Алофар, того, о чем молил
Когда смеясь мне отвечал.
Но отнюдь я не шутил!
Исполню, милорд, все как загадал.”
Вот так, нечистый, Мюрен приговорил
К страданию от неизлечимого недуга.
Ведь только произнесен был приговор
Как тут же в панику впала прислуга,
В тарелки наши вперив свой взор.
Увидев от чего, они так ужаснулись
Уже от ужаса горланили мы сами.
Свиные ребра людскими обернулись,
А копытца пятипалыми руками.
И в тот же миг все вспомнили о том,
Что̀ украл из нашей памяти колдун,
И так предательски вернул грехом.
Вот же мерзкий хохотун!
Но вдруг, услышали мы и другой
Надрывный и безумный хохот.
Наивный Алофар, точно, как больной
Орал и выл над своей “едой”.
Ужас наш лишь возрастал,
Когда один из лордов, возмущенный,
Блюдо мерзкое от короля убрал
И светил оскалом, оскорбленный.
Но Алофар, в ту кошмарную секунду
Зубами впился в руку своего вассала.
Стараясь, не родить подозрений к бунту,
Прислуга своего монарха придержала,
Не позволив изувечить господина.
Тогда мы с безмолвным трепетом
Воззрились на того, кому человечина
Пришлась по вкусу в высшей степени.
О, смерть милее участи такой!
Ведь постигшая Алофара жажда эта
Запретной плоти, убрала покой
Из души и сердца вашего поэта.
С тех пор Мюрен стал местом
Унылом и проклятым.
Никто даже и проездом
Не оставался здесь и рядом.
Люди пропадали ежедневно,
А знать многозначительно молчала.
За деревнею деревня
Молвою суеверной обрастала.
И ее главной темой был король,
Совсем оглохший и слепой,
Из-за недуга утративший контроль
Над своим сознанием и душой.
Нам всем его пришлось скрывать
От недоброго людского взора,
И бразды правления передать
Молодому принцу, без надзора.
Но то лишь через годы проявилось,
А я тем временем к шуту
Пал ниц и воскликнул – “Пробудилось
Зло, и пред нами явило правоту