Даниил Щетирецкий
Эксперимент №8
И всё же, я снова тут. Вчера я думал, что ушёл насовсем, но понял, что осталось ещё кое-что, что я должен сделать перед отъездом.
Всю ночь я не мог уснуть из-за мыслей о той квадратной каменной постройке, которую я нашёл с Владом и другими ребятами в детстве. Как я уже говорил, я испытывал странный, но сильный интерес к пропаже Влада. Почему-то мне казалось, что это здание как-то связано с этим.
С того дня, когда пропал Влад, я ни разу не приближался к этому зданию. Я бывал в лесу, на могилке, но у здания – никогда. Пока я был ребёнком, я боялся подходить к нему, и, по всей видимости, страх перешёл во взрослую жизнь. Мне трудно объяснить причину, по которой я боялся туда идти, но мне казалось, что она отчасти заключалась в том, что я боялся повторить участь Влада, что, в целом, было логично. Хоть я и понимал, что я уже давно не ребёнок, а это здание, скорее всего, вообще никак не связано с пропажей, мне было страшно.
Но сейчас я испытывал какое-то вдохновение на поход туда. Возможно, из-за того, что всю ночь я думал об этой постройке и каким-то образом смог себя убедить в том, что в ней нет ничего страшного, а, возможно, из-за чего-либо ещё.
Я принёс очередной букет на могилку и положил его поверх предыдущего, не успевшего завять. Я подровнял кучку земли и ступил в лес. Летом трава здесь довольно густая и высотой чуть выше щиколотки. Я шёл, расталкивая еë ногами и она самую малость мешала идти. Я делал новую тропинку поверх старых, которые уже успели зарасти. Я прошёл около тридцати метров, и вот, прямо передо мной, место, которое я боюсь больше всего. Вернее будет сказать боялся. Когда я его увидел, мои уверенность и вдохновение заметно уменьшились, и я остановился в нескольких метрах от здания, думая о том идти мне или нет.
И всё же, я понимал, что если я не пойду сейчас, то, во-первых, уже никогда здесь не окажусь, а во-вторых, меня будет ужасно грызть за это совесть. Поэтому я пошёл.
Я помнил, что вход в эту постройку располагался со стороны, повёрнутой к лесу. И он никуда не делся. Но теперь, вместо массивной железной, заржавевшей двери, на месте дверного проёма не было ничего. Но я ведь отчётливо помню эту дверь, к которой никто из нас так и не рискнул прикоснуться. Моё сердце стало биться быстрее. В глубине души, несмотря на то, что я пытался отрицать эту мысль, я надеялся на то, что там всё ещё будет эта дверь и я не смогу попасть внутрь. Я почувствовал неприятное ощущение внутри от осознания собственной трусости. Но с какой-то стороны это чувство помогло мне решиться, и я, сам не заметив как, оказался внутри.
В здании царила непроглядная тьма, и я стал судорожно шарить по карманам в поисках телефона. Когда я его нашёл, я включил на нём фонарик и стал осматривать комнатку.
Располагавшееся слева от двери окошко, единственное в здании, было сломано, но ни через него, ни через дверной проём свет внутрь почему-то не попадал. Казалось, будто тьма, подобно чёрной дыре, поглощала его. В свете фонаря телефона я смог разглядеть огромный слой пыли на полу, на котором я оставлял свои следы. В правом дальнем углу располагалась небольшая одноместная кровать, на которой лежало раньше белое, а теперь покрывшееся огромным слоем пыли и грязи, постельное бельё. Рядом с ней стоял стул, на котором, как мне сперва показалось, кто-то сидел, но тут была та же ситуация, как и с одеждой на стуле ночью. В левом дальнем углу стоял большой деревянный шифоньер с двумя отсеками, дверца одного из которых была сломана. Помимо этого, в левом ближнем углу стоял деревянный стол, на котором ничего не было, а так же на полу лежал расписной ковёр, ставший практически серым от пыли и грязи. Больше ничего. Ничего, что могло хоть как-то помочь в деле о пропаже Влада. По всей видимости, раньше эта комнатка была частью дома – но тогда трудно объяснить, почему именно она осталась почти нетронутой, а весь остальной дом стёрт подчистую. Может, это изначально была небольшая комнатка и в ней кто-то жил. Но это не важно, важно то, что здесь нет ничего, связанного с Владом. Ни-че-го.
Но ведь должно быть хоть что-то, думал я, пока ходил по пыльному ковру.
Я подошёл к кровати и аккуратно, почти брезгливо и быстро стянул с неё постельное бельё. Под ним оказалась белая простыня, но ничего кроме этого. Потом я подошёл к шифоньеру и открыл единственную оставшуюся дверцу. Краем глаза я увидел паука, бегущего по стенке шкафа, но, когда я перевёл взгляд туда, где я его видел, его там уже не было. На нижней полке шифоньера, располагавшейся под двумя основными отсеками с дверцами, лежало что-то похожее на постельное бельё, свёрнутое в четыре раза, такого же белого цвета, как и то, что было на кровати. Потом я подошёл к столу. Я сразу увидел, что на нём ничего нет, но зачем-то провёл рукой по его поверхности. Когда я поднял руку, она была вся серая от пыли.
Я был разочарован, но не более. Но так же я был рад. Та трусливая часть моей души, что надеялась, что металлическая дверь не пустит меня в это здание, снова дала о себе знать. Она буквально ликовала от счастья. Но вместе с ней, в другой части моей души, злилось раздосадованное чувство того, что я что-то упускаю. Все эти годы я был уверен, что это место связано с пропажей Влада, но сейчас…