Джеймс Клавелл
Сёгун
– Исогу! – закричал Блэкторн, вспомнив нужное слово. Он всем весом навалился на штурвал, ставя нос против ветра, потом подошел к поручням и, чтобы ободрить команду, начал отбивать такт, выкрикивая: – Раз-два, раз-два. Ну, вы, мерзавцы, давай!
Галера целила на рифы, – по крайней мере, верхушки их торчали за кормой, по левому и правому борту. Весла погружались в воду, но галера не двигалась, ветер и прилив заметно оттаскивали ее назад.
– Ну, давай, мерзавцы! – снова прокричал Блэкторн – его руки отбивали такт.
Сначала они противостояли морю, потом победили его.
Корабль миновал рифы. Блэкторн держал курс на подветренный берег. Скоро они достигли относительно спокойного места. И хотя ветер тут все еще был сильным, с ним уже можно было справиться. И здесь свирепствовала буря, но они уже были не в море.
– Отдать правый якорь!
Никто не понял его слов, но все моряки сообразили, что от них требуется. И бросились выполнять приказание. Якорь с плеском погрузился в воду. Блэкторн дал кораблю немного пройти, чтобы проверить, тверд ли морской грунт. Команда поняла его маневр.
– Отдать левый якорь!
Когда корабль оказался в безопасности, он оглянулся на корму.
Резко очерченная береговая линия была едва видна сквозь дождь. Он оглядел море и оценил свои возможности.
«Португальский журнал внизу, в полузатопленном трюме. Я могу довести судно до Осаки. Могу привести его обратно в Андзиро. Но прав ли я был, когда ослушался Родригеса? Я не ослушался. Я был на юте. Один».
– Правь на юг! – прокричал Родригес, когда ветер и прилив несли их к рифам. – Поворачивай и иди по ветру!
– Нет! – прокричал Блэкторн в ответ, веря, что их единственный шанс – попытаться попасть в гавань и что в открытом море они пойдут ко дну. – Мы можем пройти туда!
– Разрази тебя Господь, ты погубишь всех нас!
«Но я никого не погубил, – подумал Блэкторн. – Родригес, ты знал, и я знал, что мне надо принять решение, если вообще было время решать. Я оказался прав. Корабль спасен. Остальное не имеет значения».
Он поманил к себе помощника капитана, и тот бросился к нему с бака. Оба рулевых были ранены, их руки и ноги почти вырвало из суставов. Гребцы, полуживые от усталости, беспомощно повалились на весла. Другие с трудом поднимались снизу на палубу, чтобы помочь им. Хиромацу и Ябу, сильно пострадавших, вывели на палубу, но, ступив на нее, оба даймё сразу приосанились.
– Хай, Андзин-сан? – спросил помощник капитана.
Он был среднего возраста, с крепкими белыми зубами и широким обветренным лицом. Свежий синяк красовался у него на скуле – волна швырнула его на планшир.
– Ты вел себя очень хорошо, – сказал Блэкторн, не заботясь о том, что его слова не будут поняты. Он знал, что тон говорит сам за себя, так же как и его улыбка. – Да, очень хорошо. Ты теперь капитан-сан. Вакаримас? Ты! Капитан-сан!
Японец уставился на него, разинув рот, потом поклонился, чтобы скрыть удивление и радость:
– Вакаримас, Андзин-сан. Хай. Аригато годзаймасита. (Спасибо.)
– Слушай, капитан-сан, – продолжал Блэкторн, – дай команде поесть и выпить. Горячей еды. Мы останемся здесь на ночь. – Знаками Блэкторн донес до японца смысл своих слов.
Вновь назначенный капитан тут же начал распоряжаться. И его слушались. Полный гордости, он оглянулся на ют. «Жаль, что я не говорю на языке варвара, – подумал он с удовольствием. – Тогда я мог бы поблагодарить вас, Андзин-сан, за спасение корабля и жизни нашего господина Хиромацу. Ваше могущество вливает в нас всех новые силы. Без вашего искусства мы бы погибли. Вы, может быть, и пират, но великий моряк, и пока вы распоряжаетесь на борту, я буду слушаться вас во всем. Я недостоин быть капитаном, но попытаюсь заслужить ваше доверие».
