1
Сегодня суставы болели особенно сильно. Даже несмотря на ясную и тёплую погоду. Проклятая весна. Семён Игнатьевич опёрся о белую столешницу, с трудом поднялся, шаркая подошёл к раковине. Поставил кружку с недопитым чаем, хотел было сполоснуть, но не смог повернуть вентиль. Старые морщинистые руки крутило. Всю кисть сводило судорогой от боли. Словно какой-то невидимый злодей вставил по небольшому ломику под каждый палец и медленно, с удовольствием их выкорчёвывал.
– Чтоб тебе пусто было, паскуде! – непонятно на кого выругался старик.
Кое-как он открыл ящик слева от раковины, достал пластиковый стаканчик с таблетками. Высыпал несколько штук на широкую ладонь. Закинул в рот, разжевал, поморщившись от неприятной горечи.
Зато быстрее подействуют.
Вернул стаканчик на место, закрыл ящик и подошёл к окну. Ожидая, пока боль утихнет, он разглядывал залитую солнцем детскую площадку. Там вовсю резвилась местная шпана, оглашая двор звонкими, неприятными криками.
Ну конечно, у них-то ничего не болит.
Пока.
Семён Игнатьевич не любил детей. И не скрывал этого, не упуская случая высказать своё мнение очередной бестолковой мамаше, которая не могла угомонить своего невыносимого отпрыска.
Когда наконец ломота немного отступила, он повернулся к холодильнику. С явным усилием открыл и замер, критически изучая его содержимое. Судя по всему, придётся идти в магазин. Хлопнув белой глянцевой дверью, побрёл в спальню одеваться.
Платяной шкаф из модного когда-то югославского гарнитура пахнул на него спёртой затхлостью с едким привкусом средства от моли. Семён Игнатьевич взял с полки аккуратно сложенные вельветовые брюки, положил рядом, на кровать. Постоял немного, выбрал светлую байковую рубашку в крупную клетку. Снял с вешалки и, кривясь от тупой боли, надел поверх застиранной белой майки. Собрался уже закрыть скрипучие створки, но в последний момент передумал. Он скрылся в недрах шкафа. Отодвинул самую дальнюю стопку одежды, нащупал дрожащей рукой заветную дощечку. Подцепил её ногтем и достал из углубления небольшую жестяную коробочку. Старик сел возле сложенных брюк, держа предмет перед собой, будто сокровище. Долго не решался открыть, затем всё-таки надавил большими пальцами у верхнего края и откинул крышку на тонких жестяных петлях.
Затаив дыхание, Семён Игнатьевич почти с любовью изучал содержимое. Несколько раз тихонько встряхнул, зачарованно прислушиваясь к дробному сухому перестуку.
Наклонил и, как недавние таблетки, высыпал в ладонь полтора десятка пожелтевших от времени детских зубов.
Все они были разных размеров. Некоторые с неровными сколами, когда липкая от крови рука соскальзывала и пассатижи надламывали трофей вместо того, чтобы аккуратно его вытащить. И каждый таил в себе будоражащее воспоминание.
Вот этот – командировка в Усть-Каменогорск. Душный город с вонючим, тяжёлым воздухом.
Этим отметил своё тридцатилетие. Тогда он чуть не попался, разминувшись со случайными прохожими в парке буквально на несколько минут.
А вот два почти одинаковых он добавил в коллекцию, когда скоропостижно умерла жена Людочка. Горе надо было как-то утолять. И больше он не женился. Не смог предать её память.
Сердце учащённо забилось. Но где же самый первый?
Встревоженно обыскал глазами кучку на ладони, заглянул в коробочку и облегчённо вздохнул.
Вот он. Первый.
Соседский поганец, который постоянно смеялся у них за спиной, обзывая Людочку горбатой ведьмой.
Старик облизнул внезапно пересохшие губы.
Хватит на сегодня, слишком он разволновался, даже странно. На лбу выступила испарина. Сергей Игнатьевич ссыпал зубы обратно. Захлопнул коробочку. Нужно собираться, пока боль не вернулась. Ноющий излом потянулся от предплечья, заполз в грудь и куснул в самое сердце. Поморщившись, он наклонился, положил своё сокровище на тумбочку и начал натягивать брюки на худые, испещрённые синими взбухшими венами ноги.
