Даниил Заврин
Борщевик шагает по стране

Вышкин

– То есть как это вы не скажете, где он? – возмутился Федор Евгеньевич, стоя в бухгалтерии перед столом Ольги Антоновны, женщины за сорок с грубым, но спокойным выражением лица. – Я же вам говорю, что человек пропал.

– Так пусть заявляют родственники в полицию, вы тут при чем?

– Я его друг.

– Я коллега. Это не меняет ситуации.

– Но мне необходимо его найти.

– Я все равно не улавливаю вашей особенности.

– Да в смысле – вы не улавливаете? Мой друг пропал. Телефонную трубку не берет, его просто найти не могут.

– То, что он трубку не берет, как раз не повод беспокоиться, человек взял три дня отдыха не просто так. К тому же черт знает куда уехал.

– Вот и скажите – куда.

– Мужчина, у меня очень много работы. Вы меня отвлекаете.

– Отвлекаю?

– Отвлекаете.

Федор Евгеньевич полез в карман, чем обратил на себя внимание главного бухгалтера, презрительно смерившего его взглядом.

– Это еще зачем?

– Что? – непонимающе посмотрел на нее Федор. – Что зачем?

– Вот это зачем? – она указала рукой на его руку.

– Ах, это! Думаю, вам так просто не объяснить сложившуюся ситуацию.

– Да? – потянула гласную бухгалтерша. – И что вы намерены мне предложить? Шоколадку?

– Более существенное.

– Как глупо. Вы с вашими дешевыми фокусами и подхалимством шли бы подальше из нашего института. Более того, я, наверное, Плейшнеру лично объясню, что подобных людей присылать мне не надо.

– Подождите секунду, – попытался перебить ее Федор, роясь во внутреннем кармане. Да где же оно?

– Поищите, поищите. Все это, конечно, выглядит жалко. Сперва грубостью решили взять и нахальством, а потом за конфетами полезли, да еще так неряшливо. Вы всегда так с незнакомыми женщинами общаетесь или только в этот раз?

– Вот, – наконец вытащил удостоверение Вышкин. – Вы немного ошиблись с предметом. Будьте теперь добры дать информацию о местоположении вашего сотрудника.

– Да? Я вообще-то знакома и с уголовным правом, и с административным. Более того, я знакома с вашей внутренней системой проверок и, поверьте мне, прийти сюда и размахивать вашим удостоверением, требуя что-то – это явное желание найти себе на шею профессиональную проверку.

Вышкин моргнул.

– А еще, – продолжала Ольга Антоновна, – я так понимаю, ваш друг тоже в чем-то замешан, раз вы так о нем печетесь.

– Остановитесь! Прошу вас, остановитесь. Вы вообще понимаете, что происходит? Я майор ФСБ. Я ищу своего товарища!

– А у меня муж генерал ФСБ. Антон Михайлович Бубукин. Может, знаете такого?

– Антона Михайловича?

– Два раза повторить?

– Да. Знаю.

– Стало быть, понимаете, что вам грозит?

– Вообще-то я ничего такого не сделал.

– Уже достаточно, чтобы я сейчас ему набрала. Более того, я попрошу вас никуда из института не уходить. Уверена, он пришлет кого-нибудь, чтобы помочь вам добраться туда, куда вас там увозят.

– А… – хотел было сказать Федор, но слова словно застряли в горле. – Мне просто нужно узнать, где мой друг.

– Закройте за собой двери! – крикнула Ольга Антоновна и взяла трубку. – Хватит, доигрались.

Вышкин покачал головой, теперь он уже понял, что добиться чего-либо от этой барышни ему уже не светит. Разве что очередной истерии. Более того, в кармане зазвонил телефон, он посмотрел на экран, это был полковник Прокопенко.

– Ты что там наворотил? У меня тут генерал на проводе.

– Да ничего, собственно, – сказал Вышкин.

– Чтобы через пять минут был здесь.

– Принято, – Вышкин нажал на экран, и тот потух.

– Что, вызывают? – ехидно прошипела главный бухгалтер. – Даже удостоверение не помогло?

– Любви бы вам побольше, уважаемая Ольга Антоновна, может, и к людям добрее были бы! – кинул напоследок Вышкин, отворачиваясь от стремительно багровеющей женщины.

