Чарльз Диккенс
Замогильные записки Пикквикского клуба
Глава XLIX
Путешествие мистера Пикквика в Бирмингем.
На другой день поутру, в три четверти девятого, почтовые лошади остановились у гостиницы «Зеленого куста.» Когда м‑р Пикквик сел в карету и Самуэль поместился на запятках, ямщику приказано было остановиться на минуту перед врачебным заведением м‑ра Боба Сойера, с тем, чтобы взять оттуда нового пассажира, м‑ра Бенжамена Аллена.
Через несколько минут экипаж действительно остановился перед подъездом с красным фонарем и весьма четкою надписью: «Сойер, преемник Нокморфа»: но каково было изумление м‑ра Пикквика, когда он, выставив свою голову из окна кареты, увидел весьма явственно, что мальчишка в сером балахоне усердно забивает ставнями все окна квартиры своего хозяина! При взгляде на этот совершенно неурочный маневр в ранний час утра, две мысли почти в одно мгновение возникли в душе великого человека: первая – что, по всей вероятности, скончался какой-нибудь добрый приятель и хороший пациент м‑ра Боба Сойера; вторая – что сам м‑р Боб Сойерь объявил себя банкротом.
– Что такое случилось? – спросил м‑р Пикквик мальчика в сером балахоне.
– A ничего, сэр, не случилось, – отвечал мальчишка, открывая свой рот во всю длину и широту.
– Все обстоит благополучно, м‑р Пикквик, – закричал Боб Сойер, внезапно появляясь у подъезда. В одной руке он держал кожаную сумку, мокрую и грязную; в другой – дорожный сюртук и огромную шаль. – Ведь и я тоже еду, почтенный друг.
– Вы! – воскликнул м‑р Пикквик.
– Именно я, и вот вы увидите, какую учиним мы экспедицию, – отвечал Боб Сойер. – Эй, Самуэль, держите!
С этими словами, молодой доктор медицины перекинул кожаную сумку на запятки, где озадаченный Самуэль поспешил уложить ее в ящик экипажа. Затем м‑р Бобь Сойер с помощью мальчишки надел на себя дорожный сюртук и, подойдя к окну кареты, захохотал во все горло.
– Ведь это умора, да и только; не правда ли, дружище? – сказал Боб, вытирая слезы обшлагом своего рукава.
– Однакож, я, право, не ожидал, любезнейший, что вам вздумается ехать с нами, – сказал м‑р Пикквик с некоторым замешательством.
– Вот в том-то и штука, что вы этого не ожидали, – отвечал Боб, ухватившись за край сюртука м‑ра Пикквика. – Это ведь шутка.
– Право? Так вы только шутите, любезнейший?
– Разумеется. Нечего хлопотать тут о профессии, если сама профессия, черт бы ее побрал, не хотела хлопотать обо мне. Запер, да и баста!
Представив это объяснение, м‑р Боб Сойер, указал на закрытые окна своего заведения и захохотал опять.
– Ах, Боже мой, на кого вы оставляете своих больных? – спросил м‑р Пикквик с беспокойством.
– На самих себя, то есть на произвол натуры, почтеннейший, – отвечал Боб Сойер. – Никто из них не платил ни шиллинга, надо вам заметить. К тому же, если сказать правду, – продолжал Боб, понизив голос и наклонившись к уху м‑ра Пикквика, – мое отсутствие принесет им существенную пользу: за неимением других лекарств в аптеке, я бы принужден быль всем своим пациентам раздать по порции каломели, a это, знаете, было бы весьма неприятно. Так, стало быть, все к лучшему.
На этот неожиданный аргумент м‑р Пикквик не мог приискать приличного ответа.
– Но это, как видите, двуместная карета, мой друг, – сказал он, наконец, после кратковременной паузы, – мы можем поместиться только вдвоем с м‑ром Алленомь.
– О, на мой счет прошу не беспокоиться, – отвечал Бобь. – Самуэль и я поместимся в сидейке на запятках, и авось нам не будет тесно. A здесь у подъезда будет приклеен вот этот билетик: «Сойер, преемник Нокморфа. Осведомиться о нем, насупротив этого дома, у м‑с Криппс».
– Это что за особа?
