Бронислава Бродская
Капсула
Андрей издали различает силуэт женщины. У него хорошее зрение. Она идет по мокрому песку ему навстречу. Усилием воли Андрей заставляет себя не бежать. Только не хватало показать ей свой неуместный страх. По силуэту видно, что девка молодая и стройная. Ночь, море … а вот и девушка. Еще пять минут назад ему хотелось домой, но сейчас он об этом желании забыл. Он ей даже не будет говорить, что потерялся, просто спросит, который час, может попросит позвонить с ее телефона … у нее тоже конечно рецепции нет, но это так, для разговора … чем не способ познакомиться? Что это она, интересно, тут одна делает? Тоже погулять вышла? Американки такие независимые, почему бы и нет.
– Good evening! Can you, please, tell me time?
– Добрый вечер, Андрей. Времени тут нет.
– Ну да, ну да … мой телефон тоже не берет. Здорово слышать русскую речь. Какая приятная встреча.
Только сейчас до Андрея дошло, что женщина знает его имя. Наверное тоже была на свадьбе и ей сказали, что фотограф русский. А может она специально за ним пошла? Вот так номер!
– Нет, Андрей. Я не была на свадьбе, на которой вы работали. И когда я говорила о времени, я не имела в виду, что наши телефоны не принимают. Я имела в виду, что здесь, где мы с вами находимся, времени для вас нет.
– А для вас есть?
Девка необычная, как раз такая, как он любит. В ней есть что-то загадочное. Врет конечно, что не была на свадьбе. Откуда бы тогда ей его знать. Ну, ладно, он сделает вид, что понял ее прикол. Нет времени – так нет. 'Счастливые часов не наблюдают' – это она что-то в этом роде имела в виду.
– Андрей. Я про вас все знаю. Кто вы, откуда … короче … все. Времени здесь нет ни для кого. Для меня оно течет, но это искусственное течение, я пользуюсь отсчетом времени для работы, но это условно.
– А что у вас за работа, позвольте узнать?
На дешевку, что она 'все про него знает', Андрей решил не отвечать. Может она дура? Было бы жаль.
– С моей работой сложно. В нашей действительности я – преподаватель ВУЗа, а здесь, я – сотрудница капсулы.
– Простите, не понял, какая сотрудница? Про какую капсулу вы говорите?
Что ж, молодец, этот Рискин, сказу ухватил главное, спросил про капсулу. Клеить ее хотел, но сейчас обеспокоился ее текстом. Не дурак, хорошо. Мужчины часто пытались Лиде понравиться. Но чем больше они начинали понимать суть их встречи, тем меньше она их интересовала как женщина. И с этим также будет. Тут уж не до флирта, слишком дикой людям кажется ситуация. А этот Андрей еще к тому же почти ортодокс … ну, не совсем, не надо преувеличивать, но все же. Товарищ в иудаизм уверовал сильно. Старается следовать не только 'духу', но и 'букве': и кухня у них кошерная, и в синагогу ходит, и молится каждый день утром и вечером, и детей в еврейские школы и сады определил, кипу с башки не снимает. У него 'шаг влево – шаг вправо …'. Ну это он хочет, чтобы так было, а на деле … не факт, что он такой упертый, каким хочет казаться.
– Андрей, вы – умный, образованный человек. Я не буду ходить с вами вокруг да около. Вы не случайно потерялись на этом берегу, не случайно испугались, не случайно попали в известную вам 'пограничную' ситуацию. Это был ваш коридор, который привел в 'капсулу', о которой я уже упомянала. 'Капсула' – это пограничное искусственное пространство, которое ведет в 'антимир'.
– Какой антимир? Я вообще перестал что-либо понимать. Как можно попасть в антимир? Какая-то научная фантастика, которой я интересовался только в детстве. Может объясните мне это все подробнее. Какой-то странный у нас с вами разговор. Это Америка, город Санта-Круз, Калифорния. Я живу в Сан-Франциско.
