bannerbannerbanner
полная версияПробирка номер восемь

Бронислава Бродская
Пробирка номер восемь

Полная версия

Если бы Аня переживала любовь, он бы скорее всего только за нее порадовался. Тут не было бы ничего плохого, но Аня могла 'выкинуть номер', причем такой, какого здесь еще не видывали, и Феликс беспокоился. Кроме того, он не мог принять, что Аня все меньше и меньше интересовалась семьей. Какой может быть Эммануэль, если Аня все еще может видеть детей, пусть даже не чувствуя себя ни мамой, ни бабушкой. Надо им всем как можно больше бывать вместе. Скоро ни у кого уже не будет такой возможности, но все было не так, как ему бы хотелось:

– Анечка, не забудь, что мы с тобой в субботу идем к Кате … Они звали на барбекю. Последние теплые дни …

– Я не пойду. На меня не рассчитывай. Иди один, если хочешь.

– Как это? Я не понял.

– Фель, не тормози. Я сказала: не пойду. У меня другие планы.

– Какие, если не секрет.

– Не секрет. Мы с Моноло едем на пляж.

– Ты едешь на пляж с каким-то Маноло, вместо встречи с детьми?

– Ага.

– Ань, ты совсем с ума сошла. Тебе Маноло дороже нас?

– Знаешь, Фель, я всегда знала, что ты демагог. Дороже, не дороже. У меня своя жизнь, а у тебя своя. Не дави на меня. Я этого не люблю.

– Аня, сейчас уже октябрь. Что вы будете делать на пляже?

– Хорошо, папочка. Я курточку надену! Ты не видишь, какие стоят солнечные дни. Бабье лето. Вы же, небось, свое барбекю на улице будете есть, а мне нельзя на пляж? Я должна под твою дудку плясать? Не будет этого.

И тут Феликс сорвался. Он никогда ни на кого не орал, а тут … Феликс кричал Ане, что она плохая мать, что он 'больше не может', но она 'забывается', что она ему ни в чем не помогает, что даже тарелку за собой убрать не может, что он хочет, как лучше … Аня недоуменно смотрела на него, а потом подошла, прижалась к нему и крепко обняла.

– Не надо, Фель. Ты не виноват, но и я не виновата. Оставь меня просто в покое. Ладно? Я уже и сама не понимаю ничего.

Феликс заплакал. Аня смотрела на его вздрагивающие губы, на слезы, текущие по морщинистым, неважно выбритым щекам, на опущенные покатые плечи … Ей было его жалко, но … зачем он так с ней? Она молодая, у нее своя жизнь. Он не должен в нее лезть, не должен ей ничего приказывать и запрещать, а главное … не надо ее тащить к детям. Ей не хочется сидеть с ними со всеми за столом. Это … скучно. Аня гладила Феликса по спине, и думала, как они будут играть с Маноло в волейбол на песке, мысленно видела его бугристые мышцы и сильные коротковатые ноги. Он обещал научить ее кататься на доске. Вот что она будет делать в субботу, если погода не испортится. Феликс ее не остановит, не лишит ее 'фана', удовольствия. Не пойдет она с ним к Катьке. Там только и разговоров, что про школу, про образование: дети молодцы, дети то, дети се … А про нее небось никто не вспомнит. Про ее учебу им неинтересно. Выиграла олимпиаду – как будто так и надо. С другой стороны Аня и сама чувствовала, что 'да, так и надо', но не могла объяснить себе почему. Она знала и умела в сто раз больше, чем ее одноклассники, и это нормально, тут была причина … но думать об этом Ане удавалось как-то отстраненно и редко. Ей просто казалось, что родные относятся к ней невнимательно, по-другому, чем раньше, но в чем отличие Аня улавливала с трудом. Дело было не столько в них, сколько в ней самой. Ей было одиноко, в школе немного лучше, чем дома. А ладно … послезавтра за ней заедет Маноло и они поедут на его старой машине на океан. Жары не будет, но будет хороший солнечный день.

