Исследование Гражданской войны в России было и остается одной из важнейших задач отечественной исторической науки. Советские историки, а вслед за ними и большинство современных исследователей, рассматривали гражданскую войну как противостояние «красных» и «белых» – главных, политически организованных сил, столкнувшихся в решительной, бескомпромиссной борьбе за государственную власть. Выступления же российского крестьянства как «третьей силы» изучались мало и крайне тенденциозно.
Начавшееся в последние два десятилетия переосмысление истории России неизбежно приводит к новому взгляду на роль крестьянства в Гражданской войне. Внимание многих современных историков сосредоточено на исследовании ранее неизвестных материалов по повстанческому движению российского крестьянства. Идет работа по изучению центральных и особенно местных архивов в районах наиболее крупных крестьянских движений, относящихся к практически неисследованному временному периоду- 1920–1922 гг. В связи с этим особый интерес не может не вызывать так называемое колесниковское восстание – крупномасштабное вооружённое выступление воронежского крестьянства в 1920–1921 гг.
В отдельных работах советских историков восстание воронежских крестьян 1920–1921 гг. упоминалось лишь вскользь, либо служило «оттеночным» фактором для освещения иных проблем и вопросов. При этом колесниковское восстание, или «колесниковщина», однозначно трактовалось как «антисоветский кулацко-эсеровский мятеж, принявший форму политического бандитизма с полууголовным оттенком». Подобная трактовка колесниковского восстания была далека от исторической правды и в силу своей ущербности неизбежно порождала вопросы, на которые не могла убедительно ответить. Почему вооруженное крестьянское выступление, определяемое как «политический бандитизм», охватило весь юг Воронежской губернии и практически все слои и категории местного крестьянства? Почему советские власти в течение года не могли подавить «колесниковщину» ни экономическими, ни карательными мерами?
Закономерно, что снятие цензурных запретов и резкое расширение Источниковой базы не могли не повлечь за собой полный пересмотр оценок и в отношении колесниковского восстания. На сегодняшний день уже не подвергается сомнению тот факт, что по своему характеру и содержанию колесниковское восстание следует отнести к особому этапу истории Гражданской войны в Центральном Черноземье. Помимо этого следует признать, что повстанческая борьба на территории Воронежской губернии в 1920–1921 гг. по своему содержанию представляла собой ответную реакцию местного населения на проводимую коммунистическими властями продовольственную политику. Исходя из этих положений, становится очевидным, что колесниковское восстание заслуживает отдельного и всестороннего рассмотрения на страницах отдельной монографии.
В 1918–1919 гг. Воронежская губерния являлась ареной ожесточённых боев между частями Белой и Красной армий. Исход развернувшегося вооружённого противостояния во многом зависел от того, какую позицию в нём займет местное крестьянство. Оно, как ив 1918 г., предпочло поддержать революционную власть, давшую ему землю и новую, советскую форму самоуправления. Белая армия не нашла опоры в местном крестьянстве в силу ряда факторов, из которых наиглавнейший – это отсутствие у белых определённой программы по решению насущных российских вопросов, в том числе такого важного для крестьян, как земельного. Это, в свою очередь, давало основание воронежским крестьянам видеть в белогвардейцах сторонников прежних, дореволюционных порядков. Политика жёсткой военной диктатуры, проводимая белыми на занятой территории, только усиливала негативное восприятие белой власти в крестьянской среде. Как следствие, к исходу 1919 г. при широкой поддержке местного крестьянства красным частям удаётся окончательно вытеснить белые войска с территории губернии.
К исходу 1919 года в Воронежской губернии серьёзно обостряется продовольственная проблема. В результате троекратного пребывания на территории губернии белых войск, а также концентрации значительного количества вооруженных сил Красной армии, столько же раз прошедшей туда и обратно по воронежским уездам, продовольственные запасы, находящиеся на складах губернии, совершенно иссякли[1]. Меж тем многочисленные красноармейские части, расквартированные по воронежским волостям, жители уездных центров стали испытывать всё большие затруднения с продовольствием и фуражом. Как доносил из Валуек местный начальник гарнизона: «Для довольствия войск и городского населения муки не имеется, крестьяне же хлеба не подвозят»[2].
