Цецен Алексеевич Балакаев
Две Елисаветы, или Соната ля минор. Судьба твоя решится при Бородине. Две исторические пьесы

Августа бросается на шею Шувалову.

Августа: Отец, спасибо вам! Пожалуйста, позабудьте весь тот вздор, что я наплела вам. Позабудьте, пожалуйста, девичьи фантазии. И последнее, батюшка…

Шувалов: Да-с, милая Августа, повелевайте.

Августа: Батюшка, при императорских театрах есть тенор Иван Шувалов. Какое он имеет отношение к нам?

Шувалов: Гм… Никогда я не осмеливался упоминать при вас о нём. Бог знает, откуда вы прознали. Он ваш брат, Августа. Но не по царственной матушке вашей, а за десять лет до вашего появления на свет, когда я был ещё совсем молодым, очаровала меня прелестная и бойкая танцорка. Кхм… Ваш брат был определён в театральную школу, ибо у него обнаружился голос необыкновенной красоты, то, что называется большим голосом. Кхм… Я так боялся, что сия новость принесёт вам расстройство.

Августа: Но ведь он мне брат, батюшка. Как можно быть расстроенной столь радостной вестью? Ах, как я люблю его и мечтаю увидеть, дабы выразить ему свои преданные чувства. А можно ли его, отец, выписать сюда, на Капри?

Шувалов: Нет, ваше высочество, это никак невозможно. Императрица ни за что не отпустит его, тем более, сюда. Ибо не в её характере держать семьи в одном месте. Я даже не буду просить об этом, дабы не вызвать её высочайшего гнева.

Августа: Спасибо, батюшка. Люблю я вас нежно и желаю вам спокойствия и заслуженного вознаграждения за ваши непрестанные труды.

Шувалов: Прошу вас, ваше высочество всегда помнить, что вы есть внучка Петра Великого, императора и самодержца всероссийского, чья слава достигла небес и останется во веки веков в памяти благодарных потомков.

Чимарозо встаёт с поклоном.

Чимарозо: Ваше высочество, ваша высочайшая просьба исполнена…

Августа: Отлично, мой учитель. Сейчас вас ждёт быстрокрылый люгер, который вмиг донесёт вас до Неаполя. Возвращайтесь завтра пораньше с новостями!

Августа срывает несколько цветков и вручает Чимарозе. Шувалов и Чимарозо кланяются и выходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Входит Иоанна.

Иоанна: Матушка, поди, устали вы, отдохните, прилягте на кушеточку. А я расчешу ваши прекрасные волосы, полные золотого солнечного света, и почитаю святцы.

Августа: Отчего же мне устать, милая Иоанна? Чай, не пашу я землю, не сею хлеб, не тащу полный невод, а словно птичка небесная сыта и пою с утра до ночи! Жизнь моя праздная. Грех это, Иоанна.

Иоанна: Не то для вас правда, царевна. Грех в другом, когда сладко, а человеку падко. Я об этом молодом италианце. Сама я италианка, и знаю этих молодых неаполитанских синьоров, безденежных, но с большими надеждами. Все эти лаццарони, рыскающие в поисках богатых иностранцев, а особенно иностранок. Все эти услужливые чичерони… Одолели черти святое место.

Августа жестом прерывает её.

Августа: Бог с тобою, Иоанна. У тебя снова дурное настроение. Лучше обними меня, старая дева, а я тебя поцелую.

Иоанна: Два часа сидел здесь этот рагаццо, песни пел, музыку играл, беседы вёл.

Иоанна продолжает недовольно бурчать, а затем поёт со смыслом.

Много роз красивых в лете,

Много беленьких лилей,

Много есть красавиц в свете,

Только нет мне, нет милей,

Только нет милей в предмете

Милой Лизаньки моей.

Есть ли б сам Амур был с нею,

Он её бы полюбил,

Позабыл бы он Психею

И себя бы позабыл,

Счастлив участью своею,

В век остался бы без крыл.

В ней приятны разговоры,

В ней любезны поступь, вид,

Хоть привлечь не тщится взоры,

Взоры всех она пленит,

Хоть нейдёт с другими в споры,

Но везде любовь живит…

А чем это всё закончится? Известно, чем! Надо бы отказать ему и больше не пускать на порог.

Августа: Побойся бога, Иоанна! Ты оскорбляешь не его, а меня.

