Речь была встречена одобрением.
– Слава Тому, Кто Наверху, – продолжил старик, – теперь один из нас на высокой должности. Мы не собираемся просить его приносить свой заработок и делить его между нами. Он может помочь вот в таких маленьких делах. Будет ошибкой не попросить его. Неужели мы убьем змею и понесем ее в руках, когда у нас есть сумка, куда можно положить что-нибудь длинное?
И старик сел.
– Твои слова хороши, – заметил президент. – Мы тоже думали об этом. Но сначала нужно дать юноше время осмотреться и разобраться, что к чему.
Собрание гулом поддержало президента.
– Дайте юноше время.
– Пусть устроится как следует.
Оби чувствовал себя, как на сковородке, хотя знал, что у земляков благие намерения. Наверное, не так уж трудно будет с ними справиться.
Следующим пунктом повестки дня было предложение попенять президенту и исполнительным органам за неподобающую встречу Оби. Оби был поражен. Он-то полагал, что его встретили прекрасно. Но так вовсе не считали трое молодых людей, которые внесли предложение. И, как выяснилось, еще десять человек. Их недовольство заключалось в том, что они не получили ни одной из двух закупленных дюжин бутылок пива. На них наложили лапу верхушка и старейшины, оставив молодежи два бочонка кислого пальмового вина. Как всем было прекрасно известно, лагосское пальмовое вино – это вообще не вино, а вода, – жутко разбавлено.
Обвинение вызвало оживленный обмен крепкими словечками, занявший почти час. Президент назвал молодых людей «неблагодарными пустышками, которые только и умеют, что портить праздник». Один из них заявил, что безнравственно тратить общественные деньги на покупку пива для утоления частной жажды. Слова были суровыми, но Оби показалось, им не хватило эмоций, особенно потому, что это были английские слова, прямо из сегодняшних газет. Когда препирательства закончились, президент объявил, что их почетный сын Оби Оконкво желает сказать несколько слов. Это было встречено с большой радостью.
Оби встал и поблагодарил всех за то, что они провели такое полезное собрание, ведь разве не говорил псалмопевец, что хорошо и приятно жить братьям вместе?
– У наших отцов тоже есть присловье, что опасно жить по отдельности. Они говорят, это путь змеи. Если бы все змеи жили в одном месте, кто бы приблизился к ним? Но они живут каждая по отдельности и поэтому становятся легкой добычей человека.
Оби понял, что произвел хорошее впечатление. Слушатели кивали и вставляли уместные замечания. Конечно, речь была заготовлена, но не прозвучала тщательно отрепетированной.
Он говорил о восхитительной встрече, которую ему устроили соотечественники.
– Если человек возвращается из дальних странствий и никто не говорит ему нно, он чувствует, что как бы и не приезжал.
Оби попытался сымпровизировать шутку про пиво и пальмовое вино, но она не удалась, и он торопливо перешел к следующему пункту, поблагодарив собравшихся за жертвы, что они принесли, отправив его в Англию. Он сделает все возможное, чтобы оправдать их доверие. В речь, начавшуюся полностью на ибо, теперь подмешивался и английский. Тем не менее аудитория вроде находилась под сильным впечатлением. Здесь любили хороший ибо, однако восхищались и английским. Под конец Оби вывернул на главное.
– Я хотел бы обратиться к вам с небольшой просьбой. Как вы понимаете, требуется время, чтобы после четырехлетнего отсутствия устроиться. Мне нужно решить множество проблем. Просьба моя состоит в том, чтобы вы дали мне четыре месяца отсрочки, прежде чем я начну выплачивать ссуду.
– Это мелкая проблема, – заметил кто-то. – Четыре месяца – небольшой срок. Долг может заплесневеть, но никогда не сгниет.
Да, проблема мелкая. Однако было видно, что так думают далеко не все. Оби даже услышал, как кто-то спросил, что он собирается делать с теми большими деньгами, которые платит ему правительство.
– Твои слова очень хороши, – наконец взял слово президент. – Не думаю, что кто-то здесь ответит на твою просьбу «нет». Мы дадим тебе четыре месяца. Я могу говорить от имени Умуофии?
