Цао Сюэцинь
Сон в красном тереме. Том 1

Но разве Цзя Чжэнь слушал доводы?!

Неожиданно сообщили, что служанка госпожи Цинь – по имени Жуй-чжу, – узнав о смерти своей хозяйки, покончила с собой, разбив голову о колонну. Такое событие считалось весьма редким, и все члены рода преисполнились благоговением к преданной девушке. Цзя Чжэнь распорядился обрядить ее как свою внучку и положить в гроб со всеми церемониями, а гроб поставить в «башне Восхождения к бессмертию», которая находилась в «саду Слияния ароматов».

Вследствие того, что у госпожи Цинь не было детей, другая девушка-служанка, по имени Бао-чжу, выразила желание стать ее приемной дочерью и попросила разрешения разбить таз и идти перед гробом. Цзя Чжэнь был этим очень доволен и распорядился, чтобы отныне Бао-чжу называли «барышней». Бао-чжу, как полагается незамужней женщине, скорбела и рыдала перед гробом своей госпожи.

Все члены рода, согласно старому обычаю, тщательно выполняли свои обязанности, больше всего боясь что-нибудь перепутать.

Цзя Чжэнь между тем думал:

«Цзя Жун пока лишь студент, неудобно, что на траурном флаге нет титулов, да и регалий на похоронах будет немного»…

От подобных мыслей ему становилось не по себе.

В четвертый день первой недели евнух Дай Цюань из «дворца Великой светлости» прислал людей со всем необходимым для жертвоприношений, а вслед за тем и сам прибыл в большом паланкине под грохот гонгов.

Цзя Чжэнь незамедлительно принял его, усадил на «террасе, Привлекающей пчел» и стал угощать чаем. Он уже давно принял решение и сейчас, когда представился случай, стал высказываться. Он заявил, что хочет купить должность для Цзя Жуна.

– Хотите придать больше блеска похоронной церемонии? – спросил его Дай Цюань.

– Вы угадали, – ответил Цзя Чжэнь.

– Это кстати, – сказал Дай Цюань, – есть хорошая вакансия. Не хватает двух офицеров в императорской дворцовой охране. Правда, вчера ко мне обратился с просьбой третий брат Сянъянского хоу и дал мне полторы тысячи лян серебра. Вы сами знаете, что мы с ним старые друзья, и я, приняв во внимание высокое положение его деда, подумал и согласился. Осталась еще одна вакансия. Но неожиданным образом правитель области Юнсин вдруг захотел купить должность для своего сына! Однако у меня не было времени ему ответить. Если вам нужна должность для сына, скорее пишите родословную.

Цзя Чжэнь тут же велел подать лист красной бумаги и написал. Дай Цюань стал читать:

«Студент Цзя Жун, двадцати лет от роду, уроженец уезда Цзяннин области Интяньфу в Цзяннани. Прадед – Цзя Дай-хуа, полководец Божественного могущества и столичный генерал-губернатор с наследственным титулом первого класса. Дед – Цзя Цзин – получил степень цзиньши на экзаменах в таком-то году. Отец – Доблестный и Могущественный полководец Цзя Чжэнь с наследственным титулом третьего класса».

Дай Цюань прочитал бумагу и сказал стоявшему рядом слуге:

– Когда вернемся, передашь эту бумагу начальнику ведомства финансов и скажешь, что я прошу его составить свидетельство офицера императорской дворцовой охраны и выписать соответствующую бумагу с занесением в нее всей этой родословной. Деньги я взвешу и пришлю завтра.

На все приказания слуга почтительно кивал головой.

Затем Дай Цюань стал прощаться, Цзя Чжэню никак не удалось удержать его – пришлось проводить гостя до ворот дворца.

Когда Дай Цюань садился в паланкин, Цзя Чжэнь спросил его:

– Мне самому сходить в казначейство и взвесить серебро или прислать вам на дом?

– В казначействе больше хлопот, – ответил Дай Цюань, – лучше отвесьте точно тысячу лян и пришлите мне домой.

Цзя Чжэнь принялся благодарить его.

– Как только окончится срок траура, мы со своим щенком придем к вам, чтобы лично выразить свою признательность.