Иоанна: Я, старая и верная ваша слуга, лучше всех знаю вашу душу. И вижу в ваших глазах лихорадочный блеск, ранее никогда невиданный. Блеск этот в глазах, словно в зеркале, отражает смятение молодой души, не знавшей ранее бурь и тревог вашего опасного возраста. Господи всевышний! Госпожа моя, царевна златокудрая, плечиком к плечику сидит с безродным лаццароне и томные песенки с ним поёт, а глаза её заволакиваются пеленою любовного дурмана. Грехи любезны доводят до бездны, помяните мои слова, старой дуры.

Августа: Да что с тобою, Иоанна? Или сон тебе приснился? Или стукнул кто по голове?

Иоанна: Быть беде, матушка, коль вспыхнут в вас чувства. И тогда закроются на веки перед вами врата царского рая.

Августа: Боже мой, Иоанна, о чём ты? Что это взбрело тебе в голову мучить меня столь невероятными вымыслами? Итальянец сей, тобою проклинаемый, юноша богобоязненный, глубоко и страстно верующий. И зовут его Доменико, Дементием. Люб он мне своею страстью к музыке, к божественной гармонии, прославляющей настоящие, высокие чувства, а не мнимые сиюминутные страсти. Хороший он человек, и видно это по его лицу и по стати его.

Иоанна: Смотрите, матушка моя любезная, как бы не пришлось вам потом волосы свои бесценные остричь. Позор-то какой будет на века вечные.

Августа: Волосы остричь? Уйти в монастырь? Ах, какая прекрасная мысль, Иоанна. Ведь ты не знаешь, как прекрасен в матушке Москве белокаменной Иоанно-Предтеченский девичий монастырь, и как праведны и чисты в нём инокини. А здесь, в Неаполе и на Капри, нет ни единого храма в честь Иоанна Крестителя, по-вашему именуемого Джованни Баттистой.

Иоанна: Ах ты ж, боже праведный! Как они обрадовались. Видите ли, подайте ей непременно самого Баттисту. А ведь меня, грешницу, нарекли в честь Джованни Баттисты, и то вам, матушка, совсем не ведомо. Не ведомо вам, что он, жизнь отдавший за всевышнего, есть глубоко в сердце моём, как и любого другого праведного неаполитанца. Ну-ка, матушка, давайте помолимся перед святым ликом, дабы отвратить от нас беду да страдание.

Обе встают на колени перед иконой и тихо молятся. Августа встаёт с просветлённым лицом.

Августа: Иоанна, спасибо тебе, моя старая подруга. (Крестит её и себя.) Но пойми, что сей итальянец лишь учитель мой, приносящий мне маленькую, совсем небольшую частичку земного счастия, но никак не великую любовь. Спасибо тебе и, пожалуйста, оставь меня сейчас, а вечером мы с тобою погуляем в саду и побеседуем о боге, а перед сном, как обычно, сядем за вязание и поговорим о старине.

Низко поклонившись, Иоанна выходит.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Августа одна.

Августа: Что со мною? Почему мне так тревожно, так неспокойно? Неужели музыка внесла в мою душу незнакомые до сих пор смятение и волнение крови? Иоанна права. Тысячу раз она права! Ибо всё на земле идёт по раз богом заведённому порядку, и, коль время моё пришло, не миновать мне грешного чувства. Ах, как страшно! Но и сладостное, непривычное мне предчувствие нового охватывает моё существо. От самой себя я не могу скрыть волнения. И перед ликом матушки! Ах, моя дорогая родительница…

Августа бросается на колени перед образом и долго молчит, склонив голову. Затем, сняв портрет императрицы, садится на пол, держа его на коленях.

Одиночество мой удел. В спокойных, размеренных беседах с отцом, перед ликом любимой матери, мне всё казалось простым и ясным. Отречение от страстей, тихая и одинокая жизнь в довольстве и холе, помощь и сострадание бедным и униженным. Всё это представлялось мне естественным и близким сердцу и душе. Не знала я, что однажды, в один день, в миг что-то перевернётся во мне. Что – не ясно, не понятно, ибо до сель не знаемо. Сейчас мне хочется чего-то большего, нового. Чего – непонятно. Предчувствие ли это любви?

Августа задумчиво умолкает. Она бережно водит рукой по портрету.