– Все так. Но мы сейчас не в Санта-Круз на пляже. Мы в капсуле, примете это.
– А как вы мне докажите, что мы в вашей этой капсуле?
– Ладно, я поняла. Несмотря на веру в Бога, у вас все-таки весьма рациональный ум. Я так и знала. Про Бога у вас же тоже нет доказательств, и они вам не нужны, а сейчас понадобились.
– Мою веру в Бога мы касаться не будем. Вы мне про капсулу говорили. Докажите, что это капсула, и я вам поверю.
– Да, да, докажу. Я – сотрудница и очертания капсулы мне подвластны. Я могу менять ее конфигурацию. Капсула превратится в любое, выбранное вами пространство. Вы выбирайте, и мы туда как бы отправимся.
– Что мне-то проку выбирать. Я захочу в совершенно неизвестное вам место. Как вы конфигуритуете то, что не знаете?
– Ничего, не беспокойтесь. Когда вы что-то мысленно 'увидите', я прочту ваши мысли и сделаю именно то, что вам хочется увидеть, где вы желаете в данную минуту быть. Можете попробовать. Я вот знаю, что некоторое время назад вы очень хотели оказаться дома. Пожалуйста.
Пляжный песок вдруг стал идеально гладким и у них под ногами возник, покрытый дешевым ковролином, пол дома в Сан-Франциско. Кадр плыл, как будто камера медленно скользила по комнатам. Она скользнула по небольшим настенным часам в столовой, которые показывали 1:21. Ночь. Марина спала на своей стороне их двуспальной кровати, Нильс с Либой спали в своих недорогих кроватях из Икеи, а Тамара лежала на диване в лабораторной комнате внизу, не спала, проверяла что-то в своем телефоне. Ее длинная стройная нога, обтянутая пижамной штаниной раскинулась на спинке.
– Это что, виртуальное изображение? Неплохо. Вы скрытую камеру в нашем доме установили? Зачем? Какой прок в слежке за моей семьей?
– Андрей, вы лучше подумайте, как это, как вы говорите, видеокартинка, появилась здесь на песке? Песок стал жидкокристаллическим экраном? Это возможно только в капсуле. И нет в вашем доме никаких видеокамер. Не выдумывайте. Мы можем куда-нибудь еще отправиться, но вы не найдете рационального объяснения происходящему, его нет. Здесь капсула, это надо принять. Нам с вами нужно поговорить, если хотите куда-то перенестись, пожалуйста. Думаю, этот темный пляж вам изрядно надоел.
Сейчас придумает что-нибудь туристическое. Вариантов мало. Сейчас будет выбирать между Питером и чем-то вроде Венеции, ну или Парижем.
– А давайте, покажите-ка мне Венецию.
– Ладно, давайте. Только предупреждаю, там кроме нас никого не будет. Мы в капсуле только вдвоем.
Андрей пропустил ее предупреждение мимо ушей. Он был в Венеции и сейчас ее уже 'видел', на его лице блуждала блаженная мечтательная улыбка. Воздух стал серовато-сиреневым, как бывает очень ранним летним утром. Пахло морем: свежий влажный воздух, к которому примешивался запах затхлости, цветущей воды, гнилых овощей, дыма, чуть кофе, ванили, герани и мокрого камня. Они сидели в пустынном кафе, мимо медленно плыл Большой Канал. Никаких гондольеров, туристов, ни людей, ни звуков. Это безмолвие создавало несколько зловещее впечатление дурного сна, от которого невозможно очнуться.
– Ну, Андрей, может кофе выпьете. Сейчас перед вами будет стоять капучино, официантов здесь нет. Я представлю кофе и он появится. Это капсула, только здесь это возможно.
Андрей задумчиво молчал, мешая ложечкой свой кофе. То, что с ним происходило было невероятно, но не поверить этой странной женщине он не мог. Что она от него хочет? Зачем он здесь? Какой-то зловещий эксперимент, объектом которого его сделали? Для чего? Надо спросить, но ответит ли она ему честно?