Не успел он закончить фразу, как послышались крики и шум – это прибыла жена Преданного и почтительного хоу Ши Дина со своей племянницей Ши Сян-юнь. Но едва госпожа Син, госпожа Ван и Фын-цзе успели встретить ее и проводить в дом, как прибыли люди из семей Цзиньсянского хоу, Чуаньнинского хоу и Шоушаньского бо^[49], чтобы совершить жертвоприношения перед гробом покойницы. Когда они вышли из паланкинов, их встретил Цзя Чжэнь и проводил в зал.

И так родные и друзья шли непрерывной чередой. Все сорок девять дней на улице, где находился дворец Нинго, царило оживление, сновали люди, толпами проходили чиновники.

Когда настал срок, Цзя Чжэнь велел Цзя Жуну нарядиться в праздничную одежду и поехать получить свидетельство. Потом перед гробом покойницы были расставлены вещи и совершались церемонии, какие положены при погребении жены чиновника пятого класса. На табличке значилось: «Местопребывание госпожи Цинь из семьи Цзя, супруги чиновника пятого класса».

Ворота из «сада Слияния ароматов», ведущие на улицу, были широко распахнуты, а по обе стороны от них сооружены помосты для музыкантов и выставлены топоры, секиры и мечи. Кроме того, на воротах висела большая красная доска с золотыми иероглифами, которые значили:

«Офицер императорской гвардии по охране дворцов Запретного города, несущий службу при особе государя».

Напротив высились алтари для буддийских и даосских монахов. На досках крупными иероглифами было написано: «На похоронах супруги чиновника пятого класса урожденной Цинь, жены старшего внука потомственного Нинго-гуна из рода Цзя, офицера императорской гвардии по охране дворцов Запретного города, несущего службу при особе государя, в месте наивысшей справедливости четырех материков, в государстве великого спокойствия, навеки созданного велением Неба, праведный буддийский монах, смиренный служитель Пустоты и Спокойствия – Вань, и проповедник единственно истинной веры даос Е, благоговейно соблюдая пост, с почтением обращаются к Небу и взывают к Будде».

Затем следовала другая надпись:

«Место, где почтительно просят духов-хранителей учения Будды излить свою божественную милость, распространить свое могущество и избавить за сорок девять дней душу покойницы от наказаний и возмездий за прежде совершенные грехи и дать ей успокоение».

Следовали и другие надписи, которые незачем перечислять.

Цзя Чжэнь испытывал удовлетворение, но в то же время чувствовал беспокойство, так как госпожа Ю была больна и не могла принимать знатных дам и он опасался каких-нибудь упущений в церемониях.

Бао-юй, находившийся возле него, спросил:

– Почему вы печалитесь, брат мой? Ведь все дела как будто улажены?

Тогда Цзя Чжэнь рассказал ему, что он беспокоится потому, что некому распоряжаться приемом гостей.

– Что вы! – воскликнул Бао-юй. – Я назову вам человека, который справится со всеми делами очень просто!

Цзя Чжэнь спросил, кто же это. В комнате было много родственников, и Бао-юй не осмелился говорить громко, а нагнулся к уху Цзя Чжэня и что-то прошептал ему.

Цзя Чжэнь не мог скрыть своей радости.

– Теперь действительно все будет в порядке! – воскликнул он. – Идем сейчас же!

Он попрощался с присутствующими и, увлекая за собой Бао-юя, направился в верхнюю комнату.

Это происходило в будничный день, когда родственников и друзей пришло мало и в зале находилось лишь несколько человек своих близких. Госпожа Син, госпожа Ван и Фын-цзе разговаривали с близкими родственниками.

Услышав «Старший господин идет!», находившиеся здесь служанки испуганно ахнули и быстро спрятались. Фын-цзе с достоинством встала навстречу Цзя Чжэню.

Цзя Чжэнь вошел медленно, опираясь на палку, ибо он был тоже немного болен и, кроме того, сильно убит горем.

– Вам следовало бы отдохнуть, – посоветовала ему госпожа Син. – Вы плохо себя чувствуете, а уже несколько дней так усиленно хлопочете. Зачем вы пришли?

Цзя Чжэнь с трудом поклонился ей, справился о здоровье и попросил извинения за причиненное беспокойство.

Госпожа Син велела Бао-юю поддержать его и распорядилась, чтобы служанки подали стул.