2
Помимо детей, Семён Игнатьевич не выносил лифты. Пока здоровье позволяло, он старался ходить пешком. Тем более что такое девять этажей? Форменная ерунда. Но к восьмому десятку делать это становилось всё сложнее. А уж сегодня и подавно.
Новенькие металлические двери разъехались в стороны, старик обречённо вздохнул и шагнул внутрь. Старые лифты тоже не шибко его радовали, но они были хотя бы свои, родные. Да, с исписанными стенами и дребезжащим створками, но свои.
А эти…
Бездушные стальные мешки.
Семён Игнатьевич скользнул взглядом по рекламным листовкам, развешанным по стенам в специальных прозрачных пластиковых кармашках.
Самая лучшая пицца в районе! Скидка на первый заказ 10 %!
Приглашаем в наше семейное кафе! Детям скидка!
Дорогие родители! Скоро лето! Приглашаем ваших деток в наш летний лагерь!
Прочитав последнее объявление, скривился. Неприятные воспоминания плеснули желчью на самолюбие, оживляя перед глазами картины, которые он так долго и старательно загонял в глубь подсознания.
Как эти щенки издевались над ним. Над его нескладной худощавой фигурой. Как скинули вечером в пустой бассейн на улице, убрали лестницу, и он просидел там полночи, не смея позвать на помощь (потому что кричать из ямы было невероятно стыдно), пока Семёна не нашли перепуганные пропажей вожатые. Потом до конца смены на него показывали пальцем, называя водяным.
Сухие тонкие губы старика сжались в узкую линию.
Под текстом объявления была фотография мальчика лет восьми. Его левая бровь, тёмная и густая, разительно отличалась от второй, бледной и тонкой. Часть лица была покрыта мелкими разноцветными пятнышками, а лоб явно измазан в чём-то белом. Возможно, каким-то детским гримом. Да, скорее всего, это грим, оттого и такая нелепая разница в бровях. И хотя всем своим видом ребёнок изображал крайнюю радость, сама фотография скорее отталкивала и даже немного пугала.
Семён Игнатьевич резко повернулся, дрожащей рукой нажал на кнопку первого этажа. Двери захлопнулись с неприятным лязгающим звуком, и лифт поехал вниз. Сердце бу́хало паровым молотом, грозя каждым новым ударом проломить тщедушную грудь. Да что же с ним сегодня такое? Сначала проклятые суставы, теперь это идиотское объявление. День только недавно начался, а уже напоминал гремучую змею, от которой хотелось держаться подальше.
Внезапно кабина вздрогнула, замерла. Проехала ещё немного, её тряхнуло ещё сильнее, и она остановилась окончательно. А ещё через секунду погас свет.
Семён Игнатьевич шумно задышал, пытаясь нащупать в темноте чёртову панель управления. Ничего не получалось. Морщинистые пальцы скользили по гладкой металлической поверхности, но ожидаемых выпуклых кругляшов не находили. Он остановился, медленно выдохнул, стараясь привести мысли в порядок. Ему нужен свет.
Ну конечно!
Руки метнулись к карманам вельветовых брюк. В одном из них лежал старенький раскладной мобильник, а вот во втором…
Во втором старик наткнулся на небольшую прямоугольную коробочку и на секунду даже забыл, где он. Это было совершенно невозможно. Абсолютно точно Семён Игнатьевич помнил, как убирал её обратно в шкаф. Да, всё верно. Сначала положил на тумбочку, надел брюки и потом…
Потом он стоял уже на лестничной клетке, у лифтов.
Нет, чушь какая-то. Возраст играет с ним дурные шутки. Иногда с ним бывало так, что он приходил на кухню и не помнил, зачем. Или засыпал в кресле перед бубнящим телевизором, а утром просыпался в той же одежде, но уже на своей кровати. Только это всё было не то.
Не так.
Семён Игнатьевич сунул руку во второй карман. Рядом с телефоном тихо звякнула связка ключей. Значит квартиру он всё-таки закрыл. Уже неплохо. Достал трубку, откинул крышку. Экран засветился не ярко, однако достаточно, чтобы найти проклятые кнопки. В это время где-то сбоку раздался негромкий смешок.