Мозалев

Скорей, скорей, скорей. Именно эти слова были в моей голове, когда на следующее утро я с Вадимом несся к Бледной поляне. Неописуемая жажда нового, холодные брызги речной воды, все это как ничто будоражило мой разум, рисуя дивные картины новых исследований.

Я посмотрел на часы. Семь утра. Казалось бы, все нормальные люди еще спят, но нет, некоторые рассекают по деревенским рекам.

– Держись крепче, город, доставлю с ветерком! – крикнул Вадим, явно наслаждаясь утренней поездкой.

– А я думал, ты не любишь быстро ездить.

– Дела появились, так что нужно ускориться. Кстати, ты бы посмотрел инструмент, вдруг вопросы какие, – он кивнул на лежавшую на дне лодки сумку. – Только аккуратней, не порежься.

Я посмотрел в сторону, куда он указал и увидел, что даже в мелочах вроде старой поношенной сумки Reebok этот неумолимый провинциальный след отчетливо прослеживался в этом месте.

Но зато инструмент превзошел все мои ожидания. Это был даже не нож, а самый настоящий мачете, заточенный явным профессионалом. Еще Вадим одолжил мне большой фонарь, видимо, с барского плеча за мою повышенную платежеспособность.

– Только ты аккуратней, город, хотя и тучи, но если будешь рубить борщевик, постарайся под солнце не попасть, оно вроде как в обед покажется.

– А по мне так пасмурно.

– Вам, городским, не понять. Тут чувствовать надо.

– А вообще есть возможность эту поляну как-то по периметру объехать?

– А?

– Вокруг, то есть, – пояснил я, – чтобы посмотреть, что за кустарником.

– Ах это. Наверное, да. Но там сплошные заросли. Можем вдоль реки проехаться, но сам увидишь, все тоже заросло. По воде на поляну самый удобный заход.

– А по земле?

– Еще хуже. Там ни тропинок, ничего. Больно уж этот куст разросся. Я даже думаю, от дороги километров двадцать по лесу в лучшем случае.

– А почему так? Неужели из ваших сюда никто не ходил?

– Из наших нет. Незачем просто.

– А не из ваших?

– Нет. Во всяком случае, я не возил.

– А может, до тебя кто-то? Тут экспедиции были.

– Послушай. Я тебе как нормальному человеку говорю: я никого сюда не возил. Кто до меня ездил, мне тоже не особо интересно. Это не кормовое место. Чем тут заниматься? Ни порыбачить, ничего.

– Почему?

– Да рыбы нет. Или обходит. Я не знаю.

– Гиблое место, да?

– Крайне гиблое.

Вадим отвернулся к реке, всем видом давая понять, что закончен. И минут через двадцать мы подъехали к краю поляны.

– Все, теперь сам. Заеду примерно в пять.

– А как мне дать знать, если что-то пойдет не так?

– Покричи. Я слышал, от этого легче бывает, – невозмутимо заметил Вадим. – А вообще тут зверья нет. Даже комары не жужжат. Так что не дрейфь, город. Работай спокойно.

С этими словами он вытащил сумку и поставил ее к моим ногам. После чего оттолкнул лодку от берега и поплыл обратно в деревню.

Провожая Вадима взглядом, я вдруг понял, что, несмотря на всю его нарочитую грубость, был бы рад, если он остался со мной.

Но делать нечего. Работа натуралиста не терпит нытиков от человеческого одиночества. Все равно ты не один. С тобой природа. Правда, тут я, наверное, немного поспешил, все же обычно под природой понимают какую-никакую живность. А тут, как правильно выразился Вадим, все крайне гиблое.

Я посмотрел на небо. Несмотря на то, что я одолжил охотничью одежду у Людмилы, я все равно надеялся, что солнце, как минимум, не покажется до обеда. Аккуратно пройдясь по краю поляны, я заметил, как ровно стебли огородили это место, словно циркулем прочертив невидимую грань. Все росло настолько плотно, что без порубки здесь было не обойтись.

Впрочем, Вадим тоже может ошибаться, говоря, что по воде не пройти. Но, спустившись вниз и внимательно осмотрев берег, я понял, что он был прав. Я снова подошел к кустам и вытащил нож. Чутье ботаника подсказывало, что надо напролом.

