Кир Булычев
Нужна свободная планета (сборник)
А другая женщина, отдаленная родственница, узнав о таком несчастье, предсказала, что Лена проснется, если найдется рыцарь, который сможет проникнуть в пещеру и поцеловать царевну в губы.
И когда вся эта неправдоподобная истории была рассказана Дегустатову, тот почувствовал себя выше ростом, поправил шляпу, приосанился и отряхнул с пиджака крошки земли.
– А как ты дракона одолел? – спросил старик.
– Дракона? – переспросил Дегустатов. – Дракона не знаю.
– Да он же вход в пещеру охранял и уничтожал недостойных.
– Не было дракона, – сказал окончательно Дегустатов. – Я бы заметил.
– С ума сойти, – возмутилась толстая женщина по имени княгиня Пустовойт. – Он же мне много лет спать мешал, хрипел и фыркал. А ты его уничтожил и даже не заметил. Герой.
– Да, – согласился Дегустатов, занятый своими мыслями. – Значит, у вас паспортов нет, никаких документов, места жительства нет, ничего нет?
– Как же, – обиделась принцесса. – Здесь где-то неподалеку должен стоять дворец моего батюшки. Может, он немного обветшал, но дворец хороший, с хоромами, переходами, кельями и светелками.
– Нет этого, – ответил Дегустатов. – Дворца не знаю. Наверное, снесли, когда я еще здесь не работал. Тут один дворец – мой. Неподалеку. Если его, извините, дворцом назвать можно. Правда, с электричеством. Сосновый бор, бильярд, пинг-понг.
– Послушайте, ваше высочество, – обратился к нему старик, которого, оказывается, звали спальником Еремой. – Как же так, нет ли ошибки какой? Царство наше было велико, простиралось оно до самого синего моря. Нам многие дань платили… И берендеи, и шкербореи, и черемисы, и вятичи.
– Молчи, старый, – перебила его царевна. – А то велю голову отрубить. Если мой жених говорит нет, значит, нет. Теперь он нас в свой дворец проводит.
– А там и свадебку сыграем, – обрадовалась княгиня Пустовойт. – Детки пойдут.
Царевна зарделась от этих слов, слуги засуетились, стали скатывать ковры и связывать в тюки платья и занавески.
– А где мое любимое колечко? – закричала вдруг царевна. – Где мое любимое, волшебное изумрудное кольцо? Кто его украл, пока я почивала?
Никто в этом не признался, тем более Дегустатов, который никак не мог придумать, как ему поступать дальше. Похоже было, что эта девушка собиралась выйти за него замуж. Этого допускать нельзя. Во-первых, потому что она несовершеннолетняя и можно заработать большие неприятности. Во-вторых, у Дегустатова уже была жена, и проживала она в Архангельске с сыном Петькой. Им Дегустатов, хоть и не был в разводе, посылал алименты – двадцать пять процентов с твердой зарплаты, без приработков. Наконец, непонятно, как можно ему, директору дома отдыха, показаться в городе в окружении персон, которые появились неизвестно откуда. Но бросать людей здесь нельзя. Негуманно. Придется, пока суть да дело, перевести их в дом отдыха.
– Давай, царевна, – предложила княгиня Пустовойт, – обыщем всех без исключения, потому что такое редкое кольцо никак нельзя оставлять в неумелых руках.
– Нет-нет, – сказал на это Дегустатов. – Нам пора идти. Потом разберемся.
– Если боя-тура опасаетесь или единорога, – вмешался молодой солдатик с топором на длинной рукоятке, – мы за вас постоим.
– Нет, бой-тура не будет, – резко ответил Дегустатов. – Бой-туров не держим.
– Наверное, разбойников много развелось, – предположил старик Ерема.
– На это есть милиция. Слушайте меня внимательно, времена теперь изменились, титулы и почитания отменены. Так что будете меня слушаться. Пойдете, куда скажу, останетесь, где скажу. А там разберемся. Зовите меня просто – Иван Юрьевич.
– А свадьба? – спросила лукаво одна из придворных, женщина в самом соку, чернобровая и смуглая, что выдавало ее шамаханское происхождение.
– Свадьба в свое время.
