя бы на минуту. Сомнения оказались напрасны. Мальчик долго ворочался в кровати, скрепя пружинами, и уснул в десять вечера.
Видя сон, где мать заходит в комнату. Руки спрятаны за спиной, и тогда Богдан всё понимает. Да, для него всё очевидно, как испарение воды из озера в жаркий день. Мать показывает сыну два заветных журнала, где запакованы карточки. В голову прокралась мысль, что в упаковке та самая «ультраредкая карточка» со злодеем Пятно, которого Богдан никак не может заполучить в коллекцию. Да, он однозначно там, и сегодня ему повезет. Он целует мать куда попало, после забирает заслуженные свои призы за успешную неделю. Упаковка шелестит и никак не поддается на попытки снятия. Богдан, не теряя более времени, хватает ножницы и справляется с проблемой на раз. В его руках пакетик, на котором изображен Человек-Паук. Он стреляет паутиной наверняка, чтобы зацепиться ею за стену здания. Мальчик разрывает синюю упаковку и достает желанные карточки. Он просматривает повторные карточки и замечает на последней карточке пятна. Улыбка растягивается на лице, и вот, Пятно у него в коллекции. Богдан добирается до карточки и хочет насладиться персонажем, который сражался с Человеком-пауком. Он убирает предпоследнюю карточку и готов смотреть на Пятно…
Что-то ударилось по стеклу, отчего Богдан потерял картинку из сна и проваливалился в темноту, а после в реальный мир. Здесь у него нет в коллекции «ультраредкой карточки» Пятна. Мальчик хотел злиться на что-то конкретное, но не мог найти причину. Осталось гневаться на весь мир, который забрал. Нет. Подло украл лучший момент в жизни Богдана. Мальчик слышал еще пару стуков в окно и принял их за капли дождя, который должен был пройти этой ночью. Он услышал это в вечернем прогнозе. Поганый дождь испортил лучший сон в его жизни.
Богдан обнаружил, что что-то давит на живот. Он хочет в туалет, но никак не хочет покидать теплую и уютную кровать. Еще сильнее разозлившись на мир, который так несправедлив и жесток, мальчик сел на кровать. Укутанный в одеяло, Богдан решился на важный шаг – попасть в холодный мир. На нем надета пижама с персонажами из «Тачек». Даже сквозь ткань мальчик ощутил, как холодный воздух проникает к коже и пробивается в организм. Зевнув так широко, что мальчик растянул слегка края губы, Богдан выбирался с кровати, оставив теплое убежище позади.
Выйдя в коридор, Богдан продолжал слышать звуки. Сомнения, что это не дождь, отпали напрочь. Мальчик дошел до туалета в полной темноте, ориентируясь на маленькое свечение лампочки на выключателе. Сделав дело, Богдан помыл руки и направился обратно. Забравшись под одеяло, Богдан попытался восстановить утерянный сон. Но капли дождя мешали сосредоточиться. Почти провалившись в сон, мальчик заметил (точнее, услышал), что интервал между попаданиями капель по стеклу дольше положенного. Мальчик также вспомнил, что капли дождя попадают по всей поверхности стекла. Этот же стук нацелен лишь на одну точку, чего дождь никоим образом не может сделать. Что-то тут было нечисто.
Богдан обратно принял сидячее положение, вглядываясь, что же происходит за шторами. Небо заслоняли темные тучи, почти что черные, но ливня так и не было. Богдан ощутил страх. Все ужасные мысли промелькнули в голове. Он вспомнил клоуна «Оно» из фильма, который смотрел отец. Там клоун запугивал детей. Богдан сжал одеяло, словно оно могло защитить его, если там окажется клоун. И все-таки, он уже взрослый мальчик. Так говорит отец, мать, учителя, все родственники и знакомые родителей. Почему он должен бояться какого-то выдуманного персонажа из дурацкого фильма? Богдан не нашел ответа и стал гордиться своей храбростью. Осталось лишь отдернуть штору и показать монстру, что такой прием с Богданом Шикиным не прокатит. Ему нечего бояться, ведь чудовищ не существует. Он дотронулся до шторы и услышал очередную очередь стуков.
– Мне нечего бояться, – прошептал гордо мальчик и отдернул штору.
Никогда он так не ошибался.
За окном не оказалось никакого клоуна. В этом правда была за Богданом. Но существо не было привлекательнее Пеннивайза. Оно походило на изображение монстра с парты. Оно глядело на мальчика своими бездонными глазами, в которых ничего не было. Глаза напоминали дыры, в которых не хватает осколков. Как на стекле, когда осколок выпадает, оставляя за собой сквозное отверстие. Богдан видел в бездонных глазах смерть, голод и одержимость. Возможно, он все выдумал, а может, существо захотело, чтобы мальчик почувствовал эти ощущения. Существо поглощало своей тьмой.