Цзя Чжэнь не захотел садиться. Сделав над собой усилие, он улыбнулся и сказал:

– Я пришел с просьбой ко второй тетушке и старшей сестрице.

– В чем дело? – спросила госпожа Син.

– Тетушка, конечно, поймет меня, – начал Цзя Чжэнь. – Сейчас, когда умерла жена моего сына, а моя жена лежит больная, в доме никак не удается достойно соблюсти все положенные церемонии. Поэтому я и хочу просить уважаемую сестрицу, чтобы она на месяц взяла все дела в свои руки, тогда я буду спокоен.

– Так ты, оказывается, за этим! – улыбнулась госпожа Син. – Ведь сестра Фын-цзе живет у твоей второй тетушки, вот и разговаривай с ней!

– Фын-цзе еще ребенок, разве ей когда-нибудь приходилось заниматься подобным делом? – вмешалась госпожа Ван. – А если она сделает что-нибудь не так и люди будут насмехаться? Нет уж, лучше побеспокой кого-либо другого!

– Я понял вас, тетушка! – воскликнул Цзя Чжэнь. – Вы хотите сказать, что сестре Фын-цзе будет трудновато. Я не думаю, чтобы вы считали, будто она допустит промахи или не управится. Ведь она с самого детства отличалась аккуратностью и не допускала ни малейших ошибок, а сейчас, будучи замужем и ведая хозяйством всего вашего дворца, она обрела опыт и умение. Я твердо убежден, что, кроме нее, никто не справится. Если уж вы не уважаете меня и мою жену, сделайте это из уважения к покойной!

Из глаз Цзя Чжэня покатились слезы.

До сих пор Фын-цзе ни разу не распоряжалась похоронами, и госпожа Ван действительно опасалась, что она не управится и люди ее осмеют. Но сейчас, когда Цзя Чжэнь так настойчиво упрашивал, она заколебалась и бросила взгляд на Фын-цзе. Фын-цзе вообще была властолюбива и не прочь похвастаться своими способностями. Она в душе сразу согласилась, но, заметив нерешительность госпожи Ван, сказала ей:

– Если старший брат так просит, соглашайтесь, госпожа!

– А ты сможешь? – осторожно осведомилась госпожа Ван.

– Что тут мудреного! – воскликнула Фын-цзе. – Все наиболее важные дела старший брат уже уладил, и присмотреть нужно только за делами в доме. Если встретится какое-нибудь затруднение, я в любой момент могу обратиться к вам.

Она говорила разумно, и госпожа Ван замолчала. Поняв, что Фын-цзе согласна, Цзя Чжэнь проговорил:

– Если сестрица не сумеет управиться со всеми делами, пусть делает хоть то, что сможет. Я заранее признателен ей за все, а когда эти церемонии окончатся, я приеду во дворец лично поблагодарить ее.

С этими словами он низко поклонился. В ответ Фын-цзе тоже несколько раз поклонилась ему.

Тогда Цзя Чжэнь приказал принести доверительный знак дворца Нинго и велел Бао-юю отдать его Фын-цзе.

– Делайте все по своему усмотрению, – сказал он. – Если вам что-нибудь понадобится, предъявите доверительный знак и берите – меня спрашивать не нужно. Но только прошу вас: не будьте чересчур экономны – для меня главное, чтобы все было красиво. Кроме того, обращайтесь со слугами точно так же, как вы обращались у себя во дворце, и не бойтесь, что они будут роптать. Меня волнует только это, за все остальное я спокоен.

– Что ж, если брат тебя просит, постарайся! – проговорила госпожа Ван, обращаясь к Фын-цзе. – Но только не бери на себя чрезмерную власть и во всех важных делах советуйся с братом и его женой.

Бао-юй взял из рук Цзя Чжэня доверительный знак и вручил его Фын-цзе.

Цзя Чжэнь спросил:

– Сестрица, вы будете жить здесь или приезжать каждый день? Ежедневно приезжать трудно. Если хотите, я прикажу обставить для вас отдельный домик, и вы сможете спокойно прожить у нас некоторое время.

– Не нужно, – ответила Фын-цзе. – Ведь у нас без меня тоже не обойдутся, поэтому лучше уж я буду приезжать.