Дегустатов шел впереди, и, когда свет из пещеры иссяк, он засветил зажигалку. За ним шагали два солдата с топорами и дышали ему в затылок. Затем шуршали юбками царевна, ее дамы и девки. Сзади опять шли солдаты, несли тюки и узлы с барахлом, и старик Ерема. В таком порядке добрались до скелетов.
– Это мой богатырь сделал, – произнесла царевна с гордостью, когда увидела при скудном свете зажигалки остов ископаемого животного. – Даже мясо с него содрал.
– Нет, царевна, – ответил ей старик Ерема. – Более похоже, что дракон умер своей смертью со скуки или задохнулся от недостатка воздуха.
– А может, и от старости, – добавила княгиня Пустовойт.
– Может, и от старости, – согласился старик. – Хотя драконы долго живут.
– Я недовольна, – сказала принцесса. – Я вам говорю, что это дело рук моего суженого, а вы мне прекословите. Это гадко и противно. Если бы был жив мой папа, он бы вас всех повесил. Но еще не поздно. Друг мой, рыцарь, отруби им головы. Они мне надоели.
– Помилуйте, царевна, – взмолились придворные, падая в ноги ей и Дегустатову. – Не велите казнить, велите слово вымолвить.
– Без этих штучек, – строго проговорил Дегустатов. – Никого казнить не будем. Не время. Потом разберемся. А если вы, Леночка, полагаете, что это и есть дракон, то я думал, что это ископаемое животное типа мамонта или крокодила. И думал, что оно представляет интерес для науки. А раз это дракон из вашей компании, то оставим его как есть. Он ни для нас, ни для науки интереса не представляет.
– Правильно, – одобрила царевна. – Ты у меня умный.
– Гордый принц, – прошептал уважительно один из стражников.
Через несколько шагов натолкнулись на скелеты людей. Снова задержались.
Спальник Ерема заметил медяшку на ребрах одного из скелетов и сказал:
– По этому образку я его признал. Помните, царевна, богемский витязь к вам сватался? Тогда еще говорил – голову положу, а с царевной ничего плохого не случится.
– Не помню, – ответила равнодушно царевна. – Много их было.
Она взяла Дегустатова под руку. Дегустатов чуть отстранился, чтобы она невзначай не нащупала в кармане пустую бутылку и взятое без спросу кольцо.
– Тебя в темноте плохо видно, – говорила Дегустатову царевна, – но твой богатырский облик мне снился много лет.
– Спасибо, – сказал Дегустатов. – Вылезайте осторожно, по одному, вперед не кидайтесь, без моей команды никуда не отходить.
Сам встал в сторонке, щурясь от яркого света. На свежем воздухе новые знакомые Дегустатова не производили такого странного и волшебного впечатления, как под землей. Были они бледны от длительного пребывания при искусственном освещении, одежда покрыта пылью, дряхла, требовала чистки и штопки. На оружии стражников обнаружилась ржавчина, и от нее подтекло на старинные мундиры. Пудра и румяна на лицах женщин также производили грустное впечатление. А сама царевна казалась уж совсем ребенком, максимум восьмиклассницей.
Дегустатов приглядывался к людям, и ему хотелось достать из кармана изумрудное кольцо и проверить, чистой ли оно воды, хотя в изумрудах, честно говоря, Дегустатов не разбирался.
Спасенные жмурились, покачивались с непривычки, закрывали лица руками, и Дегустатов, хоть и спешил, чтобы отвести их в безопасное место, пожалел и не торопил. Пусть немного освоятся. А то потеряются по дороге и подведут спасителя под монастырь.
– У тебя кафтан странный, – произнесла царевна, робко касаясь дегустатовского пиджака.
– Какой есть, – ответил Дегустатов. Из пещеры вылез последний стражник и положил на землю сундучок с царевниным приданым. Дегустатов присматривался к сундучку с интересом. Сундучок был окован медными полосами, на нем висел крепкий замок.
– Давай помогу, – предложил Дегустатов и сделал шаг к сундучку. Хотел проверить вес.
– Государь, вы себя унижаете, – одернула его княгиня Пустовойт. – В вашем положении можно победить дракона или вызвать на смертный бой другого богатыря, из хазаров или половцев. Но носить тяжести вам не к лицу.
– Правильно, милый, – поддержала царевна. – Тебе к лицу меч, а не сундук.