Поездка удалась. С утра Феликс позавтракал вместе с Аней, ничего они уже не обсуждали. У Ани было замечательное настроение, ей казалось, что Феликс больше не дуется, и что у всех все хорошо. К десяти заехал Маноло, она его познакомила с Феликсом и ей показалось, что Маноло ему понравился. Еще бы: такой вежливый, скромный парень, называл Феликса 'сэром'. Да, сэр, нет сэр … Приедем часам к шести, но вы не беспокойтесь, даже если приедем позднее … трафик.. Маноло был воспитан на уровне поверхностной вежливости, но вежливость не могла замаскировать его неразвитости. Феликсу было бы трудно с ним разговаривать. Да он и не собирался, об этом Ане не стоило волноваться. Феликс Маноло не то, чтобы презирал, он его просто 'в упор не видел'. Кто был Маноло по сравнению с Феликсом? Сопля на палочке, причем тупая. Ну и что? Наплевать на интеллект! Или не наплевать? Аня и сама не знала.

На берегу они вытащили из машины свои сумки и пошли к воде. Было ветрено, и Аня даже накрылась одеялом. Маноло не хотел валяться на подстилке и сразу потащил Аню к группе знакомых ребят. Мальчишки возились со своими досками и обсуждали ветер. У них был один виндсерф на всю компанию. Оказалось, что Маноло умел на всех этих штуках кататься и Аня с удовольствием наблюдала за его доской. Она быстро скользила по прибойной волне и парус красиво выгибался под мощной воздушной струей. Маноло держался за скобу обеими руками и тело его низко наклонялось под разными углами к воде, иногда почти касаясь поверхности. Аня смотрела, не отрываясь на его мускулистое загорелое тело, и сознавала, что хочет его. 'Господи, ну что мне его мозги? Мне же не с мозгами … ' – себя обманывать Аня не считала нужным.

У ребят был мяч и они пошли всей гурьбой поиграть в волейбол. Потом они с Маноло лежали на одеяле, солнце было нежарким, ласковым. Кругом кипела пляжная жизнь, бегали собаки, за пару сотен метров от берега возвышался маленький скалистый утес, во-время отлива до него даже можно было дойти. Захотелось есть, они проехали до парка и там уселись за деревянный стол. Бутерброды с маленькими помидорами показались Ане необыкновенно вкусными. Они все запивали водой, и Маноло всерьез сожалел, что нет пива. Пиво сделало бы его еще счастливее, но и так хорошо … Они пошли погулять по лесной тропе, зашли довольно далеко, дорога шла вверх, и наконец перед ребятами показалась смотровая площадка, огороженная перилами. Оттуда открывался вид на океан и пляжи.

– Смотри, Маноло, как красиво.

– Да, тут красиво, и ветер хороший.

– Ты сюда из-за ветра приезжаешь?

– Да, а зачем же еще? Я люблю спорт. Ты сегодня не каталась, но в следующий раз, я тебя обязательно тоже на доску поставлю …

– А у нас с тобой будет следующий раз?

– А ты сомневаешься? Конечно. Правда погода может испортиться. Ерунда. Я с тобой хочу на выпускной прийти. Ты – красивая.

– Ладно, пойдем вместе на выпускной. Ты тоже красивый.

– Я знаю. Для мужчины это неважно, но … девушки меня любят. А я их люблю …

– Всех любишь?

– Всех. Но тебя больше всех. Ты – особенная, может слишком для меня особенная и умная.

– Умная? А для тебя это важно?

– Нет, не очень. Но тебе со мной будет неинтересно.

Вместо ответа Аня прижалась к Моноло и он ее поцеловал. Аня знала, что он ее поцелует. Была уверена, что по-другому и быть не может. Для них обоих это было, как начало атаки: теперь они уже целовались неистово, почти не отрываясь друг от друга. Потом Маноло увлек ее от тропы чуть в сторону и они повалились в жесткую клочковатую траву. Аня почувствовала, как он напрягся.

– Хватит, Анна, пойдем. Это неправильно. Нам пора ехать. Тут люди ходят.

– Ладно, поехали.

Аня и сама не хотела бы так комкать все, что им обоим предстояло. Что она подождать не может? Куда он от нее денется? Какая разница, что он ничего не делает в школе? Зато … зато … какой он был роскошный на доске под парусом! Ей с ним будет хорошо, она это знала. А девчонки пусть утрутся. Она вспомнила разговор в кафетерии с дурочкой Рейчел про физику, про то, что она 'умная'. Идиотки! Кто они все были по-сравнению с ней, с Анной Рейфман? Она с самого начала была на сто процентов уверена, что она сделает этих сявок. Маноло им всем нравится, но лежит он сейчас рядом с ней. Ну, кто бы сомневался!

