Бронислава Бродская
Капсула
Старуха
Лида посмотрела на часы в гостиной. Хотя и жалко, но пора Андрея выпроваживать. Через 10 минут встреча с последней на сегодня клиенткой. Она сейчас вступит в коридор. Изольда Мисина, москвичка, одинокая, 86 лет. И ней будет нелегко, тем более, что о ней хозяин ее особо предупреждал. Лида прижалась к плечу Андрея и в следующее мгновение его с ней рядом уже не было. Вместе с его телом у нее в голове исчезли и воспоминания о нем. Сейчас только пожилая Изольда занимала ее мысли. Усталости как и не бывало. По белой стене гостиной заскользили четкие кадры: сильно пожилая грузная женщина идет по лесу рядом с другой пожилой женщиной. Видны только их спины. Время от времени подруга спотыкается и Изольда придерживает ее под руку. Они идут медленно, Изольда чуть быстрее, она беспрестанно оглядывается, останавливается и подруга догоняет ее мелким семенящим шагом. Вот они останавливаются, какое-то время топчутся на месте, потом идут в другую сторону. Видно, что обе не особо знают, куда идти. Лида слышит их голоса, Изольдин, раздраженный и усталый, и скрипучий, с капризными интонациями, голос ее спутницы:
– Ну, где ваше озеро? Вы же мне говорили, что знаете, где оно? Я устала, мне надо домой. Я больше не могу.
– Вот всегда вы так, Ольга Леонидовна, зря я вас с собой взяла. Вы как маленький ребенок, совсем не можете потерпеть. Что дома-то целый день сидеть? Озеро, говорят, красивое, мы его сейчас найдем. Это же недалеко. Ну, потерялись мы немного, ну и что? Считайте это прогулкой.
– Нет, Иза, хватит, ведите меня обратно. Не хочу я никакого озера. Скоро ужин. Я голодная.
– Да, что вы ей-богу: то в туалет хотите, то вы голодная, то устали. Я старше вас, но ныть не привыкла. Я собралась идти на озеро и найду его, а вы можете, если хотите, возвращаться, я вас не держу.
– Вы что меня одну отпустите? Одну?
– Ольга Леонидовна, да, я вас отпущу одну. Я всегда одна гуляю. Идите просто назад, видите дорожку, она вас приведет как раз к воротам санатория. Давайте, идите.
– Я не могу одна.
– А я не могу с вами. Я дальше пойду, если угодно, идемте со мной, но не нойте только. Я больше не могу выносить вашего нытья.
– А вдруг я заблужусь.
– Ой, перестаньте, не такой уж тут дремучий лес. Идите, идите, действительно, не дай бог, ужин пропустите.
– А вы? Есть не хотите?
– Идите, Оля, идите.
Лида наблюдала за их лицами: Изольдино становилось жестким и злобным, Ольгино – растерянным и недоуменным, как у избалованной маленькой девочки, за которой взрослые вдруг отказываются присматривать. Изольда резко отвернулась от подруги и решительно пошла в другую сторону, удаляясь все дальше. Ольга, опустив голову, семенила к санаторию, что-то обиженно бормоча. Лида перестала за ней следить, ее теперь интересовала только Изольда. Она шла не быстро, но решительно, отмеряя каждый свой шаг палкой. Палка вовсе не помогала Изольде идти, но с ней она чувствовала себя уверенней, тем более, что на палке, как и на всех прочих медицинских рекомендациях, настояла подруга-доктор Ольга Владимировна, которая была для нее непререкаемым авторитетом. Изольде в последнее время везло на имя 'Ольга'. Действительно, где же это чертово озеро? Говорили, близко, а на самом деле – далеко. А может она запуталась и идет не в ту сторону. Иза прошла своим решительным шагом еще метров двести и остановилась, полная угрызений совести: как она действительно могла отпустить одну эту идиотку Ольгу. Бросила ребенка престарелого, абсолютно беспомощного, ни к чему полезному неприспособленному!