Стоит отметить, что ещё в феврале 1919 года губернский продкомиссар Ромащенко обращался в Наркомпрод, прося о ввозе хлеба из других губерний, мотивируя это тем, что «все запасы в губернии иссякли и довольствоваться войскам и населению было нечем». Однако, несмотря на обращения в высшие инстанции, продовольственная проблема продолжала обостряться. Городское население по-прежнему голодало[3]. Хотя выдача хлеба и других продуктов производилась по карточкам, часто недоставало хлеба для выдачи ¼ фунтового пайка[4].
Продовольственное положение в других губерниях РСФСР было не намного лучше. Приняв это во внимание, советское правительство в начале 1920 года издаёт специальное постановление об изъятии хлебных излишков у крестьянства. Стоит добавить, что продразвёрстка явилась отнюдь не единственной чрезвычайной мерой в борьбе с продовольственным кризисом. В дополнение к ней советским правительством было выпущено постановление, дававшее Наркомпроду и его агентам на местах исключительные полномочия по проведению мероприятий по изъятию у населения хлебных излишков и их рациональному использованию[5].
К началу лета 1920 года в Воронежской губернии продовольственная проблема принимает статус первоочередной. Рассчитавшись с государством по продразвёрстке, многие воронежские крестьяне влекут голодное существование. Ввиду надвигающегося голода выезжает на Дон 20 % населения некоторых волостей[6]. Совслужащие из-за отсутствия продовольствия оставляют службу в волисполкомах и сельсоветах. В середине июня в нуждающиеся волости направляются специальные Комиссии, которые должны были немедленно заняться самоснабжением, т. е. обеспечением продуктами голодающих за счёт излишков, взятых у крестьян достаточно благополучных районов. Комиссии работают под строгим контролем агентов уездных продкомов и в первую очередь снабжают семьи красноармейцев, вдов и сирот, а затем и остальное население. Правда, такой порядок производится только в северных волостях губернии. В южных же волостях, где ситуация с продовольствием была особенно трудной, снабжались только семьи красноармейцев, не занимающихся хлебопашеством, рабочих, вдов и сирот[7]. В связи со значительным сокращением запасов хлеба уездные продколлегии запрещают практиковавшуюся ранее выдачу хлеба населению по карточкам. Теперь хлеб выдаётся только служащим и рабочим по спискам[8].
Между тем губернские и уездные продорганы обеспокоены больше не надвигающимся голодом, а плановым выполнением продразвёрсток. В волисполкомы и сельсоветы одно за другим шлются постановления, в которых местным органам власти приказывается принять самые энергичные меры к выполнению различных повинностей. Также данные документы предупреждают, что в случае халатного отношения или разгильдяйства со стороны волостной и сельской администрации в деле выполнения продовольственных повинностей, «последние немедленно будут уволены со службы и подвергнуты самой строжайшей мере наказания по законам революционного времени вплоть до отправки в концентрационный лагерь»[9].
В то же время в уездные исполкомы всё чаще начинают поступать жалобы на незаконные действия продотрядов по отношению к местному населению. Согласно этим жалобам, продотрядчики отбирали у крестьян скот, хлеб, соль, личные вещи под предлогом того, что последние являются укрывателями хлеба[10]. Реквизиции производились без соответствующих на то документов, и никакие акты и протоколы не составлялись[11]. Также среди продармейцев и их командиров часто наблюдались пьянство, бесцельная стрельба, хамское отношение к местному населению. Нередки были и случаи насилия по отношению не только к крестьянам, но и к сельским властям[12]. В ответ на крестьянские жалобы уездные исполкомы рекомендуют руководству продкомов принять самые решительные меры к искоренению подобных перегибов – реорганизовать всю агентуру продармейцев, ввести жёсткую дисциплину и судебную ответственность за противозаконные действия.