В машине она думала о том, как они будут выглядеть на выпускном: она в необычном, красивом платье и он в черном смокинге, который они здесь называют 'таксидо'. Шикарная пара, никто от них глаз не оторвет. Уж она-то, Аня найдет себе красивое платье, не их 'модное' идиотское, из атласа с широкой юбкой. О, нет … тут надо что-нибудь необычное. Аня уже планировала, что она попросит Катю или Лиду отвести ее в магазин и она даже сделает вид, что с ними советуется. Как будто она сама не понимает, что ей нужно. Интересно, а они все придут полюбоваться на них с Маноло? Да, пусть приходят, ей не жалко. Пусть гордятся ею. На 'проме' ей еще все ее дипломы вручат и люди захлопают, а то … взяли моду игнорировать ее успехи. Семья называется … Про Нику и остальных они часами готовы сюсюкать, а она … не хотят признать, что она молодец.

В школе никто не сомневался, что Анна и Маноло вместе. На переменах Аня уже не старалась сесть с девочками и не сидела демонстративно одна, как в последнее время часто происходило. Группа мексиканских ребят приняли ее как свою. Мексиканские девочки было принялись делать вид, что они недовольны, но парни им дали понять, что Анна все равно теперь будет с ними, и нет никакого смысла дуться. У Маноло были серьезные проблемы по разным предметам, но особенно по математике. Он даже говорил Ане, что есть вероятность, что у него будет по математике 'незачет', что это 'ничего', на выпускной они все равно, разумеется, пойдут, а недостающие кредиты, он потом в комьюнити колледже получит. В колледж в любом случае он пока не собирался, там, дескать 'видно будет', а пока Маноло решил идти в армию. Там он получит специальность, учеба будет оплачена, и вообще он мужчина и все выдержит, не слабак какой-нибудь.

– Ну, зачем тебе армия? Тебе надо в колледж идти.

– Нет, я не смогу. Я – ленивый. Не хочу.

– Да, все ты сможешь. Все могут. Поверь.

– Да, я даже SAT не хочу брать. Математику не понимаю. Не буду.

Аня предложила помочь ему по математике. Маноло долго отказывался. Он не хотел делать над собой никаких усилий, не мог позволить себе выглядеть дураком перед 'умной' Анной, не любил просить о помощи, не мог поверить, что ему это для чего-то надо. Аня настаивала, убеждала, и наконец Маноло согласился идти с ней в библиотеку после занятий. Уровень того, что требовалось, показался Ане элементарным и невероятно для нее самой скучным. Маноло был тупой, но все-таки не такой, каким казался, да у него все было невероятно запущено. Они так много занимались, что парень даже увлекся, поражаясь, что у него получается. Аня дразнила его и вела за собой все дальше и дальше, обещая, что он сдаст с ней тесты по математике за курс университета. 'Да, у меня будут зачтены кредиты, это мне поможет получить хорошую армейскую специальность'. Они уже давно стали заниматься Calculus II, т.е. дифференциальным исчислением с элементами матанализа, и переменными величинами, где касались и векторной алгебры и теории вероятности, и линейных величин.

 

Аня стало интересно, она прекрасно объясняла и явно получала удовольствие от занятий. Хотя даже в пылу разборов самых сложных задач, ей приходило в голову, что она все-таки странно проводит время с Маноло, немножко как-то с оттенком 'метать бисер'. Вот тогда на тропинке, все казалось таким близким, а сейчас у них были дружеские, деловые, партнерские отношения, а остальное … Маноло прятался за занятия, и … не предпринимал никакой инициативы. Аня не то, чтобы волновалась, ей просто надоела такая длинная преамбула. Сколько можно ждать? Это уже вообще было черт знает что! Иногда ей даже казалось, что у Маноло кто-то есть, что он ее просто не хочет, и что она теряет время … Нет, ну это было слишком! Как это так? Надо что-то делать с соплячком. Аня даже не замечала, что мысленно начала называть его 'соплячок', уж очень ее раздражала его инертность, причин которой она не понимала.

