Андрей Буторин
За краем земли и неба

Глава 34

…Кызя увидела яркие точки. Бесчисленное множество сияющих точек в абсолютной до ужаса черноте. Где-то она уже видела подобное, только не так близко, реально и страшно… Ах, да! В глубине основы, под черной гладью висела такая же светлая пыль. Но теперь это была не просто пыль – это было нечто настоящее, хоть и бесконечно далекое. Откуда же оно взялось?

Девочка зажмурилась, тряхнула головой, рассыпав по плечам светлые волосы, а когда открыла глаза, сразу поняла, как она видит сверкающую на черном россыпь. На обзорном экране капсулы! Кызя вновь лежала, пристегнутая к креслу «занебесного» корабля.

Она сразу же повернула голову влево и не смогла поверить глазам, которые увидели лишь пустое кресло. Хепсу не было! Не было и Ачаду, но про Учителя Кызя в этот момент просто забыла. Она продолжала обшаривать умоляющим взглядом тесную кабину, не в силах смириться с потерей друга. Сейчас она не думала даже о своем собственном положении, о тех смертельных опасностях, которые ожидали ее «за краем неба». Остаться одной в неведомой черной пустоте, усыпанной огоньками далеких миров, безо всякой надежды добраться до одного из них и почти без надежды вернуться домой – что может быть страшнее? И все-таки для Кызи куда ужаснее было не просто оказаться одной, а остаться без Хепсу – потерять верного друга, самого дорогого и близкого человека! И похоже, она его потеряла…

Теперь, будучи в полном одиночестве, девочка даже и не пыталась сдерживать слезы. Они не хлынули бурными солеными ручейками, поскольку не было силы тяжести, чтобы тянуть вниз эти скорбные потоки – слезы набухали прозрачными полушариями в глазницах и, отрываясь, превращались в колыхающиеся шарики, которые медленно плыли по кабине.

Не стыдилась Кызя и громких рыданий. Ну и пусть ее горе, выпущенное на волю, записывают холодные бездушные приборы! Вряд ли кто-то сумеет прочесть и прослушать эти записи. А если и смогут – пусть! Какое это имеет значение сейчас? Какое значение это получит потом, если рядом с нею не будет Хепсу?

И девочка плакала. Громко, навзрыд, захлебываясь рыданиями, давясь стоном, глотая горько-соленые слезы. Так она не плакала еще никогда, с тех пор как себя помнила. Она забыла обо всем, полностью отдавшись нахлынувшему чувству. Казалось, из нее вытекали сейчас все невыплаканные слезы…

Это продолжалось долго, но всему приходит конец. Рыданья перешли в громкие частые всхлипывания, прозрачные шарики отрывались от глаз все реже и становились все меньше. Уставшая от сверхэмоциональной встряски, Кызя, все еще продолжая тихонечко всхлипывать, неожиданно для самой себя уснула. И проспала тоже очень долго, а когда проснулась от чувствительного толчка, то увидела льющийся с поверхности экранов свет. Но это не был свет далеких звезд, как называл их Учитель, – это светилось родное серое небо!

Кызя подтянула поближе дополнительный экран и, пощелкав клавишами на пульте, вывела на него изображение «вида сверху». Внизу вместо ожидаемой глади основы виднелась земля: зеленая пена лесов, бугорки скалистых гор, коричневые прямоугольнички полей, светлые пятнышки селений с темными точками домов… Правда, сместив направление обзора чуть в сторону, Кызя увидела и основу, но очень далеко, в туманном воздушном мареве. Между черной гладью и лесной зеленью тянулась широкая унылая желто-серая полоса. А вдоль полосы, словно отделяя ее от цветного пространства острова, возвышалась ровная цепочка маленьких бугорков, уходящая в обе стороны так далеко, что также тонула концами в воздушной дымке.

Капсула опускалась очень быстро; земля приближалась столь стремительно, что девочка почти уверилась в скорой своей неминуемой гибели. Но почему-то эта мысль не испугала ее. Напротив, она вздохнула с облегчением: все равно без Хепсу ей жить не хотелось. Вот только бы поскорей все закончилось, думала она, а то уж очень больно впились в тело ремни и в кабине капсулы стало невыносимо жарко.