– Что вы хотите, чтобы я делал дальше? – спросил он.
Блэкторн огляделся по сторонам. Морского дна не было видно. Он мысленно определил положение судна и, когда убедился, что якоря держат и море неопасно, распорядился:
– Спусти ялик. И возьми хорошего гребца.
Перемежая слова жестами, Блэкторн добился, чтобы его поняли.
Ялик был спущен и подготовлен мгновенно.
Блэкторн подошел к планширу и собирался спуститься с борта в шлюпку, но хриплый голос остановил его. Он оглянулся. Позади стоял Хиромацу, а сбоку от него – Ябу. Старик сильно расшиб шею и плечи, но все равно не выпустил из рук свой длинный меч. У Ябу лицо было в синяках, кимоно в бурых пятнах – из носа текла кровь, и он пытался остановить ее небольшим куском ткани. Оба оставались бесстрастными, словно бы нечувствительными к боли и холоду.
Блэкторн вежливо поклонился:
– Хай, Тода-сама?
Снова раздалась хриплая речь, старик указал на ялик мечом и покачал головой.
– Там Родригу-сан! – ответил Блэкторн, махнув рукой в сторону южного берега. – Я поеду искать!
– Иэ! – Хиромацу опять покачал головой и долго говорил, очевидно не давая своего позволения из-за опасности.
– Сейчас я капитан этого сучьего корабля, и если хочу сойти на берег, то так и сделаю. – Блэкторн продолжал говорить очень вежливо, но твердо, и было очевидно, что он подразумевает. – Я знаю, что ялик долго не продержится на такой волне! Хай! Но я собираюсь попасть на берег – вон туда. Тода Хиромацу, вы видите это место? К той маленькой скале. Потом я намерен обойти вокруг полуострова. Я не тороплюсь умереть, и мне некуда бежать. Я хочу найти тело Родригу-сана. – Он занес ногу над бортом. Меч немного выдвинулся из ножен. Блэкторн тут же замер. Но глаз не опустил, и ни единый мускул не дрогнул на его лице.
Хиромацу стоял перед дилеммой. Он мог понять желание пирата найти тело Родригеса, но плыть было опасно – опасно было даже идти пешком, а господин Торанага велел привезти чужеземца в целости и сохранности, что он, Тода, и собирался сделать. Но было столь же ясно, что чужеземец не отступит от своего намерения.
Старик наблюдал за варваром во время шторма, когда тот стоял посреди кренящейся палубы, подобный грозному морскому ками, бесстрашный, и мрачно думал: «Лучше мериться силами с этим чужеземцем и прочими подобными ему на земле, где можно иметь с ними дело на равных. На море они не в нашей власти».
Он видел, что пират теряет терпение. «Как они неучтивы, – сказал себе Хиромацу. – При всем том мне следует благодарить его. Все говорят, он один привел судно в эту бухту, что Родригу-сан растерялся и повел нас от земли, что мы бы наверняка утонули. Случись такое, я бы провинился перед моим господином. О Будда, защити меня от этого!»
Все его суставы болели, геморроидальные шишки воспалились. Он был измучен необходимостью стоически держаться перед своими людьми, Ябу, командой, даже перед этим чужеземцем. «О Будда, я так устал. Я хочу лечь в ванну и отмокать, отмокать, хотя бы на день избавиться от боли. Только на один день. Довольно! Что за глупые, женские мысли? Ты все время испытываешь боль. Вот уже почти шестьдесят лет. Что такое боль для мужчины? Привилегия! Скрывающий боль доказывает тем свое мужество. Спасибо Будде, ты пока еще жив, чтобы защитить своего господина, хотя мог бы уже сто раз умереть. Я должен благодарить Будду. Но я ненавижу море. Я ненавижу холод. И я ненавижу боль».
– Стой где стоишь, Андзин-сан, – бросил он, подкрепляя слова движением меча, мрачно наслаждаясь вспышками холодного голубого пламени в глазах чужака. Уверившись, что моряк его понял, он взглянул на помощника капитана. – Где мы? Чье это владение?
– Не знаю, господин. Думаю, мы где-то в провинции Идзу. Мы могли бы послать кого-нибудь на берег в ближайшую деревню.
– Ты сможешь привести корабль в Осаку?