Слух об их занятиях разнесся по всей школе. То один, то другой подходил к Ане с просьбой помочь по математике. Ее даже спрашивали, а может ли она стать их 'тьютором', т.е. репетитором по другим предметам. Аню распирал снобизм и она им всем небрежно говорила, что может. И действительно в этой школе не было такого предмета, который бы казался Ане трудным. Она даже запросто могла писать эссе по английскому. После нее просто следовало исправить мелкие стилистические ошибки.

Сначала она не слишком соглашалась помогать, отговариваясь нехваткой времени, но потом она с головой ушла в 'преподавательскую' деятельность. Преподавание увлекло ее до такой степени, что ни Феликс, ни остальные ее почти не видели дома. Причин тут было две: Аня была неимоверно горда, что она так сильно востребована и все от нее зависят. Вторая причина была более прозаична: Аня брала с 'учеников' деньги, причем немалые. Она была готова позаниматься и 'натаскать' перед тестом, но могла и просто сделать за кого-то задание. Любое задание. Скоро у нее выработался прейскурант. Что-то стоило дороже, что-то дешевле, математика стоила дешевле физики и химии. Биология дороже астрономии и геологии, которую Ане пришлось быстренько самой изучить. Многое зависело от спроса. Аня даже нагло отпечатала на компьютере 'прайс-лист'. Не платил только Маноло. Ане, кстати, вовсе не казалось, что Маноло ей ничего не должен, просто она была уверена, что он с ней 'расплатится' … только не деньгами.

Феликс замечал, что Аня в последнее время находится в прекрасном расположении духа, ее что-то сильно увлекает в школе, а может кто-то. Феликс был уверен, что это мальчишка-мексиканец Эммануэль. Вместе в гости они давно ни к кому не ходили, Аня всех отучила ее ждать. Феликсу по-прежнему казалось дикостью, что Аня манкирует семьей, детьми, но … с другой стороны его об этом предупреждал доктор Лисовский и может все происходящее было и Ане и всем им во благо. Было такое ощущение, что они не должны страдать, что все 'нормально', что Ане хорошо. Он говорил о своих ощущениях ребятам, Катя и Лида признались ему, что для них даже было лучше, что Аня не приходит. Слишком им всем было трудно видеть, что мама такая.

– Пап, пойми, я уже не вижу в девчонке маму. – говорила ему Лида.

– Да, Лид, я тебя понимаю. Я давно не знаю, кто она нам. Родной человек, но …

– Расскажи, как она в школе?

– Да, не пойму. Учится хорошо. Ей легко. Но чем она на самом деле увлечена, я не знаю. Она не рассказывает.

– У нее там мальчишка появился, мне Катя говорила. Она ей хвасталась, что пойдет с ним на 'пром'. Катька ей обещала платье подыскать. Забавно, что ее только это и волнует.

– Я заметил, как вы все теперь говорите 'она'. Ни мамой ее не называете, ни 'Аней'.

– Как пап, мы должны ее называть? Дети говорят ей 'Аня', а Ника все про бабушку спрашивает. Не забыла.

– А насчет 'волнует' … да, ты права. Мне больно это видеть, но может так лучше.

– Не знаю, пап. Ты держись.

На следующий день Аня вернулась из школы довольно рано, как обычно Маноло ее подвез. Она даже картошку пожарила к приходу Феликса. Он уж и забыл, что Аня вообще что-то делает по дому. Он уже с порога увидел, что с ней что-то не то: это брезгливо-тревожное выражение лица. Аня явно была не в духе.

– Ань, ты что такая?

– Какая?

– У тебя что-то случилось?

– Ничего у меня не случилось. Что у меня может случиться?

– Ты с Эммануэлем поссорилась?

– Что? При чем тут он? Может я еще в подушку стала бы из-за него плакать. А ты бы меня как добрый папочка утешал. Так?

– Ань, ну что ты взъелась? Не хочешь – не говори.

– В общем тебя в школу вызывают. Директриса …

– А что такое? Что ты сделала? С чем это связано? Я же вижу, что что-то случилось.