– Да-а! – послышались голоса.
– Но я хотел бы сказать тебе пару слов. Ты очень молод, ты сын вчерашнего дня. Ты учен. Однако ученость одно, а опыт другое. И потому я дерзну обратиться к тебе.
У Оби часто забилось сердце.
– Ты один из нас, и мы должны направить на тебя наши помыслы. Я прожил в этом Лагосе пятнадцать лет. Приехал сюда в августе шестого числа тысяча девятьсот сорок первого года. Лагос – дурное место для молодого человека. Соблазнишься его прелестями – погибнешь. Может быть, ты спросишь, почему я все это говорю? Я знаю, сколько правительство платит высокопоставленным чиновникам. То, что ты получаешь в месяц, кое-кто из твоих братьев здесь получает в год. Я уже сказал, мы дадим тебе четыре месяца. Можем даже год. Но окажем ли мы тебе тем самым услугу?
Ком встал у Оби в горле.
– Того, что правительство платит тебе, более чем достаточно, если только ты не вступишь на дурной путь.
– Боже упаси! – раздались несколько голосов.
– Мы не можем позволить себе ходить дорогами зла, – продолжил президент. – Мы первопроходцы, укрепляем наши семьи и город. А тот, кто строит, вынужден лишать себя многих удовольствий. Мы не должны пить, потому что видим, как пьют наши соседи, или бегать за женщинами только потому, что встает наш орган. Ты можешь спросить меня, зачем я все это говорю. Я слышал, ты якшаешься с девушкой сомнительного происхождения и даже подумываешь о том, чтобы на ней жениться.
Оби вскочил, его трясло от негодования. В такие минуты ему всегда не хватало слов.
– Пожалуйста, сядьте, мистер Оконкво, – спокойно произнес президент.
– Сесть? Да что вы такое говорите? – крикнул Оби по-английски. – Чепуха какая-то! Я могу подать на вас в суд за это… за то, что… за…
– Вы можете подать на меня в суд, когда я закончу.
– Я не собираюсь больше вас слушать. Я отзываю свою просьбу. Начну выплачивать ссуду в конце этого месяца. Сейчас, сию же минуту! Только не вмешивайтесь в мои дела. И если вы собрались для этого, – прокричал он на ибо, – можете отрезать мне ноги, если вы еще их здесь увидите.
Оби рванул к выходу. Многие попытались перехватить его.
– Пожалуйста, сядь.
– Успокойся.
– Это не ссора.
Все говорили одновременно. Растолкав земляков, Оби убежал и, ничего не видя, остановился около машины. За ним, умоляя вернуться, увязались человек десять.
– Пошел! – крикнул он водителю, сев в машину.
– Оби, пожалуйста! – кричал Джозеф, с жалким видом высунувшись из окна.
– Поехали!
Машина тронулась. На полпути в Айкойи Оби велел шоферу развернуться и ехать обратно в Лагос, к дому Клары.
Перспектива совместной работы с мистером Грином и мистером Омо казалась Оби не самой радужной, однако вскоре он обнаружил, что все не так уж и плохо. Начать с того, что ему выделили кабинет, который он занимал на пару с привлекательной англичанкой, секретаршей мистера Грина. Оби очень редко встречал мистера Омо, а мистера Грина видел, только когда тот забегал пролаять приказ ему или мисс Мэри Томлинсон.
– Странный, правда? – заметила однажды мисс Томлинсон. – Хотя вообще-то неплохой человек.
– Конечно, – кивнул Оби.
Он знал, многие секретари посажены для того, чтобы шпионить за африканцами. Однако тактика заключалась в том, чтобы делать вид, будто они крайне дружелюбны и открыты. Приходилось следить за тем, что говорит. Не то что Оби было очень важно, знает мистер Грин или нет, что́ он о нем думает. Ему бы следовало знать. Но Оби не улыбалось, чтобы тот узнал это через своего agent provocateur.
Однако недели шли, и бдительность Оби потихоньку становилась, как у них говорили, «мала-мала». Как-то утром к нему на работу явилась Клара. Ей нужно было что-то сообщить. Мисс Томлинсон несколько раз слышала ее голос по телефону и отметила его привлекательность. Оби представил их и был несколько удивлен искренней радостью англичанки. Когда Клара ушла, оставшуюся часть дня та только и говорила что о его невесте.