А спальник Ерема, проморгавшись к тому времени, поглядел на спасителя проницательным стариковским взглядом, вздохнул и сказал стражнику:
– Сундук никому не передавать. Неизвестно, что за народ здесь обитает.
Вот гад подозрительный, подумал про старика Ерему Дегустатов.
– Ну, все в сборе? – спросил он. – Тогда следуйте за мной.
Вниз по склону спускались медленно, будто учились ходить, а когда подошли к ручью, то остановились умыться, привести себя в порядок. Тут чуть было не представился случай взять сундучок и попрощаться. Пролетал над лесом самолет. Рейсовый. Самый обычный. И при шуме моторов и виде его обтекаемого фюзеляжа все люди из пещеры вдруг попадали на траву, в грязь и стали громко причитать. Оказалось, по отсталости приняли самолет за летающего дракона. Дегустатов громко смеялся над ними, обмахиваясь шляпой, и оттого их уважение к нему еще более выросло.
Дом отдыха, двухэтажное здание с колоннами, когда-то принадлежавшее купцам Анучкиным, а после революции достроенное и расширенное, красиво стоял на пригорке, откуда шел спуск к реке. Остальные корпуса и службы частично скрывались за растительностью.
– Ах! – сказала чернобровая придворная шамаханка. – И это ваш дворец?
Дегустатов не понял, ирония здесь или восхищение, и ответил:
– Какой есть.
– Он куда лучше, чем у батюшки царя, – оценила чернобровая.
– Вас как зовут? – спросил ее Дегустатов.
– Анфиса Магометовна, – ответила придворная.
– Анфиской ее звать, – поправила княгиня Пустовойт.
– Можно Анфиской, – согласилась придворная и повела плечами, разминаясь.
От свежего воздуха и солнца она порозовела, щеки обрели видимую упругость, и в глазах был блеск. Дегустатов вздохнул, сравнил ее мысленно с царевной и повел группу дальше, к флигелю № 2, который прятался глубоко в кустах сирени.
– Ноги вытирайте, – велел людям Дегустатов. Люди послушно вытирали ноги о резиновый пупырчатый половик, и все им было в диковинку: стекла в окнах, да и величина самих окон, крашеная крыша, водосточная труба и даже обычный асфальт на дорожке.
А когда оказались на скрипучей застекленной веранде, где стоял бильярдный стол и откуда сквозь открытую дверь был виден коридор с дверями по обе стороны, царевна подошла снова к Дегустатову и сказала:
– Ты, видать, могучий царь, наш спаситель.
– Ага, – согласился Дегустатов. – Погодите здесь. Я посмотрю, в каких вас комнатах разместить.
Анфиса провела ладонью по зеленому сукну.
– А полога-то на кровати нету, – отметила она.
– Какого полога? – обернулся Дегустатов.
Анфиса, коварная бестия, втайне двоюродная племянница той колдуньи, что всех усыпила, с улыбкой, ямочки на щеках, показала на бильярдный стал и добавила:
– А перину, государь, где хранишь?
– Ошибаетесь, – улыбнулся ей Дегустатов, – это не кровать, а игра бильярд. Шары гоняем.
Он заглянул в одну из спален. Там стояли четыре еще не застеленных кровати. «Здесь мы стражу разместим, – подумал он. – В следующей – баб и княгинь. Для них придется еще одну комнату оставить. Старику Ереме и пятому солдату маленькую, подальше от царевны. Царевне выделим двухкоечный номер. Остается еще одна комната. Надо бы отдать ее Анфисе. Но неизвестно, вдруг начнутся трения. Строй у них феодальный. А сундучок и барахло сложить бы в кладовку у туалета. Еще неизвестно, умеют ли они туалетом пользоваться – в пещере ничего подобного не заметил».
Дегустатов задержался в туалете. Кафель сверкал под лучами проникшего сквозь матовое стекло солнца. Можно было махнуть на все рукой и вызвать директора музея. И дело с концом. Останутся изумрудное колечко и заметка в местной печати. Дегустатов достал из кармана колечко. Колечко было массивным, на вид золотое, а камень испускал зеленое сияние. Нет, придется проверить, что в сундучке. И было оправдание: раз велят жениться на царевне, которую целовал, то с этой ситуацией надо распутаться деликатно.