– Ага, испугался? Случилось, случилось … ничего не случилось. Говорила я тебе, что это – школа идиотов. Сходи, пусть эта мымра сама тебе расскажет.

– А ты не хочешь рассказать?

Аня ничего ему не отвечая, поднялась наверх и хлопнула дверью своей комнаты.

– Ладно, Ань, давай ужинать! Не волнуйся. Я схожу в школу и все улажу.

Аня не отвечала и Феликс сидел один на кухне, угрюмо ковыряя свою картошку. Что она могла сделать? Как Анька там у них наговняла, скотина? Так он и знал. Вот только о чем речь? Не дай бог это как-то связано с мальчишкой, с Аньки станется. И зачем он только пошел у нее на поводу, послушал советов проклятого Лисовского, который Аньку совершенно не знал. Психолог хренов … Хоть сто тысяч тестов она ему сделала … Но он-то знал. Вот уж он не думал, что на старости лет ему придется ходить в школу и там краснеть за своего ребенка. Что придется краснеть, Феликс не сомневался. Может сказать Катьке или Лидке, чтобы сходили … нет, это его дело. Они еще успеют внести свой в Аню вклад. Когда перед сном он открыл свою почту, то сразу увидел имейл от директрисы. Она хотела его видеть.

– Здравствуйте мистер Панов … мы столкнулись с некоторыми issues, морально– этического характера, касающиеся вашей племянницы, мисс Рейфман … Мне хотелось бы их с вами обсудить и просить вашего содействия в урегулировании проблем, которые … , и прочее в том же туманно-осуждающем духе.

Между официальных строк, Феликс уловил какую-то явную дрянь. Мисс Рейфман, мать ее … Вот Анька – задрыга. Никто из школьных деятелей и представления не имел, какая она может быть зараза. Не связывался бы со школой, жил бы спокойнее … Сам виноват, идиот! С Феликсом происходили странные вещи: Аня раздражала его до бешенства, и он почему-то не учитывал ситуацию и соответственно не делал ей скидок. Аня была для него сейчас просто отвязанным подростком, который выходит из-под его контроля. К тому же он теперь часто вспоминал недобрым словом Аниных родителей, которые 'безобразно избаловали дочь'. Раньше он никогда так о них не думал. И вальяжный, веселый Лев и тихая интеллигентная Фрида всегда были ему очень симпатичны, он с ними дружил. А сегодня, когда ему надо было идти в школу на расправу, он считал этих, давно умерших людей, виноватыми. Анька, сволочь, у них на голове сидела. А он теперь расхлебывай …

С утра он отвез Аню в школу, она, как ни в чем не бывало, нырнула в толпу ребят, и сам пошел к директорской двери. Ее еще не было. Пришлось немного подождать, директриса пришла и вежливо поздоровалась. Феликс зашел в кабинет и через несколько минут ему все стало ясно: Анька продавала свои услуги репетитора! Ну … такого он не мог себе представить, однако … новость про 'шкурный интерес' Феликс узнал с облегчением. Хоть не про мальчишку и то – спасибо. Директриса монотонно зудела ему в ухо:

– … мы не можем допустить … надо принимать во внимание законы о плагиаризме, родители жалуются … в нашей школе никогда ничего подобного не было … Анна торгует знаниями … недопустимо … нежелательно … неэтично …

'Это неприлично, негигиенично и несимпатично, вам говорят …' – саркастически подумал Феликс. В голове его звучала песню про 'школу танцев' из их позапрошлогоднего спектакля. Проблема казалась ему нелепой, даже забавной, в глубине души он даже был за Аню рад, но директрисе он сказал, что, разумеется, он с Анной поговорит, что это больше не повторится, но … нет, он не уверен, что следует возвращать семьям деньги. В конце концов этих студентов никто не неволил покупать у Анны ее знания и умения.... да, да, да, он понимает и, конечно впредь … Вечером никакого серьезного разговора у них с Аней не вышло:

– Ань, я был у директрисы.

– Ну, хорошо. Я же тебе сразу говорила, что там все дебилы и директриса – главная дебилка.

– Аня, кого ты называешь дебилами? Почему это все у тебя дебилы?

– Ой, Фель, а кто они? Никто ничего не соображает, и учителя не слишком хорошо соображают тоже. Что я такого делала?