– При условии, что мы будем плыть близко к берегу, господин, медленно и с большой осторожностью. Я не знаю этих вод и не могу поручиться за вашу безопасность. У меня нет нужных знаний, и на борту не сыскать никого, кто бы их имел, господин. За исключением этого чужеземца. Если бы это зависело от меня, я бы посоветовал вам сойти на берег. Мы бы достали для вас лошадей или паланкин.
Хиромацу раздраженно покачал головой. Предложение сойти на берег его никак не устраивало. Он потерял бы слишком много времени – пришлось бы пробираться через горы, где дорог по пальцам сосчитать, а значит никак не минуешь земель, подвластных сторонникам Исидо, врага. Была и другая опасность: бесчисленные шайки разбойников, которые занимали перевалы. Даже прихватив всех своих людей, Хиромацу хотя и пробился бы через территории, занятые разбойниками, но никогда не преодолел бы заслоны Исидо или его союзников, надумай те чинить ему препятствия. Все это задержало бы его, а он получил приказ доставить груз, чужеземца и Ябу быстро, в целости и сохранности.
– Если мы пойдем вдоль берега, сколько это займет времени?
– Не знаю, господин. Четыре или пять дней, может, и больше. Я не уверен в себе, я не капитан, так что прошу прощения.
«Это значит, – подумал Хиромацу, – что я должен сговориться с чужеземцем. Чтобы не дать ему сойти на берег, я должен был бы связать его. И кто знает, согласится ли он вести корабль, если его связать?»
– Сколько времени мы должны оставаться здесь?
– Новый капитан сказал: до утра.
– Шторм к тому времени закончится?
– Наверное, господин, но этого никто и никогда не знает.
Хиромацу посмотрел на гористый берег, потом на чужеземца.
– Могу я высказать предположение, Хиромацу-сан? – спросил Ябу.
– Да-да. Конечно, – проворчал тот.
– Как мы видим, для того чтобы попасть в Осаку, нам нужна помощь пирата. Так почему бы не отпустить его на берег? Пошлем с ним человека, чтобы защищал его, и прикажем им вернуться до темноты. Что касается пути по суше, я полагаю, это было бы слишком опасно для вас. Я бы никогда себе не простил, случись с вами какая беда. Безопаснее плыть на корабле, как только шторм закончится. И вы окажетесь в Осаке намного быстрее, так ведь? Наверняка к завтрашнему вечеру.
Хиромацу неохотно кивнул:
– Очень хорошо. – Он подозвал самурая: – Такатаси-сан! Возьми шесть человек и отправляйся с капитаном. Привези тело португальца, если вы его найдете. Но если хоть волос упадет с головы этого чужеземца, ты и твои люди немедленно совершите сэппуку.
– Да, господин.
– Пошли двух человек в ближайшую деревню и узнай точно, где мы и на чьих землях.
– Да, господин.
– С вашего позволения, Хиромацу-сан, я поведу на берег этот отряд, – встрял Ябу. – Если мы прибудем в Осаку без пирата, я, дабы смыть позор, буду вынужден покончить с собой. Мне хотелось бы удостоиться чести выполнять ваши приказы.
Хиромацу кивнул, удивленный, что Ябу сам сунулся в такое опасное дело. Он спустился в трюм.
Когда Блэкторн понял, что Ябу собирается с ним на берег, сердце его забилось чаще. «Я никогда не забуду Питерзона, и мою команду, и этот погреб – ни крики, ни Оми, ничего. Опасайся за свою жизнь, ублюдок».
Глава 9
Они быстро достигли земли. Блэкторн собирался править лодкой, но Ябу занял место рулевого и задал быстрый темп, который англичанин выдерживал с трудом. Другие шесть самураев внимательно следили за ним. «Я никуда не сбегу, глупцы», – думал он, не понимая их сосредоточенности, в то время как глаза его непроизвольно оглядывали бухту, выискивая мели или спрятанные под водой рифы, измеряя азимуты, а ум фиксировал детали, достойные того, чтобы занести их в судовой журнал.
Их путь сначала пролегал вдоль усыпанного галькой берега, потом вверх по сглаженным морем скалам к тропинке, которая окаймляла утес и причудливо тянулась вокруг мыса на юг. Дождь прекратился, но ветер продолжал дуть. Чем ближе они подходили к открытому участку, тем выше был прибой, обрушивавшийся внизу на скалы, воздух насыщала водяная взвесь. Вскоре они вымокли до нитки.