– Пусть будет по-вашему, – согласился Цзя Чжэнь.

Они еще немного поговорили, и Цзя Чжэнь ушел.

Вскоре все родственники разошлись, и тогда госпожа Ван спросила у Фын-цзе:

– Что ты теперь намерена делать?

– Не беспокойтесь, госпожа, возвращайтесь домой, – сказала Фын-цзе, – я сначала приноровлюсь к делу, а потом тоже приеду.

Госпожа Ван и госпожа Син уехали. Но об этом мы рассказывать не будем.

Между тем Фын-цзе ушла в трехкомнатный флигель и принялась размышлять: во-первых, людей много, а вещи пропадают; во-вторых, у людей нет твердо установленных обязанностей, и при случае каждый старается увильнуть от работы; в-третьих, расходы чрезмерны, и слуги, получая деньги, часть их присваивают себе; в-четвертых, обязанности между слугами распределены неравномерно – одни выбиваются из сил, другие бездельничают; в-пятых, совестливых слуг ограничивать не следует, а всех бессовестных нужно прижать. Такие правила издавна существовали во дворце Нинго.

Если вы не знаете о том, как управлялась с делами Фын-цзе, прочтите следующую главу.

Глава четырнадцатая, в которой будет рассказано о том, как тело Линь Жу-хая перевезли в Сучжоу и как на дороге Цзя Бао-юй был представлен Бэйцзинскому вану

Когда Лай Шэн, главный управитель дворца Нинго, узнал, что Фын-цзе будет распоряжаться всеми делами, он собрал подчиненных ему слуг и сказал им так:

– Из западного дворца Жунго пригласили супругу господина Цзя Ляня ведать у нас хозяйственными делами. Слушайтесь ее во всем! Приходите пораньше, уходите попозже, лучше побольше потрудитесь в этом месяце, а потом сможете отдохнуть. Смотрите, не ударьте перед нею лицом в грязь! Она строга и вспыльчива, угодить ей трудно, если рассердится, ни с кем не считается.

– Верно, – согласились все.

И лишь один из слуг усмехнулся и возразил:

– На что ж это будет похоже, если мы ей во всем станем угождать?

Как раз во время этого разговора пришла жена Лай Вана с доверительным знаком на получение бумаги для прошений, молитв и извещений и с распиской, на которой было точно указано количество необходимой бумаги. Ей тут же предложили сесть, налили чаю, а людям приказали выдать бумагу в соответствии с требованием. Ее взял Лай Ван, донес до вторых ворот и только там передал жене.

Между тем Фын-цзе приказала Цай-мин сшить приходо-расходную книгу, затем вызвала жену Лай Шэна, потребовала у нее поименный список прислуги и назначила время на следующий день, когда все слуги и служанки дворца должны были явиться к ней за указаниями. Подсчитав по списку число прислуги, она задала несколько вопросов жене Лай Шэна, села в коляску и уехала.

На следующее утро Фын-цзе снова приехала во дворец Нинго. Все слуги и служанки уже были в сборе, но не осмеливались войти, а только под окном внимательно прислушивались, как Фын-цзе с женой Лай Шэна распределяют обязанности. Послышался голос Фын-цзе, которая говорила жене Лай Шэна:

– Раз уж мне поручили это дело, я буду вести его по-своему, не считаясь с тем, нравится это вам или нет, у меня не такой характер, как у вашей госпожи Ю, при которой вы можете делать все, что вздумается. Получая от меня распоряжения, не возражайте, что у вас во дворце прежде было не так – теперь все будет делаться по-моему. Всякого, кто нарушит мой приказ, я буду наказывать, невзирая на его положение и заслуги.