– Какая красавица! Вы счастливчик! Когда вы поженитесь? На вашем месте я просто не смогла бы ждать, – и так далее и тому подобное.
Оби чувствовал себя нескладным школьником, которого впервые похвалили за то, что он сделал нечто необычайно умное. Мисс Томлинсон представала ему в ином свете. Если это и была часть тактики, то весьма хитрая, за что секретарша заслуживала уважения. Но ее слова звучали искренне. Создавалось впечатление, что они идут прямо от сердца.
Зазвонил телефон, и мисс Томлинсон сняла трубку:
– Мистер Оконкво? Да, верно. Передаю ему трубку. Мистер Оконкво, вас.
У них с Оби были спаренные телефоны. Он решил, что звонит Клара, но это был лишь администратор снизу.
– Джентльмен? Пожалуйста, пусть поднимется. Он хочет меня поговорить? Хорошо, иду. Да, сейчас.
Джентльмен был в тройке, в руках зонт. Несомненно, только-только из Англии.
– Доброе утро. Меня зовут Оконкво.
– Меня зовут Марк. Здравствуйте.
Они обменялись рукопожатием.
– Я зашел посоветоваться с вами об одном деле… полуличном-полуофициальном.
– Давайте пройдем в мой кабинет.
– Большое спасибо.
Оби показывал дорогу.
– Вы недавно вернулись в Нигерию? – спросил он, когда они поднимались по лестнице.
– Уже полгода.
– Понимаю. – Оби открыл дверь. – После вас.
Переступив порог, мистер Марк резко остановился, как будто увидел змею. Но он быстро взял себя в руки, прошел в кабинет и, широко улыбнувшись, поздоровался с мисс Томлинсон.
– Доброе утро.
Оби придвинул к своему столу еще один стул, и мистер Марк сел.
– Что я могу для вас сделать?
К его удивлению, мистер Марк ответил на ибо:
– Если не возражаете, станемте говорить на ибо? Я не знал, что у вас тут европейцы.
– Как вам будет угодно. Я и не думал, что вы ибо. В чем ваше затруднение? – Он пытался говорить непринужденно.
– Ну что ж, дело вот в чем. Моя сестра недавно получила аттестат средней школы первой степени. Она хочет обратиться в Федеральный департамент образования, чтобы получить стипендию для обучения в Англии.
Хотя посетитель говорил на ибо, слова «аттестат» и «образование» были произнесены по-английски, очень тихо.
– Вам нужны образцы анкет? – спросил Оби.
– Нет-нет, нет, они у меня есть. Но дело вот в чем. Мне сказали, вы являетесь секретарем комиссии по образованию, и я решил, что мне нужно с вами поговорить. Мы оба ибо, и я не могу ничего от вас скрывать. Послать анкеты, все это прекрасно, но вы же знаете нашу страну. Если не побеседуешь с людьми…
– В данном случае вовсе не обязательно с кем-либо беседовать. Единственное…
– Вообще-то я хотел зайти к вам домой, но человек, который рассказал мне о вас, не знал, где вы живете.
– Простите, мистер Марк, но я в самом деле не понимаю, к чему вы ведете.
К ужасу мистера Марка, Оби произнес это по-английски. Мисс Томлинсон навострила уши, как собака, которая не вполне уверена, действительно ли разговор идет о косточках.
– Простите… м-м… мистер Оконкво. Не поймите меня неправильно. Я знаю, это не то место, чтобы…
– По-моему, нет смысла продолжать разговор, – опять по-английски сказал Оби. – Если вы не против, у меня довольно много дел.
Он встал. Мистер Марк тоже поднялся, пробормотал какие-то извинения и направился к выходу.
– Он забыл свой зонт, – сказала мисс Томлинсон, когда Оби вернулся к столу.
– Господи!
Он схватил зонт и выбежал из кабинета.
Мисс Томлинсон сгорала от любопытства, что скажет Оби, когда вернется, но тот просто занял свое место и раскрыл папку, как будто решительно ничего не случилось. Он видел, как она на него смотрит, и нахмурился, делая вид, будто сосредоточен.