***

Аккуратно перерезав первый стебель, я точно так же поступил со вторым и третьим, наблюдая, как по рукам начали стекать капли мутного сока. А спустя некоторое время появился и запах. Я перерезал еще несколько стеблей.

Уровень разрастания здесь был, конечно, удивительным, нигде еще мне не встречалась столь высокая плотность роста растений. Я начал резать дальше, стараясь выйти хотя бы за сто метров от центра поляны. И на первый взгляд эта цель была вполне осуществима. Но увы, лишь на первый взгляд.

Едва выглянуло солнце, я побежал назад, уворачиваясь от солнечных лучей, как какой-нибудь древний вампир.

Сняв покрытую соком куртку, я аккуратно протер ее тряпкой. То же самое я сделал с сапогами и перчатками, старательно счищая ядовитый сок и разглядывая покрытое тучами небо.

Всего только часа два, подумал я, оценивая уровень необходимой работы. Но увы, солнце ответило безжалостным ярким светом.

Я посмотрел на мачете. Яркий блеск лезвия был завораживающим. Я, конечно, мало разбирался в оружии, но то, что этот нож стоил не меньше тридцати тысяч, я был уверен.

Негнущийся, безропотно рассекающий твердую поросль, он ни разу не подвел меня, оставаясь все время острым.

Я повертел его в руке. Энергоемкая качественная рукоятка, сбалансированный клинок. И как я раньше не заметил, насколько качественным инструментом поделился со мной Вадим. Наверное, потому что куда больше меня интересовало мое исследование. Я посмотрел на порубленные кусты. Впереди оставалось всего полдня.

Когда солнце снова ушло за тучи, я привычно взял мачете и начал рубить. Да, наверняка не так выглядит для среднестатистического человека ученый, но что поделать, я должен был понять, как выглядит эта поляна со стороны леса, и как далеко уходит растительный боярышниковый тракт. Но только снова словно провидение помешало мне, подарив странную находку, густо покрытую растительностью.

На несколько мгновений я замер, внимательно разглядывая лежавший среди стеблей бумажник. Коричневый, едва различимый, этот предмет словно цеплялся за мой взор, всеми силами пытаясь попасться на глаза. Я наклонился, чтобы подобрать его, но тут снова вышло солнце.

Не могу сказать, что именно заставило меня потянуться сильнее, но это произошло. Игнорируя все техники безопасности, продираясь сквозь срезанные стебли, я еле ухватился за кожаный край и потянул его за себя.

А далее я быстро пошел обратно, стараясь минимизировать потери, которые понес столь необдуманным действием. Ведь все, что было необходимо сделать – это переждать очередное появление солнца и аккуратно вернуться за своей находкой. Но нет, исследовательский интерес пересилил безопасность. «Еще бы! Ведь это целый бумажник» – словно передразнивая себя, подумал я.

Сев в центре поляны, я уже не пытался снова лесть в гущу, старательно вычистив всевозможные участки попадания сока. Также протер бумажник, внутри которого оказалось немного потемневшее лакированное фото молодой Людмилы в приятном фиолетовом платье, с любовью смотрящее в кадр.

– Это ее муж, – вслух проговорил я, разглядывая фото. И тут же добавил: – Так он был здесь. Здесь, среди боярышника.

Я поднял глаза на заросли. Теперь они не казались столь загадочными, они стали опасными. Впрочем, про ядовитый сок я знал и раньше, только вот бумажник… Я снова посмотрел на фотографию. Получается, он пропал именно здесь, среди этих кустов. И явно больше двух лет назад.

Сзади послышался звук мотора. Повернувшись, я увидел, как к берегу едет Вадим. Инстинктивно убрав находку в карман, я встал и помахал рукой, поприветствовав моего проводника. Вадим помахал в ответ.

– Ох, ничего себе ты тут дал лесополосу, – Вадим с уважением посмотрел на мою просеку. – Вот ты даешь, город, тебе бы косу, да травы покосить – цены бы не было.

– Обойдусь. И так устал как собака, к тому же надо кожу осмотреть, думаю, пару ожогов я все же получил.