Блэкторн продрог, а Ябу и остальные словно не чувствовали холода и сырости в своих легких, свободно перепоясанных кимоно. Он подумал, что Родригес говорил правду, и его страх вернулся. «Японцы устроены не так. Они не чувствуют холода или голода, ран или ударов. Они больше похожи на животных, их ощущения притуплены по сравнению с нашими».
Утес вздымался на двести футов над ними. Берег лежал в пятидесяти футах внизу. Вокруг были одни горы. Никакого жилья не видать. Прибрежная галька переходила в утесы – гранитные скалы с редкими деревьями на вершинах.
Тропинка нырнула вниз и устремилась вверх по передней части утеса – очень опасный путь, с предательски ровной, скользкой поверхностью. Блэкторн карабкался, наклоняясь, потому что ветер дул в лицо, и невольно отмечая, как сильны и мускулисты ноги Ябу. «Поскользнись, сукин сын, – мысленно пожелал он. – Хоть бы ты оступился и сверзился вниз, на скалы. Заставит ли хоть это тебя закричать? Что вырвет из тебя крик?»
Усилием воли он отвел глаза от Ябу и вернулся к обследованию берега. Каждой трещины и расщелины. Ветер, несущий морскую пену, налетал порывами, заставляя глаза слезиться. Волны мчались, кружа и завихряясь водоворотами. Он знал, что почти нет надежды найти Родригеса: слишком много пещер и укромных мест, которые никогда не удастся осмотреть. Но он сошел на берег, чтобы попытаться. Он должен хотя бы попробовать. Ради Родригеса. Все капитаны усердно молят Бога о том, чтобы умереть и упокоиться на берегу. Ибо видели в море слишком много раздутых, полуобъеденных крабами трупов.
Отряд обогнул мыс и охотно остановился в укрытом от ветра месте. Идти дальше не было необходимости. Если тело не прибилось к подветренному берегу, его уже не найдешь: оно или ушло под воду, или было унесено в открытое море, на глубину. Впереди, в полумиле, на берегу, очерченном белой пенистой кромкой, приютилась рыбацкая деревушка. Ябу отдал распоряжение двум самураям. Они тут же поклонились и со всех ног бросились в сторону деревни. Обозрев окрестности, Ябу вытер влагу с лица, взглянул на Блэкторна и знаком показал, что пора возвращаться. Блэкторн кивнул, и они двинулись в обратный путь.
И вот, пройдя половину дороги, они увидели Родригеса.
Тело застряло в расщелине между большими камнями, выше полосы прибоя, но волны, набегая, лизали его. Одна рука была вытянута вперед. Другая все еще сжимала обломок весла, который колыхался, послушный прибою и течению. Это движение и привлекло внимание Блэкторна, когда он боролся с ветром, устало тащась вслед за Ябу.
Единственный путь вниз проходил по невысокому утесу. Всего-то пять-шесть десятков футов, но точно по прямой вниз, и никаких уступов или выщербин, чтобы поставить ногу или уцепиться.
«И как на грех прилив, – досадовал Блэкторн. – Вода поднимается. Его опять вынесет в море. Боже, это, кажется, уж слишком подло. Как быть?»
Он двинулся к краю, но Ябу немедленно встал у него на дороге, качая головой, и другой самурай тоже шагнул к нему.
– Я только попробую разглядеть, ради Бога, – сказал он. – Я не пытаюсь убежать. Куда, к черту, я могу здесь убежать?
Он отступил немного и наклонился. Проследив за его взглядом, японцы затараторили. Ябу говорил больше всех.
«Надежды никакой, – решил он. – Это слишком опасно. На рассвете мы вернемся сюда с веревками. Если он будет здесь, я похороню его на берегу». Блэкторн нехотя повернулся, но в то же самое мгновение край утеса обрушился и увлек бы его за собой, если бы не Ябу и остальные, которые тут же схватили его и вытащили. Он понял, что японцы думали только о его безопасности. «Они пытались защитить меня! Почему? Из-за Тора… как его там? Торанаги? Из-за него? Да, но также, может, и потому, что некому было бы вести корабль. Вот поэтому они дали мне сойти на берег. Да, это, должно быть, так. Значит, теперь я имею власть над судном, старым даймё и этим негодяем. Как мне это использовать?»