– Пейте кофе, пока горячий. Мы с вами в капсуле, и мне поручено сделать вам предложение.
Спросит 'кем поручено?' или 'что за предложение?' Умные люди всегда задавали эти вопросы, только в разной последовательности.
– Как вас, кстати, зовут. Вы меня знаете, зовете Андреем, а вы кто? И еще … вы сказали, вам поручили со мной встретиться? Кто?
– Простите, вы правы. Меня зовут Лида.
– Старое, милое имя – Андрей еще автоматически цеплялся за свою церемонную вежливость, когда-то ему свойственную, но здесь в Америке давно ненужную. Так кто эти люди, кто вас ко мне послал?
– Андрей, я с вами говорю от лица 'синклита'. Они меня уполномочили сделать вам предложение. Выслушайте меня, старайтесь не перебивать. Синклит – это … , честно говоря, я и сама не слишком понимаю, кто они такие. Сомневаюсь, что синклит – это люди. Нам с вами это вовсе неважно. Существует так называемые 'черные дыры', это параллельные пространства, заполненные антивеществом. Туда, оказывается, есть переходы, например, такие как эта капсула. В параллельном пространстве идет параллельная жизнь, можно назвать ее альтернативной. Синклит разложит на мельчайшие составляющие вашу личность, проанализирует абсолютно все факторы, которые повлияли на ее становление. Обстоятельства, встречи, контакты, информация … все подвергнется ревизии. Какой-то, может даже мельчайший фактор, будет изменен, и тогда вы проживете в альтернативной действительности похожую на свою, но тем не менее, другую жизнь. Грубо говоря, вам предлагают шанс прожить еще одну жизнь. Она скорее всего будет удачнее, но этого вам гарантировать не могут. Судьба – есть судьба.
Андрей глухо молчал. К капучино он почти не притронулся. Слушал ее внимательно, но что сказать, пока не придумал. Нормально. Вдумчивый парень, осмысливающий все, что его окружает, часто страдающий, не знающий ответов на свои вопросы, путаный, неудовлетворенный и от этого неадекватный, нередко злой и предвзятый. Что он ей ответит, насколько глубоко понял то, что ему предлагают? Ей надо продолжать, или он все-таки соберется с мыслями? Обычно все спрашивают одно и то же. Оригинальных вопросов крайне мало.
– Почему это предлагают именно мне? Я, что, произвожу впечатление человека, которому в жизни ничего не удалось? Вы считаете меня неудачником? Другая жизнь нужна человеку, который недоволен своей и готов начать с нуля. Я доволен своей жизнью, мне другая не нужна.
– Андрей, я надеюсь вы понимаете, что вашу жизнь у вас никто не отнимает. Вы ее проживете как полагается, как считаете нужным, воспитаете своих детей и прочее …
– Вы не предлагаете умереть?
– Нет. Чтобы с какого-то момента начать жить 'с другой стороны', вам вовсе не нужно умирать.
– С какого момента я начну жить там?
– Не могу вам точно сказать. С какого-то, видимо, переломного момента, когда это будет иметь смысл. Вы не будете конечно ребенком и не будете стариком. Перед вами будет жизнь, вы ее проживете, даже не подозревая о нашей встрече в капсуле.
– Что, где-то будет жить другой Андрей Дворкин?
– Почему Дворкин? Вряд ли вы снова будете Дворкиным. Это не ваша фамилия. Здесь вы приняли решение стать Дворкиным, но кто вам сказал, что вы примете это решение еще раз? Я не думаю. Обстоятельства изменятся.
– Какие обстоятельства? Мне важно это понимать.
– Не знаю.
– Ладно. А те, кого я люблю, будут там со мною?
– Кто-то будет, а кто-то нет. Я просто не знаю. Могу только сказать, что вас там будут любить близкие, как же, как любят здесь. Кто будет с вами рядом, мы не знаем. Я во всяком случае не знаю.