От неожиданности старик выронил импровизированный фонарик. Тот погас, очевидно, захлопнувшись, и кабина снова погрузилась во тьму. Семён Игнатьевич замер, прислушиваясь, лихорадочно пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной темноте. Но нет. Наверное, показалось. Он присел (колени тут же отозвались тупой далёкой болью) и начал шарить руками вокруг себя. Пальцы наткнулись на пластиковый корпус, жадно схватили…
Хи-хи.
Семён Игнатьевич вскинул голову. Слева от него мерцали две небольшие точки. Они были чуть выше, примерно там, где висели идиотские объявления. Крышка телефона тихонько скрипнула, открываясь. Слабый свет выхватил контуры прозрачных пластиковых кармашков на стене. Пенсионер поднял его перед собой, словно защищаясь, и опять увидел ту фотографию.
Только мальчик на ней уже не улыбался. И у него не хватало одного зуба.
Тоненькая струйка крови протянулась от пустующей десны вниз, по металлической стене, и продолжала своё движение к полу. Хриплый крик утонул в окружающем мраке. Двух других объявлений больше не было. Их место заняли новые фотографии. Внезапно Семён Игнатьевич понял, что всё пространство вокруг увешано снимками различных детей. У всех не хватало зубов, и в прорехах начинали набухать жирные капли крови. Теперь смех эхом перекликался между ними, заставляя метаться тусклый свет телефона из стороны в сторону.
– Вы не можете! – каркнул старик, вжимаясь в запертые створки дверей. – Нет! Вас нет! Вы мертвы!
По левой стороне груди разлилось ледяное пламя. Схватился за сердце немеющей рукой. Из фотографии, висевшей ближе всего, показалась детская ладошка, перепачканная чёрной влажной землёй. Она тянулась к нему. Хватала воздух, приближаясь всё ближе и ближе. К ней присоединилась вторая. Потом третья, и ещё одна, и ещё. Маленькие пальцы цеплялись за рубашку, за лицо, за редкие седые волосы и тянули к себе. Семён Игнатьевич отшвырнул бесполезный телефон, выхватил из кармана заветную коробочку.
– Вам это нужно? Вот зачем вы здесь?
Он неожиданно зло рассмеялся. Откинул крышку, оттуда ударил луч света, озарив на мгновение шевелящуюся массу вокруг него. Глаза старика блеснули безумием.
– Но вы ничего не получите! Это моё! Моё!! Моё!!!
Запрокинул голову и высыпал всё её содержимое в рот, как пачку солёных орешков. Он хохотал, как сумасшедший. Жевал старыми дёснами детские зубы и кричал, выплёвывая их на пол:
– Моё! Моё! Моё!
3
Нашли одинокого пенсионера только через месяц. Когда запах гниющей плоти начал разноситься уже по всему подъезду, соседи вызвали МЧС и вскрыли дверь. Слухи о том, что увидели пожарные в спальне маленькой квартирки, ещё долго будоражили весь дом.
Семён Игнатьевич сидел в одних парусиновых трусах на полу, прислонившись спиной к кровати. Запрокинутая голова пялилась на вошедших тёмным провалом сгнившего кадыка. Рядом с ним валялась пустая жестянка из-под леденцов. Почерневшее лицо было искажено гримасой первобытного ужаса, но широко распахнутый рот растянулся в кричащей ухмылке.
И маленькие, пожелтевшие от времени детские зубы заполняли его целиком.
4
Семён Игнатьевич стоял у приоткрытого окна, наблюдая за расшумевшейся детворой. Как же они раздражали! Даже больше, чем ноющие суставы. Он повернулся к холодильнику и с явным усилием открыл белую дверцу. Критически оглядел его содержимое. Придётся идти в магазин, на одном кефире долго не проживёшь. Обречённо вздохнув, собрался уже отправиться в спальню, но тут его дёрнуло странное чувство.
Дежавю.
Это всё уже было… где-то. Или когда-то…
И горечь таблеток, и этот противный детский визг с улицы, и пустые полки холодильника…
Ерунда.
Старость играет с ним злые шутки. Он зашёл в спальню. А оказался в холле с лифтами. Уже одетый. Нахмурился, оглядел себя с головы до ног. Вельветовые брюки и рубашка. Вроде бы всё в порядке, но…
Семён Игнатьевич встряхнул головой, прогоняя настойчивое ощущение, и нажал на кнопку вызова лифта.