– Не свезло, да? – сочувствующе вздохнул Вадим и взял из сумки нож. – А я ведь так и знал, стоит раз этим махнуть, как все, пиши пропало, пока весь не вымараешься, не отпустит.

– Да. Нож первоклассный.

– От отца достался. Он часто на охоту ходил, вот и прикупил для добивания, ну и вспарывания, соответственно. Или шкуру снять.

– Я понял, понял, можно и без подробностей.

– Да это ж к слову просто, – сказал Вадим и положил нож обратно. – Ладно, теперь толкни и поедем, я и так уже опоздал везде, где только можно. Заодно и ноги промочишь, тебе сейчас это полезно.

Не споря, я подошел к носу лодки и медленно отвел ее от берега. Вадим дернул ручку мотора, и по воде пошла рябь. И тут я почувствовал, что очень хочу обернуться, снова посмотреть на этот кустарник, как будто открою один важный секрет. Я повернул голову, но увидел лишь прорезанный мной проход и кусты, стоявшие настолько ровно, что создавали вид стены.

И только сейчас до меня вдруг дошла одна простая мысль. Если они стояли так ровно, значит, это была не природная последовательность, а человеческая, построившая такую четкую круговую изгородь. С этим открытием я и отчалил, увлекаемый обратно в уже начинающую становиться привычной деревню.

Вышкин

Закрыв дверь в квартиру, Федор сразу понял, что Ольга не спала, а значит, должен был состояться неприятный разговор. Почти такой же, как до этого с начальством, когда его разнесли за неудачное давление на жену генерала.

Федор аккуратно повесил свое легкое пальто на вешалку и убрал в шкаф, затем прошел на кухню, налил чаю, поискал в холодильнике съестное, посмотрел на часы и, устроившись поудобнее, приступил к позднему ужину.

Спать не хотелось. Федор твердо знал, что там его стережет Ольга, приготовившая миллион своих наставлений, предостережений, поучений, угрызений, умозаключений, а также выводов и этого вечного «а я тебе говорила».

Только долго в одиночестве просидеть не получилось, уже через несколько минут Ольга встала с постели и, шаркая по квартире, прошла на кухню.

– Не спится? – спросил Вышкин, ставя чашку на стол. – Вообще-то поздно уже, а завтра тебе на работу.

– Я не могу уснуть, зная, что мой брат неизвестно где, – сказал она, скрестив руки на груди. – Ты узнал хоть что-нибудь? Я весь день не могла до тебя дозвониться.

– Узнал, конечно, – Федор поднял кружку, словно прикрываясь ею. —Узнал, что он взял несколько дней отпуска за свой счет и уехал.

– Это и так известно. А что-нибудь еще?

– Еще?

– Да, еще.

– Немного. Сегодня вообще сложный день был. Меня вызвал полковник и примерно полдня насиловал мозг якобы из-за моей профнепригодности, которая, между прочим, тесно связана с тем, что был занят поисками твоего брата, у которого главным бухгалтером жена нашего генерала.

– И что? Я должна тебе посочувствовать? Федор, у меня брат пропал.

– Это пока неизвестно.

– Как неизвестно? – Ольга подсела к нему за стол. – Очень даже известно. Ты же сам до него дозвониться не можешь.

– Может, он и сам не против такой ситуации.

– Ты не понимаешь, – как можно мягче сказала женщина, всматриваясь в лицо Федора. – Я его единственная сестра, а он мой единственный брат. Мы всегда тонко чувствовали друг друга, а теперь этой связи нет.

– Может, он от этого устал, ведь твой брат не так часто приходил к нам в последнее время.

– Ты это серьезно сейчас?

– Вполне.

– То есть ты считаешь, что ему было тяжело со мной?

– Не совсем, просто ты тоже можешь быть слишком… – Федор все пытался подобрать необходимое слово. – Привязанной, что ли.

– Надоедливой? – скрестила руки Ольга. – Мне очень не нравится, как ты сейчас ведешь себя со мной, Вышкин.