Он высвободился и поблагодарил всех, его глаза устремились вниз.
– Мы должны попробовать достать его, Ябу-сан. Единственный путь – здесь. Через этот утес. Я достану его, Ябу-сан, сам, я, Андзин-сан! – Он снова подался вперед, как если бы собирался спуститься вниз, и опять они удержали его, и он произнес с притворной обеспокоенностью: – Мы должны достать Родригу-сана. Смотрите! Времени мало, темнеет.
– Иэ, Андзин-сан, – сказал Ябу.
Блэкторн стоял, нависая над Ябу:
– Если вы не позволяете мне идти, Ябу-сан, тогда пошлите одного из своих людей. Или идите сами. Вы!
Ветер с воем метался вокруг них. Он увидел, что Ябу глядит вниз, прикидывая, как спуститься и сколько еще будет светло, и понял, что тот поддается. «Ты попался, негодяй, твое чванство погубило тебя. Полезешь вниз и покалечишься. Но лучше бы ты не свернул шею, а сломал лодыжку или колено, а потом утонул».
Один из самураев начал спускаться вниз, но Ябу велел ему вернуться.
– Возвращайся на корабль. Принеси немедленно несколько веревок, – приказал он, и самурай умчался. Ябу скинул свои сандалии, снял оружие и надежно укрыл его. – Следи за ним и чужеземцем. Если что-нибудь случится, я посажу тебя на твои собственные мечи.
– Пожалуйста, позволь мне спуститься, Ябу-сама, – молил Такатаси. – Если вы пострадаете или потеряетесь, я буду…
– Ты думаешь, что сможешь преуспеть там, где я потерплю неудачу?
– Нет, господин, конечно нет.
– Хорошо.
– Пожалуйста, подождите хотя бы, пока не принесут веревки. Я никогда не прощу себе, если с вами что-то случится, – упрашивал Такатаси, низенький, полный, с густой бородой.
«Почему не подождать веревки? – спросил себя Ябу. – Это было бы благоразумно. Но не умно. – Он взглянул на чужеземца и коротко кивнул. Ябу знал, что ему брошен вызов. Он ожидал и надеялся, что это произойдет. – Вот почему я вызвался идти на берег, Андзин-сан, – сказал он про себя, усмехаясь своим мыслям. – Вы действительно очень просты, Оми был прав».
Ябу скинул промокшее кимоно и, оставшись в одной набедренной повязке, подошел к краю утеса, пощупал его подошвами своих хлопчатобумажных таби. «Лучше не снимать их», – подумал он. Его воля и тело, закаленные суровой выучкой, которую проходят самураи, превозмогали холод. «Таби не дадут стопе соскальзывать – какое-то время. Тебе потребуются все твои силы и искусство, чтобы спуститься вниз. Стоит ли?»
Во время шторма, когда судно пыталось пробиться в бухту, он выходил на палубу и, не замеченный Блэкторном, занимал место на веслах. Он с радостью работал наравне с гребцами, ненавидя запах, стоявший внизу, и боль, которую чувствовал. Он решил, что лучше умереть на воздухе, чем задохнуться в трюме.
Налегая на весло вместе с другими, подгоняемыми холодом, он следил за чужеземцами. Он ясно увидел, что на море корабль и все на его борту находятся во власти этих двух людей. Варвары оказались в своей стихии и расхаживали по качающейся палубе с той же уверенной небрежностью, с какой сам он держался в седле, когда лошадь неслась галопом. Ни один японец на борту не смог бы того, что легко давалось им. Не хватило бы умения, мужества и знаний. И постепенно в голове созрела удивительная мысль: современный корабль чужеземной постройки, перевозящий самураев, управляемый ими, с капитаном-самураем и моряками-самураями. Его самураями.
«Если я для начала заполучу три корабля чужеземцев, то легко сумею подчинить своей власти морские пути между Эдо и Осакой. Из Идзу я смогу управлять всем судоходством. Почти всеми перевозками риса и шелка. Не буду ли я тогда судьей между Торанагой и Исидо? Или, на худой конец, противовесом им?
