Чипеев Николай
Рецепт
Там был рецепт от болей в суставах, написанный ручкой. Что-то говорилось о травах: иван чай, зверобой, ромашка – это всё что я запомнил. Еще писалось о том, как заваривать, сколько выдерживать и в самом конце какие-то упражнения и слова, которые следовало говорить перед приемом, вообщем вся та чушь, что пишут всякие шарлатаны, прописывающие слабительное.
Из этого подвала есть выходы с торцов дома, надо просто дойти до них, там на месте разберёмся.
Я побрел по стенке, прислушиваясь к звукам. Тишина была полная. Она проникала под кожу и в мозг, так, что каждый собственный шаг был страшнее чужого.
В стене все время были проемы, которые уходили в карманы – темные комнаты, заваленные картошкой и прочими продуктами, какими то мешками и коробками. На многих были логотипы известных фирм. В одной из комнат я наткнулся на металлический прут, в необходимости которого не стоило и сомневаться. Покрутив его в руках, я стал чувствовать себя увереннее и смелее зашагал дальше.
Коридор оказался на странность длинный. Трубы все время разветвлялись и уходили в разные стороны, а пол то подымался выше, то опускался, иногда даже приходилось идти на корточках. Я думал, что просто блуждаю и стал оставлять стрелки на стенах, но так и не встретил не одну. Звать на помощь не решался, а телефон показывал отсутствие сети.
Я потерял надежду, как что-то снизу затрещало и начало тереться о ногу. Я подпрыгнул и ударил в пол прутом, к счастью промахнулся. Это была кошка, чуть облезлая, но я обнимал и гладил её, как любимую девушку, которую не видел год, а она в ответ терлась мордочкой мне об щеки, выказывая не меньшую радость.
Что делать дальше я не знал и просто сидел, упершись в стену спиной, кошка была в руках и мурчала.
Затем она встала и отошла от меня в поле света моего фонарика, развернулась и уставилась в глаза, мяукнула один раз, но не громка. Я все понял и встал.
Она тихонько шла впереди а я за ней. Иногда она останавливалась и прислушивалась, тогда я тоже замирал, крепче сжимая прут. Так мы шли некоторое время. И тут она резко стала дыбом, уставившись в темноту. Меня пробрало дрожью. Впереди, что-то было. Оно стояло, нечто отдаленно напоминавшее человека, только все гипертрофированное. Руки, достававшие до пола, длинная шея со старушечьем лицом, накрытая рваной шалью и сгорбленное раздутое тело, доходившее почти от стены до стены.
Оно стояло и издавала чавкающие звуки: Кошку.., дай кошку… Затем нечто стало приближаться, страшно переваливаясь от стены к стене и переставляя руки и ноги по полу.
Мимо не проскочить, только назад, бежать пока есть силы…
И тут моя спутница издала столь страшный вопль, такой вы не слышали никогда, и если вы думаете, что знаете, как орут коты, то забудьте об этом. Это был настоящий вопль монстра идущего на смерть. Она вопила и резко сорвалась вперед, что оставалось делать мне, как не с кличем древнего воина и прутом в руке бросится тоже.
Дальнейшие события припоминаются с трудом, но чем больше времени проходит, тем все более новыми героическими деталями обрастают моменты схватки и тем более они мне кажутся менее правдивыми, чем были на самом деле.
Я помню только, как я уперся в мягкое старушечье тело плечом, как она отшвырнула меня длинными ручищами в стену, а одной схватила за шею и начала давить. Как к моему лицу приблизилась страшная рожа и изо рта раздавалось чавканье. Мне спас кошачий крик и сверкнувшие в темноте когти. Затем я помню, как вдавливаю прут куда-то посередине старухи. Затем долго луплю им по седой голове, которая разваливается, как арбуз. Затем звук открывающейся двери и я со сбившимся дыханием упирающийся в неё плечом, а в руке кошка. Лестницы, дверь кровать.
На утро мама долго ругалась на меня, что я неизвестно, где шлялся, пришел грязный и припер еще драную кошку. И что баба Вера, оказывается, умерла сегодня ночью, что-то с сердцем.