Но, несмотря на неоднократные предупреждения, со стороны продагентов и продармейцев продолжают замечаться действия, «резко отклоняющиеся от их прямых обязанностей». В связи с этим уездными ирод комами выпускается серия чрезвычайных документов. Так в приказе № 28 Острогожского упродкома в частности говорилось: «Объявляется, что в случае проявления злоупотребления тем или иным лицам… виновный, не считаясь с занимаемой должностью, будет немедленно административным порядком посажен под арест для дальнейшего предания суду по инстанциям по степени важности преступления вплоть до предания суду военно-революционного трибунала… Никакого снисхождения и смягчения к виновным применяться не будет. Каждый продработник пусть запомнит твёрдо, что настоящий приказ является последней мерой пресечения массовых злоупотреблений. Подтверждается, что к виновным будет применена высшая мера наказания»[13].
Однако жёсткие и суровые приказы не могли полностью оградить воронежских крестьян от произвола продотрядчиков. По-прежнему сбор продразвёрстки во многих воронежских сёлах сопровождался беспрецедентным произволом продагентов. В Валуйском уезде, например, при упродкомиссарах Чарском и Жаворонкове практиковалось полное изъятие всех запасов продовольствия, а не только одних хлебных излишков. С невыполнившими продразвёрстки поступали чрезвычайно жестоко: например, обливали водой на морозе, публично избивали, производили полную конфискацию имущества крестьян, уничтожали их жилища, отбирали племенных лошадей[14]. Тот же вопиющий произвол, сопутствовавший сбору продразвёрстки, отмечал и видный губернский коммунист Бузунов в своем докладе специальной комиссии губкома, занимавшейся борьбой с «бандитизмом». В нём он, в частности, сообщал, что «…срочность и жестокость заданий наркомпрода по выкачиванию хлеба у крестьян, отсутствие его запасов на складах и необходимость обеспечить бесперебойное снабжение Красной армии и городского населения побуждали продовольственных работников и в других уездах на применение крутых мер, иногда даже жестоких и несоответствующих выполнению продразвёрстки. Так как продразвёрстка больно ударила по благополучию зажиточного слоя деревни, он поднял голову и стал открыто проявлять к соввласти враждебное отношение…»[15]
Таким образом, следует признать, что наличие среди продовольственных агентов заведомо недобросовестных и корыстных людей только усиливало негативное восприятие местной власти в крестьянской среде. Как отмечал тот же Бузунов, «в период продразвёрстки отношение крестьян середняков и бедняков повернулось против советской власти, так как продовольственные агенты забирали не только излишки, а всё дочиста»[16].
В июле 1920 года в южных и юго-восточных волостях Воронежской губернии начинается сбор яровых. Но из-за обрушившейся на эти районы засухи воронежским крестьянам удаётся собрать лишь часть намеченного. Например, в Острогожском уезде из запланированных 55 тысяч пудов хлеба было заготовлено за весь июль только 30 тысяч[17]. И для крестьян, и для советских органов становится очевидным то, что выполнить новую продразвёрстку в сложившихся условиях будет практически невозможно[18]. Предвидя предстоящие трудности с продовольствием и, как следствие этого, рост спекулятивных цен на него, упродкомы совместно с милицией и караульными ротами приступают к ликвидации в уездных городах и слободах губернии базаров. Свободно торговать нормированными продуктами теперь запрещалось[19]. На закрытие базаров местное население отреагировало резко негативно, а в слободе Россошь эта акция советских властей привела к трагическим последствиям.