– Коротко и ясно, – заметила мисс Томлинсон.
– О да. Неприятный человек.
Оби не поднял головы, и разговор оборвался.
Все утро у него почему-то было приподнятое настроение. Немного похоже на чувство, возникшее несколько лет назад в Англии, после первой женщины. Та лаконично объяснила, для чего согласилась прийти к нему домой. «Я научу тебя танцевать африканский хайлайф», – сказал он. «Классно, – кивнула она, – а может, и не только африканский». И игриво улыбнулась. Когда она явилась, Оби испугался. Он слышал, что можно разочаровать женщину. Но он ее не разочаровал и, когда все закончилось, пришел в странно приподнятое настроение. Женщина призналась, что ей показалось, будто на нее напал тигр.
После встречи с мистером Марком он опять почувствовал себя тигром. Первое свое сражение Оби выиграл одной левой. Все говорили, тут выиграть невозможно. Мол, от тебя ждут, что за оказанную услугу ты примешь от человека «кола», и, пока не примешь, тот не успокоится. Он будет как неопытный птенец коршуна, стащивший утенка. Мать велела отнести его обратно, потому что утка, видите ли, ничего не сказала, не подняла шума, а просто ушла. «В таком молчании таится серьезная опасность. Пойди и принеси цыпленка. Курицу мы знаем. Она покричит, поругается, тем все и кончится». Человек, которому ты оказал услугу, не поймет, если ты ничего не объяснишь, не поднимешь шума, а просто уйдешь. Можно нарваться на более серьезные неприятности, если отказаться от взятки, чем если принять ее. Разве государственный министр не сказал – правда, в беспечную минуту, под алкогольными парами, – что беда не в том, чтобы взять взятку, а в том, чтобы не сделать то, за что ее дали? А если откажешься, откуда тебе знать, что ее от твоего имени не примет твой «брат» или «друг», говоря всем и каждому, что он твое доверенное лицо? Все это чушь, ерунда! Легко держать руки чистыми. Для этого нужно всего-то-навсего уметь ответить: «Простите, мистер такой-то, но я не могу продолжать этот разговор. Хорошего дня». Не следует, конечно, проявлять излишнего высокомерия. Да, в конце концов, искушение и не было непреодолимым. Хотя, при всей скромности, нельзя сказать, что оно было и таким уж незначительным. Оби все больше убеждался в том, что невозможно прожить на оставшееся от его сорока семи фунтов после того, как он двадцать выплатил Прогрессивному союзу Умуофии, а десять отослал родителям. Оби не имел ни малейшего представления, откуда взять школьный взнос за Джона на следующую четверть. Нет, никак нельзя сказать, что деньги ему не нужны.
Закончив обед, состоявший из толченого ямса и супа эгуси, Оби лег на диван. Суп – с ямсом, свежей рыбой – удался на славу, и он переел. Наевшись толченым ямсом, он почувствовал себя удавом, проглотившим козу. Оби беспомощно растянулся в ожидании, когда переварится хотя бы часть съеденного и к нему вернется способность дышать.
На улице остановилась машина. Он решил, что это кто-то из пяти жителей его блока на шесть квартир. Оби никого не знал по имени и только кое-кого в лицо. Все европейцы. Примерно раз в месяц он сталкивался с одним – высоким человеком, служившим в департаменте почты и телеграфа и жившим на том же этаже в квартире напротив. Но их разговоры не были связаны с тем, что они жили на одном этаже. Сосед отвечал за общий сад и каждый месяц собирал со всех по десять шиллингов шесть пенсов на оплату мальчишки-садовника. Поэтому его Оби хорошо знал в лицо. И еще одного из верхних жильцов, который каждую субботу приводил домой африканских проституток.