– М‑с Криппс мать моего мальчугана. «М‑р Соииер ускакал сегодни поутру миль за тридцать на консультацию первых столичных врачей», говорит м‑с Криппс. «Без него ничего не могли поделать. Какая-то страшная операция. Прислали за ним курьера. Бога ради, говорят, поезжайте, спасите». Дело в том, почтеннейший, что от этой проделки я ожидаю весьма счастливых результатов. Если об этой небывалой консультации будет напечатано к здешних газетах, так оно, знаете, карьера моя обделается сама собою. A вот и Бен. Ну, пошевеливайся, дружище.
С этими словами м‑р Боб Сойер подсадил на козлы ямщика, впихнул своего друга во внутренность кареты, захлопнул дверцы, приподнял подножки, прибил билетик к уличной двери, запер ее, положил ключ в карман, вскочил на запятки, закричал «пошел!» и прежде, чем м‑р Пикквик успел сообразить и размыслить, должен или не должен Боб Сойер сопутствовать ему в дороге, экипаж уже катился во всю прыть, и ямщик весело похлопывал бичом.
Пока они ехали по бристольским улицам, веселый Боб, с зелеными очками на глазах, вел себя степенно и с приличною важностью, исподволь только прибегая к различным словесным остротам в пользу и назидание м‑ра Самуэля Уэллера; но как скоро экипаж очутился за городом на большой дороге, молодой врач сдернул с носа зеленые очки и принялся выделывать разнообразные практические штуки с целью обратить наивящее внимание пешеходов на проезжающий экипаж. Между этими проделками не последнее место занимало громогласное подражание звукам кондукторского рожка и махание в воздухе над поверхностью кареты малиновым шелковым платком, который нарочно для этой цели был привязан к набалдашнику дорожной палки.
– Интересно было бы знать, отчего это все здесь останавливаются и смотрят на нас, – сказал м‑р Пикквик, прерывая себя на самой середине одушевленной беседы, имевшей непосредственное отношение к м‑ру Винкелю и его молодой супруге. – Какую странность они могут замечать в нас.
– Они, без сомнения, заглядываются на нашу карету, – отвечал Бен Аллен самодовольным тоном. – Здесь не привыкли видеть такие щегольские экипажи. Это им в диковинку, смею сказать.
– Может быть, – сказал м‑р Пикквик. – Может статься. Очень вероятно. Должно быть, так.
Догадка м‑ра Пикквика, нет сомнения, приняла бы для него форму действительного факта, если бы в эту минуту, случайно выглянув из окна кареты, он не заметил, что взоры пешеходов вовсе не выражали того почтительного изумления, на которое он имел некоторое право рассчитывать на основании своих соображений. Ему даже показалось, что между пешеходами и наружными пассажирами экипажа существуют какие-то телеграфические сообщения, которые, как он догадывался теперь, могли иметь близкую или отдаленную связь с какими-нибудь выходками Роберта Сойера.
– Я надеюсь, – сказал м‑р Пикквик, – что ветреный друг ваш, авось, не делает никаких глупостей на запятках.
– О, нет, как это можно, – отвечал Бен Аллен, – Роберт пресмирный парень, уж за это я ручаюсь.
Вслед за тем последовало самое продолжительное и мастерское подражание звукам кондукторского рожка, сопровождаемое взвизгами и криками, которые – уже не было в этом ни малейшего сомнения – происходили из легких и груди м‑ра Роберта Сойера.
Ученый муж и юный его собеседник выразительно переглянулись друг на друга, и затем м‑р Пикквик, сняв шляпу, высунулся до самой понсницы из окна экипажа, и это доставило ему полную возможность обозреть всю сцену.
М‑р Боб Сойер, растопырив ноги во всю длину, сидел не на запятках, но на кровле экипажа, и на голове м‑ра Боба Сойера болталась надетая на бекрень шляпа Самуэля Уэллера. В одной руке он держал огромный бутерброд, в другой – плетеную бутылку удовлетворительного размера, и уста ею поминутно прикладывались то к бутерброду, то к бутылке, между тем, как в промежутках оглашал он воздух диким воем или перестреливался какой-нибудь шуточкой с проходившим незнакомцем. Малиновый флаг укреплен был в вертикальном положении на одной из оконечностей кузова кареты, a м‑р Самуэль Уэллер, украшенный шляпою Боба Сойера, сидел в самом центре сидейки на запятках и кушал бутерброд с одушевленным аппетитом, при чем физиономия его выражала совершеннейшее удовольствие и одобрение всех поступков м‑ра Роберта. Уже одно это могло в высшей степени раздражить джентльмена с характером м‑ра Пикквика; но это было еще не все. В эту самую минуту экипаж повстречался с дилижансом, набитым пассажирами и внизу, и вверху на империале: м‑р Боб Сойер взял в одну руку шляпу, в другую флаг и прокричал во все горло троекратное «ура», свидетельствуя в то же время глубокое почтение встречным путешественникам и путешесгвенницам, которые помирали со смеху, озирая шутовскую фигуру молодого человека.