Конечно, пока здоровье позволяло, он старался ходить вниз пешком. Тем более что такое девять этажей? Форменная ерунда. Но к восьмому десятку делать это становилось всё сложнее. А уж сегодня и подавно.
Новенькие металлические двери разъехались в стороны, старик обречённо вздохнул и шагнул внутрь.
Он скользнул взглядом по рекламным листовкам, развешанным по стенам в специальных прозрачных пластиковых кармашках, вздрогнул.
Самая лучшая пицца в районе! Скидка на первый заказ 10 %!
А следующее будет про…
Приглашаем в наше семейное кафе! Детям скидка!
И последнее…
Дорогие родители! Скоро лето! Приглашаем ваших деток в наш летний лагерь!
Ещё вчера тут ничего не висело, он был в этом уверен, но как тогда…
Да нет. Чушь.
Нажал на кнопку первого этажа. Лифт поехал вниз.
Мальчик!
Мальчик на последнем объявлении! Он помнил его. Странные брови, пятна краски, белый лоб. И он…
Семён Игнатьевич резко обернулся. Перепачканное лицо ребёнка исказилось в злобном оскале. Рот открылся, обнажая пустые кровоточащие дёсны.
Лифт дёрнулся и остановился.
Хи-хи…
5
Сегодня суставы болели особенно сильно…
1
Вопрос к автомобилистам: вы когда-нибудь сбивали ребёнка? Нет? Бог миловал?
А вот я, судя по всему, только что снёс.
Усталость, ночь, дождь… Как ещё я буду оправдываться перед родителями? Но, с другой стороны, какого хера этот маленький говнюк делал на просёлочной дороге почти в полночь? Куда смотрела яжемать?
Черт меня дёрнул свернуть с трассы в поисках ночлега. Хотя гнать по шоссе, когда глаза от усталости вот-вот и закроются – тоже не лучшая идея. В итоге мне пришлось свернуть на обочину, лезть в навигатор в поисках любого посёлка неподалёку. Совсем рядом значился поворот на какие-то Малые Вехи.
Карта не обманула. Через несколько минут я увидел указатель со съездом. Мне повезло, что из-за дождя и не самой лучшей дороги я ехал довольно медленно. В противном случае намотал бы внезапно выскочившую маленькую фигурку прямо на отбойник своего внедорожника. Я ударил по тормозам, выкручивая руль в сторону. Машина вильнула, накренилась опасно набок, но затем грохнулась обратно на все четыре колеса и замерла, перегородив всю дорогу.
Несколько минут я сидел, не шевелясь, вцепившись в руль побелевшими от напряжения руками. Сердце бешено колотилось, сна не было уже ни в одном глазу. Кто сам водит машину, меня поймёт. Нет ничего хуже, чем сбить человека. Успел я свернуть или нет? Или успел, но машину потом развернуло, и я сшиб ребёнка корпусом? Откуда вообще, твою мать, в час ночи на дороге взялся ребёнок?! Да ещё в такую погоду!
Стук в окно заставил меня вздрогнуть, вырывая из невесёлых размышлений.
– Простите, вы в порядке?
Я опустил стекло, впуская в тёплый салон пронзительную дождливую морось.
– Это вы были на дороге?
Бородатый мужчина в прозрачном полиэтиленовом дождевике, извиняясь, улыбнулся.
– Мой сын вечно убегает поиграть под дождём.
– Ночью? Поиграть ночью под дождём?
Мужик развёл руками.
– Даже не говорите мне об этом! Врачи сказали, что у него гиперактивность, хоть к кровати привязывай засранца. Хорошо, участок полицейский рядом, иногда они его приводят.
Судя по всему, мальца я не задел, и можно было расслабиться.
– Простите ещё раз, а вы не могли бы нас до дома докинуть? Тут рядом, метров триста, не больше, на подъезде к посёлку. Так неохота под дождём обратно топать.
Невелика услуга, учитывая, что мне ещё и по дороге.
– Залезайте, – кивнул я, закрывая окно.
Через несколько секунд дверь сзади распахнулась, и я услышал ворчливую отповедь нового знакомого:
– Залезай, охламон, чего встал! Долго тебя ждать? Дождёшься у меня ремня, клянусь!