Матушка моя, младшая дочь Петрова, была дитём истинной, великой любви. Любви деда моего Петра Алексеевича к простой пленной ливонской девке, волею его ставшей российской императрицей. И всё, что могла, что умела моя августейшая родительница, было любить… Она любила страстно и самозабвенно. И ведь во мне течёт её кровь. Я единственная дочь Елисаветы Петровны, именовавшейся небесным ангелом, и унаследовала её красоту и её характер. И, значит, её страсть и всепоглощающее желание любви.

Августа умолкает, целует портрет и вешает на стену, затем становится на колени и молится.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Раздаётся стук в дверь, входит Орлов.

Орлов: Ваше высочество, маэстро Чимарозо благополучно доставлен в Неаполь. В пути он не сходил с верхней палубы и пел в вашу честь, и я приказал нижним чинам выучить эту песню, дабы отныне она стала гимном, исполняемым в вашем высочайшем присутствии на борту кораблей средиземноморской эскадры.

Августа в замешательстве.

Августа: Боже праведный… Это он!

Орлов: Извините, ваше высочество, но я не понял, что ваше высочество изволили повелеть.

Августа: Граф, мне не терпится услышать сей чимарозин гимн.

Орлов: Вы лишь только извольте пожелать, ваше императорское высочество.

Августа: Сделайте одолжение, господин адмирал. Я вам буду благодарна.

Орлов кланяется и на мгновение удаляется, вернувшись с гитарой в руках и в сопровождении шести матросов в белых форменках. Орлов играет на гитаре, три матроса стучат в ложки, остальные трое поют, держа в руках цветочную гирлянду.

Хор матросов в честь юной красавицы Елисаветы

Пленённо сердце нежной Лизой:

Вот радостей моих предмет;

Ея невинной взор и милой

Велит тебе забыть весь свет.

Цветущу зря красу и младость

Не чувственным возможно ль быть?

И пения внимая сладость,

Возможно ль пламень утаить?

В тебе одной, драгая Лиза,

Собранье вижу всех приятств,

В тебе одной соединила

Природа тьму своих богатств.

Дала тебе волшебны взгляды,

В одно мгновенье побеждать,

И вдруг мученье и отрады

В сердцах чувствительных рождать.

В лице твоём напечатлела

Румянец с белизной лилей,

Она изобразить хотела

Невинность тем души твоей.

Твой стан украсив простотою,

И стройность сохраня во всём,

Природа хитрою рукою

Явила совершенство в нём.

Как мягкий лён вкруг шеи белой,

Виются нежные власы,

Какие пишет кистью смелой

Художник редкий для красы.

Твой голос, каждое движенье

Для сердца новая стрела,

Восторг его оцепененье,

Тебе неложная хвала.

О коль тот счастлив и доволен,

Кто сердцем властвует твоим!

Он сам окован и неволен,

Но каждой бы желал быть им.

Завидовать сей лестной доле,

Напрасно грудь свою томить,

И быть у Лизы в век в неволе,

С чем можно счастье то сравнить!

Спев, матросы обвивают Августу гирляндой, низко в ноги кланяются и выбегают. Августа и Орлов остаются. Августа стоит, опустив глаза долу и еле дыша, Орлов пожирает её взглядом. Наконец, тягостное молчание прерывается.

Августа: Граф, памятуя незабвенное старое, с сего дня вам запрещается появляться мне на глаза. Займитесь самозванкой, и не медлите с исполнением воли государыни. Вас с нетерпением ждут в Петербурге!

Орлов преклоняет голову и стремительно выбегает.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Августа остаётся одна, в задумчивости перебирая цветы в гирлянде.

Августа: Боже! Наконец-то, я всё поняла. Смертельный, горький, роковой удар прямо в сердце. Ведь он клятвопреступник и цареубийца… Боже мой! Но не всё ли равно? Прожить, прочувствовать лишь один короткий миг. Терпеть было бы выше моих сил, но и с холодной головой я выбрала бы то же. Ведь я – дочь российской самодержицы. Могу ли я быть столь несчастной, чтобы не иметь того, что доступно самому убогому простолюдину?

Августа распахивает дверь.

Орлов! Немедленно вернитесь!

Оставив дверь открытой, Августа подходит к образам и, не вставая на колени, в полный рост медленно осеняет себя крестом. Вбегает Орлов, Августа падает в его объятия.