Дегустатов строил планы и машинально крутил кольцо на мизинце. Кольцо крутилось с трудом. Дегустатов даже поднатужился, стараясь повернуть его так, чтобы увидеть снова блестящий камушек. И лишь успел это сделать, как в туалете рядом с ним образовался конь вороной масти. Коню было тесно. Он упирался хвостом в стену и воротил морду кверху, чтобы не задеть Дегустатова.
– Еще чего не хватало, – сказал Дегустатов с раздражением.
– Что прикажешь, доблестный богатырь? – спросил конь человеческим голосом. – Если Кощея победить или еще для какого подвига – я готов. Так ты и есть жених моей дорогой царевны?
– Потише, люди услышат, – сказал Дегустатов с раздражением.
– Пусть слышат, – ответил конь. – Даже лучше, что услышат. Пусть все знают, что я, конь Ветерок, твой слуга. Пусть враги твои трепещут.
Дегустатов поглядел на коня и мысленно пересчитал врагов. Во врагах он считал директора стройконторы Удалова, который тянет с ремонтом, соседа по дому и еще многих. В борьбе с ними нужнее были чернила, чем говорящие лошади.
– Мои враги, – произнес Дегустатов дипломатично, – от меня пешего трепещут. Так что в услугах не нуждаемся.
– Ну не нуждаешься, так не нуждайся, – сказал конь. – Поверни кольцо вокруг пальца, и я снова исчезну. А меч-кладенец тебе достать?
– И не думай, – ответил Дегустатов. – Еще порежешь кого.
– Что-то ты мне, богатырь, не показался, – проговорил конь, постукивая копытом по плиткам туалета. – Чего-то в тебе не хватает. Как бы царевна не отказалась замуж за тебя пойти.
– Я ее не заставляю, – сказал Дегустатов и, пока конь вновь не пустился в рассуждения, повернул кольцо вокруг пальца – и конь Ветерок исчез, будто его и не было. Лишь запах конского пота остался в воздухе.
Дегустатов даже подошел к форточке и растворил ее. Кольцо спрятал во внутренний карман пиджака. Бутылку поставил на подоконник. А с конем надо будет обдумать. Но не сейчас, не сейчас. Сейчас надо народ с веранды убрать. А то кто-нибудь забредет в дом отдыха, тогда начнется представление!
Дегустатов поспешил на веранду.
– Живы еще? – произнес он бодро.
– Живы, – ответили гости.
– А есть опасность? – поинтересовалась княгиня Пустовойт.
– Да. У меня много врагов.
– А где твои слуги? – спросила царевна. – Где охрана?
– Мои слуги отпущены, Леночка, – сообщил вежливо Дегустатов. – Частично их заменяют различные невидимые духи, а частично они не здесь…
– Они в походе, – сказал один из стражников.
– Правильно, – подтвердил Дегустатов. – Пока устроимся в этом доме. Вести себя ниже травы и тише воды, понятно?
– Странно как-то, – заметила княгиня Пустовойт. – Сам спасает и сам пугает. Мы думали, будет пир и веселье. А привел нас в пустой дом.
– Потом спасибо скажете, – ответил Дегустатов.
– Мы голодные, Иван, – напомнила царевна.
– У меня отчество есть, – поправил царевну Дегустатов, – Иван Юрьевич.
Царевна покраснела, обиделась.
– Какое красивое имя-отчество, – польстила Анфиса. И Дегустатову от этой похвалы стало приятно. Княгиня Пустовойт заметила обмен взглядами и сурово дернула Анфису за косу. Анфиса взвизгнула, а Дегустатов сказал:
– Вы, княгиня, без этих старорежимных штучек. Может быть, Анфиса как личность даст вам десять очков вперед.
– Чего даст?
– Ничего я ей не дам, – сказала Анфиса.
– Так держать, – приободрил ее Дегустатов. – Сейчас, товарищи, разместитесь, устроитесь, я на склад сбегаю, белье чистое выдам, ничего не жалко. Мой долг – о вас позаботиться. Насчет расплаты не беспокойтесь, уладим. Свет включается здесь вот и здесь, сюда – охрану, сюда – руководство. Леночка поживет пока в двухкоечном номере. Если вопросов больше нет, я на несколько минут вас оставлю. Все самому приходится делать, поймите меня правильно.