На заднее сиденье забрался абсолютно мокрый мальчишка лет десяти, в джинсах и чёрной ветровке. Следом за ним сел его отец. Хорошо, что у меня кожаный салон. Я сдал немного назад, выкрутил руль, возвращаясь обратно на полосу движения. Дорога круто вильнула вправо, и я увидел невдалеке горящие окна.
– Вот нам туда как раз, – мужчина подвинулся вперёд и вытянул вперёд руку. – Вы знаете, мне жутко неудобно перед вами, представляю, чего вы натерпелись, сам водитель со стажем.
– Бывает, – я махнул рукой. – Ничего страшного, хорошо, что успел заметить, да ещё в такую погоду.
– Эт да, нам обоим повезло, – усмехнулся мужик. – Меня, кстати, Николай зовут.
– Сергей.
– Так вы тёзки с братом моим и этим недоразумением! – он хохотнул и вдруг отвесил мальчишке подзатыльник. – Поганец, сколько ты ещё будешь нервы нам трепать?
Мы подъехали к двухэтажному кирпичному дому за покосившимся деревянным забором прямо возле дороги. Странно, но даже через пелену дождя я видел, что дом был как новенький, а вот ограда явно знавала лучшие времена. Сверкнула молния, яркой вспышкой осветив частокол из поломанных гнилых досок.
– Сергей, а может, вы зайдёте к нам? Мне правда очень неудобно, что так всё вышло (новый подзатыльник), но куда вам в такую погоду ехать? Не дай бог ещё чего произойдёт, а я наливочки достану, в том году делал. Да и Светка, зазноба моя, гостям обрадуется. Вечно пилит, что на отшибе живём, скучно ей.
– Николай, это забавно, но я как раз надеялся у кого-нибудь переночевать в вашем селе… – начал я говорить, намереваясь предложить ему денег за ночёвку, но мужик не дал мне закончить.
– Вот и отлично! Погодите, сейчас я ворота открою, загоните машину. Не оставлять же её на дороге.
Николай накинул прозрачный капюшон, выскочил в дождливую ночь. В свете фар я наблюдал, как он возится с замком покосившихся ворот, затем обернулся к мальчишке.
– Ну, что скажешь, не против гостей, гулёна?
Он молча посмотрел на меня, наклонил голову вбок и широко улыбнулся практически беззубым ртом.
2
К моему огромному удивлению, жена Светлана действительно обрадовалась полуночному гостю. Едва я успел умыться, как на обеденном столе в большой гостиной появилась бутылка обещанной наливки, закуска и кастрюля тушёной картошки с мясом. Мелкого отправили наверх спать, меня усадили за стол.
Николай оказался неплохим собеседником и радушным хозяином, а супруга – молчаливой, но улыбчивой девушкой. Вполне нормальная семья, если не считать немного странного ребёнка. Хотя какой там немного. Несколько раз я порывался было спросить о нём, но в конце концов решил про себя, что не моё это собачье дело. Живут и живут.
Время за наливкой (которая и правда оказалась очень хороша) летело незаметно, и в следующий раз, когда я посмотрел на экран телефона, было уже почти три часа ночи. Николай всё понял, поднялся из-за стола:
– Хорошо сидим, но пора бы уже и ко сну готовиться. Свет, постели гостю на втором, рядом с детской, а мы пока перекурим пойдём.
Дождь уже перестал, оставив после себя в воздухе холодную туманную взвесь. Мой новый знакомый закурил, предложил мне, но я отказался. Он облокотился на перила крыльца, выдохнув в серебристую мглу облако сизого дыма, и спросил:
– Странный у меня пацан, да?
– Да ладно тебе, парень как парень. Подрастёт, успокоится.
– Ха, подрастёт. А ты думаешь, сколько ему?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Лет десять, одиннадцать с виду.
– Ну да, десять, – Коля усмехнулся. – Восемнадцать в том году исполнилось.
– В смысле восемнадцать?
– Так вот. Светка того, сестра моя родная, вот наказал бог за грехи, очевидно.
Я молчал, ошарашенный таким откровением.
– А ты думаешь, почему мы на отшибе живём? В посёлке нас не жалуют особо, стоит в магазин зайти, креститься начинают.
– Коль, это не моё дело, ты же понимаешь. Да я и сам накосорезил в жизни прилично, чтобы вас судить.
– Конечно, понимаю, ты завтра уедешь, мы останемся. В этом и смысл. Хоть кому-то можно рассказать.