Занавес опускается.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. «Ривьера»

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Перед опущенным занавесом в полумраке стоят, обнявшись, Августа и Орлов. Августа в длинной белой исподней рубашке, по-прежнему с гирляндой вокруг шеи.

Орлов: Верьте мне, моя царевна, что никого до вас я не любил столь страстно, столь глубоко, с таким восторгом и с таким почитанием! Божественное, прекраснейшее чувство осенило меня, недостойного этой милости. Это волшебный сладкий сон,.. И не хочется, и не могу оторвать вас от своей груди.

Глядя долу, Августа перебирает гирлянду и отвечает не ему, а себе.

Августа: Клятвопреступник и цареубийца! Пав в ваши объятия, я сравнялась с вами.

Орлов: О, как я люблю вас, люблю вас больше жизни!

Августа: Правы мудрые книги, любовь эгоистична… Один цветок падает на пол.

Орлов: Лиза, моя милая Лиза! Я клянусь вам в вечной любви!

Августа: Не клянитесь мне. Клятвопреступник и цареубийца… Вы предадите и убьёте.

Она роняет гирлянду.

Орлов: Клянусь! Вы моя жизнь, вы всё для меня… Единственная.

Августа пытается освободиться из объятий.

Августа: Граф, вас ждут государственные дела…

Орлов: Ах, не могу оторваться от вас. Ещё короткое, сладкое мгновение…

Он в упоении поёт.

Орлов: Пчёлка златая!

Что ты жужжишь?

Всё в круг летая,

Прочь не летишь?

Или ты любишь

Лизу мою?..

Соты ль душисты

В русых власах,

Розы ль огнисты

В алых устах,

Сахар ли белый

Грудь у неё?..

Пчёлка златая!

Что ты жужжишь?

Слышу – вздыхая,

Мне говоришь:

К мёду прилипнув,

С ним и умру…

Неслышно появляется Рибас.

Рибас: Господин адмирал, пора отчаливать, пока не спал бриз. Вас с нетерпением ждут.

Орлов: До завтра, ваше императорское высочество. До встречи! Ни на единый миг не оставит меня ваш светлый божественный облик.

Орлов и Рибас выбегают. Тихо входит Иоанна.

Иоанна: Дело к тому и шло. Матушка, уж я весь лоб о пол разбила, отмаливая ваш грех. Грех, тяжкий грех… Нет такого человека, чтоб век без греха прожил.

Августа: Пощади меня, Иоанна.

Иоанна: Бог простит, моя царевна. Он един безгрешен, и милостив, и щедр. Спаситель наш, одна в тебе отрада и надежда на избавление.

Августа поднимает цветок и закрывает им лицо. Августа: Оставь меня, Иоанна. Видеть я никого не могу.

Иоанна: Нагрешила и в кусты, матушка? Теперь ты знаешь, в чём твоё истинное предназначение. Ты появилась в мире божьем, чтобы замолить грехи своей родительницы. Ты знаешь теперь, как сладко было ей закрыть глаза и броситься в пучину наслаждений. Тебе ныне ведомо, к какой беде приводит легкомыслие. Тебе открылась вся истина твоей жизни, твоего существования, твоего предназначения. Жить – богу служить, Августа.

Иоанна подбирает гирлянду и, поддерживая Августу под руку, выводит её.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Занавес поднимается, открывая приёмную залу Самозванки в отеле «Ривьера». В простенке между двумя большими распахнутыми настежь окнами на помосте стоит трон, спинка которого украшена золотым двуглавым орлом. Справа стоит клавесин, в обе стороны выходят большие двери. Под звуки полонеза Огинского зала наполняется гостями. Стоя у трона, громким криком и ударами жезла в пол у трона Гофмаршал представляет гостей.

Демарен: Воевода виленский князь Радзивилл!.. Великий гетман литовский принц Огинский! Барон фон Горнштейн!.. Пани и панове, дамы и господа! Отдайте должное красоте, уму и царственной высокородности единственной законной наследницы русского престола принчипессы Елисаветы!

В окружении свиты появляется Самозванка, держась прямо и гордо, с Андреевской лентой через плечо, и восходит на трон. Её сопровождают восторженные возгласы и приветствия. Гости поочерёдно приближаются к Самозванке и почтительно целуют ей руку.

Демарен: Пани и панове, дамы и господа, полонез.

Дамы и господа разбиваются попарно и торжественно танцуют полонез, отвешивая церемонные поклоны при прохождении мимо трона.