– А до ветру куда? – шепнул Дегустатову старик Ерема.
– По коридору последняя дверь направо.
Дегустатов вспомнил, как топотал в туалете сказочный конь, и решил старика туда не провожать. Пускай сам догадывается, что к чему. И в этом было даже некоторое злорадство.
На прощание Дегустатов щелкнул два раза выключателем. Продемонстрировал электричество. Ожидал, что снова они повалятся в ноги. Но в ноги не повалились, наверное, потому, что лампочки в коридоре и комнатах были слабые, по пятнадцать свечей.
Уборщицу тетю Шуру и сестру-хозяйку Александру Евгеньевну Дегустатов разыскал в дежурке. Они пили чай из электросамовара.
– Где-то вы гуляли, Иван Юрьевич? – поинтересовалась Александра Евгеньевна, завидя в дверях крепкую, широкую в плечах и бедрах фигуру директора. – Владения проверяли? А мы уж думали, забыл, что чай стынет.
– Новости есть? – спросил Дегустатов.
– Нет. Звонил Удалов из стройконторы, спрашивал, не возражаем ли против шиферу?
– Мне хоть шифер, хоть солома – только чтоб не текло. Из города к нам никто не собирается?
– Нет, не звонили.
– Тогда вот что: достань-ка мне двенадцать комплектов белья и одеял.
– Зачем же? Заезда еще не было.
– Был заезд. Проспала, Александра Евгеньевна.
– Да я безвылазно здесь сижу с самого утра, – обиделась сестра-хозяйка и опустила подбородок на мягкие складки шеи.
– Киногруппа приехала, – соврал Дегустатов. – На автобусе. Ворота были открыты. Я их сам во втором корпусе разместил. Исторический фильм снимать будут. В трех сериях. Про восстание Степана Разина.
– Ой, – обрадовалась уборщица Шура. – А артистка Соловей приехала?
– Я их в лицо не всех знаю, – признался Дегустатов. – Может, и Соловей.
– И Папанов?
– Папанова нет, – уверенно сказал Дегустатов. – Пошли за бельем. Неудобно, люди ждут. С дороги устали. Из Москвы ехали. Расплачиваться будут по безналичному. И попрошу артистов не беспокоить. С вопросами не соваться и так далее. Среди них есть иностранцы.
– И иностранцы?
– Да. Русский язык знают, но нашей действительности не понимают. Несите все добро во второй корпус. Я там ждать буду.
Дегустатов покинул дежурку и уже снаружи, заглянув в окно, крикнул тете Шуре:
– Самовар долей. Чаем гостей угостим.
Тетя Шура быстро закивала головой. Она и сама уже об этом подумала.
Тетя Шура с Александрой Евгеньевной притащили ворох простыней и наволочек к веранде второго корпуса и хотели было заправить постели, а заодно и посмотреть на артистов, но Дегустатов уже сторожил у входа.
– Здесь складывайте, – велел он. – Внутрь ни шагу.
– Конечно, конечно, – согласились женщины, хотя заглянуть внутрь хотелось хоть одним глазком.
Они пошли вокруг корпуса, дальней дорогой, издали косясь на закрытые окна, за которыми были шевеление и яркие одежды. И уж совсем отчаялись увидеть что-нибудь, как одно из окон растворилось и чернобровая женщина выглянула наружу и сделала круглые глаза. Это была Анфиса, которую в самое сердце поразили одежды обслуживающего персонала, надо сказать, самые обычные, без претензий, юбки чуть ниже колен и волосы не в косу, а забранные в пучок на затылке у Александры Евгеньевны и довольно коротко остриженные у тети Шуры.
– А-ба-ба-ба, – проговорила актриса и остановилась с открытым ртом.
– Вы, гражданка, в каких фильмах снимались? – вежливо спросила тетя Шура, большая любительница киноискусства.
– А-ба-ба, – повторила Анфиса и перекрестилась двумя перстами.
– Иностранный язык, – вздохнула Александра Евгеньевна. – Страшно уважаю людей, знающих иностранные языки.
Больше разговора не получилось. Из-за спины Анфисы выдвинулся суровый Дегустатов, погрозил пальцем и захлопнул окно.