– Лида, ответьте мне на самый простой вопрос: зачем мне это все надо? Зачем мне жить параллельно? Что меня там ждет? Мне же этого никто не скажет.
– Ну и что? Когда вы родились, никто же не знал, что из вас получится и что вас ждет. А зачем вам это нужно? Это шанс, большинство людей не любит упускать своего шанса. Большинство, к которому вы, как мне кажется, принадлежите. Вы создаете свое счастье, т.е. ваша судьба зависит в основном от вас. Вы здесь совершали ошибки, там вы их может быть больше не совершите, но совершите другие. Другие ошибки – это другая жизнь. Другая жизнь – это особый интерес. Вам же интересно жить? Да или нет? Вы больше свершитесь профессионально, или будете больше счастливы в личной жизни, напишете книгу, снимете фильм … не знаю, какой вам привести пример.
– А если у меня ничего в альтернативной жизни не выйдет? Тогда как?
– Андрей, не знаю. Это ваше решение, вы его сами примете. Думайте.
– Сколько я могу думать?
– Нисколько. Если вы сейчас решительно не откажетесь от нашего предложения, вас ждет особое 'кино', где вы посмотрите на себя со стороны, глазами других людей. Это наша единственная помощь в принятие вами решения. Мы встретимся еще раз и вы мне скажете, что вы решили.
– Подождите. Я вернусь домой?
– Конечно. Вы вернетесь домой завтра утром к восьми часам, причем без малейших воспоминаниях обо мне и капсуле. Предупреждая ваши вопросы о том, можно ли рассказывать близким о нашей встрече, отвечу: нечего будет рассказывать. Неясный сон, привидевшийся спьяну, это максимум того, что вы вспомните. В любом случае капсула не повлияет на вашу жизнь, ни на действительную, ни на альтернативную.
– Почему?
– Да, потому, что человеку этого не надо. Вы разве можете быть уверены, что нигде никогда не жили? Никто в этом не уверен, однако людей эти мысли вовсе не занимают. Все живут здесь и сейчас.
Лида знала, что происходит у Андрея в голове. Он пока не готов дать ей утвердительный ответ, но сам его не исключает. Ему надо подумать, попробовать сопрячь ее предложение со своим новым иудейским кредо. Творец правит всем, я, Андрей Дворкин – песчинка, несомая Его волей. То, что говорили нам пророки – истина, их законы справедливы и незыблемы. Творец знает все, что со мною происходило, происходит и произойдет. Он воздаст мне за исполнение Его заповедей и накажет, если я их нарушу. Не надо ни к чему стремиться, Бог дает то, что ты заслуживаешь, он руководит твоей жизнью, это хорошо и правильно. С тех пор как Андрей стал соблюдать Закон он практически полностью отказался от своих честолюбивых творческих планов: не надо чужого признания, не стоит стремиться к славе и деньгам. Раньше он так радовался удавшимся выставкам своих работ: то снимал стариков в домах престарелых, то матерей с дочерьми, то Питерские задворки. Темень, морщинистые лица, пожилые некрасивые люди, кучи мусора, полуразрушенные дома – вот что его интересовало. Сейчас выставки и заметки по поводу его работ в русском журнале стали безразличны. Он работал, чтобы кормить семью, платить за еврейское образование детей.
Жена Марина перестала заниматься танцами, растолстела, но Андрею это было безразлично. Жена – есть жена, главное, что она хорошая и верная еврейская женщина. Его семья и есть его настоящее богатство. Он их всех любит уважает. Он – хороший еврей, они готовят кошерную еду и соблюдают тагарат гамишпах, закон семейной чистоты. Сначала, когда реббе, которого Андрей считал другом семьи, убеждал его не трогать 'нечистую' жену до миквы, очистительной ванны, он сомневался, что сможет так строго регулировать свои желания, но потом с удивлением понял, что так даже лучше, жена делалась более желанной. Десятидневный перерыв каждый месяц вовсе не был ему в тягость, наоборот, Андрей отдыхал от Марины, спал один, внизу, в фотолаборатории. И вообще, секс перестал доставлять ему острое наслаждение: вечное утомление, маленькие требовательные дети, заботы, обязанности.