Ни один даймё никогда не выходил в море.
Ни один даймё не имел своих судов или капитанов.
За исключением меня.
Я имею судно, точнее, имел, и оно снова станет моим, снова – если хватит ума. У меня есть капитан и, следовательно, учитель будущих капитанов – надо только забрать его у Торанаги. И подчинить своей воле.
Став моим вассалом по доброй воле, он согласится учить моих людей. И строить корабли.
Но как сделать из него преданного вассала? Яма не сломила его дух.
Сначала отделить его от остальных и держать одного – разве не так советовал Оми? Тогда он научится вести себя достойно и говорить по-японски. Да. Оми – умный человек. Может быть, даже слишком умный – я подумаю об Оми позже. А сейчас сосредоточусь на капитане. Как управлять этим чужеземцем, этим христианином-дерьмоедом?
Что сказал Оми? Они ценят жизнь. Верховное божество христиан, Иисус Христос, учит их любить друг друга и ценить жизнь. Могу я подарить ему жизнь? Спасти ее? Да, это будет очень хорошо. Как сломить его?»
Поглощенный своими мыслями, Ябу почти не замечал движения корабля и волн. Стена воды обрушилась на него. Она накрыла и капитана. Но тот не обнаружил и тени страха. Ябу был поражен. Как мог человек, который смиренно позволил врагу мочиться себе на спину ради спасения жизни мелкого вассала, как мог этот человек найти в себе силы, чтобы забыть такое страшное бесчестье и, бросив вызов всем богам моря, подобно легендарному герою, спасти своих оскорбителей, своих врагов? И потом, когда громадная волна смыла португальца и они попали в беду, Андзин-сан посмеялся над смертью и помог им вызволить судно из плена скал.
«Я никогда не пойму их», – подумал он.
На краю утеса Ябу оглянулся в последний раз.
«Ах, Андзин-сан, я знаю, ты думаешь, что я иду на смерть, что ты подловил меня. Я знаю, ты бы сам туда не полез. Я внимательно следил за тобой. Но я вырос в горах, здесь, в Японии, мы лазим по горам ради удовольствия, из гордости. Так что я играю в свою игру, а не в твою. Я попытаюсь, и если умру – невелика беда. Но коли мне повезет, я возьму верх над тобой, ты поймешь, что я сильнее тебя. Ты будешь у меня в долгу, если мне удастся поднять тело португальца.
Ты будешь моим вассалом, Андзин-сан!»
Он с большим искусством спускался вниз по скале. На полпути поскользнулся. Его левая рука зацепилась за выступ. Это остановило падение, и он повис между жизнью и смертью. Чувствуя, что захват слабеет, он пытался пальцами ног нащупать опору. И когда его левая рука соскочила, пальцы ноги нашли расщелину и внедрились в нее, он приник к утесу, силясь сохранить равновесие, прижимаясь к камню, ища зацепку. Потом и нога оторвалась от опоры. Он сумел ухватиться обеими руками за другой выступ десятью футами ниже и на мгновение повис на нем, но не удержался и остальные двадцать футов падал.
Он приготовился к падению, насколько мог, и приземлился на ноги, как кошка, кувыркаясь по наклонной поверхности скалы, чтобы смягчить удар. Он обхватил ободранными руками голову, защищаясь от каменной лавины, которая могла последовать за ним. Но камни не посыпались. Он покачал головой, отряхиваясь, и встал. Одно колено было вывихнуто. Жгучая боль прострелила Ябу от пяток до пояса, его прошиб пот. Подошвы и ногти кровоточили, но к этому он был готов.
«Боли нет. Ты не будешь чувствовать боли. Стой прямо. Чужеземец наблюдает за тобой».
Брызги окатили его, холод помог одолеть боль. С большой осторожностью он проскользнул по облепленным морскими водорослями камням, пробрался через расщелины к телу.
Внезапно Ябу понял, что человек, лежащий перед ним, все еще жив. Он подошел поближе, желая удостовериться в этом, потом на мгновение отодвинулся. «Нужен он мне живым или же мертвым? Что лучше?»
Краб поспешно выскочил из-под камня и бултыхнулся в воду. Волны обрушились на Ябу. Он чувствовал, что соль разъедает раны. «Что лучше, живой или мертвый?»