– Заметила? – сказала тетя Шура. – В кокошнике и древнем сарафане. Совместная постановка.
Они пошли дальше по дорожке, обсуждая новость, а Анфиса подвернула юбку до колена, прошлась по комнате, показывая крепкие, ладные ноги, и спросила Дегустатова:
– Так у тебя в царстве юбки носят?
– И еще короче, – сознался Дегустатов. Хотел было показать на Анфисиной юбке, как короче, но в дверях появилась княгиня Пустовойт, оценила обстановку и произнесла:
– Может, государь, в твоем царстве все бабы ходят простоволосыми и бесстыдно ноги заголяют, но учти, что царевне такого знать не можно. Так что прикажи своим служанкам подолы опустить. И до свадьбы вокруг Анфиски не вейся.
Когда тетя Шура и Александра Евгеньевна вернулись в дежурку, чтобы заварить чай, там уже сидел гость. Гость не гость, пожарник Эрик. Он сидел у поющего самовара, читал книжку, готовился к экзамену в педагогический институт.
– Ты чего к нам? – поинтересовалась тетя Шура, поздоровавшись. – Все у тебя в порядке?
– Все в порядке, – ответил Эрик. – Пришел по долгу службы. Перед началом сезона оборудование проверить. Как тут огнетушители, лопаты, крюки, щиты пожарные, все ли на месте.
– До директора не доберешься, – бросила Александра Евгеньевна.
– Уехал?
– Нет, никуда не уехал. Но окружен московскими красавицами.
– Приехала к нам киногруппа, – сообщила тетя Шура. – Снимает исторический фильм про Пугачева. Расплачиваться будут по безналичному расчету.
– Странно, – сказал Эрик. – Неужели они через Гусляр проехали и никто не заметил?
– Значит, проехали.
– И надолго?
– Пока не снимут.
– Пойду посмотрю, – решил Эрик, откладывая книжку.
– И не думай, – сказала тетя Шура. – Дегустатов тебя на месте убьет. Ты же знаешь, какой он въедливый. Все по нему не так.
– Пойду. Ничего он со мной не сделает. Мне огнетушители проверить надо.
По пути ко второму корпусу Эрик проверил красный пожарный щит у волейбольной площадки. Огнетушители с него были сняты, но одна лопата сохранилась. Из-за того, что пришлось сделать круг, Эрик подошел к дому не со стороны веранды, а сзади, где были умывалка и туалет. Оттуда доносились голоса, спорили. И так громко, что Эрику пришлось подслушать.
– Послушай, боярин, – произнес молодой голос. Принадлежал он стражнику, но Эрик об этом, конечно, не знал. – Где ты видел такое царство, чтобы две бесстыдницы, заголившись, гуляли и больше никого. Ни людей, ни коней. А у богатыря колпак на голове посередке продавленный. Может, он вовсе не Иван-царевич, а Иван-дурак?
– За такие речи языки рвут, – ответил наставительно старческий голос. – Боюсь только, что дураков здесь нет. Какие свечи у него!
– Видал. С потолка висят, а воск не капает.
– Вот я и говорю. А кровати на железных ногах. Крыша железом крыта. Зуб во рту золотой. Как бы не попали мы в плен к нечистой силе. Я-то старый, помирать скоро. Вас, молодых, жалко. Вам бы жить и жить.
– Господи, с нами крестная сила, – напугался молодой голос. – А ответь мне, дед Ерема, были ли в старых книгах намеки на такое колдовство?
– Были. Антихрист на железной колеснице истребит все живое. Может, уже и истребил своих, пусто в его дворцах. Теперь за нас принялся. Я старому царю страшную клятву давал дочь его от всех зол сберегать. В ту роковую минуту успел ей на палец надеть изумрудное кольцо-перстень. Повернешь его – придет на помощь конь Ветерок и унесет Аленушку куда следует. А где кольцо? Пропало. Уж не Иван ли кольцо схоронил? А если так – кто ему подсказал? Враг рода человеческого…
Голоса зазвучали потише, будто говорившие отвернулись от окна.
Репетируют, подумал Эрик. И как естественно у них получается. Снова до него донесся молодой голос:
– Иван сказал, что здесь отхожее место. Так ведь сказал?