– Так уезжали бы, зачем тут торчать?
– Куда? Да и поздно уже куда-то ехать.
Он помолчал, отправил щелчком окурок в темноту и открыл дверь.
– Пойдём, покажу тебе комнату.
Я думал, что после долгой дороги, да хозяйской наливки усну почти мгновенно. Но «эскадрон моих мыслей шальных» был против.
С виду обычная семья, а копни чуть глубже – там инцест и сын-ублюдок. Хотя мне их было почему-то даже жаль. Колян – нормальный мужик, в общем-то. Который вполне по нормальному трахает свою сестру. М-да. А ещё проклятая луна. Как это часто бывает летом, небо после дождя довольно быстро очистилось, и теперь бледно-жёлтый полукруг заливал моё жилище мертвенным светом.
В десятый раз перевернувшись на другой бок, потянулся за телефоном на тумбочке и замер. Дверь в комнату с тихим скрипом начала отворяться. Я увидел, как в неё ужом проскользнул детский силуэт и скрылся под кроватью. А затем в тёмном проёме появились две высокие фигуры.
– Взять! – услышал я сипящий приказ.
Через секунду на заднюю спинку вскарабкался мальчишка, которому, как я думал, было всего десять лет. Он осклабился, прыгнул мне на грудь и с размаху вцепился в лицо, царапая осколками зубов щёку. Я завопил что есть мочи. С трудом оторвал от себя ледяную пиявку. Одну руку просунул ему под подбородок, второй ухватился за воротник клетчатой рубашки, отшвырнул в сторону. Вскочил на холодный пол, лихорадочно соображая, что делать. Бросил взгляд на дверь. Там уже стояла только одна фигура, но прямо возле меня, распластавшись на стене, оказалась Светлана. Кожи на её лице не было, и я видел сквозь переплетения мышц, как во рту мечется короткий обрубок языка. Она зашипела, потянула ко мне обвитую, словно лозой, колючей проволокой скрюченную руку.
В голове со свистом выбило все предохранители. Я заорал ещё громче и наотмашь, со всей дури, впечатал кулаком её голову в стену. Раздался влажный хруст. Скуля от боли (или от ярости, но я надеялся, что от боли), тварь упала на пол. Тем временем Николай забрался на потолок, подползая ко мне сверху. Мальчишка снова сидел на спинке кровати и мерзко хихикал, разевая беззубый рот.
В голове всплыла песенка из старого фильма ужасов: «Мы тебя поймаем, мы тебя пойма-а-а-а-ем»…
Я нырнул вниз, хватая штаны. Прыгнул рыбкой через кровать, уворачиваясь от вытянутой когтистой лапы хозяина, и через секунду уже оказался в спасительном коридоре. Кубарем скатился по лестнице на первый этаж, молясь, чтобы дверь была не заперта. Мне повезло.
Выскочив на крыльцо, на ходу зацепил ботинки и помчался в сторону посёлка, оставляя позади все вещи, документы и ключи от машины. Я бежал, как сумасшедший, остановившись только раз, чтобы натянуть впопыхах джинсы и снова обуть кроссовки. Кажется, проклятый вурдалак, или кто он там был, говорил, что полицейский участок стоит прямо на въезде. Он не обманул. Едва я увидел первые признаки сельской цивилизации в виде покатых крыш, как практически сразу упёрся в одноэтажное широкое здание, стоявшее на другой стороне дороги. На нём спасительная надпись «ПОЛИЦИЯ» и тусклый фонарь. Правда, фонарь этот был единственным признаком жизни в участке. А чего ещё можно ожидать от сельской ментовки?
Минут десять я колотил в запертые двери, нервно поглядывая на тёмную дорогу, прежде чем с другой стороны раздался звук отпираемого замка. Дверь приоткрылась. Там показалось заспанное лицо молодого паренька в форме.
– Ты чё, мужик, охренел совсем? Ты чё тут устраиваешь?
– Наконец-то! – облегчённо выдохнул я. – Меня там чуть не убили!
– Где?
– В доме, который на подъезде стоит! Там ещё мужик с бабой живёт и ребёнок у них странный такой, умственно отсталый! Николай! Вот! А жену его Светлана зовут!
Полицейский как-то очень странно посмотрел на меня, а затем скомандовал:
– Ну-к, дыхни?