Когда я уезжал, то дети долго просили отдать им кошку – Дуська звали ее, но я не отдал. Дусяра живет со мной и кто из нас больше кому благодарен я ей или она мне уже не важно. Она ласково мурчит мне, лежа на коленках, а я даю ей молока и рыбок.
Эпизод 2. Возвращение в Ленинск
Вечером, того дня, раздался неожиданный звонок отца. Он хрипел в трубку, долго откашливался и не мог выдавить ничего членораздельного. «Скорей приезжай…» – вот и все, что я разобрал. Звонок так же быстро оборвался, как и раздался, на мой ответный вызов звучало многозначительное «вне зоны доступа», при чем на всех телефонах, кроме брата, он со всей семьей был заграницей, на отдыхе.
Я вырвался с работы почти боем, никто не хочет знать, что ты не сирота и нужно срочно домой, и что он у тебя есть, где то у черта на куличках, и что ты там не был порядочное время. На улице бушевала осень, резкий холод, навалившийся на город, да еще и с мокрым дождем, уже начал давать плоды – транспорт встал. Часть автобусных рейсов отменили, а которые остались, были переполнены – пятница. Еще были электрички и ближайшая, на которую я успевал, была в 21:08.
Добравшись до дома, я кое-как поймал Дусю, которая уже успела забиться под кровать, безжалостно царапалась и шипела на меня, но я не мог оставить ее, чуя, что без нее не обойтись. Она умолкла в спортивной сумке, где специально для ее тепла я положил полотенце.
Вскоре я был на вокзал и забежал в почти закрывающиеся двери. Электричка была наполнена студентами, едущими на выходные домой, Дусяра высовывала голову из сумки и деловито всех оглядывала, девочки-студентки, сидевшие рядом со мной, все пытались ее погладить, но она сразу ныряла в сумку и высовывала лапу с веером когтей, а за остротой их она следила тщательно, диван дома был ободран моментально, пришлось купить специальную когтеточку.
Десять минут двенадцатого я вместе со всеми высыпал на станции Миасс. Здесь было холодней, дождь все больше начал походить на снег и уже ложился крупными хлопьями. Он укрывал все белым пеплом, провода свисали под тяжестью льда. Я поспешил на стоянку. Таксист, что-то буркнул про непогоду и моя поездка подорожала вдвое.
Снег облеплял стекло и стоял непреодолимой стеной, как – будто мешая мне добраться до дома. Водитель пару раз остановился, чтоб содрать лед с дворников, все больше намекая, что мало берет денег и надо бы еще поднять оплату. И вот уже родной поворот в Ленинск, тусклые огни освещения и темные дома. Я указал таксисту дом брата, отец должен быть там, присматривать за хозяйством.
Современные дома напоминали неприступные замки. Их владельцы обносили территорию высоким бетонированным забором из профнастила, думая, что это защитит их от воров, по мне так такой забор только помогает – залез и не видно тебя.
Я открыл дверь, возле будки лежала цепь с ошейником, неужели собака сорвалась. Из окон бил тусклый голубой свет телевизора, он постоянно мерцал и вокруг плясали призрачные тени. Дом был открыт, я постучал по косяку и позвал отца. Из глубины комнат звучал только телевизор. Программа новостей, наши самолету утюжили очередной скачек цен на нефть или их окончательное падение.
Сделав шаг, я сбил ряд бутылок, они звонко начали раскатываться в разные стороны и одна из них упала в открытую дверь в подвал и там разбилась об бетонный пол. Телевизор, как то неожиданно, замолчал, затем из него начала звучать гитара «Eyes without a face» Скутера. Внутри меня похолодело. Дуся в сумке напряглась, забившись в один угол и начала шипеть. Музыка не прекращалась, нащупав в коридоре швабру, я начал продвигаться и тихо, больше для своего успокоения, звать отца. Коридор переходил в кухню, а из кухни в зал вела двухстворчатая стеклянная дверь. Всюду было темно, только тусклый свет уличного фонаря, сквозь падающий снег, высекал предметы в комнатах. На столе были признаки долгого застолья, отец любил выпить, особенно если никто не мешал.
Двери в зал были разбиты. Осколки стекла разбросаны по полу. В них отображались музыканты с гитарами и вся комната в голубом свете. Никого не было.