– Так. И соврал, не иначе. Здесь все стены белым камнем выложены, словно во дворце. И чаши из белого камня. И вода хрустальная льется. Хотел, наверное, чтобы мы это чистое место загадили, чтобы потом нас казни предать.
– Ох и мудрый ты, дед Ерема, – сказал молодой голос. – Пойдем на двор. Обманем злодея.
Звякнул крючок на задней двери, и два человека вышли из дома. Первым шел прямой еще старик со впалыми щеками и седой бородой. На голове у старика высокая шапка-кубанка, а рукава длинного тяжелого плаща разрезаны спереди. Из-под плаща при каждом шаге появлялись острые носки загнутых кверху красных сапог. Второй человек, нестарый, был одет похоже на старика. Только на голове шлем, плащ покороче, в талию, рукава обыкновенные, бородка острая, короткая, и усы закручены кверху. Молодой тащил за собой топор на длинной ручке.
И тут же учебник истории вспомнился Эрику. Одежда была древнерусской, допетровской эпохи, если не ранее. И было в одежде нечто странное – естественность, будто вышла она не из костюмерной мастерской, а была сшита для ежедневного ношения.
Актеры направились к кустам, за которыми стоял Эрик, и прятаться ему было поздно.
«Что вы здесь делаете, молодой человек? – спросит сейчас старик, может быть, народный артист республики. – Вы подслушиваете под окном туалета наш шутливый разговор?» Эрик в растерянности надел на голову каску – не мог не надеть. Дело в том, что пришел он в дом отдыха не в форме, а в свитере и джинсах. Только каску захватил с собой. И то случайно. Каска была старая, блестящая, с гребнем поверху. Такие уже сняты с вооружения пожарников. Он нашел ее утром на чердаке пожарной команды, когда начальник послал его туда посмотреть, не завалялся ли там обрывок шланга. Каска понравилась, оставлять ее на чердаке было жалко, носить на выездах нельзя – у всех армейские, зеленые. Решил тогда Эрик отнести ее домой, да не успел. Вот и шел по дому отдыха, размахивая каской, словно лукошком для грибов. А тут, перед встречей с киноработниками, непроизвольно надел на голову – чтобы самого себя убедить в том, что он здесь не просто так, а по заданию руководства. И в таком виде – в медной каске, сером свитере и джинсах – выступил из-за кустов.
Старик от неожиданности и сверкания каски осел, ноги подогнулись, а второй не растерялся, взмахнул топориком, но топор длинной рукояткой запутался в ветвях сирени, и молодой парень рвал его, дергал, но оказался безоружным.
– Извините, – сказал Эрик. – Я, наверное, вас напугал. Извините.
– Не напугал, – сказал старик, приходя в себя. Держался он с достоинством и, когда первый испуг прошел, вновь приобрел осанку народного артиста.
Молодой парень выпростал наконец топор из куста и поставил к ноге. Помолчали. Потом Эрик поинтересовался, чтобы поддержать разговор:
– Вы что здесь снимаете?
– Как? – спросил старик.
– Какую картину снимаете?
Старик с молодым переглянулись и не ответили.
– Вы не думайте, – успокоил Эрик. – Я здесь по долгу службы. Проверяю. Инвентарь, оборудование, огнетушители. Служба. – И Эрик улыбнулся чуть заискивающе. Уж очень неловкой получилась беседа.
– Значит, ты нездешний? – сказал старик.
– Нет, я из Гусляра.
– Непонятно говоришь. А Ивану-царевичу ты кем приходишься?
– Кому?
– Ивану-царевичу, который царевну поцеловал и нас сюда привел? Главному в этих местах. Ивану свет Юрьевичу.
– Так вы Дегустатова имеете в виду, – рассмеялся, поняв наконец шутку, Эрик. – Я ему никем не прихожусь. Я из независимой организации.
– А чего же тогда по его владениям ходишь? – спросил подозрительно старик.
– Мне можно. Я пожарник.
– Так, – сказал старик. – Вижу я, нет в тебе опасения пред страшной мощью и властью Ивана Юрьевича.
– Нету, – сознался Эрик и совсем развеселился. – Это у вас здорово получается. Просто как на самом деле. И одежда, кафтаны просто замечательные. И топор. Как настоящий.