Демарен: Пани и панове, дамы и господа, тарантелла.

Гости весело танцуют тарантеллу, пьянясь её вихревым темпом.

Демарен: Пани и панове, дамы и господа, менуэт.

Разгорячённые итальянским танцем, гости выпивают и, разобравшись парами, танцуют чинный французский танец,, полный взаимных комплиментов и флирта. Веселье в разгаре. Самозванка довольно осматривается, приветствуя окружающих. Радзивилл и Иезуит поочерёдно обмахивают её пышным страусовым веером.

Голос из толпы: Ваше императорское высочество, повелите исполнить танцы народностей вашей необъятной империи!

Самозванка величественно встаёт с трона и сбрасывает с себя платье, оставшись в кружевном шёлковом белье и с андреевской лентой через плечо.

Демарен: Пани и панове, дамы и господа, танец голкондских баядерок!

Самозванка выходит вперёд и соблазнительно танцует. Вбегают чёрные девушки в индусских нарядах и образуют группы вкруг Самозванки. Гости в восторге стонут и обсуждают танец.

Гости: Поразительно чувственно… Это русский танец?.. Нет, голкондский!.. Но где же Голконда в России? Это в Сиберии?.. Да нет, Голконда это Индия… Но ведь она русская принчипесса… А ещё говорят, что она дочь персидского падишаха… Но позвольте, а как же русская императрица?.. Императрица? Да разве вы не слышали, что она была большой любительницей амурных удовольствий?.. У нас в Польше говорят, что покойная императрица держала большой сераль фаворитов… Вот как?.. О, вы бы видели, каких слонов прислал ей падишах!.. Так значит, наша принчипесса дочь падишаха и царицы?.. Но позвольте, господа, тогда причём здесь турецкий султан?.. Господи, да какой же султан? Вы всё перепутали, граф… Но ведь вы же видели на её пальце султанский перстень с государственной печатью?..

Танец заканчивается, и Самозванка снова восходит на трон. Гости громко кричат.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Входит Чимарозо, кланяется Самозванке и подносит ей манускрипт.

Демарен: Пани и панове, дамы и господа! Маэстро Чимарозо имеет честь преподнести её высочеству наследной принчипессе Елисавете пиесу собственного сочинения.

Чимарозо: Ваше императорское высочество, прекраснейшая из прекрасных принчипесса Елисавета, окажите мне высочайшую честь преподнести вам сонату, написанную во исполнение вашего пожелания.

Чимарозо целует руку Самозванки, она внимательно листает манускрипт, затем медленно, торжественно и громко читает вслух.

Самозванка: «Соната ля минор. Прекраснейшей из прекраснейших, сверкающей Полярной звезде, юной русской принчипессе Елисавете». Как вы галантны, маэстро.

Она обращается к Радзивиллу.

Самозванка: Мой любезный принц, сделайте милость, поднесите маэстро достойный подарок.

Радзивилл крутит усы, неприязненно смотрит на Чимарозу и демонстративно поворачивается к нему спиной. Самозванка встаёт с трона, подходит к Радзивиллу и снимает с его шеи огромную золотую цепь с большим бриллиантовым крестом.

Самозванка: Принц!.. За непокорность я лишаю вас ордена святой принчипессы Елисаветы.

Она поворачивается к Чимарозе и надевает ему цепь.

Самозванка: А вас, любезный маэстро, я посвящаю в рыцари и повелеваю преданно и верно служить мне.

Зала гудит, поляки недовольно крутят усы, остальные гости восхищённо кричат и славят Самозванку. Она садится за клавесин и играет поднесённую сонату. Чимарозо выбегает вперёд, держа в руке свисающий с шеи крест.

Чимарозо: Святой боже! Я рыцарь! Я рыцарь ордена святой принчипессы Елисаветы… Боже, я чувствую, как моя душа низвергается в ад. Ах, прощай, истинная Елисавета. Нет мне теперь прощения.

Самозванка заканчивает играть. Окружающие восхищённо и вразнобой бурно рукоплещут и кричат.

Гости: Шарман!.. Любо!.. Брави!.. Экселлант!.. Какой талант!..

Радзивилл приближается к Чимарозе, держась неприязненно.

Радзивилл: Откуда ты взялся, пан сморчок?

Чимарозо: О чём вы, синьор? Я вас не понимаю…

Радзивилл: Щупленький. Тощенький!.. Поди, жид италианский. Ты какой веры, пан сморчок?