– Аня, тебе бы никто ничего не сказал, если бы ты просто с ребятами позанималась.

– Интересно, как это 'просто'? Я тут что тебе, коммунизм строю? У меня есть то, чего нет у них, и я это продаю … кто-то не хочет покупать, пусть не покупает … Только все хотели. Пользовались, а потом меня заложили своим папочкам и мамочкам. Гады! А вот так и знала, что они меня сольют …

– А ты что не знаешь, что каждый должен учиться за себя? Ты не понимаешь, что участвовала в обмане … Ты совсем обалдела … Уймись! Зачем тебе деньги? Я стоял там краснел за тебя … попробуй еще раз продать задание …

– А то что?

– Увидишь!

– Очень я тебя испугалась …

Разговор ничего не дал, ни за кем не осталось последнее слово, но Феликс был однако уверен, что Аня свернет свою коммерческую деятельность, неприятности ей тоже были совершенно не нужны. Ребята каким-то образом узнали о скандале, и к ней больше не обращались. Самые страждущие пару раз подошли, но Аня их отшила, как она сама говорила, 'в грубой форме'. Исключением был только Маноло, который под Аниным заинтересованным и дотошным руководством постигал математику все глубже, собираясь в дальнейшем сделать ее своим коньком. Аня была им довольна, но еще больше собой. Но все-таки, хоть она себе в этом и не признавалась, ей в мужчине всегда нравился ум и интеллект, а Маноло был … тупой. В минуты откровенности с собой, ей это приходилось признавать. А вот сейчас … что? Не тупой? Нет, он разбирался в математике на уровне колледжа, жаль только, что он получил знания из ее рук, она его за собой на веревке тащила. Без нее он бы … никуда. Как-то это было неправильно. Учить мужчину Ане было неприятно. Однако, главное у них было впереди, о нюансах можно было и не думать. Плохо, что все как-то застопорилось, надо было его подтолкнуть, дожать, что тоже Ане не нравилось, но она не собиралась сдаваться.

Однажды, вскоре после истории с заданиями, Маноло отвез ее после школы домой и она пригласила его зайти. Она часто его приглашала, но он не шел, ссылаясь на разные дела, но на этот раз согласился. 'Ага, ну вот … до прихода Феликса еще часа четыре. Раньше он не возвратится. Успеем …' – Аня не сомневалась, что сейчас она наконец-то получит, что хотела. Они перекусили, поднялись к компьютеру, Маноло показал ей сайт военного училища, в котором ему хотелось бы со временем учиться. Все было как-то фальшиво, Аня видела, что Маноло тоже предчувствовал, что сейчас они доведут до конца, начатое на пляже, он был напряжен, не в своей тарелке.

Когда они улеглись на Анину кровать, оба разом успокоились. Не надо было делать вид, что они не более, чем друзья, можно было просто ласкать друг друга. Маноло только спросил, не вернется ли Феликс, Аня вместо ответа расстегнула ему пояс на джинсах. Ее пальцы гладили его горячую кожу, залезали под рубашку. Маноло сжимал в ладонях ее грудь, потом поднял свитер и стал целовать её соски, крепко захватывая их губами. Ну сколько это могло продолжаться? Аня видела, что сдерживаться он просто больше не в состоянии. Да и зачем сдерживаться? Они хотели друг друга, и этому желанию не было преград: ни прохожих, ни родителей …

Маноло стянул с себя одежду, Аня тоже молниеносно разделась и накинула на их тела кусок одеяла. Маноло встал перед ней на колени, она ловко наклонилась к тумбочке, быстро вытащила из ящика презерватив и стала надрывать упаковку, предвкушая, как она сама аккуратно его натягивает. Сил уже не было терпеть, скорей бы … Она уже давно не испытывала такого жгучего желания. Но Маноло вдруг отвел ее руку. Он лег на нее и сейчас же кончил, бурно изливаясь на простыню. 'Тьфу, черт … мальчишка … я сама виновата… надо было не держать его так долго' – с досадой подумала Аня. 'А я как теперь? Эх, связалась с сопляком … ' – Аня была немного разочарована, все шло не совсем так, как ей представлялось. Вообще-то … не беда, надо просто … но он ничего не делал. То ли не умел, то ли не хотел … Теперь Маноло лежал на спине, блаженно улыбаясь, руки его были закинуты за голову, Аня поглаживала его грудь, чувствуя под пальцами мышцы и мягкие черные волосы. 'Ничего, и пяти минут не пройдет, как он восстановится. Первый блин комом. Сейчас все будет медленнее.' – Аня хотела теперь его еще больше.