– Зачем? Да я не пьяный! Мы с этим Николаем выпили чуть-чуть совсем, я этого мальчишку чуть на дороге не сбил!
– Слышь, мужик, вали-ка ты туда, где бухал.
Он начал закрывать дверь, но я успел всунуть ногу, не давая ему оставить меня наедине с ночной дорогой.
– Да куда я пойду?! У меня там тачка осталась, вещи, документы – вообще всё! Я еле ноги унёс от них, клянусь!
Он продолжал с сомнением смотреть на меня, потом всё же распахнул дверь.
– Ну заходи.
Первый раз в жизни я с радостью ворвался в полицейский участок. Мужчина запер дверь и пошёл в единственный кабинет, в котором горел свет.
– А мы разве не поедем сейчас туда? – удивлённо спросил я.
– Сдурел? – ответил он раздражённо. – Куда ты собрался, ночь на дворе. В обезьяннике отоспишься, завтра капитан вернётся с охоты, решит, что с тобой делать.
– Так там же машина моя стоит, – попробовал робко возразить я.
– Не бзди, ничего с ней не случится, – парнишка отпёр стоявшую в тёмном холле большую клетку. – Давай заходи, в углу раскладушка стоит. Для таких, как ты, поставили.
Видя, что я нерешительно замер, он показал на выход.
– Ну или топай отсюда, мне же проще.
Я покорно зашёл внутрь, сел на лавку у стены.
– Вот и молодец, спи давай.
Он запер за мной и, не оборачиваясь, вернулся к себе в кабинет. Захлопнул дверь, погасил свет.
3
Вопреки всякой логике, на этот раз я уснул почти мгновенно. Разбудил меня радиоприёмник, радостно объявивший, что уже полдень. Сел на протяжно скрипящей раскладушке и потянулся. Из кабинета выглянул приютивший меня ночью полицейский.
– Проспался?
– Я же говорю, мы выпили с тем мужиком всего ничего, да ещё и под закуску хорошую… – начал я, но опять поймал на себе странный взгляд.
– И дальше что было? – он вышел из кабинета, подошёл к клетке.
– Дальше я пошёл спать и… – я вспомнил женское лицо без кожи, ползущего по потолку Николая и понял, что это точно не стоит рассказывать. – Напали они дальше на меня! Поехали уже, сами у них всё спросите!
Парнишка снова слегка поменялся в лице.
– Сиди тут, пока капитан не приедет. Разберёмся.
– А когда этот ваш капитан будет?
Полицейский пожал плечами.
– Он с охоты едет, я ему уже позвонил. Часам к семи-восьми вечера заедет на тебя посмотреть.
– Это же весь день! У меня планы вообще-то! Меня в другом городе ждут!
– Ничего, ещё подождут. Справку тебе дадим, что был задержан за пьянство и дебош. Поможет?
– Очень смешно, – угрюмо буркнул, я садясь обратно на своё ложе. – Поесть-то хоть дадите? Или впроголодь вашего капитана ждать?
Он скрылся в глубине кабинета и вернулся с тарелкой гречневой каши с мясом.
– Держи, мамка мне на смену сделала, я уже пообедал сам.
Это было неожиданно. Парень открыл дверь, протянул мне ложку и тарелку.
– Доешь, чаю принесу.
– Спасибо, – немного растерянно буркнул я.
Нет, ну правда, какие шансы поесть в обезьяннике домашней еды из рук полицейского? Между тем тот запер дверь и вернулся к себе в кабинет.
– Слушай, – раздался через несколько секунд его голос, – а тебя как зовут-то? Документы есть при себе?
– Есть, конечно! В куртке! Которая осталась висеть в том чёртовом доме!
Язвительно говорить с полным ртом гречки сложно, но я попробовал:
– Поехали?
Время тянулось невыносимо медленно. К вечеру я уже успел узнать, что паренька зовут Максим. Что работает он здесь буквально второй год, а напарники его: один заболел, второй в отпуске. Вот и отдувается за всех. Но зато денег за смены будет больше. А вообще их тут всего четверо, вместе с капитаном, на их посёлок больше и не надо. В общем, в разведку я бы с ним не пошёл. Посетителей за весь день в участке не было совсем, поэтому, когда грохнула входная дверь, я встрепенулся. Максим тоже вышел из кабинета. Я увидел, как он одёрнул мятую рубашку и откозырял вошедшему:
– Здравия желаю, Сергей Алексеевич, как охота?