Она приказала Цай-мин читать поименный список и по очереди вызывать слуг и служанок, чтобы познакомиться с ними. Как только знакомство окончилось, Фын-цзе приказала:

– Этих двадцать человек разбить на две смены по десять человек в каждой; они будут встречать гостей и родственников и подавать чай, прочие дела их не касаются. Этих двадцать человек тоже разделить на две смены, они будут подавать чай и кушанья только для своих господ. Этих сорок человек тоже разделить на две смены, они будут ставить перед гробом жертвенный рис и чай, воскуривать благовония, подливать масло в светильники, вешать занавесы и охранять гроб, а в случае необходимости – выполнять роль плакальщиков. Четыре человека будут ведать посудой в комнатах для чаепития, и если пропадет хоть одна вещь, стоимость ее будет возмещена за счет их жалованья. А эти четверо будут ведать кубками, чарками и обеденной посудой и за любую недостачу отвечают вместе. Восемь слуг будут следить только за приемом даров и подношений. Восемь других будут ведать фонарями, свечами, жертвенной утварью и бумажными деньгами^[50] – необходимое я выдам сразу на всех, а затем каждому в отдельности укажу место, где он должен находиться. Двадцать человек будут поочередно нести ночное дежурство в разных местах, присматривать за входами во дворец, следить за тем, чтобы всюду горели светильники, и подметать пол в комнатах. Оставшихся я распределю по разным помещениям, за каждым закреплю определенное место, и если там исчезнет или окажется испорченной какая-нибудь вещь, начиная от столов, стульев и старинных украшений и кончая плевательницами и метелками для смахивания пыли, убыток будет возмещаться за счет того, кто за этим местом присматривал. Жена Лай Шэна ежедневно будет проверять всех, кто осмелится нерадиво относиться к своим обязанностям, играть в азартные игры, пьянствовать, учинять драки или сквернословить, – таких немедленно отправлять ко мне. Если ты из личных соображений что-нибудь скроешь, – предупредила она жену Лай Шэна, – а я об этом дознаюсь – берегись! Пусть у тебя будет самая лучшая репутация, заслуженная в течение трех или четырех поколений, я ни на что не посмотрю! Теперь каждая группа точно знает свои обязанности, у кого обнаружится непорядок, с тех и буду взыскивать. У служанки, которая постоянно состоит при мне, есть часы, и все, начиная от мелочи и кончая серьезным делом, будет делаться в точно установленное время. И у вас в господском доме тоже есть башенные часы. Так вот: в половине шестого я делаю перекличку, в девять часов завтрак. Со всеми докладами и требованиями на получение необходимых вещей обращайтесь ко мне только в полдень. В семь часов вечера зажигаете фонари, я все проверяю, и вступающие на ночное дежурство сдают мне ключи. Говорить не приходится – в эти дни всем нам придется как следует потрудиться. Но как только окончатся похороны, господин безусловно вас наградит.

Окончив свою речь, Фын-цзе распорядилась выдать в нужном количестве чай, масло для светильников, метелки из куриных перьев для смахивания пыли, метелки для подметания полов и так далее; она велела также принести вещи, необходимые в домашнем обиходе: скатерти, чехлы для стульев, матрацы для сидения, циновки, плевательницы, подставки для ног и тому подобное. Производя выдачу, она тотчас же записывала: такой-то и такой-то присматривает за таким-то местом, такой-то и такой-то получил такие вещи – все было точно и ясно. Получив указания, каждый шел заниматься своим делом, – не то что раньше, когда все старались получить работу полегче, а как только случалось что-нибудь потруднее – никого не дозовешься. Теперь нельзя было терять вещи и, сославшись на суматоху, оставаться безнаказанным. Даже когда приходили гости, все было спокойно, исчезла прежняя путаница. Никто не отлынивал от работы, кражи полностью прекратились.

Фын-цзе с достоинством отдавала приказы и распоряжения, и это доставляло ей необычайное удовольствие.

Так как госпожа Ю была больна, а Цзя Чжэнь от чрезмерного горя и расстройства ел мало, Фын-цзе вынуждена была каждый день дома заказывать для себя горячие блюда и закуски, которые ей приносили во дворец Нинго. Кроме того, Цзя Чжэнь распорядился ежедневно посылать во флигель, в котором жила Фын-цзе, самые отборные яства, специально для нее приготовленные.

Фын-цзе не жалела сил для выполнения возложенных на нее обязанностей, каждое утро в точно установленное время собирала прислугу и устраивала перекличку, отдавала указания. Она жила во флигеле одна и не общалась с невестками и золовками из дворца Нинго, и если иногда ей приходилось иметь с ними дело, она не встречала их и не провожала.