– Я просто пытаюсь разложить ситуацию и понять, как правильно поступить, Оль, – Федор поставил кружку. – С одной стороны, у меня полковник, который мне сегодня все мозги съел, с другой – твой брат, которого нет всего пару дней. И который, прямо скажем, нечасто хотел, чтобы его находили. Это все ведь не так однозначно, даже на его работе сказали, что он запросто мог уехать на несколько дней. Да, признаю то, что он не отвечает на телефонные звонки. Это странно, но кто знает, какая там связь в этих захолустьях, ты же помнишь, как я ездил в командировку в тайгу? Оттуда вообще дозвониться невозможно было.

– Это другое, – Ольга сложила руки и постаралась поймать взгляд мужа, – потому что ты другой, ты сильный, ты выносливый, ты находчивый. Ты тот, в кого я влюбилась и в ком увидела мужчину, а Женя – он другой. Он в семь лет с насморком слег, думали все, что умрет. Ты не путай себя и его. Он в любой местности без меня и моего контроля пропадет.

– Оль, мне кажется, ты сильно преувеличиваешь. Евгений давно уже самостоятельный человек. Ему по силам самому решать, куда и зачем ехать.

– И все это ты решил после того, как тебе всыпало начальство? – испытывающее посмотрела не него Ольга.

– Это повлияло, несомненно. Тебя ведь там не было, пока меня драл полковник. А он, между прочим, не стеснялся в выражениях и грозился служебным выговором.

– Да он постоянно грозится и ничего, до сих пор не выгнал. Хотя делай, как знаешь. Можешь и забыть про него. Только я не забуду. Надо будет, сама найду, – с этими словами она поднялась из-за стола и направилась к двери.

– Оль! – крикнул Федор, поднимаясь следом. – Я же не сказал, что брошу искать, просто все надо обдумать, Оля!

Но она его уже не слышала, зато хлопнула дверью так, что казалось, та вылетит из петель.

– Да что такое! – буркнул Федор, ставя кружку в раковину. – Как будто я ничем не рискую, черт меня возьми.

Он прошел в коридор и остановился возле закрытой двери спальни, затем заглянул во вторую комнату, где стоял привычный диван. В принципе, он много раз уже спал там, особенно когда задерживался на работе.

– Окей, пусть будет по-твоему, – наконец сказал он. – Хочешь так, пусть так. Только я не виноват в том, что твой брат мог от тебя сбежать.

– Да пошел ты! – раздался голос Ольги. – Сам себе завтрак приготовишь.

– Невелика потеря. С яичницей я как-нибудь управлюсь, – уже тише заметил Федор. – Ты бы лучше дверь входную закрыла, прежде чем обижаться.

Он развернулся к двери и замер. На коврике лежала белая бумага. Он привычно потянулся к кобуре. Минута тишины, еще одна, Федор мягко сделал шаг. Ничего подозрительного. Он резко подошел к двери и встал сбоку. Ничего. Он посмотрел на листок. Там что-то было написано. Вышкин крутанул ручку и плавно открыл дверь, выглядывая в коридор. Пусто. Поводив пистолетом, он прошелся до лестницы и все так же ничего подозрительного не увидел.

– Что там? – раздался голос Ольги за его спиной.

Вышкин убрал пистолет и посмотрел на нее.

– Ничего, показалось.

– А это что? – она подняла листок. – Гадюкино? Это что? Деревня такая?

Мозалев

Вернувшись в деревню, я снова договорился с Вадимом о новой поездке. Да, обошлось недешево, но зато я был точно уверен, что завтра снова попаду на поляну и смогу продолжить свое исследование. Другой вопрос: к чему именно оно приведет, ведь я нашел там вещь пропавшего человека.

– О чем-то задумался, город? – спросил Вадим, забирая вещи из лодки. – Ты, кстати, не забудь про ожоги, они не сразу проявляются.

– У меня есть мазь, – соврал я. – Вадим, слушай, а муж Людмилы… Что с ним случилось?

Парень на мгновение замер, потом явно что-то додумал и, наконец, посмотрел на меня несколько удивленным, словно запоминающим взглядом.

– Пропал. Наверное, года два назад. Может, больше. Я точно не знаю. А тебе это зачем?

– Любопытно. Такое событие не совсем обычно для маленькой деревни.

– Не такие уж мы и маленькие, город. Ты просто не везде был. У нас и больница есть, и мент свой. Ты походи, посмотри, что тебя окружает, как-никак, ты теперь живешь тут.