Водитель машины опять включил мотор. Несомненно, такси, потому что только таксисты так заводят мотор. В дверь Оби тихо постучали. Кто бы это мог быть? Клара сегодня вечером работает. Джозеф? Он уже несколько месяцев старался вернуть благословенную долю симпатий Оби, которую потерял на том злополучном собрании Прогрессивного союза Умуофии. Его преступление состояло в том, что он по секрету рассказал президенту о помолвке Оби с девушкой осу. Джозеф умолял о прощении: он сделал это только в надежде, что президент, отец народа Умуофии в Лагосе, использует свое положение и урезонит Оби в частном разговоре. «Ладно, – сказал ему Оби. – Забыли». Но не забыл. Он перестал навещать Джозефа. А Клара вообще не желала его видеть. Иногда Оби поражался и пугался силе ее ненависти, зная, как нравился ей Джозеф раньше. А теперь он вдруг стал скользким, завистливым, чуть не способным отравить Оби. Тот случай, как ванна с пальмовым вином при начинающейся кори, вынес на поверхность всю омерзительную сыпь.
Нахмурившись, Оби открыл дверь. Вместо Джозефа на пороге стояла девушка.
– Добрый вечер, – поздоровался он, моментально преобразившись.
– Мне нужен мистер Оконкво, – сказала девушка.
– Вы с ним и говорите. Пожалуйста, проходите. – Оби даже удивился своей внезапной резвости. В конце концов, он совсем не знает эту девушку, хотя она и симпатичная. Он сбавил тон: – Прошу вас, садитесь. Кстати, мне кажется, мы раньше не встречались.
– Нет. Я Элси Марк.
– Рад знакомству, мисс Марк.
Она обворожительно улыбнулась, показав ряд безупречных белоснежных зубов. Между двумя передними была небольшая щербинка, как у Клары. Оби слышал, что девушки с такой щербинкой между зубами очень горячие. Он сел и, хотя не был смущен, как обычно при общении с девушками, все-таки не знал, как вести себя дальше.
– Вас, наверное, удивил мой визит. – Мисс Марк перешла на ибо.
– Я не знал, что вы ибо.
И едва Оби это произнес, вспыхнула молния. Все, что оставалось от непринужденности, исчезло. Девушка, похоже, заметила перемену в выражении его лица, а может, движение рук. Она перестала смотреть ему в глаза, говорила запинаясь, прощупывала скользкую почву, осторожно ставя ногу, прежде чем перенести на нее вес всего тела.
– Простите, что мой брат приходил к вам на работу. Я говорила ему, не надо было этого делать.
– Да все в порядке, – неожиданно для себя ответил Оби. – Я сказал ему, что… м-м… с вашим аттестатом первой степени у вас очень хорошие шансы. Все зависит от вас, поверьте, какое впечатление вы произведете на членов комиссии во время собеседования.
– Самое главное, – вставила девушка, – чтобы меня отобрали для собеседования…
– Да. Но, как я уже сказал, ваши шансы не хуже, чем у других.
– Однако бывает, что соискателей с первой степенью отодвигают, предпочитая им тех, у кого вторая или даже третья.
– Несомненно, это может случиться. Но во всех остальных отношениях шансы равны. Простите, я ничего вам не предложил. Плохой хозяин. Могу я принести вам кока-колу?
Она робко улыбнулась одними глазами.
– Да.
Оби ринулся к холодильнику и, достав бутылку, долго открывал ее и наливал в стакан. Он лихорадочно думал.
Девушка взяла стакан с благодарной улыбкой. Ей, наверно, семнадцать или восемнадцать. Совсем еще девочка, решил Оби. А уже такая мудрая в мирских делах. Они долго молчали.
– В прошлом году, – наконец сказала гостья, – ни одна из девушек с аттестатом первой степени не получила стипендии.
– Может быть, они не произвели должного впечатления на комиссию.
– Дело не в этом. А в том, что не навестили никого из членов комиссии.
– Значит, вы намерены повидаться с членами комиссии?
– Да.
– Вам так важна эта стипендия? Может, родственники заплатят за ваше обучение в университете?
– Отец все деньги потратил на брата. Тот поехал изучать медицину, но провалился на экзаменах. Тогда он решил стать инженером и опять провалился. Брат провел в Англии двенадцать лет.
– Это тот, кто приходил ко мне сегодня? – Девушка кивнула. – И чем он зарабатывает на жизнь?