Находясь уже на грани между сознанием и беспамятством, девочка ощутила сильный толчок. Сердце скакнуло в груди, а ремни перестали давить. Снаружи послышался ровный гул. Глянув на экран, Кызя увидела, что падение резко замедлилось. Как ни готовилась она к скорой гибели, но бесконтрольная радость все-таки полыхнула в душе. Сколько ни говори себе, что умирать совсем не страшно, что смерть может быть единственным избавлением от бед и страданий, но человеческое естество, изначально призванное к жизни, не обманешь.

«Значит, буду жить, – равнодушно подумала Кызя. А вот плакать она себе запретила. Решила, что будет страдать молча. – И потом, – опомнилась она, – с чего я взяла, что Хепсу больше нет? Его нет рядом, но это не значит, что его нет вообще! Что ж, буду его ждать. Ждать и искать!» У жизни вновь появился смысл, и девочка сразу приободрилась.

Внизу уже ясно можно было различить коробки домов. Странных домов, словно недостроенных, – без крыш. Между ними и в них копошились крохотные человечки, с каждым мгновением становившиеся крупнее. Вот уже стало возможно различить, что люди эти голые, только вокруг их бедер виднелись повязки. Многие стали задирать головы, услышав подозрительный гул с неба.

Кызя видела, что капсула снижается на свежевспаханное поле, и к этому полю уже ринулось большинство обнаженных людей.

«Ой-ей-ей! – подумала Кызя. – Куда это меня занесло? Не разорвут ли меня сейчас эти голые дикари?»

И вот тут-то ей стало страшно. По-настоящему: до дрожи, до холодного пота. Страх этот, не рациональный – скорее, первобытный, животный, захватил ее полностью, не оставив в сознании ни малейшего лучика здравого смысла. В самом деле, неужели так уж смогли напугать совсем не глупую, да и не такую уж маленькую девчонку какие-то полуголые люди? Да, возможно, некая опасность от них могла исходить, но реакция Кызи на предполагаемую угрозу явно этой самой угрозе не соответствовала… Скорее, она послужила лишь толчком для взвинченного до предела последними событиями рассудка, чтобы сорваться ему в пучины почти самого настоящего безумия.

Девочка закричала, истошно и жутко, срывая с себя защитные ремни. Она извивалась всем телом, молотила ногами так, что сорвались один за другим оба белых сапожка… Освободившись наконец из страховочных пут кресла, Кызя прыгнула с него и заметалась по кабине, точно дикий зверек в клетке. Только клетка эта была слишком уж тесной, так что девочка сразу налетела на кресло Хепсу и повалилась на пол, взмахнув руками. При этом она больно ударилась ладонью о маленький пульт, выступающий сбоку от кресла, и случайно нажала единственную на этом пульте кнопку…

Старый умник Зомрот предусмотрел эту кнопку для того, чтобы пилоты, оказавшись «за краем неба», смогли отключить устройство возврата, если будут находиться в сознании, с тем, чтобы потом развернуть корабль самим, когда они сочтут это нужным. Не предусмотрел он лишь одной ситуации (что и понятно, ведь доработку делали в спешке, накануне старта): если разворот совершит автоматика, что будет, если позже, придя в сознание, пилоты все-таки нажмут эту кнопку?

А случилось то, что при нажатии на эту злосчастный пупырышек после того, как устройство разворота давно сработало, произошло не отключение его (ведь оно и так уже было отключено), а включение.

Двигатели взревели уже у самой земли. Подбежавшие близко люди, обожженные раскаленным воздухом, – хорошо, что не самим выхлопом пламени! – закричали от страха и боли, падая на горячую землю. Прочие же, не успевшие достичь опасной зоны, на мгновение замерли, закрыв уши ладонями от невыносимого рева двигателей, а потом кинулись врассыпную, прочь от страшного места.

Капсула же, сжигая остатки топлива, совершив крутой разворот, по пологой дуге понеслась в сторону леса.

Кызе повезло, что систему мягкой посадки умники все же разрабатывали не впопыхах. Датчики, отреагировав на повторное снижение и недопустимо высокую при этом скорость, послали новый сигнал торможения, и двигатели успели выровнять капсулу и фыркнуть последней струей раскаленного пламени, пока баки не опустели окончательно и капсула, ломая ветви деревьев, чем еще затормозила падение, рухнула в кустарник подлеска. Девочке повезло: не будучи пристегнутой к креслу, ее швырнуло при ударе спиной о гладкую стену, а не о то же кресло или выступающие вспомогательные пульты. При этом она умудрилась ничего себе не сломать, получив лишь сотрясение мозга, приложившись к стенке капсулы затылком, и сразу лишилась чувств.