– Я бы так не сказал.

– А я бы сказал. Ведь ты сейчас не обратно в город едешь, а к бабе Люде идешь, верно?

– Да.

– Вот видишь, значит, ты живешь в деревне. Ночуешь тут. А сколько – это не особенно важно. Ты уже пропитываешься этим местом.

– В тебе живет философ, Вадим.

– Мертворожденный, – вдруг сказал он, и в глазах заиграл странный огонек, отчего мне даже показалось, будто слово было произнесено совсем другим человеком.

– Почему мертворожденный? – повторил я, вглядываясь в него.

– Не знаю, – махнул он головой, – просто само вырвалось. Все, закрутил ты меня своей наукой, мне пора лодку убирать.

– Рад был пообщаться, – я протянул руку.

– И тебе не хворать, – сказал паренек, ответив на рукопожатие.

Отойдя от пристани, я направился к дому Людмилы, судя по всему, уже успевшей приготовить что-то съестное к ужину, однако бумажник, который оттягивал мой карман, то и дело подсказывал мне несколько другие идеи.

Я снова вытащил его. Раскрыл и посмотрел на фотографию Людмилы. Тут она улыбалась.

Я посмотрел на сидевшую на скамейке бабку с обветренной и вытянутой вперед ногой. Немного архаично, конечно, но в этом месте я уже мало чему удивлялся, особенно после пропадающих в кустарнике людей.

– Бабуль, где у вас тут участковый живет?

– А?

– Участковый, говорю, где?

– А?

– Участковый, говорю, где?

– Подростковый?

– Полицейский, говорю, где?! – чуть не заорав, уточнил я, после чего бабка наконец-то поняла, о чем речь.

– Так это тебе туда, милок, – сказала она, указывая своим потрескавшимся от долгой жизни пальцем. – Вон там стоит дом такой синий, там и спит.

– Спит?

– А что ему еще делать?

– Спасибо, бабуль, – поблагодарил я старуху и двинулся в сторону синего дома.

Участковый, как и положено уполномоченным сотрудникам полиции, сидел в синей форменной рубахе, но в совершенно не подходящих для этого шортах, мягко сползавших и оголявших полосатые трусы.

Деликатно кашлянув, я встал у открытой двери и внимательно посмотрел на участкового. Он тоже смерил меня взглядом, на мгновение задержавшись на моей куртке, после чего продолжил что-то писать на своем потертом столе.

– Добрый день.

– Скорее вечер, – досадливо ответил он, пробуя ручку на вкус. – Постоянно не пишет, зараза.

Я огляделся и сделал шаг внутрь.

– Я войду?

– А вы, собственно, кто?

– Мозалев Евгений Петрович. Профессор ботаники из института Ботанических Исследований города Москвы.

– А, тот самый, что на болото ездит, наслышан, – все также смачивая ручку, пробубнил участковый. – И как продвигаются исследования?

– Понемногу. Но меня интересует другое, если честно.

– Что именно?

– Пропажа человека.

– Как интересно, и кто же это?

– Муж Людмилы.

– Ничего себе, как неожиданно, только вот пропал он больше года назад, так что немного ошиблись вы с вашими изысканиями, господин профессор, – улыбнулся щербатой улыбкой полицейский. – В свое время весь лес местный шерстили, ничего не нашли.

– А может, искали не там?

– А где надо?

– Вдоль реки, например, – сказал я и положил бумажник на стол. – Или, на худой конец, на Бледной поляне.

Тут глаза участкового если не вылезли, то, по крайней мере, сильно округлились.

– Откуда это у вас?

– Нашел, – сказал я, от души радуясь произведенному впечатлению. – Резал стебли и вот – кусочек совсем другой истории.

Участковый внимательно оглядел бумажник и, как мне показалось, несколько засомневался в подлинности моих слов.

– Да вы откройте его, откройте, – подбодрил я усатого стража порядка. – Там главное внутри.

– Не положено предметы следствия трогать.

– Что за бред! – заметил я и резко развернул бумажник, отчего служивый странно вздрогнул. – Вот смотрите, фотография жены. Что еще надо для удостоверения подлинности?

– И вправду, – согласился участковый.