– М‑р Сойер! – вскричал м‑р Пикквик, доведенный до самого раздражительного состояния. – М‑р Сойер, сэр!
– Э-ой! – отвечал этот джентльмен, перегибаясь с величайшим хладнокровиемь через кровлю экипажа.
– Вы с ума сошли, сэр? – спросил м‑р Пикквик.
– Ничуть не бывало, дружище.
– Что-ж вы делаете? Веселюсь на ваше здоровье.
– Он веселится! – вскричал м‑р Пикквик в порыве величайшего негодования. – Как вам не стыдно, сэр? Уберите этот шутовский красный платок. Я требую этого, сэр. Самуэль, возьмите платок.
Прежде, чем Самуэль собрался исполнить волю своего господина, м‑р Боб Сойер грациозно сдернул флаг с набалдашника палки и, уложив его в карман, сделал м‑ру Пикквику учтивый поклон. Затем, не теряя лишних слов, он откупорил бутылку и выпил три или четыре глотка, давая знать движением руки, что он желает м‑ру Пикквику великого благополучия и счастья. Выполнив этот маневр с необыкновенной быстротой, Боб Сойер бросил благосклонный взгляд на м‑ра Пикквика, облизнулся, закусил и улыбнулся.
– Ну, полно, полно, молодой человек, – сказал м‑р Пикквик, когда гнев его стал простывать мало-помалу. – Пожалуйста, вы не делайте этих глупостей, сэр.
– Нет, нет, отвечал Боб, – размениваясь шляпами с м‑ром Уэллером, – ни под каким видом, почтенный друг. Признаться, я и сам не знаю, как у меня до этого дошло: езда такая веселая, я и не выдержал.
– Рассудите сами, молодой человек, ведь это ни на что не похоже.
– Знаю, знаю, старшина. Уж будьте теперь покойны: ничего этого не будет.
Успокоенный этими уверениями, м‑р Пикквик скрылся во внутренности кареты и поднял стекло; но лишь только возобновился у них прерванный разговор, как внимание ученого мужа было развлечено появлением небольшего черного тела продолговатой формы перед самым окном. Этот странный предмет два или три раза стукнулся о стекло, напрашиваясь, очевидно, в карету.
– Что это такое? – воскликнул м‑р Пикквик.
– Бутылка, если не ошибаюсь, – заметил Бен Аллен, разглядывая с очевидным участием странный предмет, – и думать надобно, что эта бутылка принадлежит Роберту.
Догадка оказалась совершенно верною. М‑р Боб Сойер прицепил плетеную бутылку к оконечности своей палки и, постукивая ею в окно, выражал таким образом безмолвное желание, чтобы приятели его, для общей пользы, освидетельствовали содержание этого предмета.
– Что-ж нам делать? – сказал м‑р Пикквик. – Эта выходка опять никуда не годится.
– Надобно, я думаю, взять бутылку, – отвечал Бен Аллен. – Мы спрячем ее и не отдадим назад: это послужит для него наказанием.
– A что? Ведь и в самом деле!
– Больше тут и нечего делать.
Находя этот совет весьма благоразумным, м‑р Пикквик тихонько отворил окно и отцепил бутылку, к очевидному удовольствию м‑ра Боба Сойера, который при этой операции залился самым веселым смехом.
– Что это за неугомонный весельчак! – воскликнул м‑р Пикквик, посматривая на своего собеседника с бутылкою в руках.
– Да, нрав у него очень веселый, – заметил м‑р Аллен.
– На него и сердиться нельзя, – сказал м‑р Пикквик.
– Никак нельзя, – подтвердил Бен Аллен.