Сознание возвращалось к ней тяжело. Самым трудным оказалось открыть глаза; шевельнув веками, Кызя громко застонала от резкой боли в голове. Но когда ей это все же удалось, стало только хуже – девочка ничего не увидела. «Я ослепла, ослепла!» – хотелось крикнуть ей, но, дернувшись в панике кверху, голова взорвалась таким новым болевым зарядом, что не только закричать – застонать Кызя уже не смогла.

Она медленно, словно наполненный до краев открытый сосуд, опустила голову на пол и, лишь коснувшись затылком прохладного металла, позволила себе издать слабый стон.

Полежав, не шевелясь, достаточно долго, Кызя немного свыклась с этой постоянной, но все-таки не разрывной болью и понемногу стала соображать, где она и что с ней случилось.

«Я упала, – вспомнила девочка, – упала в капсуле к этим жутким голым дикарям!.. Нет… я успела от них улететь… Как? Почему? Куда? Где я сейчас? Почему я ничего не вижу?»

Словно в ответ на последнюю мысль, в кабине на долю мгновения мигнул синий свет… через какое-то время еще… Помигав так несколько раз, свет наконец-то зажегся и больше не гас. Аварийное синее освещение было предельно тусклым, но Кызя была сейчас рада и ему. По крайней мере она убедилась, что со зрением у нее все в порядке. Попробовала пошевелить руками и ногами: те тоже ее слушались, хоть голова и запротестовала против подобных движений новым приступом боли, хоть и не такой острой, как поначалу. А вот когда девочка решилась приподнять голову, та вновь напомнила ей, что такое настоящая боль.

И Кызя тихонечко заплакала от боли и бессилия, а еще оттого, что нарушает этим плачем данное самой же себе обещание никогда больше не плакать. Но слезы на этот раз не были продолжительными и бурными, и они ей помогли. Отплакавшись, девочка почувствовала, что голова стала болеть чуть меньше. Может, ей это только показалось, может, она и впрямь немного привыкла к боли, или сработало самовнушение, но, во всяком случае, ей удалось доползти до люка. А вот открыть его – не смогла. Не потому что не хватило сил – достаточно было всего лишь набрать на двух кнопочных панелях комбинации из трехзначных чисел, – а потому что электроника замка вышла из строя при посадке. Но Кызя не успела осознать, что оказалась в ловушке, – она вновь выбыла из мира чувств, боли и рассудка.

Глава 35

Первым до разума достучалось обоняние. Впрочем, другим чувствам пока нечего было делать. Глаза девочки были еще закрыты, стояла полная тишина, не было ни жарко, ни холодно…

А запах был довольно сильным. И скорее приятным, хоть и незнакомым. Впрочем, похоже, что в основе своей он содержал цветочный аромат – терпкий и в то же время сладковатый, бодрящий, но и успокаивающий одновременно.

Кызя хотела раскрыть глаза, но память о боли тут же вернулась к ней, и девочка даже задержала дыхание, испугавшись повторения мучительной пытки. И все же посмотреть, откуда в герметичной кабине взялся посторонний запах, очень хотелось. Ведь к этому моменту Кызя вспомнила все: и как опускалась капсула в толпу полуголых дикарей, и как она сама внезапно запаниковала; как спуск неожиданно сменился крутым прыжком в сторону леса… Потом падение, удар, темнота, боль, тусклый синий свет, снова боль, боль, боль!.. А потом… Что же было потом? Ах да, она доползла-таки до люка, набрала код… И что? Новое беспамятство?..

«Так это, наверное, пахнет лесными цветами и травами из раскрытого люка!» – догадалась Кызя и чуть приоткрыла веки. Сквозь опущенные густые ресницы пробился неяркий свет. Девочка открыла глаза пошире. Ожидаемой боли не было! Лишь чуть-чуть ныл затылок, но настолько слабо, что после недавних взрывов, выворачивающих наизнанку мозги, она не обратила на это внимания. И теперь уже смело распахнула свои огромные серые глаза. И расширила их еще больше от увиденного: никакой капсулы вокруг нее больше не было, как не было и леса!