– Чего? – обиделся молодой человек. – Как настоящий? Да я тебе сейчас этим как настоящим огрею, тогда узнаешь, как славное боевое оружие хулить.
– Ну, умора просто, – только и смог вымолвить Эрик. – Мне сказали, что вы делаете историческую картину. А я теперь понимаю, что комедию. Меня к себе возьмете?
– А у тебя, что ли, своего господина нету?
– Господин у меня есть, – поддержал его игру Эрик. – У него таких, как я, двадцать рыцарей. Все в шлемах боевых, с топорами в руках, зовутся пожарной командой, огонь нам не страшен и вода. И медные трубы.
– Славная дружина, – вежливо одобрил дед Ерема.
– Конечно, славная. Первое место в районе по пожаротушениям.
– А как твоего господина зовут? – спросил старик Ерема. Так, будто надеялся встретить старого знакомого.
– Брандмейстер, – схитрил Эрик.
– Немец?
– Слово немецкое. А сам молдаванин.
– Как же, – подтвердил Ерема. – Слышал. Достойный человек.
Молодой стражник посмотрел на него с уважением. Старик Ерема много знал.
– А не обижает ли твоего господина Иван Юрьевич? – задал следующий вопрос старик. – Не беспокоит своей колдовской силой?
– Во дает, – восхитился Эрик. И разъяснил: – Если бы и захотел, на него сразу управа найдется. Чуть что, мы в райсовет. И отнимут у него домотдыховское царство, отправят работать банщиком. Как вам такой вариант нравится?
– Не знаю, – серьезно ответил старик. – Не знаю. Может, к лучшему, а может, и к худшему. Царевна наша с ним обручена. И если бросит он ее – позор и расстройство. И если женится, тоже добра не жду.
– А царевну кто играет?
– Про царевну так, отрок, говорить нельзя, – ответил старик. – Царевна тебе – не игрушка.
– А поглядеть на царевну можно? Или подождем, пока съемки начнутся?
– Мы не сарацины, которые девкам лица закрывают. Гляди.
Старик провел Эрика по прошлогодней листве и молоденьким иголочкам новой травы к окну, занавешенному изнутри, и постучал по стеклу согнутым пальцем.
Занавеска отъехала в сторону, и за стеклом показалось неясное девичье лицо.
– Отвори, – попросил старик. – Слово сказать надобно.
Окно распахнулось. Девушка обозначилась в нем, словно старинный портрет в простенькой раме, отчего несказанная красота ее выигрывала втрое.
Девушка держала в руке зеркало на длинной ручке и, видно, только что расчесывала свои длинные золотые волосы, не успела даже забрать их в пучок, поддерживала, чтобы не рассыпались. В окружении черных ресниц горели зеленым огнем глаза, и в них был вопрос – зачем и кто меня, такую прекрасную, беспокоит? Кто этот неизвестный рыцарь в золотом шлеме?
Эрику следовало бы представиться, сообщить, кто он такой, почему такой смелый. Сказать, что уважает киноискусство и особенно любит фильмы с участием этой самой кинозвезды.
Но Эрик не смог вспомнить ни одного фильма с участием этой поразительной красавицы. Но если бы он и смотрел пятнадцать фильмов с ее участием, все равно бы не посмел открыть рта. Эрик влюбился. С первого взгляда. На всю жизнь. И чувства его отразились в глазах и странной бледности лица.
Спальник Ерема, всю эту сцену наблюдавший и довольный ее исходом, так как он был старым политиканом, пережившим трех государей и многих других придворных, сказал:
– Поражен, отрок?
Эрик кивнул и проглотил слюну. Язык у него отсох.
– Добро, – сказал старик Ерема. – И вот такую раскрасавицу отдаем мы за Ивана свет Юрьевича.
Старик ожидал взрыва негодования, начала междоусобицы, выгодной для него, но в ответ Эрик, принявший эти слова за злую шутку, резко повернулся и отошел в сторону, потому что понял, как велика пропасть между ним, рядовым пожарником, и московской кинозвездой, которой звонят по телефону известные поэты, чтобы прочесть ей новые, для нее написанные стихи и поэмы. Как непреодолима пропасть между будущим заочником педагогического института и красавицей, регулярно выезжающей в Канн на международный кинофестиваль. А о Дегустатове Эрик и не подумал.