В пятый день пятой недели приглашенные на похороны буддийские монахи совершали обряд проводов души в потусторонний мир, просили Янь-цзюня^[51] обуздать злых демонов и умоляли Ди Цзан-вана открыть золотой мост и с траурными флагами провести по мосту душу покойницы. Даосские монахи, пав ниц, молились верховному божеству, обращались к трем высшим мирам и взывали к Яшмовому владыке. Буддийские праведники воскуривали благовония, насыщали огненные пасти демонов, совершали покаяние омовением, а в это время двенадцать молодых буддийских монахинь, одетых в расшитые узорами одеяния и обутых в красные туфли, бормотали «Прими и введи» и другие заклинания.

Зная, что в этот день будет много гостей, Фын-цзе встала в пять часов утра, быстро оделась, умылась и причесалась. Едва она успела выпить несколько глотков молока, как было уже половина шестого и жена Лай Вана со всеми слугами и служанками ожидала ее.

Фын-цзе вышла из дому и села в коляску. Впереди шли две служанки с зажженными фонарями, на которых крупными иероглифами было написано: «Дворец Жунго». Вскоре Фын-цзе подъехала ко дворцу Нинго. На воротах висели яркие фонари, а по обе стороны от ворот на специальных подставках стояли переносные фонари, поэтому вокруг было светло, как днем. Дальше двумя рядами стояли слуги в ослепительно-белых траурных одеждах. Как только коляска Фын-цзе остановилась у главных ворот, сопровождающие ее слуги отошли назад, а женщины-служанки бросились поднимать полог на коляске.

Опираясь на руку Фын-эр, Фын-цзе вышла из коляски и направилась во дворец; две служанки с фонарями шли впереди и освещали ей путь, остальные следовали сзади. Служанки из дворца Нинго вышли ей навстречу и справились о здоровье.

Медленными шагами Фын-цзе прошла в «сад Слияния ароматов» и приблизилась к «башне Восхождения к бессмертию». Когда она увидела гроб, из глаз ее, словно жемчуг с оборванной нитки, покатились слезы.

В глубине двора наготове стояла целая толпа слуг, ожидая начала церемонии сожжения бумажных денег.

– Подавайте чай и сжигайте деньги, – отрывисто приказала Фын-цзе.

Раздались удары в гонг, заиграла музыка. Фын-цзе опустилась на круглый стул, заранее поставленный для нее перед гробом, и во весь голос заплакала. Следом за нею заголосили слуги.

По приказанию госпожи Ю и Цзя Чжэня люди бросились утешать Фын-цзе, и только после этого она вытерла слезы. Жена Лай Вана подала ей чаю, чтобы прополоскать рот. Фын-цзе встала, простилась со всеми и удалилась во флигель.

Все слуги, которых поименно вызывала Фын-цзе, были уже в сборе, не пришел только один из тех, которым было поручено встречать и принимать гостей. Фын-цзе немедленно велела послать за ним. Тот перепугался.

– Что же это ты нарушаешь мои приказания? – с холодной усмешкой спросила его Фын-цзе. – Или, может быть, ты считаешь себя важной особой, которой дозволяется не слушать меня?

– Я приходил всегда раньше всех, госпожа, – начал оправдываться тот. – Только сегодня немножко опоздал, простите меня на первый раз.

В этот момент в дверь просунулась голова жены Ван Сина из дворца Жунго.

– Тебе чего? – спросила Фын-цзе, не отпуская провинившегося.

Жена Ван Сина подошла к ней поближе и сказала:

– Я пришла за разрешением на получение шелковых ниток для вязания сеток на коляски и паланкины.

С этими словами она протянула Фын-цзе лист бумаги. Фын-цзе приказала Цай-мин читать.

– «Для двух больших, четырех малых паланкинов и четырех колясок столько-то больших и малых сеток, – прочла Цай-мин. – На каждую сетку столько-то цзиней ниток».

Выслушав до конца, Фын-цзе сочла цифры вполне подходящими, приказала Цай-мин все записать и выдать жене Ван Сина доверительный знак дворца Жунго на право получения необходимого. Жена Ван Сина поклонилась и вышла.

Фын-цзе хотела вернуться к прерванному разговору, но тут из дворца Жунго пришли четыре управителя за разрешением на получение кое-каких вещей. Фын-цзе спросила, что им нужно, и те представили ей четыре письменных требования. Прочитав их, Фын-цзе вернула обратно два и при этом сказала:

– Здесь подсчитано неправильно. Пересчитайте еще раз, потом получите.