Наконец-то.
– Да так себе, уток одних настреляли на озере. Лес как вымер, одни комары. Ну показывай давай, кого ты тут запер? Что за «не телефонный разговор» ещё?
К клетке подошёл широкоплечий грузный мужчина в брезентовой зелёной куртке, и меня пробил ледяной озноб. Это был Николай. Точнее, почти точная его копия, только чуть повыше и с щетиной вместо бороды. Мысли заскакали бешеным хороводом.
«Так вы тёзки с братом моим…»
– И кто это?
– Ночью припёрся, разило от него, думал, алкаш какой залётный. Но потом начал рассказывать, что напали на него, чуть не убили, недалеко тут.
– Где? Кто это у нас такой смелый?
– В том-то и дело, Сергей Алексеевич. Нападавших звали Николай и Светлана, сначала пригласили переночевать, а потом напали. И произошло всё в доме, который на подъезде к нашему посёлку стоит.
Он помедлил секунду и продолжил:
– В том доме…
– Чего? – вскинулся капитан. – Ты чё несёшь? Какой-то алкаш тебе сказки рассказывает, а ты уши развесил?
Капитан повернулся ко мне, грозно сверкнув глазами.
– Тебе что надо, ушлёпок? По сроку соскучился?
– Сергей Алексеевич, так он не первый уже, я только потом вспомнил, с утра, – неуверенно продолжил паренёк.
– В смысле не первый?
– За год третий уже, наверное. И все на мои смены попадались, под конец месяца. Я их взашей гнал, но этот настырный оказался.
– А мне почему не докладывал?
– Так ну, бред же, Сергей Алексеевич.
– Бред, – согласился его начальник. – Ну-ка, надень на него наручники, я с ним прокачусь.
– Да он спокойный вроде.
– Сержант, мне что, второй раз повторить?
Максим отпёр дверь, зашёл ко мне в клетку, я попятился и затараторил:
– Макс, это же брат того мужика! Он меня сейчас к нему отвезёт, ты что, не понимаешь? Они же убьют меня! Макс, чувак, тебе это зачем? Меня дома жена ждёт, я предупреждаю!
Он замер и оглянулся на капитана.
– Сергей Алексеевич…
Тот раздражённо сплюнул, зашёл следом. Отпихнул подчинённого и коротко ударил меня под дых. Пока я корчился на грязном полу, пытаясь восстановить дыхание, нацепил наручники и рывком поднял на ноги.
– Пошёл вперёд, сказочник.
4
Капитан запихнул меня на переднее сидение старенькой зелёной «Нивы», стоявшей возле участка, сел за руль и выехал на дорогу. Я лихорадочно соображал, что мне делать дальше. Скорее всего, я попался какой-то секте или просто тупо маньякам, которых крышевал родственник в полиции. Единственный выход – бежать. В наручниках я смогу сцепить руки и неплохо ему врезать. Он, конечно, здоровяк, но уж я постараюсь, ещё как постараюсь.
Машина резко затормозила, качнулась и встала на месте.
– Ну что, придурок, показывай, где ты тут ночевал?
Я молча пялился в окно и не верил своим глазам. Гнилой и старый забор на месте, тут всё было, как прежде. Но вот за ним… Чёрными провалами окон на меня смотрел остов сгоревшего когда-то дома. Сажевые подпалины почти стёрлись, но следы пожара видно было невооружённым взглядом. Деревянного крыльца, на котором я стоял буквально этой ночью, не было. Вместо него в пустующий дверной проём вела короткая приставная деревянная лесенка. От крыши остались всего несколько потемневших балок.
И моя машина рядом… должна была быть… Но за покосившимися воротами было пусто.
– Чё молчишь, клоун? Кто тебя послал? Подразнить меня решили, паскуды? Кто ещё про пожар знает? Те трое?
Внезапно в моей голове щёлкнуло, и картинка сложилась. Невозможная картинка, но ясная, отчётливая. Я сидел, ошарашенный невероятной догадкой. Однако всё ещё не мог в неё поверить.
Голова дёрнулась в сторону, перед глазами вспыхнуло маленькое солнце, тут же брызнули слезы. Я почувствовал, как майку заливает кровь из носа.