Чимарозо: Единственно верной и святой.

Радзивилл: Ишь, какой прыткий! А ну-ка, потанцуй, пан сморчок. Посмотрим, какой ты веры и национальности.

Радзивилл выхватывает из ножен кривую саблю, он колет острием в зад Чимарозы. Чимарозо подпрыгивает и бежит. Радзивилл бегает за ним и колет.

Чимарозо: Как вы можете?.. Что вы себе позволяете, синьор?

Радзивилл: Ха-ха-ха! Хе-хе-хе! Ухо-хо-хо! Скачет, как лягушка.

Иезуит: А не шпион ли он московитский?

Радзивилл: Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!.. Пан сморчок, я тебя покупаю у принчипессы. Велю тебе танцевать лягушачьи танцы. Ха-ха-ха!.. Скакать и квакать будешь. Хо-хо-хо!..

Из толпы выходит Самозванка.

Самозванка: Как у вас весело, господа.

Радзивилл: Принчипесса! Этот сморчок забавно танцует. Продайте мне его.

Самозванка: Нет, любезный принц. А вас, маэстро Чимарозо, благодарю за столь милый подарок. В ответ на вашу любезность дарю вам пост придворного композитора и капельмейстера. По восшествии моём на российский престол милости прошу в Санкт-Петербурх, в эту прекрасную северную Пальмиру, и велю сочинять большие сериозные оперы в святые дни и малые комические по праздникам.

Гости: О, какая царственная щедрость!.. О, как она великолепна!.. Какая милость!.. Какое великодушие!..

Самозванка: Вам, маэстро, предстоит небольшая аттестация. Знакома ли вам модная парижская опера «Алина, королева голкондская»?

Чимарозо: О да, ваше императорское высочество. Я знаком с манускриптом маэстро Монсиньи. Эта опера прекрасна, ваше императорское высочество.

Самозванка: А можете ли вы исполнить её? имарозо: Сыграть её я могу, но запоминание текста выше моих сил, ваше высочество, прошу простить меня за то.

Самозванка: Играйте, маэстро, для того я и пригласила вас. А спеть я могу сама. Ведь эта опера была поставлена в мою честь.

Чимарозо играет, а Самозванка, сложив руки на груди, поёт.

Самозванка: Романс Алины, королевы голкондской!

В одной стране с тобою,

Пастушкою простою

Родилась я на свете

Пятнадцати быв лет.

Любовь я презирала

И… вдруг скучать всем стала,

Бежала пастухов,

Скрывалась в глушь лесов,

Но видела везде любовь.

Блестящий красотою,

И родом, и душою,

Сенфар в стране той жил.

Сенфар меня любил:

И – нежностью исканий,

Ласк, просьб и увещаний,

Волшебством страстных снов –

Он душу дал мне вновь

И заслужил мою любовь.

Гоним своей роднёю,

Разстался он со мною,

Меня ж судьбина зла

В Голконду привела

И троном наградила.

Но, ах! Не прохладила

Мою кипящу кровь,

И здесь, среди трудов,

Я чувствую ещё любовь!

Гости: Шарман! Брависсимо! Любо!..

Чимарозо (искренне): Ваше императорское высочество, я потрясён вашим пением! Боже, никогда не слышал столь прекрасного пения.

Самозванка: Спасибо. Королева голкондская я и есть сама, и потому эта опера обо мне, и написана была в мою честь. Пока же, маэстро, пока российский престол подло узурпирован коварной немкой, велю вам сопровождать меня и наполнять мой двор звуками вашей чарующей музыки.

Гости: О, как она прекрасна!.. Как царственна!..

Чимарозо: Ваше высочество прекрасная принчипесса, я ваш преданный раб.

Чимарозо низко склоняется, целует поданную руку, затем садится за клавесин и играет.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

Появляется Рибас, быстрым шагом обходит окружающих, пристально вглядываясь в их лица. Иезуит шепчется с Радзивиллом, временами показывая из-под плаща кинжал.

Иезуит: Вот московитский шпион. Я чую это за версту. Надо бы его незаметно вытащить отсюда и прирезать.

Радзивилл: Это какой-то бандит. Он тебя сам быстро и незаметно прирежет.

Иезуит: Матка боска, ведь чую шпиона за версту. Не к добру его появление.