Вытянутая голова с серой кожей, как у трупа, который лежит в морге, пока его не кремируют или похоронят. Никаких ушей. На их месте дыры, такие же бездонные, как и глаза. Рот существа тянулся по горизонтали, пока не достигал концов челюсти. Губы или что у существа было вместо них, не шевелились. Казалось, они вовсе и не нужны.
Богдан побледнел, как заяц, меняющий окрас зимой. Вся кровь направилась в сердце, которое каким-то чудом еще стучало в груди. Существо не переставало глядеть на мальчика и продолжало стучать по стеклу. Богдан заметил на теле идущую вдоль полосу, похожую на губы, которые есть у каждого человека. «Губы» тянулись от груди и достигали пупка, на этом резко обрываясь. Существо провело длинным пальцем по стеклу, отчего то заскрежетало, как вилка по школьной доске. Оно имело когти, служившие как ножи, потому стекло потихоньку резалось. Словно сливочное масло. Богдан хотел закричать или убежать к родителям, но не смог ничего сделать. Он превратился в живую статую, которая ни на что не способна, кроме как стоять на месте и наблюдать за происходящим. Существо прорезало дыру в стекле, пока то не выпало на улицу, разбившись об асфальт. Машины, припаркованные у подъезда, зашлись сиренами, проигрывая свои мелодии.
Существо схватилось за неровные края стекла, как бы входя в нору. «Губы» на теле начали расходиться, как двери лифта. Богдан почувствовал запах кала и мяса. Из «губ» виднелись маленькие острые зубы. Сердце забилось сильнее, когда «губы» существа разошлись полностью. Богдан видел кишечник, но никак не похожий на человеческий. Из толстой кишки показывались щупальца в виде все той же кишки. Отростки находились (и, по всей видимости, росли) на поверхности органа. Кишки-щупальца потянулись к мальчику. Богдан обнаружил вернувшуюся способность кричать, но было поздно. Щупальце-кишка забралось к нему в рот. Крик вышел сплошным мычанием. Другие отростки обвили руки и ноги мальчика, крепко сжимая конечности, как орел пойманную мышь.
Богдан пытался вырваться из щупалец, но ничего толкового не выходило. Кишки-щупальца лишь сильнее сжимали запястья и щиколотки. Мальчик почувствовал, как на сжимаемых местах течет кровь. Кисти и ступни совсем обескровились, превратившись по своему цвету в мел. Существо дышало своим ртом на тела. Грудь то вздымалась, то опускалась. «Губы» слегка дрожали, как ноздри человека при втягивании свежего воздуха. Запах кала усилился, когда оно потащило Богдана в рот. Слёзы текли по щекам. Он захлебывался слюнями, не имея возможности их сглотнуть, дабы протолкнуть дальше. Щупальце-кишка по-прежнему находилось во рту, не давая вырваться крику. Богдан почувствовал, как отросток начинает продвигаться глубже, проходя через язычок и пролезая в гортань. Мальчик стал задыхаться. Он барахтался, пытаясь освободиться. Щупальце-кишка достигла лёгких и сжала их с особой силой. Мальчик пытался набрать хотя бы немного кислорода, но всё тщетно.
Щупальце-кишка, находящееся в мальчике, ломало рёбра. Богдан хотел выть от боли. Позвать родителей, чтобы они спасли его. Но не представлялось возможности даже шёпотом что-либо сказать. Прошло всего минута, а мальчику показалось время вечностью. Существо раздавило лёгкие, отчего Богдан перестал дышать, потихоньку уходя в темноту. Боль продолжала преследовать его. Щупальце-кишка прорывалось сквозь грудь, пытаясь вырваться наружу.
Из груди мальчика вышел отросток. Оттуда повалились сломанные рёбра вперемешку с кровью, запачкав постельное бельё и окрасив пижаму новыми красками. Богдан всё никак не мог покинуть этот жестокий мир. Щупальце-кишка разрезала живот паренька. Сию же секунду через разрез повалились кишки. Забрызгав стены и стекло кровью. Существо потянуло Богдана себе в пасть, жадно дыша краями «губ». Голова мальчика повисла. Оно заглотило Богдана Шикина, который больше походил на выпотрошенную куклу. Существо сомкнуло «губы». Оно перебралось по стене подъезда в другой дом, где спала маленькая Лиза.
Богдан проснулся в поту, вскакивая с кровати. Неужели это был всего лишь кошмарный сон? Мокрые штаны прилипли к ногам, на часах 3.45. За окном играла ночь, по-прежнему беспросветная и пугающая. Где-то залаяла собака.