Заметив, что рядом стоит жена Чжан Цая, Фын-цзе спросила у нее:

– А у тебя какое дело?

Женщина поспешно протянула ей бумагу и доложила:

– Да вот недавно сшили пологи для колясок и паланкинов, о которых только что говорили, а за работу нужно заплатить столько-то лян серебра.

Фын-цзе выслушала ее, приняла счет и приказала Цай-мин занести его в книгу. Она велела жене Чжан Цая подождать прихода жены Ван Сина, которая могла бы удостоверить подпись посредника, а потом уже они вместе должны были пойти получить деньги. Жена Чжан Цая напомнила, что нужны обои и клей, чтобы устроить кабинет для Бао-юя, Фын-цзе распорядилась занести требования в книгу и выдать все необходимое жене Чжан Цая после того, как та отчитается в полученном прежде.

Когда все ушли, Фын-цзе снова обратилась к слугам и продолжала прерванную речь:

– Предположим, завтра он снова опоздает, послезавтра опоздаю я, а потом все и вовсе перестанут приходить вовремя! Если я на первый раз окажу снисхождение и прощу его, как я потом управлюсь с другими? Нет! Его надо проучить!

Фын-цзе опустила голову, немного подумала и приказала:

– Уведите и дайте двадцать палок!

Видя, что Фын-цзе сильно разгневана, люди схватили провинившегося, вытащили во двор и дали назначенное число ударов, а потом пришли и доложили. Тогда Фын-цзе передала Лай Шэну доверительный знак и сказала, чтобы с виновного удержали месячное жалованье.

– А теперь расходитесь! – приказала она.

Слуги и служанки разошлись. Побитый, сгорая со стыда и глотая слезы, поплелся следом за ними.

Из дворцов Жунго и Нинго к Фын-цзе непрерывной чередой приходили люди со счетами и расписками, и Фын-цзе каждому давала указания.

Теперь во дворце Нинго все убедились, что Фын-цзе чрезвычайно строга и не терпит никаких возражений. Никто больше не смел увиливать от работы. Но об этом мы рассказывать не будем.

Бао-юй, опасаясь, как бы кто-нибудь не обидел Цинь Чжуна, вместе с ним отправился к Фын-цзе.

Когда они пришли, Фын-цзе обедала.

– Ах, бездельники! – воскликнула она. – Ну, входите! Будете кушать?

– Мы уже поели, – сказал Бао-юй.

– Где – здесь или дома? – полюбопытствовала Фын-цзе.

– Да стоит ли есть с твоими глупцами! – шутливо проговорил Бао-юй. – Мы ели дома у старой госпожи.

С этими словами он сел.

Едва Фын-цзе окончила обед, как к ней пришла служанка за доверительным знаком, чтобы получить лампадки.

– Я помню, что ты сегодня должна была прийти! – усмехнулась Фын-цзе. – Но я подумала, что ты забыла! Впрочем, если б ты забыла, с тебя и взыскали бы!

– А вы думаете, я не забыла? – созналась женщина. – Только что вспомнила! Стоило мне чуть опоздать, и я ничего не получила бы!

Фын-цзе протянула ей доверительный знак, и та ушла. Это сразу же было записано в книгу.

– Дорогая сестрица, – неожиданно обратился к ней Цинь Чжун, – у вас только один доверительный знак! А если кто-нибудь подделает другой и по нему получит деньги?

– Послушать тебя, выходит, что у нас нет законов! – засмеялась Фын-цзе.

– А почему никто из нашего дворца не приходит за доверительным знаком? – с недоумением спросил Бао-юй.

– Когда за доверительным знаком приходят, ты еще спишь, – снова засмеялась Фын-цзе. – Но позволь тебя спросить, когда ты собираешься заниматься по вечерам?

– Могу начать хоть сегодня! – ответил Бао-юй. – Только они не смогут приготовить для меня кабинет.

– А ты бы попросил меня, и все было бы готово, – заметила Фын-цзе.

– Бесполезно, – возразил Бао-юй. – Они ведь не сделают больше, чем могут.