В продолжение обмена этими коротенькими сентенциями м‑р Пикквик машинально откупорил бутылку.
– Что это такое? – спросил Бен Аллен беспечнымь тоном.
– Не знаю, – отвечал м‑р Пикквик с такою же беспечностью. – Запах, кажется, довольно приятный.
– Право?
– Кажется, так, a впрочем, утвердительно нельзя сказать.
– Не лучше-ли вам приотведать, м‑р Пикквик?
– Вы так думаете?
– Я именно так думаю; иначе нельзя и узнать, что здесь такое.
Всегда готовый жертвовать своими личными чувствами и впечатлениями в пользу ближнего, ученый муж приложил горлышко бутылки к своим устам и втянул в себя один или два глотка.
– Ну, так Что-ж это такое? – спросил Бен Аллен с некоторым нетерпением.
– Не знаю, право, как бы не ошибиться, – отвечал, облизываясь, м‑р Пикквик. – Ну да, да, так и есть, – и сказал ученый муж после вторичного эксперимента, – это пунш, ананасовый пунш.
М‑р Бен Аллен взглянул на м‑ра Пикквика, м‑р Пикквик взглянул на м‑ра Бена Аллена. М‑р Бен Аллен улыбнулся; но м‑р Пикквик сохранил степенный вид.
– A вот, если мы выпьем все до капли, так это впереди послужит ему уроком, – сказал м‑р Пикквик.
– Скажите, пожалуйста! Ведь и мне тоже пришло в голову, – отвечал Бен Аллен. – Удивительное сочувствие.
– Ну, так церемониться нечего: ваше здоровье, м‑р Аллен.
С этими словами, м‑р Пикквик втянул в себя же вдруг значительное количество глотков и потом передал бутылку Бену Аллену, который не замедлил последовать его примеру. Улыбки на этот раз сделались взаимными, так же, как постепенный раздел ананасового пунша.
– A ведь, если сказать правду, шутки его очень забавны, – заметил м‑р Пикквик, осушая последнюю каплю.
– И остроумны, – подтвердил Бен Аллен.
И в доказательство, что м‑р Боб Сойер был остроумнейшим из смертных, молодой друг его рассказал м‑ру Пикквику презабавную историю о том, как однажды этот джентльмен схватил от пьянства сильнейшую горячку и принужден был обрить себе голову. Этот рассказ был далеко не окончен, когда экипаж остановился у трактира «Берклейской долины» для смены лошадей.
– Здесь мы станем обедать, господа, не так ли? – сказал Боб Сойер, заглядывая в окно.
– Обедать! – воскликнул м‑р Пикквик. – Как это можно? Мы проехали всего девятнадцать миль, a нам еще остается восемьдесят семь с половиною.
– Тем, значит, необходимее нам подкрепить силы для такой дальней дороги, – возразил м‑р Боб Сойер.
– Э, полноте! Что за обед к половине двенадцатого? – сказал м‑р Пикквик, взглянув на свои часы.
– Ну, так полдничать, – отвечал Боб. – Эй, любезный! Полдник для трех персон, Лошади пусть постоят. Прикажите подать на стол все холодные блюда, какие у вас есть, бутылки две элю, разумеется, – и дайте нам отведать вашей лучшей мадеры.
Раздав эти приказания с необычайною суетливостью, м‑р Боб Сойер побежал в буфет, чтобы лично наблюдать за приготовлениями полдника. Минут через пять он воротился и объявил, что все изготовлено на славу.
Полдник, по общему приговору, действительно оказался превосходным, и все три джентльмена с величайшим аппетитом пили шотландский эль и старую ост-индскую мадеру. Плетеная бутылочка вновь наполнилась ананасовым пуншем, и, когда путешественники в прежнем порядке уселись на местах, кондукторский рожок заиграл опять, и малиновый флаг появился на поверхности экипажа уже без малейшего сопротивления со стороны м‑ра Пикквика.
В городе Тьюксбери, в гостинице «Желтого хмеля», путешественники остановились пообедать.
Шотландский эль, мадера и портвейн были потребованы в значительном количестве, и, сверх того, плетеная бутылочка наполнилась, как следуеть, уже в четвертый раз. Под влиянием всех этих сердцекрепительных напитков, м‑р Пикквик и Бень Аллен покоились сладким сном в продолжение тридцати миль, между тем как Боб Сойер и м‑р Уэллер распевали дуэты на запятках.