9 июля в район слободы Россошь прибыл продотряд из Воронежа. На следующий день продармейцы появились в хуторе Мамон, где они должны были реквизировать в пользу продразвёрстки хлеб. Но в хуторе продотрядчики смогли собрать лишь небольшую часть зерна от запланированного. Между тем базар в Россоши был полон хлеба. Командир продотряда решает разогнать базар. И в ближайший субботний день на торговой площади Россоши, полностью заполненной народом, появились воронежские продотрядчики. На их требование расходиться местные торговцы ответили резким отказом. Из толпы в ирод армейцев полетели камни. Продотрядчики тут же открыли огонь. В результате один человек был убит и один ранен. Для того, чтобы избежать возмездия разъярённой толпы, продотрядчики были вынуждены в тот же час оставить Россошь. Для усмирения непокорных россошанцев через некоторое время в слободу прибыл отряд ВОХРА[20].
В середине августа 1920 года, невзирая на низкие показатели сбора яровых, продовольственные комитеты южных уездов губернии заявляют о начале новой продовольственной компании. Для координации предстоящих продовольственных работ в тех же уездах создаются уездные продсовещания, состоящие из председателя уисполкома, председателя укомпарта и упродкомиссара[21]. В течение второй половины августа продкомы для своих уездов разрабатывают продовольственные развёрстки. В начале сентября данные хозяйственные документы утверждаются упродсовещаниями и в порядке боевого приказа рассылаются по волостям для уведомления отдельных хозяев. На данные расчётные операции ушла одна неделя. В итоге работы по выполнению новой продразвёрстки начались в южных уездах губернии 10–12 сентября. Закончить их упродкомы планировали к середине октября 1920 г. Для выполнения поставленной задачи губернской властью в короткий срок была проведена мобилизация более трёхсот коммунистов. В помощь им уездные военкоматы выделяют вооружённые отряды красноармейцев (приблизительно по 100 человек от каждого комиссариата)[22].
С началом работ по выполнению продразвёрстки со стороны продотрядчиков опять появляются случаи «перегибов». Продармейцы снова забирают у населения сверх развёрстки хозяйственный скот, лошадей, продукты, личные вещи селян. При этом, как и прежде, представители продорганов применяют по отношению к крестьянам словесные оскорбления и рукоприкладство. Но на этот раз за подобные действия продотряды подвергаются нападениям со стороны местных дезертиров[23].
К началу осени 1920 года настоящим бедствием для Воронежской губернии становится повальное дезертирство, то есть уклонение от службы в рядах Красной армии. Нужно отметить, что дезертирство как массовое явление зародилось ещё задолго до описываемых событий. Продолжительная империалистичекая война, затребовавшая огромного напряжения физических и моральных сил, военные неудачи, общее политическое состояние страны породило усталость масс, наиболее полно выразившуюся в дезертирстве, какого не знала ни одна другая война. Факт общеизвестный, что к моменту февральской революции, когда правительство А.Ф. Керенского взяло на вооружение лозунг «война до победного конца», в тылу армии скрывались по лесам и другим убежищам до 2,5 миллионов дезертиров[24].
С началом гражданской войны дезертирство в России принимает ещё большие масштабы. Во многом этому способствовали не только введение всеобщей военной мобилизации у белых и красных, но и объявший страну продовольственный кризис, а также повальное обнищание и разорение крестьянского населения вследствие военной разрухи. Можно говорить о том, что в ходе гражданской войны среди населения России появилась целая деклассированная прослойка – дезертиры. Представителей этой социальной прослойки отличало прежде всего то, что «война против всех» сделалась для них не только своего рода образом жизни, но и единственным источником средств к существованию[25].
В течение гражданской войны на территории Воронежской губернии нашли себе убежище немало уклонившихся от военной службы. Большая часть этих людей нашла себе пристанище в крупных лесных массивах губернии, таких как Шипов лес. В нём уже в июне 1917 года находилось около трёх тысяч дезертиров из окрестных деревень, именовавших себя «зелёной армией» и вооружённых не только ружьями, но и пулемётами. Когда против шиповской зелёной армии из Бутурлиновки был послан отряд в 450 человек, он был дезертирами разбит и разоружён, причём ими было захвачено около 100 пленных, отобраны винтовки и два пулемёта[26].