 

Сама не получив никакой разрядки, она завидовала его расслаблению. Украдкой посмотрев на часы, Аня поняла, что до прихода Феликса осталось уже только три часа, немного. Впрочем, сейчас ей было почти все равно: придет – так придет. Феликс тут вообще был ни при чем … с другой стороны, зачем делать Феле неприятно, да и Маноло с ума сойдет. 'Ага, ну вот и хорошо … мальчишечка готов – Аня сделала движение, чтобы усесться на него … Мы не можем ждать милостей от природы … Мичурин прав … Пусть так и лежит, от него ничего не надо … все что надо – уже есть …' И вдруг Маноло рывком перевернулся на живот. Лежать так ему было неловко, может быть даже больно, но он упрямо не поворачивался и не делал никаких попыток войти в нее. Объяснить себе это Аня не могла:

– В чем дело? Что-то не так?

– Все так … Я хочу тебя.

Не отвечая, Аня откинулась на спину и попыталась надвинуть на себя его тело. Но тело было тяжелым, Маноло не принимал игру.

– Что? Как ты хочешь?

– Никак. Мы не должны этого делать.

– Что? Ты про что говоришь? Мы же уже 'делаем'.

– Нет, не надо. Нельзя.

– Что нельзя? А что же ты тут со мной лежишь, если тебе нельзя?

– Прости. Это потому, что я – слабак. Маноло сказал 'I am a wuss. I have no spine'.

Аню уже трясло от ярости:

– И кто сказал, что 'нельзя'. Это тебе в церкви сказали? Это твой Иисус не велел?

– Анна, не надо …

– Лежит тут с хуем наперевес. Нельзя ему … А кончать на мою простыню можно?

– Анна …

– Что Анна? Что? А тебе Иисус не сказал, что со стояком твоим делать? Иди подрочи, спускни в раковину, урод …

Ане было трудно высказывать ему свои обиды по-английски. В ее отповеди мелькало 'jerk, wanker, fucktard … сопровождаемые бесконечными fucking’, ей было страшно жалко, что Маноло не понимает по-русски.

– Анна, подожди, давай я тебе объясню …

– Да, ладно, можешь не объяснять … давай, вали отсюда.

– Постой … понимаешь, я тебя недостаточно знаю, я не готов, так нельзя. Я сейчас не об этом должен думать. Мы с тобой и так вместе, мне с тобой хорошо. Если мы пойдем 'до конца' – это может иметь для нас обоих разные последствия … Я – мужчина, я обязан за тебя отвечать. У нас могут быть неприятности …

– Да, какой ты мужчина! Иди отсюда. За меня отвечать не надо. Я сама за себя отвечу. Скажи лучше, что ты просто боишься … Боишься? Мужчина он … Задрот слюнявый …

– Анна, я не говорю, что мы с тобой делаем что-то дурное, но … не обязательно идти в нашем возрасте 'до конца' …

– Да? Ты мне предлагаешь 'поиграть'? Я могла бы с тобой поиграть, но ты этого не заслужил … ты сначала заслужи, чтобы я с тобой играла … Знаю, что ты хочешь вместо 'до конца'.

– Я просто хотел бы избежать 'вагинального проникновения'. Это опасно. Это вредно.

– Что? Тебе это точно в церкви внушили … Аня нарочито громко захохотала. Да, иди ты … со своим 'вагинальным проникновением'!

Услышав слово 'vaginal', которое для нее звучало как термин, Аня совсем озверела, ей было так досадно, что она даже перестала слушать его сбивчивые и в общем-то предсказуемые, навязанные американским менталитетом и католицизмом, оправдания. Голый Маноло с 'перископом' на двенадцать часов, в ее постели проповедовал воздержание то того момента, когда он 'вырастет'. Этот сильный, довольно уверенный в себе юноша не считал себя взрослым, и Ане он немедленно стал противен. Да, как она вообще могла связаться с этим мексиканским, фальшиво 'крутым' идиотом? На еще вдобавок тупым, которого она сама же пыталась хоть как-то натаскать по математике. Что на нее нашло? Маноло подобрал свою одежду, зашел на минуту в ванную, и Аня услышала, как от дома отъехала его машина.