– Даже если сделают, – сказала Фын-цзе, – все равно кое-что потребуется, чего они не получат без доверительного знака. Вот в чем самое главное!

Услышав это, Бао-юй бросился Фын-цзе на шею.

– Дорогая сестрица! – умолял он. – Дай им доверительный знак, пусть они получат все, что необходимо, и устроят мой кабинет.

– Я и так еле держусь на ногах от усталости, а ты еще меня сдавил! – воскликнула Фын-цзе. – Не беспокойся, сегодня получат клей и обои! Неужели я настолько глупа, чтобы всякий раз дожидаться, пока твои служанки раскачаются?

Бао-юй не поверил, что Фын-цзе говорит серьезно, и тогда Фын-цзе приказала Цай-мин показать ему приходо-расходную книгу.

Но тут вошел слуга и доложил:

– Возвратился Чжао-эр, который вместе со вторым господином ездил в Сучжоу.

– Почему он вернулся? – спросила Фын-цзе.

Чжао-эр вошел и сказал ей:

– Второй господин Цзя Лянь послал меня сообщить вам, что отец барышни Линь Дай-юй скончался утром третьего дня девятого месяца. Второй господин Цзя Лянь вместе с барышней Линь повезли гроб отца барышни Линь в Сучжоу и сказали, что вернутся к концу года. Второй господин прислал меня, чтобы я справился у вас о здоровье, попросил указаний старой госпожи и передал вам его просьбу прислать ему теплый халат и еще кое-какие вещи.

– Ты уже видел кого-нибудь из господ? – поинтересовалась Фын-цзе.

– Всех видел, – ответил слуга и тут же вышел.

Фын-цзе с улыбкой обратилась к Бао-юю:

– Уж теперь твоя сестрица Дай-юй долго будет жить у нас!

– Ай-ай-ай, какая беда! – всплеснул руками Бао-юй. – Представляю себе, как она убивается по отцу!

Он нахмурил брови и тяжело вздохнул.

Фын-цзе, стеснявшаяся расспрашивать Чжао-эра о Цзя Ляне в присутствии посторонних, была рассеянна. Ей хотелось поскорее вернуться домой, но мешали неоконченные дела.

Насилу дождавшись вечера, Фын-цзе возвратилась во дворец Жунго, вызвала к себе Чжао-эра и расспросила его, все ли было благополучно в дороге. Она тотчас же собрала теплую одежду на меху, вместе с Пин-эр проверила приготовленные для Цзя Ляня вещи, потом подумала, что еще может ему понадобиться, и, наконец, упаковав все в узел, отдала Чжао-эру.

– Получше заботься о господине, не раздражай его, – еще раз наказала она Чжао-эру. – Пусть он не пьет и не заводит шашни с девками. Если что-нибудь узнаю, ноги тебе переломаю, когда вернешься!

Чжао-эр, улыбаясь, кивнул и вышел.

Фын-цзе легла спать уже во время четвертой стражи и не успела уснуть, как наступило утро. Она поспешно встала, причесалась, умылась и отправилась во дворец Нинго.

Так как приближался день похорон Цинь Кэ-цин, Цзя Чжэнь вместе с гадателем отправился в «кумирню Железного порога», чтобы выбрать место для могилы. Он приказал настоятелю кумирни Сэ-куну приготовить новую ритуальную утварь и пригласить побольше известных монахов, чтобы принятие гроба происходило торжественно.

Сэ-кун распорядился подать ужин. Цзя Чжэнь не имел желания ни пить, ни есть, но так как время уже было позднее и он не успел бы возвратиться в город, пришлось остаться и переночевать в келье.

На следующее утро, едва рассвело, Цзя Чжэнь поспешно вернулся в город и сделал последние распоряжения, касающиеся выноса гроба.

Кроме того, он послал людей в «кумирню Железного порога», чтобы они дополнительно украсили место, где будет установлен гроб, и доставили туда все необходимое для приготовления угощений и чая.

Фын-цзе тоже распределила обязанности между людьми, которые должны были принимать гроб с телом покойной, и назначила кучеров и паланкинщиков, которые должны были сопровождать госпожу Ван к месту похорон, а также снять для нее, Фын-цзе, помещение, где можно было бы отдохнуть во время похоронной церемонии.