Было очень темно, когда м‑р Пикквик впервые открыл глаза, и выглянул из окна кареты. Хижины и сараи, разбросанные по обеим сторонам дороги, грязная наружность всех видимых предметов, затхлая атмосфера, груды пепла, извести, мусора, кирпичей, густые клубы дыма, поднимавшиеся к облакам, из высочайших труб, блеск и мерцание отдаленных огней, громадные фуры, нагруженные товарами: все это служило несомненным признаком, что путешественники быстро приближаются к большому промышленному городу Бирмингему.
И вот, наконец, они в самом центре этого коммерческого круговорота. На улицах – многочисленные толпы ремесленников, купцов, фабрикантов, рабочих. Смутный гул разнообразных голосов вырывается из каждого дома; свечи горят ярко во всех верхних этажах; движение колес и шум от гигантских машин потрясают дрожащие стены. Неугомонный стук молота, бурное дыхание паров, звон и бренчанье многочисленных орудий промышленного производства: такова была музыка, оглушившая наших путешественников при въезде в Бирмингем.
Карета между тем быстро катилась из улицы в улицу, по направлению к первой городской гостинице, где путешественники должны были остановиться. Равнодушный к окружающим предметам, м‑р Пикквик успел углубиться в сущность деликатного поручения, составлявшего исключительную цель его поездки.
Деликатная сущность поручения и трудность привести его в исполнение удовлетворительным способом нисколько ни уменьшались от добровольного сотоварищества м‑ра Боба Сойера. Совсем напротив: м‑р Пикквик чувствовал, что присутствие в настоящем случае, молодого человека, было для него такою честью, которой он никак не стал бы добиваться сам по себе и, если сказать правду, он был бы даже очень рад заплатить довольно значительную сумму, чтобы удалить м‑ра Боба Сойера миль за пятьдесят от этого места.
М‑р Пикквик до сих пор еще ни разу не видал м‑ра Винкеля старшего и не пользовался его личным знакомством, хотя два или три раза он писал к нему весьма длинные письма, в которых делах лестные отзывы о характере и нравственности его сына. Он понимал теперь с удовлетворительною ясностью, что на его месте было очень неловко представляться первый раз в сопровождении двух юношей весьма легкомысленной и ветреной натуры.
«Надобно, однако ж, сделать все, что от меня зависит», думал м‑р Пикквик, успокаивая по возможности свои взволнованные чувства: – «я должен увидеть его не иначе, как сегодня, сообразно с обещанием, данным его сыну. Эти молодые люди, по всей вероятности, не отстанут от меня; но я постараюсь сократить свидание и буду надеяться, что они, из уважения к самим себе, станут вести себя прилично».
Когда он успокоил себя этими размышлениями, карета остановилась, наконец, у подъезда Королевской гостиницы. Самуэль Уэллер, не без некоторого усилия, разбудил Бена Аллена и вытащил его из экипажа. М‑р Пикквик последовал за ними. Как скоро им отвели уютный и опрятный нумер, ученый муж немедленно приступил с расспросами к слуге относительно места жительства м‑ра Винкеля.
– Близехонько отсюда, сэр, отвечал слуга, – четверть мили, не более. М‑р Винкель заведует у нас работами на канале, и его сделали недавно смотрителем буяна. Квартиру его вам всякий мальчишка укажет.
Здесь слуга как будто невзначай задул свечу, и принялся зажигать ее опять, доставляя таким образом м‑ру Пикквику удобный случай предложить еще несколько вопросов, если он этого желает.
– Прикажете, сэр, подать что-нибудь? – сказал слуга, приведенный в отчаяние молчанием м‑ра Пикквика. – Чаю или кофе, сэр? Обед, сэр?
– Ничего покамест.
– Слушаю, сэр. Угодно вам заказать ужин, сэр?
– Не теперь, любезный.
– Слушаю, сэр.
Здесь он медленно пошел к дверям, но остановился на полдороге, обернулся и сказал с приятной улыбкой.
– Не прикажите-ли послать к вам горничную, господа?
– Пошлите, пожалуй, – сказал м‑р Пикквик.
– Слушаю, сэр.
– И принесите содовой воды, – сказал Боб Сойер.