Раздался стук. Мочевой пузырь дал сбой.
Кейс.
Обычный день, я не мог сказать, чтобы он отличался от других дней. Вся неделя состояла из подобных дней. С понедельника до воскресенья – ничего нового. Я возвращался с работы. До остановки оставалось около пяти минут, оттуда я уже доеду прямо до нужного места, а там недалеко до дома. Ветер прошелся по лицу, заходя в нос с холодным стуком. Я вдохнул его больше, чтобы холод проник в мозг, осудил голову после рабочего дня. Я работаю продавцом и только что отработал десятичасовую смену. С каждым днем народ только прибавлялся, я высчитал, что по утрам в выходные дни людей меньше – в будние дни все наоборот.
Подол серого пальто развевался, как супергеройский плащ в фильмах, придавая загадочности и больше пафоса. Мне шел тридцать второй год. Как я провел детство, юношество и дошел до такого, что под глазами мешки, на подбородке щетина, а сам живу в родительской квартире? Сам не знаю, но квартира моя, и живу один, иногда на выходных хожу в клубы – вспоминаю молодость. Светлые волосы в совокупности с темно-карими глазами всегда привлекали девушек. Я водил их домой или случалось обратное, но, в конце концов, мы занимались тем, что приносило нам нескончаемое удовольствие. А теперь выходит еще один вопрос – нравится ли мне подобный образ жизни? Кувыркаться с девчонками, ходить на работу, пахать, как лошадь, лишь бы прокормить себя, выслушивать скандалы на кассе. Ответ прост – такого исхода я не ожидал. Чего же ожидал? Отучиться одиннадцать классов, сдать экзамены и поступить в милицейское училище, нынче переименованное в полицейское училище. Шел 2015 год. Много чего поменялось, сменились президенты, поднялись цены, поменялись люди. Эволюция, детка!
Дойдя до остановки, меня обрадовало, что лавочку заняли всего два человека, и место ближе к краю оказалось свободным. Везение во всей своей красе! Оставалось надеяться, что так продолжится дальше, что я найду свободное место уже в автобусе и смогу вздремнуть десять или пятнадцать минут или же обдумать следующие планы на завтра. Я сел на лавочку, защищенную пластиковым прозрачным куполом сверху, за счет которого узнают, где располагается остановка. Рядом сидел мужчина в черном плаще, на голове темная шляпа, прикрывающая лицо, удавалось разглядеть только губы, все остальное оставалось в тени.
Подъехал автобус 237, никто не вышел из транспорта, но двери все равно открылись. Мужчина в черном плаще встал и зашел в автобус, пройдя вглубь транспорта. За ним последовала бабушка. Двери со скрежетом закрылись, мотор не переставал рычать, водитель надавил на педаль газа. Общественный транспорт покинул остановку. Я остался один. В десять вечера я сидел на остановке, желая, чтобы автобус 873 поскорее приехал. Температура заметно опустилась на пару градусов. Пальто спасало от охлаждения организма совсем малость. Я усвоил для себя, что завтра, если выйду в клуб в выходной, то обязательно оденусь теплее. Накину свитер, подштанники и теплые носки, так будет удобнее и комфортнее.
Я повернулся в направление, откуда должен был приехать автобус – ничего. Лишь автомобили гоняют по шоссе, спеша по домам или работам. Проклиная все на свете и в особенности водителя, который задерживается, мой взгляд упал на лавочку, где сидел мужчина в черном. На его месте теперь лежал кожаный кейс с блестящей серебристой ручкой и замками. Замки так и просили, чтобы кто-то их открыл и заглянул внутрь, увидел сокровища незнакомца. Я сделал вид, словно не заметил забытую вещицу. Тот, кто оставил кейс, обязательно вернется, либо пойдет в участок выяснять: «Не видел ли кто его кейс?». Скорее всего, кейс заберет воришка, увидев в нем что-то весьма ценное, пойдет в ломбард и продаст ценности. Автобус не приезжал, а мое терпение сдувалось все сильнее и сильнее. Тяжело терпеть что-то загадочное, когда оно находится в нескольких сантиметрах от тебя.
Это может быть проверка, промелькнула у меня мысль. Вполне возможно, что кто-то устраивает эксперимент на честность и терпение. Я оглянулся, но никого не увидел. Ни одного человека на моей стороне дороги, ни на противоположной стороне. Взгляд вернулся к забытой вещице, и я разглядел маленькую вышивку из кожи, прикрепленную к поверхности кейса. Мне пришлось придвинуть кейс к себе, чтобы прочитать инициалы мужчины в черном. «Барников О.Л.» – прочитал я. Олег Леонидович, предположил я имя и отчество, но мог ошибаться. В любом случае, мне была известна фамилия мужчины. Я мог отнести кейс в участок, там его нашел бы владелец.