– Преподает в средней школе общины. – Мисс Марк вдруг погрустнела. – Вернулся в конце прошлого года, потому что умер наш отец и у нас совсем не осталось денег.
Оби стало жаль ее. Девушка, несомненно, умная, которой, как и многим нигерийкам, хотелось получить университетское образование. Кто кинет в них за это камень? Уж точно не Оби. Было ханжеством спрашивать, так ли уж все это важно или сто́ит ли оно университетского образования. Каждый нигериец знал ответ. Стоит.
Университетский диплом как философский камень. Он превращает клерка третьего класса, получающего сто пятьдесят в год, в высокопоставленного чиновника с зарплатой в пятьсот семьдесят, машиной и роскошно обставленным жильем по номинальной стоимости. И разница в жалованье и жизненных удобствах далеко не все. Чтобы стать настоящим европейцем, «европейская должность» – дело второстепенное. Диплом возвышает человека над толпой, открывая доступ к элите, представители которой ведут на приемах непринужденные разговоры: «Вы довольны своей машиной?»
– Пожалуйста, мистер Оконкво, вы должны мне помочь. Я сделаю все, что попросите.
Она не смотрела ему в глаза. Голос ее слегка дрожал, и Оби показалось, он увидел навернувшиеся слезы.
– Мне, право, очень, очень жаль, однако я не понимаю, как могу обещать вам что-либо.
На улице раздался скрип тормозов, и в квартиру, как обычно, напевая популярную песенку, ворвалась Клара. Увидев девушку, она остановилась как вкопанная.
– Привет, Клара. Это мисс Марк.
– Здравствуйте, – чопорно поздоровалась Клара, едва кивнув и не подав руки. – Как тебе понравился суп? – спросила она Оби. – Боюсь, я готовила его в спешке.
Этими двумя короткими фразами она попыталась растолковать пару обстоятельств, которые следовало уяснить незнакомке.
Во-первых, тонким, не нигерийским акцентом Клара показала, что училась в Англии. Впрочем, об этом можно было догадаться не только по произношению, но и по походке – не обычная неторопливая, вразвалку, а быстрые, короткие шаги. В компании менее удачливых сестер Клара всегда находила повод сказать: «Вот когда я была в Англии…» А во-вторых, хозяйские манеры должны были дать понять девушке: «Тебе лучше поискать в другом месте».
– Я думал, у тебя вечерняя смена.
– Вовсе нет. Сегодня я свободна.
– Почему ты тогда сварила суп и ушла?
– Накопилось много стирки. Ты не хочешь предложить мне чего-нибудь выпить? Ладно, возьму сама.
– Прости, дорогая. Садись. Я принесу.
– Нет, поздно. – Клара прошла к холодильнику и достала имбирное пиво. – А что случилось со вторым имбирным пивом? Было две бутылки.
– По-моему, одну ты выпила вчера.
– Разве? Ах да, вспоминаю. – Она вернулась и тяжело опустилась на диван рядом с Оби. – Уф, какая жара!
– Думаю, мне пора, – и мисс Марк встала.
– Простите, что не могу обещать вам ничего определенного, – сказал Оби, вставая.
Она не ответила, только печально улыбнулась.
– Как вы доберетесь до города?
– Может, найду такси.
– Я подброшу вас до площади Тинубу. Здесь такси редкость. Поехали, Клара, подвезем девушку до Тинубу.
– Мне жаль, что я пришла так некстати, – съязвила Клара, когда они возвращались в Айкойи с площади Тинубу.
– Перестань валять дурака. Что ты хочешь сказать этим «некстати»?
– Ты думал, что я на работе. – Она рассмеялась. – Мне жаль. А все-таки, кто она? Кстати, она очень хорошенькая. А я пришла и сыпанула песка в твой гарри. Прости, дорогой.
Оби попросил ее не глупить.
– Я больше ни слова не скажу, если ты не замолчишь.
– И не нужно ничего говорить. Заедем к Сэму, поздороваемся?
Когда они вошли, министра не оказалось дома. Выяснилось, что он на заседании кабинета министров.
– Мастер и мадам что выпить? – спросил слуга.
– Ничего, Самсон. Просто говори министру, мы заходили.