Так как в 1917 и 1918 гг. большая часть дезертиров скрывалась в местах, расположенных недалеко от родных сёл и деревень, их продовольственное и материальное положение было более чем удовлетворительным. Дезертиры снабжались всем необходимым через свои семьи. В свою очередь, местное крестьянство, утомлённое войной, сочувствовало дезертирам и оказывало им всяческую поддержку. По этой причине любая борьба с дезертирством на тот момент была малоэффективна, да и к тому же нецелесообразна: «зелёное воинство» первое время не предпринимало каких-либо активных действий против советских органов власти, несмотря на наличие при себе значительного количества оружия и боеприпасов[27].
Но подобное положение наблюдалось недолго: всё резко изменилось в конце 1919 года, когда Воронежская губерния полностью перешла под контроль Советской власти. Для местных коммунистов было очевидно, что окончательно «революционный» порядок в губернии мог утвердиться только после полного искоренения на местах дезертирства, принявшего к тому времени массовый характер. Ввиду этого, одним из первых актов губернской власти, приступившей к налаживанию мирной жизни, явилось образование при губернских, уездных и волостных военных комиссариатах комиссий по борьбе с дезертирством[28]. Стоит отметить, что сама губернская комиссия, в отличие от уездных, начинает работать в полном составе только с февраля 1920 г. Основная её задача была определена как «борьба со всеми видами дезертирства». Исходя из этого, её обязанности заключались в следующем: 1) задерживать отдельных дезертиров, 2) устраивать облавы в местах скопления населения (на базарах, рынках) для проверки документов, 3) устраивать облавы целых деревень, волостей[29].
Примечательно, что с самого начала своего существования комиссии по борьбе с дезертирством довольно интенсивно стали проводить свою работу. Так, например, Воронежская уездная комиссия по борьбе с дезертирством, приступившая к исполнению своих обязанностей 13 октября 1919 года, в первые две недели работы пропустила через себя только добровольно явившихся дезертиров 4095 человек, с 1 по 15 ноября добровольно явилось 1586 человек. Таким образом, всего за первый месяц работы этой комиссии было изъято 5885 дезертиров[30].
С наступлением 1920 года борьба с дезертирством принимает на местах большой размах. На почве поимки дезертиров, укрываемых населением, происходят мятежи в целом ряде сёл. Так, например, в селе Журавка 10 февраля 1920 г. произошло восстание, поводом для которого послужила поимка местных дезертиров и отправка их в Красную армию. Восстанием руководил бывший командир Красников. В конце ноября 1920 г. в Краснянской волости Коротоякского уезда также вспыхнуло восстание, причиной которого явились попытки местных властей силой вернуть дезертиров в армию. Во главе восставших стоял бывший торговец Войтов[31]. Приведённые примеры показывают, что с течением времени дезертирство в Воронежской губернии приняло внушительные размеры и стало, по сути, фактором, оказывающим определяющее влияние на всю социально-политическую обстановку на местах.
Важно отметить, что к середине 1920 г. дезертирство на территории Воронежской губернии по-прежнему оставалось массовым явлением. Так, ещё на 1 июня 1920 г. около десятой части всего военнообязанного населения Богучарского уезда официально числилось в дезертирах, что в общей сложности составляло внушительную цифру-1033 человека[32]. Некоторые дезертиры укрывались в своих сёлах, основная же их часть находила убежище в лесах. Основные места концентрации дезертиров оставались прежними: это и Шиповский лес на территории Павловского уезда, а также леса на юго-востоке Богучарского уезда и на юго-западной границе с Украиной. В этих лесных массивах дезертиры организуют небольшие поселения, состоящие из вырытых землянок и примитивных лесных постелей[33]. Питаются беглецы в основном лесными ягодами и грибами, дикими свиньями, рыбой, а также продуктами, взятыми в близлежащих сёлах. Для варки пищи в лесах оборудуются вмазанные в землю котлы[34].
