Даниил Сгораев
Ему семнадцать, ей тридцать пять
Он и Она давно мечтали друг о друге, даже не подозревая этого. И сейчас, закрывшись в одной из комнат, тьму в которой разбавляет приятный фиолетовый свет лампы, Они тяжело дышат, пока Их грешные сердца бьются в одном ритме. Фиолетовый стелется по Её коже, проникает в зелёные глаза, и теперь они не зелёные, нет, они становятся чёрными от расширяющихся зрачков. «Ты мне нравишься», – говорят они. Кажется, в них умещается вся галактика, вся солнечная система, все звёзды, планеты, метеориты, бьющиеся о радужку, но больше всего места там оставлено для него. Он желает провалиться в эту тьму, и желание это подталкивает Его к Ней, сближает Их, делает сухое мокрым, а холодное – горячим.
Их губы почти соприкасаются – души воют, запертые в грудных клетках, – но в самый последний момент Она поднимает руку и останавливает Его. Говорит: «Только массаж». Им нельзя делать то, что Они хотят сделать, и Она понимает это. Чуть отстраняется от Него, старается совладать с собой, но чем сильнее Её контроль над телом, тем отчаяннее оно жаждет вырваться на свободу. Их любовь запретна, их любовь не здорова, их любовь следует придушить, пока она не переросла в нечто большее. Общество осудит, люди не поймут, но плевать, они и не узнают. Он не разболтает, Она не расскажет. Они утонут в интиме, доверившись друг другу, и то, что Они сделают, не выйдет за рамки Их очень странных отношений. Ему семнадцать, Ей тридцать пять, и оба Они тонут в либидо друг друга.
«Только массаж», – повторяет Она и ещё больше отстраняется от него. Шёпоту в Её голосе не удаётся скрыть нотки похоти, которая так давно не разгоралась в груди! Да и не только в груди. Приятная дрожь пронзает тело с головы до ног, накатывающими волнами пробегает под кожей, Она чувствует влечение (к Его мышцам, телу, губам), но сдерживает себя, потому что так нельзя, нет, нельзя, вы что, мы же приличные, мы нормальные, мы скучны, мы скованны, мы боимся безумия и не хотим впадать в него, даже на секунду, даже если очень-очень хочется.
А Ей отчаянно хочется впасть в безумие. Вместе с Ним. Забыть обо всём и слиться с Ним воедино – в полутьме, в симфонии стонов и трения влажной от пота кожи.
Но Она повторяет: «Только массаж», – и отдаляет момент Их слияния. Она жаждет Его, но что-то (что-то из здравого смысла) заставляет её сомневаться. Она уже без майки, стоит перед Ним, на торсе один лишь бюстгальтер, который вдруг стал очень тесным. Но Он смотрит не на грудь, а в глаза, в зелёные глаза, в которых слились все красоты природы: огонь, вода, союз льда и пламени, жары и холода, здравости и безумия. Он еле заметно кивает, соглашаясь только на массаж, и вскоре Она медленно, будто специально растягивая процесс, ложится на кровать. Её светло-русые волосы расстилаются по спине, и с часто бьющимся сердцем Он берёт их и разводит в стороны, так что ни один волосок не остаётся лежать на спине.
Она спрятала руки под подушкой, наверняка потому, что еле с ними справляется. Голову повернула налево, лицом к Нему, но глаза закрыла, словно боится, что один Его вид сорвёт с цепи Её сознание и возбудит нечто дикое, что никак не присуще нормальным людям. Он смотрит на Неё несколько секунд и понимает… понимает, что проделал всё это не зря. Игра стоила свеч, и Её обнажённая спина горят для Него ярче самого мощного пламени. Так долго…
Так долго…
И наконец этот момент наступил.
Словно во сне Он касается пальцами мышц спины, и реальность тут же взрывается красками, когда от Его касания в полутьме раздаётся судорожный вдох. Вены натягиваются подобно канатам. Он не массажист, даже не мастер, но Он полон любви, а порой любовь способна сделать невозможное, поэтому Он и начинает делать массаж. Он чувствует, что доставит Ей удовольствие, что оба Они вкусят частичку космоса и разбавят её ощущениями друг друга. Тёплыми пальцами Он вновь проводит по спине и останавливается у шеи.
Его ладони обнимают Её плечи и начинают медленно, очень медленно скользить по коже, разогревая мышцы. Из Её прижатой к кровати груди вырывается стон и тут же растворяется в густом фиолетовом свете, что уже переходит в сладкий малиновый, настолько сладкий, что вкус сахара мерещится во рту, выделяется слюна, повышается температура.
Он разминает её позвоночник.
Он вспоминает – и вспоминает с теплом, – как впервые увидел Её улыбку: в тот момент вода Тихого океана омывала Её щиколотки, сама Она скакала по песку, прыгала как маленькая девочка и улыбалась! Господи, как Она улыбалась! Хоть уже тогда Ей и шёл четвёртый десяток, одна эта улыбка превратила Её в у юную девчонку, что скакала на волнах океана, застенчиво смеясь под густыми облаками. Как весело поднимались и опускались Её волосы! Светлые пряди, будто сотканные из тонких нитей золота, что плавно переливались в тёмную медь ближе к корням… Какой счастливой выглядела Она в тот день, на берегу Тихого океана, в своём чёрном костюмчике, скрывавшем почти всё тело.
Но сейчас на Ней только джинсы и нижнее бельё. Тёмный бордовый бюстгальтер становится чёрным в фиолетово-малиновом свете, но теперь Он фокусируется не на текстуре, нет, на чём-то большем, неосязаемом, возвышенном. Он чувствует, как Её душа застенчиво касается его собственной. «А Он выйдет погулять?» – спрашивает она. И в ответ пальцы сильнее вдавливаются в мышцы, даря вспышку приятной боли. А вслед за вспышкой по телу растекается слабая дрожь, вибрация.