– Вы вернуться?
– Не сегодня.
– Вы сказали вы не выпить ничего?
– Нет, спасибо. Выпить, когда опять придем. Пока.
Когда они вернулись домой к Оби, он сказал:
– Сегодня у меня был очень интересный опыт.
И Оби поведал о визите к нему на работу мистера Марка и подробно доложил обо всем, что произошло между ним и мисс Марк до прихода Клары.
Когда он закончил, Клара какое-то время задумчиво молчала.
– Довольна? – поинтересовался Оби.
– Полагаю, ты был слишком суров с этим человеком, – заметила она.
– Ты считаешь, я должен был навести его на разговор о взятке?
– Все-таки предлагать деньги не так плохо, как предлагать тело. А ей ты, тем не менее, налил колу и довез до города. – Клара рассмеялась. – Такой есть мир.
Оби удивился.
Год назад мистер Грин проявил неожиданный интерес к личным делам Оби, если, конечно, это можно назвать интересом. Оби как раз пригнали новую машину.
– Вы должны помнить, – сказал начальник, – что отныне каждый год в это время будете вынуждены выкладывать сорок фунтов за страховку. – Прозвучало это как глас Иоиля, сына Вафуила. – Не мое дело, конечно, но в стране, где даже образованный человек не достиг еще той ступени, чтобы думать о завтрашнем дне, я просто обязан предупредить.
Слова «образованный человек» он будто выплюнул. Оби поблагодарил его за совет.
И вот этот судный день настал. Письмо о продлении страховки Оби разложил перед собой на столе. Сорок два фунта! На счету у него оставалось чуть больше тринадцати. Он сложил письмо и сунул в один из ящиков, где хранил личные мелочи вроде почтовых марок, рецептов и ежеквартальных выписок о состоянии банковского счета. Ему бросилось в глаза письмо, написанное полуграмотной рукой. Оби вытащил его и еще раз прочитал.
«Уважаемый сэр!
Мои дела очень плачевны поэтому должен просить вас со всем уважением дать мне помощь. С одной стороны мне смотреть стыдно что прошу помощь, но если только честно с собой, правда я хочу так как очень надо. Пожалуйста простите меня. Мой просьба на вам 30.00 (тридцать шиллинг). Заверяя вас по всей правде вернуть быстро, в день когда зарплата.
26 ноябрь 1957,
Ваш преданный слуга
Чарлз Ибе».
Оби напрочь забыл об этом. Нечего удивляться, что теперь Чарлз постоянно заходил в его кабинет переброситься парой фраз на ибо. Этот человек был посыльным в департаменте. Оби спросил, что у него за нужда, и он ответил, что жена только-только родила пятого ребенка. Оби, который обычно носил с собой около четырех фунтов, сразу отсчитал ему тридцать шиллингов и совсем об этом забыл – до сего дня. Он послал за Чарлзом и спросил его на ибо (чтобы не поняла мисс Томлинсон), почему тот не сдержал обещания. Чарлз почесал в затылке и повторил обещание, на сей раз продлив срок до конца декабря.
– Мне будет трудно доверять тебе в будущем, – заметил Оби по-английски.
– О нет, Ога, хозяин. Я не попрошай. Конец месяца плачу. – И перешел на ибо. – У нас говорят, что долг может заплесневеть, но никогда не сгниет. В этом департаменте много людей, но я не пошел к ним. Я пришел к вам.
– Весьма любезно с твоей стороны, – усмехнулся Оби, прекрасно понимая, что собеседник не оценит его тонкой иронии. Так и вышло, не оценил.
– Да, здесь много людей, но я к ним не пошел. Вы мой хозяин, я вас очень уважаю. У нас говорят, малое дерево пристраивается к большому и ползет у того по спине, чтобы пробиться к солнцу. По годам вы юноша, но…
– Ладно, Чарлз. Конец декабря. Если не сдержишь слово, мне придется доложить мистеру Грину.
– Ах! Я сдержишь. Если я подведу моего Ога, куда пойти следующий раз?
И на этой риторической ноте в истории была поставлена точка с запятой.