Кызю окружали деревянные стены из грубо отесанных бревен. Проем в стене справа от нее, служивший, по-видимому, дверью, был закрыт свисающей бахромой толстых нитей – скорее, даже веревок, раскрашенных в неяркие зелено-коричневые цвета. Впрочем, это могли быть и ветви какого-нибудь растения, но вдаваться в подробности девочке было неинтересно. Куда интересней оказалось полное отсутствие над стенами крыши! Зато небо было знакомым, светло-серым, что немного успокоило Кызю. Все-таки она, похоже, находилась в своем мире, а не на какой-нибудь планете, о которых рассказывал Ачаду, и не в созданной туманной серостью реальности, наподобие той, где они с Хепсу играли в «солдатики»…

Подумав о Хепсу, девочка снова почувствовала боль. Не физическую, но не менее сильную. Правда, она сразу вспомнила и о том, что решила не отчаиваться, а во что бы то ни стало найти друга. А если не получится найти, то просто ждать его, не допуская до себя даже подобия мысли о том, что его больше нет!..

Воспоминания побудили Кызю к действиям. Она оперлась на ладони и села. Только теперь она увидела, что покоилась на невысокой деревянной лежанке, застеленной чистым, но грубо сотканным бельем. В изголовье постели лежала большая подушка, от которой, похоже, и шел цветочно-травяной запах. Девочка ткнула ее кулаком – ну да, сухая трава!..

Кызя опустила глаза и громко ойкнула: на ней не было одежды! Совсем… Только обернутая вокруг худеньких бедер серая тряпка, такая же, как у тех дикарей, что бежали к опускающемуся кораблю!.. Что же это значит?! Выходит, что они нашли капсулу, притащили к себе в селение пленницу, и теперь… теперь…

«Да что теперь?! – мысленно фыркнула отрезвевшая вдруг от вновь нахлынувших страхов Кызя. – Если бы они хотели меня съесть или просто убить, то уже сделали бы это, а не стали укладывать меня в чистую постель».

Девочка улыбнулась, вспомнив, как боялся быть съеденным Хепсу, оказавшись в ее родном поселке. И тут же мелькнуло еще одно воспоминание: Хепсу был тогда тоже голым, в точно такой же повязке на бедрах, как сейчас на ней!.. Не значит ли это… Да нет, не может быть!.. И все же… Полуголые люди, дома без крыш… ведь именно о таких ей рассказывал Хепсу! Не значит ли это, что она находится сейчас на его родине? И нет ли здесь самого Хепсу?! Что если прозрачно-серая пустота закинула мальчика сразу домой? Почему бы и нет? Ведь она оказалась в корабле одна…

Кызя вскочила босыми ногами на пол. В отличие от стен, доски пола были ровными, гладко оструганными и тщательно, почти без щелей, подогнанными друг к другу. Хоть ей сейчас некогда было размышлять о подобной ерунде, но все-таки Кызя подумала, что раз местные жители ходят босиком, такая предусмотрительность не может быть лишней. И уж во всяком случае это не лишне ей самой – не хватало еще навтыкивать в подошвы заноз! Хотя… Девочка снова вспомнила друга и то, какой грубой была кожа на его ступнях. Таким ногам никакие занозы нипочем!

«О чем я думаю! – сердито фыркнула Кызя. – Какие глупости лезут в мою больную голову!» Она осторожно дотронулась до головы. На затылке пальцы нащупали небольшую шишку. Прикосновение отозвалось болью, но вполне терпимой, хоть девочка все-таки зашипела и отдернула руку. «И все-таки странно, – подумала Кызя, – почему перестала болеть голова? Неужели я нахожусь здесь долго? И где хозяева этого дома?»

Она внимательно осмотрелась. Впрочем, особенно разглядывать было нечего: четыре деревянные стены без окон, лишь с дверью в одной из них; лежанка, на которой она спала, а точнее – валялась в беспамятстве; небольшой стол из грубо сколоченных досок, на котором стоял деревянный же сосуд… Увидев емкость, Кызя вдруг поняла, что ужасно хочет пить. Девочка заглянула в примитивное подобие кружки. Внутри оказалась какая-то жидкость, чуть меньше половины. С трудом подавив желание не думая проглотить содержимое сосуда, она все же поднесла кружку к носу и сначала понюхала ее. Запах был почти таким же, что и у подушки – пахло травой и цветами. «Вряд ли так может пахнуть отрава!» – убедила себя Кызя и в три больших глотка опустошила кружку. В животе сразу стало тепло, а потом приятная теплота быстро разлилась по всему телу. Стало вдруг очень легко и радостно, но закружилась голова, и девочка поспешила сесть на лежанку, а затем и лечь, потому что от бешеного головокружения подступила тошнота. «Неужели все-таки яд?» – успела подумать она, прежде чем ее снова окутала тьма. К счастью, это была вовсе не смерть, и даже не обморок, а всего лишь крепкий, здоровый сон.