Шоссе опустело, автомобили знатно поредели. Дорогу прорезали лучи фар крупного транспорта, я оторвал взгляд от кейса и взглянул к приближающемуся транспорту. Автобус с номером 873 остановился, распахивая двери, приглашая меня в теплый салон. Тут передо мной встал выбор: брать кейс или оставить, пока кто-то не возьмется за мой невыполненный план? Водитель поглядел на меня, готовый закрыть двери и двинуться к следующей остановке. Я схватил серебряную ручку и забежал в автобус. Двери закрылись, и автобус продолжил путь.
Салон совсем пустовал, ни единого пассажира, все места принадлежат мне, предлагая выбрать именно его. Я прошел в заднюю часть транспорта, сев на дальнее кресло у окна. Кейс лежал на ногах, пока я смотрел, как мелькают автомобили, несущиеся в противоположную сторону. Я уснул.
Женский голос объявила еще одну остановку, чем разбудила меня. Я встрепенулся, словно мне запихнули за шиворот снега. Еще пять минут я сидел, смотря на кейс, лежащий на коленях. Мне стало грустно и больно от одной мысли, что завтра ничем не будет отличаться от сегодняшнего дня. Голос объявил мою остановку, и я покинул автобус, выйдя обратно на холодный воздух, где бушевал ветер вперемешку с дождем.
Я добрался до дома, когда на часах значилось пятнадцать минут двенадцатого. Открыв дверь своей двухкомнатной квартиры, я поставил кейс на тумбочку, где хранилась обувь, и вошел в ванную с легкой душой. На какое-то время я чувствовал себя прекрасно, стоя в ванной, пока теплая вода омывала мое лицо, стекая по телу. Шампунь попал в глаз, отчего я сильнее зажмурился, чувствуя, как мыло щиплет слизистую оболочку. Я потер глаза, забыв про пеню, остававшаяся на костяшках, отчего глаз сильнее защипал. Я зашипел, как кот, на которого попали холодной водой. Продолжая стоять со щиплющим глазом, я кое-как вымыл руки от пены и, сложив ладони лодочкой, набрал воду, промыв глаз. Наступило облегчение. Я смыл оставшийся гель с тела и шампунь с головы, и вышел из ванны. Открыл дверь, чтобы тело привыкло к холоду, смотря в запотевшее зеркало. Ребром кулака я провел линию, позволяющая видеть собственное отражение. Мой глаз кровоточил. Я заморгал, осознав, что он просто сильно покраснел, чем напоминал яичный белок, залитый кетчупом.
Оставив все как есть, я вышел из ванной комнаты. Закрыв окно на кухне, чтобы холодный воздух с ветром оставались снаружи, я «поставил» чайник. Ходя по квартире в трусах, я не замечал кейса. Не хотелось брать его не то, что в руки, даже смотреть на него было противно. Да, любопытство до сих пор прыгало внутри, стукаясь обо все органы. Глаз продолжало щипать, потому я не переставал чесать его, как ребенок трет веки, когда очень хочет спать.
От кейса исходила странная аура. Я чувствовал, как она пробивается через кожу, течет по венам, проникает в кости и добирается до клеток. Кейс оставался на тумбочке. Я прошел в спальню и ударился мизинцем ноги об ножку кровати. Матеря все вокруг, я сел на матрас, растирая раненный палец. Он покраснел, кожа затвердела.
– Могло быть хуже, – сказал вслух я.
Но меня преследовало непонятное чувство. Сначала глаз, теперь мизинец – пока все незначительно. Но если так продолжиться дальше, то беды не миновать уж точно.
«Всего лишь неудачный вечер, завтра все будет отлично», – сказал я себе. «Меня ждет клуб, девушки, выпивка и секс. Потом все заново. «Н» круг моей жизни, повторяющийся из раза в раз». Я завел себя в печаль, ложась в кровать. «Все будет как всегда».
Я заснул.
Утром покраснение глаза спало, но болеть от этого он не перестал, мизинец распух, напоминая крошечную сардельку. На завтрак я выпил кофе и съел яичницу. При первом глотке я обжегся, отчего кончик языка онемел, словно я прикусил его зубами до крови. «Утро только началось», – подумал я, нарезая хлеб и не рассчитав расстояние ломтика и пальца, я порезал его, почти дойдя до ногтя. Кровь незамедлительно вышла наружу, пачкая доску для резки и хлеб. Я засунул палец в рот, как делает каждый человек при порезе. «Меня не любит сама вселенная, один ожог и порез, а я толком не вышел из-за стола».