– Содовой воды, сэр? Слушаю, сэр. Очень, хорошо, сэр.
Это приказание, по-видимому, облегчило душу честного слуги от подавляющего груза, и он незаметно скрылся из глаз. Трактирные служители никогда не ходят и не бегают: у них есть свой особый и таинственный способ выкрадываться из комнат, и этот способ неизвестен другим смертным.
Содовая вода пробудила некоторые слабые признаки жизненной деятельности в особе м‑ра Бенжамена Аллена: его уговорили умыться, причесаться, и он позволил Самуэлю вычистить свое платье. М‑р Пикквик и Боб Сойер привели также в порядок свой туалет, и затем все трое, рука об руку, отправились к м‑ру Винкелю, при чем Боб Сойер, для препровождения времени, наполнял атмосферу табачным дымом.
За четверть мили от первой городской гостиницы, в тихой и уединенной улице, стоял старый красный кирпичный дом с тремя ступеньками перед подъездом, на поверхности которого была медная дощечка, где крупными римскими буквами было изображено: «М‑р Винкель». Ступеньки были очень белы, кирпичи очень красны, и весь дом казался очень чистым и опрятным. Здесь-то, в десять часов вечера, остановились м‑р Пикквик, м‑р Бенжамен Аллен и м‑р Боб Сойер.
На повторенный стук в дверь к путешественникам выбежала молодая хорошенькая девушка, оторопевшая от изумления при взгляде на трех незнакомых джентльменов.
– Дома-ли м‑р Винкель, моя милая? – спросил м‑р Пикквик.
– Дома.
– Можно его видеть, душенька?
– М‑р Винкель ужинает, сэр.
– Потрудитесь передать ему вот эту карточку, моя милая, – сказал м‑р Пикквик. – Мне очень жаль беспокоить м‑ра Винкеля в такой поздний час, но я должен непременно увидаться с ним сегодня. Я только-что приехал в этот город.
Девушка бросила робкий взглядь на м‑ра Боба Сойера, который между тем разнообразными и чудодейственными гримасами спешил выразить достойную степень удивления и уважения к молодой красавице.
– Не угодно-ли вам пожаловать в коридор, пока я доложу м‑ру Винкелю?
И затем, не дожидаясь ответа, она кликнула другую служанку, которая в её отсутствие должна была караулить в коридоре шляпы, сюртуки и шинели. Но через минуту она воротилась опять и попросила незнакомых джентльменов войти в одну из комнат первого этажа, похожую отчасти на уборную, отчасти на приемную. Главнейшими предметами мебели здесь были: письменная конторка, рукомойник, бритвенный прибор, маленькое зеркало, колодка для сапог, подножная скамейка, маленький круглый столик, четыре стула и старинные восьмидневные часы. На мраморной полке в углублении камина стояла железная касса, и, наконец, две висячих полки для книг и бумаг служили единственными украшениями стен, оклеенных обоями.
– Прошу извинить, сэр, что я заставила вас дожидаться в коридоре, – сказала девушка, зажигая лампу и обращаясь к м‑ру Пикквику с обворожительной улыбкой, – но я еще никогда не имела чести вас видеть; a у нас тут столько всякого народа, что, признаться, не клади плохо…
– Ничего, моя милая, стоит-ли тут извиняться? сказал м‑р Пикквик добродушным тоном.
– Вовсе не стоит, душечка, – подтвердил Боб Сойер, протягивая обе руки в изъявление желания, чтобы молодая леди не спешила уходить из комнаты.
Но эта ласка отнюдь не произвела благодетельного впечатления на молодую леди, и, сказав, что м‑р Боб Сойер «возмутительный человек», она прикоснулась весьма неосторожно своими нежными пальчиками в его щеке и стремительно выбежала из комнаты.
Лишенный общества молодой леди, м‑р Боб Сойер, для общей потехи и собственного удовольствия, раскрыл и закрыл конторку, заглянул в бумаги на книжной полке, попробовал замок в железной кассе, примерил хозяйские сапоги и произвел несколько забавных экспериментов над мебелью: все эти проделки поражали невыразимым ужасом и страхом м‑ра Пикквика и доставляли в то же время несказанное удовольствие самому м‑ру Бобу Сойеру.