За ужином Андрей пил, но алкоголь не делал его веселым, он пьянел, становился раздражительным, злым и нетерпимым. В глубине души ему бы хотелось, чтобы семья чаще оставляла его в покое, жизнь в Москве, юность и свобода все чаще представлялись ему невозвратным золотым веком. Свою ностальгия он считал грехом, уводящим его от праведной жизни. Тоску по далекой свободе Андрей старался обуздать, но Лида видела, что прошлое по-прежнему присутствовало в его жизни и как бы он не старался себя убедить, что у него все прекрасно, ощущение, что он чтобы упустил или упускает, что он мог бы быть достойным большего, не покидало его.
Сейчас обещание другого шанса Андрея завораживало. А вдруг он будет счастливее, все сложится по-другому, он проживет более яркую, полную взлетов и падений, жизнь! Если он в 'капсуле', значит Творец так ему предназначил, значит так и надо. Бог его испытывает, разве он вправе ослушаться Его волю? Или все как раз наоборот: нельзя поддаваться искушению, искать других путей, кроме тех, что ему назначены?
А эта Лида … какая красивая женщина. Он мог бы ее снимать без конца. Не в чертах лица конечно дело. Он искал бы вечно ускользающие выражения ума, воли, манящей хитрости, лукавой всепонимающей усмешки. Ах, черт: она ему по-настоящему нравилась. Давно он не видел таких баб: четких, проницательных, женственных, внутренне свободных, самодостаточных. Да что себе врать! Он хочет быть с ней. Ну как это так? Если он изменит Марине, от станет 'мамзером', неверным мужем и никогда не будет счастлив снова, Марина может от него уйти, ни одна честная еврейская женщина не вступит с ним в брак, жить с кем-то вне брака – грех. Что ему тогда делать? Жить с нееврейкой? Когда-то он так и делал, но сейчас … не станет. А, ведь, эта Лида вовсе не еврейка, шикса. Ничего хорошего из этого не получится. Но тут у Андрея появлялось другое соображение: он в капсуле и может делать, что хочет. Тут особое пространство, где ни один закон не имеет силы. Вот его шанс, ему нельзя противиться. Конечно Творец присутствует и здесь, но … что 'но', Андрей не решил, но Лида должна быть сегодня с ним … и будет.
Конечно Лида 'читала' все, что происходило в его голове. Мысли про Творца и иудейский семейный уклад были ей не близки, но про Капсулу … она и сама так думала. Конечно ее муж не был ее первым мужчиной, но в свои 58 лет, она давно перестала помышлять о любовниках. И даже не потому, что измена мужу представлялась ей чем-то стыдным и недопустимым. Просто любовники, и связанное с ними эмоциональное напряжение, стали ей не нужны. Впрочем, никаких иллюзий она не питала: в Москве ей действительно было 58 лет, а тут, в Капсуле … она даже и не понимала, насколько она стара или молода. Здесь она по-другому себя ощущала в принципе. Клиенты-мужчины оказывали на Лиду впечатление, это правда, она всегда их на себя примеривала. Из сотен она выбрала для себя всего несколько человек. Приводила их в 'дом', иногда меняла его, делая частью любовной игры, дом становился союзником, соглядатаем, что придавало ее единственной прекрасной ночи особую остроту. Лида считала, что ее служба в Капсуле тяжела, и она имеет право на расслабление, если сама того хочет. Синклит не возражал, было похоже, что ее личная жизнь их не слишком волнует, хотя не знать о ее редких партнерах они не могли.