Он осторожно поднялся и прокричал:
– Такатаси-сан! Португалец все еще жив! Отправляйся на корабль за носилками и лекарем, если там есть хоть один!
Ветер почти заглушил ответ Такатаси:
– Да, господин.
Ябу посмотрел на галеру, мягко покачивающуюся на якорях. Другой самурай, которого он послал за веревками, уже достиг яликов. Вот он прыгнул в лодку и отплыл. Ябу улыбнулся, довольный, и повернул голову на крик. Блэкторн подошел к краю обрыва и что-то настойчиво втолковывал ему.
«Что он пытается сказать?» – спросил себя Ябу. Он увидел, что капитан указывает на море, но не понял значение жеста. Волны были крутые и очень высокие, но не больше прежнего.
В конце концов Ябу оставил попытки понять Блэкторна и переключил внимание на Родригеса. Приложив немалые усилия, он вытащил португальца на скалы, подальше от прибоя. Дыхание спасенного было затруднено, но сердце билось ровно. Ушибов набиралось много. Расщепленная кость торчала из левой икры. Правое плечо казалось смещенным. Ябу поискал, нет ли где кровоточащих ран, но не нашел. «Если внутренности не отбиты, он, возможно, выживет», – подумал японец.
Даймё не раз бывал ранен сам и видел много умирающих и раненых, так что имел опыт в подобных вещах. «Если Родригеса поместить в тепло, – решил он, – напоить саке и отваром лекарственных трав, положить теплые припарки, он выживет. Ходить не сможет, но выкарабкается. Да. Я хочу, чтобы этот человек выжил. Сможет он ходить или нет, не важно. Может, это даже к лучшему. У меня будет запасной капитан – человек, обязанный мне жизнью. Если пират не захочет покориться, я смогу использовать этого человека. А не притвориться ли мне христианином – вдруг это привлечет их?
А что бы сделал Оми?
Этот малый умен – Оми. Да. Чересчур умен? Оми слишком многое и слишком быстро подмечает. Если он дальновидный, должен сообразить: его отец станет главой клана, стоит мне исчезнуть – мой сын неопытен пока, чтобы выжить одному, – а после отца Оми сам возглавит клан. Так?
Что делать с Оми?
Отдать чужеземцам? Как игрушку?
Что тогда?»
Сверху донеслись тревожные крики. Ябу наконец понял, о чем предупреждает чужеземец. Прилив! Прилив наступал очень быстро. Он уже захватывал скалу. Ябу вскарабкался повыше и поморщился – боль молнией пронзила колено. Он увидел, что отметки прибоя над основанием скалы выше человеческого роста.
Ябу посмотрел на ялик. Тот был около корабля. Такатаси бежал по берегу. «Они не успеют принести веревки», – сказал себе Ябу.
Его глаза внимательно осмотрели местность. Вверх на утес пути не было. Убежища в скалах тоже. Никаких пещер. До рифов, торчащих над поверхностью моря, не добраться. Плавать он не умел и не видел ничего, что помогло бы ему удержаться на плаву.
Люди наверху следили за ним. Чужеземец показал на рифы и развел руки движением пловца, но он покачал головой. И снова все внимательно осмотрел. Ничего.
«Выхода нет, – подумал он. – Теперь ты умрешь. Готовься».
«Карма», – сказал он себе и отвернулся от людей, устраиваясь удобнее, чтобы насладиться великой истиной, открывшейся ему. Последний день, последнее море, последний свет, последняя радость, последнее все. Как красивы море и небо, холод и соль! Он обдумывал слова предсмертного стихотворения, которое сочинял, следуя обычаю. Он чувствовал себя счастливым. У него было время все хорошо обдумать.
Блэкторн кричал:
– Слушай, ты, сукин сын! Найди уступ – там должен быть где-нибудь уступ!
Самураи оттеснили чужеземца от края, глядя на него как на сумасшедшего. Им было ясно, что выхода нет и что Ябу просто готовится достойно встретить смерть, как сделали бы и они на его месте. И относились к буйству чужеземца так же, как, они знали, отнесся бы к нему сам Ябу.
– Смотрите вниз, все вы! Может быть, там есть какой-нибудь выступ!