Проснулась Кызя от постороннего взгляда. Она умела просыпаться, не раскрывая сразу глаз, что сделала и теперь. Но даже сквозь плотно сомкнутые веки она чувствовала этот внимательный, изучающий взгляд. Она была абсолютно уверена, что в комнате кто-то есть, и на нее снова волной накатил страх, хотя разумом она понимала, что кто-то когда-нибудь все равно к ней должен зайти… К тому же, это наверняка должен быть человек участливый, раз позаботился о ней. И все равно было очень страшно. Наверное, из-за этого вот проникающего через закрытые веки взгляда.

– Я вижу, что ты не спишь, – раздался хрипловатый старческий голос, от которого страх моментально улетучился. – Не надо притворяться.

Кызя распахнула глаза и попыталась сесть. Но на плечо ее легла сухая, узловатая и в то же время очень сильная рука.

– Лежи! – приказал голос, и девочка подчинилась, но повернулась в его сторону.

Перед ней стоял высокий худой старик с длинной седой бородой. Он показался Кызе очень-очень старым – во всяком случае, таких иссушенных временем людей ей не приходилось ранее видеть. Но еще более удивило девочку то, что незнакомец не был обнажен – напротив, с ног до головы он был закутан в большой отрез серой ткани.

– Лежи-лежи, – повторил старик и сердито заворчал: – Надо же, весь настой разом выпила! Нельзя же так… Его помаленьку принимать надо, тогда польза будет, а так и навредить себе можно. – Старик покачал головой с длинными, до плеч, но очень тонкими и редкими бесцветными волосами. Седые длинные брови недовольно сошлись у переносицы. И без того морщинистый лоб прорезали две глубокие вертикальные трещины.

– Прости, – испуганно прошептала Кызя. – Я же не знала… Мне очень хотелось пить… – Сказав это, девочка почувствовала, что во рту ее снова очень сухо. – Я и сейчас хочу… Дай мне водички, пожалуйста.

– Водички, – недовольно пробурчал старик, но морщины его слегка разгладились. – Сейчас принесу. А ты лежи! Вставать не вздумай!

Он скрылся в дверном проеме, и еще не перестали раскачиваться зелено-коричневые нити, как появился в комнате снова, держа в руках такой же деревянный сосуд, как и тот, из которого Кызя выпила все лекарство.

Девочка жадно выхватила из рук старика кружку, отчего тот снова покачал седой головой. А Кызя не смогла остановиться до тех пор, пока не выцедила все до последней капли. Отдышавшись, она почувствовала настоящее блаженство: ничего у нее не болело, пить больше не хотелось, рядом, похоже, находился не враг…

– Спасибо, – сказала она, протягивая пустую кружку. Старик не отреагировал на благодарность, лишь взял деревянный сосуд и поставил на стол. Потом глянул на девочку, но уже не сердито, хотя и очень серьезно.

– Значит, ты – Кызя? – Вопрос старика явно не нуждался в ответе, но девочка, округлив глаза, кивнула:

– Да… А откуда ты знаешь?!

Старик ее словно не услышал и задал новый вопрос:

– Как ты здесь очутилась?

– Я думала, это ты меня сюда принес, – пожала худенькими плечиками Кызя.

– Как ты очутилась здесь? – Старик крутанул поднятой рукой, и девочка поняла, что он имеет в виду. Вот только она вдруг засомневалась: а стоит ли все рассказывать этому старому незнакомцу? Да и что он поймет из того, что она скажет? Не посчитает ли за сумасшедшую, не примется ли срочно лечить и от этой «болезни»?

Но старик словно прочел ее мысли и строго предупредил:

– Не вздумай мне врать! Я знаю очень много, а ложь от правды отличаю мгновенно. Так откуда ты прилетела в своей горелой железяке?

– Есть такое государство – Содос, – осторожно начала Кызя, не зная, слышал ли старик вообще такое слово – «государство». Она и сама-то узнала его сравнительно недавно, когда отец свозил ее на Авонсо и немного рассказал о государственном устройстве их родины.

– Не тяни! – снова насупился старик. – Про Содос я знаю. С какого именно острова Содоса?

– Вообще-то я с Бишто. Но прилетела с Тыпо.

– Умники забавлялись? – криво усмехнулся седой незнакомец.

– Да… – в очередной раз удивилась Кызя, но спрашивать «Откуда ты знаешь?» не стала.