Наконец, дверь отворилась, и в комнату вошел низенький старичок во фраке и панталонах табачного цвета, с карточкой м‑ра Пикквика в одной руке и серебряным подсвечником в другой. Походка, голова и все черты лица напоминали в нем фигуру м‑ра Винкеля младшего, за исключением того только, что старичок был несколько плешив.
– Здравствуйте, м‑р Пикквик, здравствуйте, сэр! – сказал м‑р Винкель старший, поставив подсвечник на стол и протягивая свою руку. – Надеюсь, вы здоровы, сэр. Очень рад вас видеть. Садитесь, м‑р Пикквик, прошу покорно. Этот джентльмен…
– Приятель мой, м‑р Сойер, – перебил м‑р Пикквик, – друг вашего сына.
– О! – сказал м‑р Винкель старший, бросая довольно угрюмый взгляд на Боба. – Надеюсь, вы здоровы, сэр?
– Как медведь, к вашим услугам, – отвечал Боб Сойер.
– A в этом другом джентльмене, – продолжал м‑р Пикквик, – мне приятно рекомендовать вам близкого родственника, или, лучше, самого искреннего друга вашего сына, как это вы сейчас увидите из письма, которое я привез к вам, м‑р Винкель. Фамилия его – Аллен, сэр.
– Вы говорите об этом господине, сэр? – спросил м‑р Винкель, указывая карточкой на Бена Аллена, который этим временем успел заснуть, прислонившись спиною к стене.
М‑р Пикквик только-что хотел отвечать на этот вопрос и уже собрался исчислить, во всей полноте, достоинства и отличия фамилии м‑ра Бенжамена Аллена, как в эту самую минуту остроумный и находчивый Боб Сойер ущипнул своего друга за руку с тою целью, чтобы пробудить в нем сознание своего положения. М‑р Аллен взвизгнул и быстро вскочил на ноги. Затем, увидев перед собой незнакомое лицо, он стремительно подошел к м‑ру Винкелю, взял его за обе руки и, пробормотав несколько отрывочных сентенций без определенного значения и смысла, спросил, не угодно-ли ему чего-нибудь, в ожидании обеда, выпить, закусить или перекусить; после всего этого м‑р Аллен сел опять на свое место и начал бросать вокруг себя бессмысленные взоры, как будто не имел он ни малейшего сознания о том, куда, как и зачем привела его судьба.
Положение м‑ра Пикквика становилось тем более затруднительным, что м‑р Винкель старший не скрывал своего изумления при взгляде на странное поведение молодых людей. Чтобы разом покончить это дело, он вынул из кармана письмо и, представляя его м‑ру Винкелю, сказал.
– Это письмо, сэр, от вашего сына. Из содержания его вы изволите усмотреть, что от вашего отеческого внимания и снисхождения будет зависеть все счастье и благосостояние молодого человека. Прошу вас покорнейше прочесть письмо спокойно, хладнокровно, и потом сказать мне откровенно, какое впечатление произведет оно на ваше родительское сердце. О важности приговора, который я буду иметь честь выслушать из ваших уст, вы можете судить уже по одному тому, что я нарочно приехал сюда для свидания с вами и решился, не откладывая ни одной минуты, явиться к вам в поздний час ночи… несмотря на такие невыгодные обстоятельства, – заключил м‑р Пикквик, взглянув искоса на своих молодых друзей.
После этого вступления м‑р Пикквик поспешил вручить по принадлежности озадаченному м‑ру Винкелю огромное послание его сына и затем, усевшись на стул, принял наблюдательную позу, подобающую джентльмену, который не чувствует теперь ни малейшей тяжести на своей душе.
Старичок повертел письмо в руках, взглянул на углы конверта, на адрес, на печать, придвинул стул к круглому столику, поправил лампу, сломал печать, развернул бумагу и приготовился читать.
Но в этот самый момент м‑р Боб Сойер, казавшийся спокойным в продолжение нескольких минут, положил свои руки на колени и сделал уморительную гримасу в роде тех, какие мы встречаем на портретах, изображающих покойного м‑ра Гримальди, знаменитого шута. Случилось, однако жь, что м‑р Винкель старший, вместо того, чтобы углубиться в чтение письма, как рассчитывал Боб Сойер, устремил ненароком пристальный взгляд на фигуру самого Боба Сойера, и, заключая весьма основательно, что шутовская гримаса имеет целью осмеяние его собственной особы, старичок сделал такую строгую и суровую мину, что черты покойного Гримальди мгновенно приняли выражение невинной скромности и смирения.