Оби еще раз просмотрел письмо и, мрачно усмехнувшись, обратил внимание, что изначально автор написал: «Мой просьба на вам всего 30.00 (тридцать шиллинг)», а затем, несомненно, хорошенько поразмыслив, зачеркнул «всего».
Он убрал письмо обратно в ящик, решив посвятить вечер требованию страхового взноса. Тут ничего больше не оставалось, как пойти завтра утром в банк и попросить у управляющего повысить кредитный лимит до пятидесяти фунтов. Ему рассказывали, что высокопоставленному чиновнику, жалованье которого переводится на банковский счет, подобное повышение получить довольно легко. В данный момент все равно больше ничего не придумать. При сложившихся обстоятельствах установка Чарлза весьма здравая. Если не смеешься, то придется плакать. Как будто вся Нигерия построена по этому принципу.
Но никакая доза философии не могла надолго отвлечь Оби от этого письма. «Никто не вправе утверждать, что я расточителен. Если бы я в конце прошлого месяца не послал тридцать пять фунтов на лечение матери в частном госпитале, у меня был бы порядок. Ну, если не полный порядок, то я хотя бы был на плаву. Ладно, выкручусь, – убеждал он себя. – Вначале всегда непросто. Как у нас говорят? Плакать трудно только начать. Не самая веселая поговорка, но верная».
Если бы Прогрессивный союз Умуофии предоставил ему четыре месяца отсрочки, все могло сложиться иначе. Но это уже старая история. Оби помирился с Союзом. Было совершенно ясно, что они не желали ему дурного. А если бы даже и желали, то ведь гнев сородича на сородича, как сказал президент во время примирения, проникает в плоть, но не в кость. Разве не так? Союз очень просил его согласиться на отсрочку в четыре месяца, начиная с сегодняшнего дня, но он отказался, солгав, будто обстоятельства удачно изменились.
А если рассуждать объективно – как если бы речь шла о ком-то другом, не о нем, – разве можно пенять бедным людям за то, что они осудили высокопоставленного чиновника, который, как им показалось, не захотел выплачивать двадцать фунтов в месяц? Они наложили на себя немилосердную дань, собрав восемьсот фунтов, чтобы отправить его в Англию. Некоторые зарабатывали не больше пяти фунтов в месяц. А он получал почти пятьдесят. У них есть жены и дети, которые учатся в школе. У него нет.
После уплаты двадцати фунтов у Оби оставалось тридцать. А очень скоро появится прибавка, она одна будет, как заработная плата у многих. Оби признавал: у этих людей есть своя правда. Но они не знали того, что потрудиться в поте лица, в слезах, дабы их сородич вошел в блистательную элиту, недостаточно. Они должны еще удержать его там. Да, они сделали его членом закрытого клуба, где приветствуют друг друга вопросом: «Вы довольны своей машиной?» Неужто они ожидали, что он станет отвечать: «Простите, но я не езжу на машине. Понимаете, не смог уплатить страховой взнос»? Ведь это означало выкинуть немыслимый фортель. Почти как если бы дух с маской на лице в общине ибо сказал на приветствие посвященных: «Прости, приятель, но я не понимаю твоего странного языка. Я всего лишь человеческое существо, которое надело маску». Нет, это просто невозможно.
Народ ибо с его высокими представлениями о порядочности создал поговорку о том, что нельзя просить человека со слоновой болезнью мошонки заболеть еще и оспой, когда тысячи других не знают и мелких недугов. Несомненно, нельзя. Однако случается. Такой есть мир, – как говорят.
Договорившись в банке о превышении кредитного лимита до пятидесяти фунтов и забежав в страховую компанию, чтобы сразу же их отдать, Оби вернулся на работу, где обнаружил ноябрьский счет за электричество. Распечатав его, он едва не закричал. Пять фунтов семь шиллингов и три пенса.
– Что-нибудь случилось? – спросила мисс Томлинсон.
– А? Нет, ничего. – Он взял себя в руки. – Просто мой счет за электричество.
– И сколько вы расходуете в месяц?
– Этот на пять фунтов семь и три.
– Здешние тарифы на электричество – чистый грабеж. В Англии вы бы заплатили меньше за целый квартал.