Что-то такое в этом Андрее было. Сейчас перед ней сидел зрелый мужчина, еще не несущий в себе никаких преждевременных признаков старения, но уже и не выглядевший юным. Белая рубашка, на голове кипа, черные брюки подкатаны по колено. Аскетичная униформа праведного еврея, но в его глазах желание. Таких мужчин у нее никогда не было: Андрей артистичен, эмоционален, в сексе с любимой женщиной альтруистичен, с ним будет хорошо. Редкий тип мужчины, для которого любая женщина, с которой он ложится в постель – любимая. Он может ее сейчас же забыть, но ночь любви с ней поднимет их обоих на такую высоту, которая людям более рациональным вообще недоступна. Лида ненадолго заколебалась, но решила себе его 'разрешить':
– Андрей, а давайте ненадолго отложим ваше решение. Мне бы хотелось пригласить вас к себе. Я, ведь, знаю, о чем вы подумали.
– Этого не может быть, никто не может читать чужих мыслей.
– Я могу. В капсуле я обладаю такой способностью. Без этого я не смогла бы нести свою службу. Поверьте мне на слово. Я, ведь, могу просто вам ваши мысли пересказать. Стоит ли это делать?
– Почему не стоит? И о чем же я думал?
– Вы, Андрей, представляли нас с вами в постели … мне продолжать?
– Ладно, не надо. Вы сказали, что приглашаете меня к себе … куда 'к себе'? Мы же сейчас в Венеции. Вы живете здесь?
– Андрей, это не Венеция. Я тут естественно не живу. Мне вовсе не хотелось бы жить в безлюдной Венеции. У меня здесь есть свой 'дом'. Туда я вас и приглашу. Хотите?
– Хочу.
Лида видела, что Андрею у нее нравится. Ему все еще было зябко и они уселись в глубоких креслах у пылающего камина. Андрей наслаждался уютом, дома у него такого не было. Маленький убогий старый домик, заполненный тремя детьми, где у него практически не было своего пространства. Им овладело давно забытое, но такое знакомое чувство: он один на один с женщиной, которой он нравится, и которая нравится ему. Нет никаких запретов, а поэтому ни в коем случае не стоит спешить. Андрей давно вышел из щенячьего возраста, когда он хватал девчонку в охапку и тащил ее на кровать, впопыхах пытаясь раздевать. Он будет с Лидой и воспользуется каждым мгновением ее присутствия в его жизни. Может для этого он и попал в капсулу. Даже, если его решением будет возвращение в свою рутинную жизнь в Сан-Франциско, все равно стоило проходить через зловещий туннель, чтобы получить Лиду. Конечно стоило. Андрей испытывал странное, знакомое мужчинам чувство: расслабленность и напряженность, уверенность в себе и нервность, дежавю очередной спальни и острая новизна незнакомой женщины.
– Раздевайся.
Теперь он говорил Лиде 'ты', уже считая ее своей женщиной. Повелительный оттенок, настоятельная просьба, предвкушение ее послушания. Он давно таким не был. Супружеский секс … нечистые дни … супружеский секс по пятницам … воздержание, причем к сожалению вовсе не трудное … законные нечистые дни. Он привык так жить, но сейчас Лида видела его красивое, ставшее одухотворенным лицо: темные узкие глаза, крепко сжатый рот, волевая складка на подбородке. Вместе с тем в лице Андрея не было никакой животной мачизмы, он совершенно не выглядел самцом-охотником. Интеллигентное, умное, ставшее внезапно значительным лицо, лицо артиста. Крепкие длинные пальцы. Лидой овладела нервная дрожь. Он начала молча раздеваться, и сняв туфли, стояла теперь перед Андреем, который совершенно одетый спокойно на нее смотрел.
– Ложись … теперь повернись ко мне спиной … ногу немного подтяни … убери волосы с шеи … так, хорошо, очень хорошо … угу, так … теперь ляг на другой бок, ко мне лицом, нет, не смотри на меня …
– Что ты делаешь? Иди сюда.