'Все, больше я в школу не пойду. Хватит! Мне там нечего делать' – Аня все для себя решила. Даже выпускной бал, с торжественным красавчиком Маноло при бабочке, показался ей полной глупостью. Она лежала в постели, на грязной, как она про себя думала 'обспусканной' простыне, и образ Маноло на пляже с каплями воды на загорелом теле, причудливым образом мешался у нее в памяти с почти забытым лагерным Шуркой Колосом, который был на год младше Маноло, но … Шурка был другой, лучше, и как сейчас Аня поняла, желаннее. Она знала, что Колос был в ее жизни очень давно, но как это могло быть давно, если она сейчас такая молодая … это не приходило ей в голову.

Идти назавтра в школу, видеть там мексиканского кретина, казалось ей неприемлемым. Нет, никуда она не пойдет … а все-таки интересно, будет Маноло мучиться или нет? Сейчас Аня хотела, чтобы ему было плохо. Да, да, путь он пожалеет о ней, о шансе, который он упустил. Ане было себя жалко, она ненавидела, когда срываются ее планы. Но Маноло она больше совершенно не хотела. Желание в одночасье прошло. Жалость к себе сочеталась с лютой злобой: ничего себе! Рыбка сорвалась с крючка в последний момент, как это она не смогла сопляка дожать? Это потому, что он ханжа и трус … и все-таки, это было поражение … и унижение, которого она раньше никогда не испытывала.

Когда она вечером объявила Феликсу, что не хочет больше ходить в школу, он ни о чем ее не расспрашивал, а просто спокойно согласился, предупредив, что так или иначе, им бы пришлось уехать. Аню вызывали в Бюро для очередного обследования. Феликс не показал Ане своего отношения к тому, что она раздумала посещать школу, но он прекрасно видел, что там у нее что-то случилось. Ладно, неважно, черт с ней с этой школой, от нее было больше проблем, чем пользы.

Аня присмирела, несколько раз до отъезда сходила с Феликсом в гости к Кате и Лиде. За столом сидела тихо, во 'взрослые' разговоры не вмешивалась. Потом уходила с девочками наверх и они там о чем-то тихонько переговаривались, замолкая, когда старшие заходили в комнату. Феликсу пришлось несколько раз Аню позвать, когда пора было ехать домой.

Батареи тестов в Лабораториях стали привычными. Аня покорно ходила от тренажера к тренажеру, сдавала различные анализы, встречалась с Беном, с которым она была отстраненно вежлива. Когда он спросил ее, как у нее дела в школе, Аня сказала, что хорошо, но больше она туда ходить не хочет. На вопрос 'почему?', она ответила, что это стало ей неинтересно. По итогам тестирования он отметил наметившийся у Анны когнитивный диссонанс, скорее всего вызванный конфликтом идей и ценностей с необузданными эмоциональными реакциями. Удивляться этому не приходилось: в сознании Анны наблюдалось усугубляющееся на этом этапе логическое несоответствие между прошлым опытом и настоящей ситуацией. Бен предположил, что есть вероятность, что через какое-то время диссонанс будет уменьшаться. Он предупредил Феликса, что у Анны будет отмечаться нестабильность поведения, эмоционально неадекватные реакции, но в целом она адаптируется к меняющейся действительности, просто всей семье надо быть с ней мягкими и терпеливыми. Феликс прекрасно понимал о чем говорил ему Бен, временами он даже переставал прислушиваться: ' социализация … семейная депривация … нарушения … замещающие семьи … материнская забота … психическая нестабильность …' Понятно, что Бен представлял Аню 'сиротой', вот им и надо будет создать ей дом и заменить родителей. Это он все и без Бена понимал, но Аня не была их ребенком, но и чужой им всем не была. Как с этим-то быть? А с этим 'быть' нельзя было научиться. В этом и состоял весь ужас.

Рейтинг@Mail.ru