– А вас, кстати, как зовут? – спросил я, вспомнив, что милиционер не представился.

– Тимофей Иванович. Старший лейтенант.

– Очень приятно.

– Так откуда у вас эта вещь?

– Бумажник? Нашел на поляне, – повторил я.

– Удивительно, конечно, – странно произнес он.

– Вы лучше скажите, что будете делать? Как я понимаю, вам придется продолжить поиски, ведь тело вы, судя по всему, не нашли?

– Да, не нашли, – почесал голову участковый. – Только сложно теперь возобновить поиски. Тогда столько людей привлекли, а теперь и шум утих, и к делу это не особо пришьешь.

– То есть мне надо было труп найти, правильно я понимаю?

– Лучше не надо, – снова как-то странно сорвалась с уст человека абсолютно не сочетающаяся с его образом фраза. Этакое дежавю от Вадима. С его изысканным «мертворожденным»

– Почему это?

– Страшное зрелище после такого-то времени. Да еще на болоте.

– На реке.

– По мне так болото.

– Неважно. Главное, у вас есть зацепка, муж Людмилы наверняка в последний раз был именно там, – сказал я, тыкая в находку. – Надо срочно провести расчистку и поискать еще следы.

– То есть заняться тем, чем занимаетесь вы? – хитро улыбнулся участковый, возвращаясь в свое изначальное обличье. – Умно, профессор, а я-то думаю, почему вы так воинственно настроены? А вам лишних рук не хватает.

– Что? – вспыхнул я.

– А что? Эту дрянь вырубать хлопотно, а так, глядишь, за день все расчистить можно.

– Вы в своем уме, господин полицейский?

– Более чем. И получше вас разбираюсь, что и когда надо делать со своей работой. Вы лучше продолжайте копать, а поиски людей оставьте мне. И не тревожьте Люду, вы уедете, а ей тут жить. Мало ли, с дуру на поляну попрется.

– Но подождите, поиски человека – это ведь улика! – я ткнул в бумажник.

– Несомненно, только вот улика старая, а значит, спешить смысла нет. Если там и вправду лежит тело, то лишний месяц уже ничего не изменит. А за это время я как раз смогу попытаться насобирать людей. Может и вправду что-то получится с поисками. Да и вы нам поможете, вон, вся деревня гудит от ваших героических усилий, говорят, вы там уже вторую поляну выкорчевали.

– Это большая ошибка – оставлять дело так.

– Да-да, знаю. Вы бы лучше отдохнули перед завтрашним днем, профессор. Ведь, как я чувствую, – участковый посмотрел на небо, – завтра будет довольно солнечно.

– Отдохну, пренепременно, – сказал я, с негодованием спускаясь по ступеням. – И если вдруг что-то найду уже более серьезное, то, скорее всего, вряд ли обращусь именно к вам, стараясь привлечь кого-то повыше.

– А тут нет никого повыше. Здесь я главный инспектор! – крикнул мне вдогонку старший лейтенант.

Я покачал головой и хотел что-то сказать, но вместо этого лишь с удивлением обнаружил, что бумажник участковый так и не взял в руки, продолжая его внимательно разглядывать. Отойдя на несколько шагов, я оглянулся снова. Опять же, бумажник так и лежал на столе, поблескивая своим содержимым.

***

Прогуливаясь по деревне, я не спеша возвращался домой. Пение птичек, запах леса, это невозможно передать словами, это надо ощутить. Ты словно прочищаешь свою душу, вдыхая этот чистый свежий воздух. Но я шел медленно еще и по другой причине. В деревне всегда слухи расползаются с невероятной скоростью, а значит, Людмила уже могла знать о моей находке. Я посмотрел на ее дом. Все же он заметно выигрывал на фоне покосившихся избушек, выдавая свою городскую хозяйку с потрохами.

А тем временем наступал вечер. Я вытер рукавом пот. Грязный, уставший, я сейчас мог просто упасть в кровать и заснуть, прям так, полностью облепленный землей, травой и кусками борщевика.

Сок. Точно. Меня вдруг осенило. Я же так и не смыл его, когда приехал с поляны. Бегло осмотрев себя, я быстрым шагом направился к дому Людмилы, где, буквально взлетев на крыльцо, бросился в ванную комнату.