– Нет, еще рано. Дай мне на тебя посмотреть. Свет надо приглушить … Будет потрясающий кадр. Да тут уйма классных кадров … Ты же мне попозируешь, не откажешься?
– Ты что меня снимаешь? У тебя же здесь камеры нет.
– Ну и что, что нет. Я 'вижу' кадры. Ты же мне 'сделаешь' камеру? Мы же в капсуле, ты сказала, что здесь можно почти все. Камера – для тебя пустяк. Сделай мне Canon ЕОS 5D Mark III, дорогая штука, больше трех тысяч, но ты же можешь … пожалуйста.
– Андрей, я могу конечно, как ты говоришь, сделать камеру, любую, какую захочешь, ты даже сможешь меня сфотографировать, да только из капсулы ничего нельзя никуда вынести. Кадры будут существовать вместе со всем, что ты видишь, только в этом пространстве. Ты настаиваешь на камере?
– Да, нет, я понял … ладно, забудь. Просто ты – особая женщина, я хотел бы тебя запомнить.
– Не выйдет. Мы с тобой об этом уже говорили.
Андрей одним движением разделся и лег рядом с Лидой на белые простыни. Их смуглые тела двигались в унисон, его жилистая спина, упругие ягодицы, крепкие длинные ноги покрывали ее небольшое изящное тело, впечатываясь в ее раскинутые колени. Он оказывается сильный неутомимый любовник. Это он с ней такой, ведет себя так, как будто у него давно не было женщины. Лида знала, что сейчас он забыл Марину и Люду, которая была у него перед эмиграцией, и других не таких уж многочисленных москвичек. Его руки властно подвигали ее тело, гладили, ласкали его, приспосабливая под свои желания, безошибочно угадывая ее. Оба знали, что у них немного времени, что их близость кажется острее от необычности ситуации, от того, что ее невозможно повторить. Сейчас пройдет какое-то условное странное время и они навсегда разойдутся, чтобы больше никогда не столкнуться.
– Нас с тобой кто-нибудь видит? Я имею в виду тех, на кого ты работаешь?
– Не знаю. Для тебя это важно?
– Не то, чтобы важно, просто мне бы хотелось, чтобы нас сфотографировали, мы – красивые модели. Я смотрел бы на фото и наслаждался нами. Я таким себя никогда не видел. Впрочем, я таким ни с кем до тебя не был. Честно. А можно мы с тобой так тут и останемся жить? Ты бы со мной осталась?
– Нет, Андрей, не осталась бы. Тут в капсуле никто не живет. Не надо иллюзий. Мы оба вернемся туда, откуда пришли. Я попаду сюда снова, а ты – нет. Все решится очень скоро, после нашего 'кино'
– Не хочу я ни в какое кино. Ты же не можешь меня заставить.
– Мне не надо тебя заставлять. Я знаю, что ты пока не принял решения и поэтому для тебя будет кино, хочешь ты этого или нет.
– Нет, ну правда, они нас видят?
– Понятия не имею. Могут видеть, я думаю, если им это для чего-то надо. В принципе им скорее всего наплевать, что я тут делаю между интервью с клиентами. По каким-то причинам, которые мне не совсем понятны, их волнует результат.
– Я для тебя просто 'клиент', не больше?
– Перестань, Андрей, о чем ты? Ты – клиент, с которым я была близка. Не первый, и вероятно не последний. Ни для меня, ни для тебя наша встреча ничего не изменит. Ты примешь решение, а я – сотрудница капсулы. Это все.
– А ты будешь меня вспоминать?
– Не знаю. Наверное. Других я помню, но вспоминаю нечасто. Не обижайся. У меня в Москве своя жизнь, которой я очень дорожу.
– Мне предлагается шанс, а тебе его никогда не предлагали. Ты мне завидуешь?
– Наверное, нет.
– А ты бы сама согласилась?
– Опять же … не знаю. Иногда я думаю, что да, и иногда мне кажется, что я бы испугалась.