Радзивилл: Стой за его спиной и не отходи ни на шаг. В удобный момент пырни в бок.

Иезуит: Прирежу, как цыплёнка.

Иезуит пристраивается к Рибасу, которого замечает Самозванка и, улыбаясь, подходит к нему. Рибас становится на одно колено и целует сначала край её платья, а затем руку.

Самозванка: Вот истинно преданный мне и российскому престолу подданный. Дамы и господа, позвольте представить вам лейтенанта русского флота Рибаса. Лейтенант прибыл с известием о том, что средиземноморская эскадра готова присягнуть мне, единственной законной по крови наследнице русского престола.

Гости: Да здравствует русская императрица Елисавета Вторая!

Самозванка: Мой флот прибудет сюда завтра, и я взойду на борт флагманского корабля. Мы поднимем паруса и возьмём курс на Стамбул, где мой союзник турецкий султан готовит стотысячную армию для вторжения в южные рубежи России, а флот под началом адмирала Гассан-бея ждёт меня. Тем временем, армии моего брата маркиза Пугачёва должны выдвинуться из-за Урала и освободить старую исконную столицу Москову.

Гости: Да здравствует императрица Елисавета Вторая! На Россию! Смерть московитам! Смерть узурпаторше русского престола!..

Голос (с немецким акцентом): Ваше императорское высочество! Что ожидает нынешнюю императрицу Екатерину?

Самозванка: София Августа Фредерика фон Анхальт-ЦербстДорнбург, захватившая престол путём подлого убийства моего брата законного императора Петра Третьего, будет выслана в Пруссию, в свой родной город Штеттин. Я не желаю её крови, я желаю лишь восстановления на российском престоле истинной династии Романовых, последней и единственной представительницей которых я являюсь.

Голос (с немецким акцентом): Ваше императорское высочество, но зачем она нужна нам? Вы уж увольте нас от такой чести.

Самозванка: Хорошо, будьте спокойны. Я поселю её в морской крепости Кронштадт за крепкими стенами бастионов.

Гости: Слава императрице Елисавете Второй!

Самозванка: Лейтенант Рибас, за преданную верную службу присваиваю вам звание контр-адмирала. По возвращению в законные руки российского престола велю вам занять пост генерал-коменданта морской крепости и порта Кронштадт. Велю вам верой и правдой, не щадя живота своего надёжно охранять морские подступы к моей столице Санкт-Петербурх и сам Кронштадт.

Рибас: Ваше величество, клянусь отдать свою жизнь за один ваш взгляд. Повелевайте!

Рибас снова падает на колено и целует край её платья.

Иезуит: Моя принчипесса! Не верьте ему, он предатель и шпион!

Чимарозо: И этот русский синьор офицер!.. Он тоже предатель. О, здесь все предатели и преступники.

Чимарозо с отчаянием смотрит на крест, как бы желая сорвать его с шеи, а Самозванка подходит к Иезуиту и снимает с его шеи бриллиантовый крест на длинной цепочке.

Самозванка: За невоздержанность я лишаю вас ордена святой принчипессы Елисаветы. А вас, мой любезный адмирал, я посвящаю в рыцари.

Она поворачивается к Рибасу и надевает ему цепь.

Гости: Слава императрице Елисавете Второй!

Иезуит: Принчипесса, он предатель! Вы погибнете!..

Самозванка: Оставьте нас вдвоём.

Окружающие отступают. Самозванка и Рибас остаются на авансцене.

Самозванка: Говорите, где Орлов и что с ним?

Рибас: Ваше величество, адмирал Орлов ваш преданнейший слуга.

Самозванка: Можно ли ему верить?

Рибас: Если вы желаете достигнуть своей высокой цели, то вам не обойтись без его помощи.

Самозванка: Вы не ответили на вопрос, адмирал. Можно ли верить Орлову?

Рибас: Вы сами знаете, что его старший брат был любовником немки и немало способствовал её возвышению. Сейчас же Орлову-старшему дана полная отставка, он не допускается ко двору, и братья опасаются, что новый фаворит Потёмкин изничтожит соперников.

Самозванка: Вот как? Кто такой Потёмкин?

Рибас: Он безродный пьяница и кутила из конногвардейцев. Ненавидит братьев Орловых и желает сжить их со света. Дни рода Орловых сочтены.