В августе 1920 г. в пределах Воронежской губернии появляются дезертиры, бежавшие из частей, действующих против барона Врангеля и Нестора Махно. Благодаря этим беглецам жители южных уездов узнают о деятельности и идеологии махновской повстанческой армии. Под воздействием «зелёной» пропаганды в лесах Валуйского, Павловского, Богучарского, Новохопёрского уездов начинают создаваться небольшие вооружённые шайки. В Богучарском уезде, например, появляется шайка под командованием Емельяна Варравы, которая в скором времени становится главным врагом местной советской власти[35].
С усилением работы комиссий по борьбе с бандитизмом в начале 1920 г., с появлением на территории губернии вооружённых отрядов Красной армии, существенно меняется и внутренняя структура «зелёного движения». Дезертиры в целях самообороны начинают организовываться в более крупные формирования. В это же время состав «лесных» отрядов значительно расширяется за счёт местного крестьянства. В основном это были середняки и бедняки, не видящие возможности поправить своё разорённое хозяйство в условиях «военного коммунизма» и вконец разочаровавшееся в лозунгах «революционной» и «контрреволюционной» агитации[36]. По мере оформления зелёных отрядов командные места в них занимают обладающие большим военным опытом люди в лице бывших офицеров, унтер-офицеров, полицейских, милиционеров. Некоторые зелёные отряды, возглавляемые «бывалыми» фронтовиками, мало-помалу переходят от партизанской тактики к активным действиям против Советской власти. В отдельных волостях губернии начинают происходить вооружённые столкновения между подразделениями Красной армии и отрядами «зелёных»[37].
Из уездов Воронежской губернии к лету 1920 года особенно поражёнными «зелёным» движением являлись следующие: Валуйский, Богучарский, Павловский, Калачеевский, Бобровский и Новохопёрский. Меньших размеров «зелёное» движение достигло в Острогожском и Алексеевском уездах. Наиболее спокойными в этом отношении являлись уезды: Нижнедевицкий, Землянский, Задонский и Воронежский, в которых отряды «зелёных» появлялись редко, так как здешнее население с симпатией относилось к коммунистической власти[38]. И это было закономерно: местное крестьянство было по преимуществу бедняцким и всячески поддерживалось местной властью, которая видела в нём своего единственного союзника в борьбе за пролетарский социализм в аграрной по преимуществу Воронежской губернии.
В это же время на территории южных уездов Воронежской губернии начинают появляться повстанческие отряды из Донской области. Эти вооружённые формирования, насчитывающие порой до 300 человек и состоящие в основном из дезертиров и казаков, ведут в пределах своей области настоящую партизанскую войну против советов и красных частей. Уходя от преследования красноармейских отрядов, донские повстанцы всё чаще заходят на территорию Богучарского уезда. Здесь они пополняют свои продовольственные запасы и меняют лошадей. Многие местные дезертирские шайки вливаются в эти отряды[39].
В связи с участившимися рейдами донских повстанцев в Богучарский уезд, на южной границе Воронежской губернии было введено на некоторое время осадное положение. На линии слобода Монастырщина (Богучарского уезд) – слобода Марковка (Донская область) было установлено сторожевое охранение[40]. По воронежским сёлам и лесам местные власти начали проводить облавы на дезертиров, число которых вследствие принятых мер значительно уменьшилось[41].
С началом новой продовольственной кампании значительно активизировалась деятельность отрядов воронежских дезертиров и донских повстанцев. Теперь они предпринимают стремительные налёты на сёла и слободы южных уездов Воронежской губернии, в ходе которых убивают милиционеров и продотрядчиков, раздают местному населению собранные продотрядами развёрстки, грабят имущество совслужащих[42]. Местные власти, практически безоружные, шлют в уездные центры просьбы о военной помощи. Из-за частых нападений дезертиров останавливается работа по сбору продразвёрстки[43]. Более того, местное население при поддержке зелёных отрядов оживлённо включается в борьбу против советских властей. Как пример тому крестьянское восстание, вспыхнувшее в слободе Никитовка Валуйского уезда.