К сожалению, как я уже говорил, каких-либо целебных мазей от ожога борщевика не существовало. Точнее, они были, но действовали слабо и больше носили эффект плацебо. К тому же, все они лишь смягчали последствия ожогов, а вовсе не предотвращали их.

Я скинул одежду и встал под душ, который, слава богу, не отличался от городского и мне не пришлось мыться на улице, обливаясь протухшей водой из бочки. Намыливаясь, я старательно прочищал каждый участок своего тела. Это, конечно, мало мне помогало, но зато неплохо успокаивало, когда я начинал думать о том, сколько сока могло попасть мне на кожу.

– Если вы обожглись, то я вам лекарство принесла, – раздался голос Людмилы. – Вода все равно не поможет, лучше поскорее выходите и помажьте тело.

Я на минуту замер. Во мне вдруг разом заиграло два чувства. Первое – это чувство искренней благодарности, а второе – чувство некоторого недоумения, ведь мы были так мало знакомы, а эта женщина вдруг ни с того ни с сего решила, что может кричать, когда я моюсь. Я аккуратно вытер тело и оделся. Наверное, все же следовало с ней обсудить, что подобное поведение не совсем приемлемо, иначе, вполне возможно, она сможет запросто подходить к моей двери и вешать на ручку чистые трусы.

– Проходите, прошу, – сказала Людмила, указывая рукой на кухонный стол, где в коричневой плошке была какая-то мазь, – давайте я осмотрю вас.

– У меня все в порядке, – сказал я, – просто устал сильно.

– Вы очень бледны, – сказал она, подойдя ближе и коснувшись лба. – Поверьте, я знаю, о чем говорю и, похоже, у вас температура.

– Это все от усталости, – повторил я, чувствуя, как начинает раскалываться голова. – Надо просто выспаться.

– И все же вам надо помазать хотя бы шею, грудь и запястья. Это необходимо, иначе завтра пойдут волдыри, и вы не сможете продолжить вашу работу.

Я понял, что спорить бесполезно. Ведь в глазах этой женщины светилась такая забота, казалось, любой аргумент просто растворится в этом глубоком океане волонтерской помощи. К тому же я у нее жил, а искать новое жилье лишь по причине нежелания избавиться от ожогов – крайне глупо.

Подставив возможные пораженные участки, я не без удивления заметил, как ловко и четко она начала их обрабатывать, словно занималась подобным каждый день.

– Я раньше постоянно помогала мужу, – как бы подслушав мои мысли, заметила Людмила, – он часто сталкивался с этим растением.

– А чем он занимался?

– Фермерством. Хотел устроить здесь небольшую кукурузную плантацию, только вот не совсем рассчитал силы.

– То есть?

– Нам продали землю, полностью покрытую борщевиком, точнее – его семенами. Когда мы приехали в первый раз, этих растений не было, а потом все поле было буквально покрашено в белые цвета.

– А почему вы не убрали его? Есть же специальные бригады. Они могли бы помочь вам.

– Это дорого. Муж и так вложил все средства в это земледелие. Даже кредит взял. Только вот не сложилось. Одно дело быть хорошим хирургом, другое – фермером.

– Так он был врачом?

– Как и я. Я раньше работала дерматовенерологом.

Я попытался повернуть голову, но не получилось. Людмила хорошо зафиксировала мою шею.

– Скажите, а вы не знаете, чем он мог бы заниматься на Бледной поляне?

Ее руки на мгновение замерли. Примерно как тогда на кухне, когда она мыла посуду.

– Иван много где ездил, но я не уверена, что он бывал именно там. Вы точно в этом уверены?

– Да. Я нашел его бумажник. Зачем ему ездить на поляну, он же купил другую территорию?

– Я не знаю, – она отложила миску с мазью в сторону, – для меня это неожиданность. Попав под действие борщевичного сока, он зарекся связываться с этим растением.

– И все же я говорю правду.

– Тогда не знаю, – в ее голосе прозвучали отчаянные нотки, – спросите лучше участкового.

Я посмотрел на Людмилу. Кто я такой, чтобы давить на эту женщину в поисках нужных ответов. В конечном счете это даже не мое дело.