Один из самураев подошел к краю обрыва, поглядел вниз, пожал плечами и заговорил с товарищами, те тоже пожали плечами. Каждый раз, когда Блэкторн пытался подобраться к краю обрыва, чтобы найти способ спасти Ябу, его останавливали. Он легко мог столкнуть одного из них вниз и обречь на смерть, ему хотелось этого. Но он понимал их. «Думай, как помочь этому негодяю! Ты должен спасти его, чтобы спасти Родригеса!»
– Эй, вы, дрянь, поганые япошки! Эй, Касиги Ябу! Не сдавайся. Сдаются только трусы! Ты человек или баран?
Но Ябу не обращал внимания. Он был неподвижен, как скала, на которой сидел.
Блэкторн поднял камень и с силой бросил в него. Не причинив вреда Ябу, камень ушел в воду, а самурай сердито закричал на Блэкторна. Капитан знал, что в любую минуту люди даймё могут навалиться на него и связать. Хотя как? У них нет веревок.
«Веревки! Нужны веревки! Ты можешь их раздобыть?»
Его глаза наткнулись на кимоно, которое Ябу снял и оставил на камнях. Блэкторн начал рвать кимоно, пробуя полосы на прочность: то, что надо.
– Давайте! – приказал он самураям, скидывая собственную рубашку. – Делайте веревки, ну?!
Они поняли, быстро развязали пояса, сняли кимоно и последовали его примеру. Он начал связывать концы полос, используя также и пояса.
Пока они возились с тряпьем, Блэкторн осторожно лег на землю и подвинулся к краю, заставив двух самураев держать его за лодыжки. Он не нуждался в помощи, просто хотел успокоить их.
Он высунул голову, насколько мог, не рискуя своей безопасностью, потому что понимал их беспокойство. Потом стал осматриваться, как если бы озирал море. Участок за участком.
Все гладко. Ничего.
Еще раз.
Ничего.
Снова.
Что это? Как раз выше линии прилива? Трещина в утесе? Или тень? Блэкторн передвинулся, остро осознавая, что море почти покрыло скалу, на которой сидел Ябу, и едва ли не все скалы за ним, и основание утеса. Теперь он мог видеть лучше.
– Там! Что это?
Самурай встал на четвереньки и устремил взгляд туда, куда указывал Блэкторн, но ничего не увидел.
– Там! Это не выступ?
Он выставил перед собой ладонь и утвердил на ней два пальца, изобразив человека, стоящего на уступе.
– Быстро! Исогу! Объясните это ему – Касиги Ябу-сама! Вакаримас ка!
Самурай вскочил, быстро заговорил с другими. Теперь, посмотрев вниз, они все увидели выступ. И закричали. Ябу не откликался. Он словно уподобился камню. Они продолжали надрывать глотку, и Блэкторн – с ними заодно, но казалось, никто не издавал ни звука.
Один из самураев коротко переговорил с другими, они все кивнули и поклонились. Внезапно с криком «Банса-а-ай!» он бросился с утеса и полетел навстречу смерти. Ябу с усилием вырвался из транса, повернулся и встал.
Другой самурай кричал и что-то показывал, но Блэкторн уже ничего не слышал и не видел, кроме тела внизу, увлекаемого морем. «Что это за люди? – думал он беспомощно. – Было ли это мужество или помешательство? Этот человек пошел на самоубийство, не имея ни малейшего шанса спастись, чтобы привлечь внимание другого, который уже отказался от борьбы за жизнь. Это не имело смысла! Они не признают здравый смысл».
Он увидел, как Ябу, шатаясь, поднимается. Блэкторн ожидал, что японец полезет наверх, оставив Родригеса. «А что бы сделал я? Не знаю». Но Ябу наполовину полз, наполовину скользил, таща бесчувственное тело через мелкие места, на которые накатывал прибой, к подножию утеса. Он нашел уступ, всего-то в фут шириной. Чувствуя сильную боль, он втолкнул Родригеса на уступ и чуть не упал при этом, потом взгромоздился сам.
Веревка получилась на двадцать футов короче, чем нужно. Самураи тут же надставили ее, пустив в ход набедренные повязки. Теперь, стоя, Ябу должен был достать конец.