Самозванка: Ого, господин адмирал, какую приятную новость вы мне доставили. За вашу преданность и усердие я хотела бы наградить вас по-царски. Этой ночью повелеваю вам незаметно явиться ко мне и оставаться в моих покоях до утренней зари… Есть ещё что-то интересное?

Рибас достаёт из рукава письмо.

Рибас: Я ваш преданный раб, ваше величество. Дабы вы могли удостовериться в истинности моих слов, я похитил у адмирала письмо.

Самозванка: Похитили? Ах, как я люблю столь романтичное занятие. «Алехан! Совсем мамка от рук отбилась. Этого поганого кобеля Потёмкина ни на шаг не отпускает от своей царственной особы»… Так… Ах, как интересно. «А этот гад Потёмкин по пьянке похвалялся, что вскоре изничтожит нас, и что меня, своего соперника и лютого врага, хочет сделать своим денщиком, а тебя, Алехан, Чесменского победителя, похвалялся назначить главным евнухом своего гарема»… Ха-ха-ха! Вот так номер.

Рибас: Адмиралу Орлову обидно сиё читать, ваше императорское величество. Орлов собрал офицерское собрание и зачитал это письмо вслух. Офицеры эскадры, все как один, начиная от юных мичманов и заканчивая адмиралом Грейгом, поклялись Орлову в верности, ибо морская честь и морская косточка не позволят им видеть, как безродный пьяный фаворит изничтожит любимого всеми графа Алексея Григорьевича. Офицерское собрание средиземноморской эскадры единодушно решило присягнуть вашему величеству и возвести вас на трон.

Самозванка пристально смотрит в глаза Рибасу.

Самозванка: Правду ли молвите, адмирал Рибас?

Рибас: Клянусь жизнью, говорю истинную правду, ваше величество. И не только средиземноморская эскадра, но и весь российский флот, несущий свой флаг на четырёх океанах, с радостью присягнёт вам, если вы, ваше величество, взойдёте на престол об руку с Орловым.

Самозванка: Как это возможно, господин адмирал?

Рибас: Офицерское собрание просило Орлова пасть к вашим царским ногам.

Самозванка: Орлов не мальчик! Я вам не верю.

Рибас: Орлов тайно носит на груди ладанку с вашим портретом.

Самозванка: Ладанку? Что это за чертовщина?

Рибас: Иконку, ваше величество, самый заветный амулет.

Самозванка: Это правда? О, я совсем не знала об этом. Что ж, господин адмирал, мне есть о чём подумать. Не забудьте ночью явиться ко мне, чтобы доказать свою преданность.

Рибас падает на колено и целует подол платья Самозванки. Она подаёт ему руку и указывает на своё плечо, а затем на полуобнажённую грудь, куда Рибас поочерёдно почтительно целует.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

В зале оживление. Не спеша и с достоинством входят русские офицеры в белом и с букетиками цветов в руках, поочерёдно подходят к Самозванке и, низко кланяясь, подносят ей цветы и представляются.

Демарен: Пани и панове, дамы и господа! Адмирал русского флота его светлость граф Орлов собственной персоной!

Слышны дамские голоса «Где же он?», «Ах, не заслоняйте этого героя, я хочу видеть его!» и прочее.

Самозванка: Где же Орлов?

Рибас: Господа флотские офицеры, смирно! Его сиятельство адмирал российского флота граф Орлов!

Русские вытягиваются в струночку в линию и прикладывают ладони к вискам. Входит Орлов.

Самозванка: Ах, какой красавец. Какая порода! Какая стать…

Орлов медленно приближается, пожирая Самозванку взглядом, и преклоняет перед нею колено.

Орлов: Ваше императорское высочество цесаревна Елисавета Иоанновна! Благославите меня на подвиг во благо российского престола!

Самозванка: Встаньте, любезный адмирал. Встаньте, вы среди друзей.

Самозванка протягивает Орлову руку и поднимает его. Орлов прикладывается к её руке в долгом почтительном поцелуе.

Самозванка: Какие новости из Петербурга, дорогой адмирал?

Орлов: Простите меня великодушно, ваше высочество. Волнение от встречи с вами сжимает мне грудь. Я готов разрыдаться от безмерного счастия припасть к вашим царственным стопам.

Самозванка: Вина адмиралу Орлову. Самый большой кубок!

Орлов: За здравие её императорского высочества наследницы престола цесаревны Елисаветы! Пусть вместо меня говорит флот!