– Что, они уже на долгоживущих опыты ставят? – Старик опять начал сердиться, но девочка поняла, что сейчас он сердится не на нее.

– Я сама сказала им, что маложивущая, – заступилась Кызя за умников.

– Зачем?

Кызе не хотелось говорить старику о Хепсу, о том, что ей хотелось быть рядом с ним, поэтому она лишь молча пожала плечами. Но тот в очередной раз удивил девочку, причем так, что у нее перехватило дыхание и побледнело лицо. Старик спросил:

– Наверное, Хепсу тебя на это подбил?

Будучи не в состоянии набрать в грудь воздуха, Кызя лишь замотала головой.

– Брось, – жестко усмехнулся незнакомец. – Я все видел.

– К-как? – сумела наконец выдохнуть девочка.

– В корабле много приборов… В том числе и камеры, которые записывали не только то, что видно снаружи. Тебя и Хепсу они тоже засняли.

– Так ты знаешь Хепсу?! – подскочила Кызя. – И ты знаешь, где он?

– Конечно, я знаю Хепсу, – улыбнулся старик. – А вот куда он делся, хотел спросить у тебя.

– Но я тоже не знаю!.. А ты… Почему ты с ним знаком? И кто ты такой? Как мне тебя называть?

– Я – старейшина этого селения. Так и называй. Меня все так называют. И Хепсу тоже, он ведь как раз отсюда.

– Правда?! – обрадовалась девочка, убедившись, что ее догадка верна.

– Да. Но давай разберемся с Хепсу. Я посмотрел запись всего вашего полета, но она дала мне больше вопросов, чем ответов. Для начала: куда вы летали?

– Мы летали… – Девочка не знала, как лучше ответить старейшине. Тот знал слишком много – пожалуй, даже больше, чем она сама. Но рассказывать о серой пустоте ей почему-то не хотелось. И Кызя решила говорить только то, что хоть как-то укладывалось в разумные рамки. – Мы должны были залететь выше неба.

– Выше неба? – удивился старик. – Разве выше неба что-нибудь есть?

– Но ты же видел… – осторожно сказала девочка. На самом-то деле она понятия не имела, что именно записали камеры. Например, и самое главное, пожалуй: есть ли там изображение туманно-прозрачной серости? Есть ли там Ачаду, война на «рыжей» планете?

– Я видел, как вы взлетели, потом пошли сплошные помехи. А когда изображение восстановилось, ты в корабле была уже одна. И корабль снижался. Вот и все. Поэтому мне и хочется узнать, во-первых, что же там, «выше неба», а во-вторых, куда подевался твой напарник Хепсу?

– Выше неба – звезды, – сказала Кызя и тут же прикусила язычок. Ведь про звезды им рассказал Ачаду, о котором она не хотела говорить старейшине, иначе пришлось бы рассказать и о причудах серой пустоты, чего уж никак в ее планы не входило. Но старейшина и не стал допытываться, от кого она услышала это название, он просто спросил:

– Что такое звезды?

– Звезды – это далекие миры, – ответила девочка, не вдаваясь в подробности. И на всякий случай добавила: – Наверное… Так считают умники. Это та самая светящаяся пыль в глубине основы.

– И вы их видели – там, наверху? – скептически усмехнулся старик.

– Я видела, – сказала Кызя. – Когда… мы пролетали сквозь небо, я потеряла сознание. А когда очнулась, Хепсу рядом не было, а вокруг светили звезды.

– Как же ты вернулась назад? – С лица старейшины так и не сходила усмешка. – Или ты снова потеряла сознание?

– Потеряла. Но не сразу. Звезды я увидеть успела, ты зря улыбаешься! А развернуло корабль специальное устройство, которое придумали умники.

– Как же мне не улыбаться, подумай сама, девочка? Ты говоришь такие вещи, которых просто не может быть! Небо бесконечно, ничего за ним быть не может. А тем более, ты говоришь, что над ним то, что находится в глубине основы. Получается, вверху то, что на самом деле внизу? Это же чушь! И потом, приборы ничего не записали, кроме помех. Остаются лишь твои слова. А ты, если им же верить, только и делала, что теряла сознание. Так что и звезды, если не выдумала, то, скорее всего, увидела в бреду. И ничего «выше неба» нет. – Кызя не стала спорить со старейшиной, сообразив, что такое объяснение снимает сразу кучу лишних вопросов. Но главный вопрос старик все же задал: – Мне интересно лишь, куда из герметичной кабины делся мальчик?