– Вы что-то говорили, сэр? – спросил м‑р Винкель после страшного молчания.
– Нет, сэр, – отвечал Боб Сойер смиренным тоном.
– Уверены-ли вы в этом, сэр?
– О, да, сэр, совершенно уверен.
– A мне показалось, что вы действительно говорили, сэр, – продолжал старый джентльмен тоном выразительного негодования, – вы, может быть, смотрели на меня, сэр?
– О, нет, сэр, совсем нет! – отвечал Боб с величайшею учтивостью.
– Очень рад слышать это, сэр, – сказал м‑р Винкель старший.
Бросив еще раз сердитый взгляд на уничтоженного Боба, старый джентльмен пододвинул к себе лампу и уже серьезно углубился в чтение письма.
М‑р Пикквик следил пристально и внимательно за всеми движениями старца, по мере того, как он перебегал от одной строки к другой, от первой страницы ко второй, от второй к третьей, от третьей к четвертой и последней; но ни малейшее изменение в чертах лица не могло служить более или менее правдоподобным истолкованием чувствований, с какими м‑р Винкель старший принял известие о супружестве своего сына, которое супружество, как знал м‑р Пикквик, описывалось уже на первой странице после двенадцатой строки.
М‑р Винкель прочитал письмо до последнего слова, сложил его опять со всею тщательностью и аккуратностью делового человека, и в то самое мгновение, как м‑р Пикквик ожидал неминуемого взрыва сильных ощущений, старичок обмакнул перо в чернильницу и сказал совершенно спокойным тоном, как будто речь шла о какой-нибудь коммерческой безделке:
– Куда адресовать к Натаниэлю, м‑р Пикквик?
– В гостиницу «Коршуна и Джорджа», – отвечал этот джентльмен.
– «Коршун и Джордж». A где эта гостиница?
– На Георгиевском подворье, в Ломбардской улице.
– В Сити?
– Да.
Старый джентльмен методически записал адрес на изнанковой стороне конверта, бросил письмо в конторку, запер ее, положил в карман связку ключей и сказал:
– Больше, я полагаю, ничто не может удерживать вас у меня, м‑р Пикквик?
– Ничто, почтеннейший! – вскричал озадаченный м‑р Пикквик в порыве негодующего изумления. – Ничто! И вы не намерены ничем больше выразить своего мнения по поводу этого великого события в жизни нашего молодого друга? Вы не хотите уверить его через меня в продолжении своего покровительства и родительской любви? И не будет от вас ни одного ласкового слова, ни одного привета этой юной чете? Что с вами, м‑р Винкель? Образумьтесь, почтеннейший, подумайте!
– Я подумаю об этом на досуге, – отвечал старичок. – На этот раз мне нечего сказать. Я человек деловой, м‑р Пикквик, и не привык сгоряча пускаться на какие бы то ни было аферы. В настоящем случае я никак не могу одобрить этого дела: обстановка его мне решительно не нравится. Тысяча фунтов – небольшая сумма, м‑р Пикквик.
– Что правда, то правда, вовсе небольшая, бездельная сумма, – перебил Бен Алиен, проснувшийся в эту минуту и припомнивший весьма кстати, что сам он прокутил свою тысячу фунтов наследства без малейшего затруднения. – Вы умный человек, сэр. Ведь, он смышленый малый: как ты думаешь, Боб?
– Очень рад, что вы, сэр, признаете мое мнение справедливым, – сказал м‑р Винкель старший, бросая презрительный взгляд на Бена Аллена, продолжавшего глубокомысленно качать головой. – Дело вот в чем, м‑р Пикквик; я позволил своему сыну совершить под вашим руководством несколько путешествий с тою целью, чтобы он пригляделся к людям и отвык от своих пенсионных привычек; но я никогда не уполномочивал его на женитьбу без моего согласия. Он знает это очень хорошо. Стало быть, если мне вздумается лишить его своего отеческого покровительства, Натаниэль не будет иметь никакого права изумляться или сетовать на меня. Впрочем, я буду писать к нему, м‑р Пикквик. Прощайте, спокойной вам ночи, сэр. Маргарита, проводите этих господ.