Теперь Иза уже была совершенно уверена, что Ольга Леонидовна непременно потеряется, заплутает в лесу, придется объясняться с администрацией санатория, будут снаряжать группы поиска, кретинка не примет вечером свои лекарства, упадет где-нибудь … и все из-за нее, ее недопустимой раздражительности, нетерпимости, озлобления против никчемной старухи, которая, да, действительно … распустилась, но она же взялась ее опекать, а значит несет за Ольгу ответственность. И зачем она только с ней связалась, за что ей это? Ладно бы еще человек интересный и милый … так нет же! Дура, полная спеси и глупого снобизма. Мозг проела своими, якобы, музыкальными знаниями, я – музыковед, я – музыковед, я вела лекторий, я … я … я … Ничего же из себя не представляла, ноль без палочки. Видали мы таких лекторов, выучила какие-то факты, а в музыке ни хрена не смыслит. Она, Иза, вовсе себя музыковедом немнящая, и то в сто раз больше знает и музыку чувствует …
Иза не замечала, как заводится снова. Это же надо, так себя распустить: сто раз одно и то же переспрашивает, все забывает, недоверчива … один этот ее вопрос чего стоит: 'а чем это вы меня, Иза, на этот раз травите?'. Ничего себе … 'травите'. Она за ней бегает, просит лекарства принять. С ней невозможно разговаривать, не о чем, другие люди ее не выносят, а она с ней цацкается, как с писаной торбой. Впрочем, Ольге и не нужны другие люди, зачем? Все же вокруг дураки, в музыке не смыслят, неучи и невежды. Изу передернуло, как только она представила Ольгино широкое бессмысленное лицо с вечной дебильной улыбочкой.
Ну сталкивалась она когда-то с этой Ольгой по работе, изредка перезванивались, потом у той умер муж и Иза зачем-то взяла над несчастной вдовой шефство. А у нее умер муж … кто над ней взял шефство? Никто. Это было не совсем так, но Иза часто не контролировала своей необъективности. На свете были сволочи, а были милые и приятные во всех отношениях люди. Под настроение Иза довольно поверхностно и часто несправедливо проводила между этими двумя категориями черту. Были еще 'свои', которым многое прощалось, а были непрошенные 'чужаки', которые бесили, и от которых любой ценой следовало отделываться. Ольга была как раз из этой категории, и Иза планировала от нее на будущее лето освободиться, но пока ей внезапно стало не до озера, все свои усилия она собиралась потратить на пресловутую несносную Ольгу, крест ее жизни. Черт, лишь бы с ней все было хорошо. В следующий раз … ни за что на свете она идиотку больше с собой не возьмет, хватит … но сейчас … где же она? Не могла же далеко уйти … ходит как черепаха.
Иза ускорила шаг, палка в ее правой руке так и мелькала. 'Оля, Оля! Где вы? – крикнула Иза, но ей никто не отозвался, не было даже эха. А все-таки странно, вроде они не так уж далеко ушли от санатория, а никого из отдыхающих не встретили. Должны же люди гулять. Где же еще походить, как не по лесу. После последней жуткой грозы, небольшую территорию полностью завалило поваленными деревьями, под ногами валялись ветки, вырванные с корнем кусты. В лесу таких ужасных катастрофических разрушений не было. Вот Иза и решила прогуляться к лесному озеру, оно располагалось где-то километрах в двух, под пологим холмом, т.е. туда пройти было в удовольствие, а обратно пришлось бы идти в гору, но Иза надеялась справиться с препятсвием, она в санаторий для этого и приехала: надо двигаться, и так она целый год сидит в своей комнате в кресле. Теперь ей почему-то казалось, что одна она бы сразу озеро нашла, а с увязавшейся за нею, как хвост, Ольгой, ей этого не удалось. Ее присутствие сбивало с толку, своей несуразной болтовней про прошлое Ольга не давала ей сосредоточиться и правильно сориентироваться.
Внезапно за грядой густого колючего малинника, который Изе пришлось обходить стороной, перед ней открылось маленькое лесное озеро, почти правильной эллипсообразной формы. А вот и оно … а мы-то с ней кружили и не видели. Какая красота! – Иза не секунду забыла об Ольге и радовалась, что не зря прогулялась. Озеро нашлось и теперь она каждый день будет сюда приходить. Без Ольги разумеется. Пусть на балкончике сидит в одну точку смотрит. Читать-то все равно не может …
Иза вздохнула и, спустившись по пологому откосу к самому берегу, решила пройти чуть дальше, а уж потом возвращаться домой. Настроение ее совершенно поправилось. Хороший санаторий, симпатичные люди, красивый лес, и … черт с ней с Ольгой. Изины ноги ступали по густой влажной траве, палка мягко утопала в буром песке.
Вдруг Иза увидела на траве у самой воды черный ортопедный туфель на липучках, широкий, большого размера. 'Это же Олин … почему он здесь?' – Иза остановилась. 'Неужели она сюда каким-то образом забрела? 'Оля, Оля' – в Изином голосе Лида слышала нешуточную тревогу. Чуть дальше валялась Ольгина маленькая сумочка-кармашек со всякой никчемной дребеденью. Она говорила, что там ее лекарства 'на всякий случай', но что от чего она давно забыла, демонстрируя явный и прогрессирующий маразм. Изой овладевала истерика: Ольгу не будут искать в лесу, ее труп будут искать в воде. Утонула … на ее, Изиной, совести жизнь человека, пусть глупого, никчемного, никому ненужного, но человека, пожилой женщины, которую она так подло бросила, обрекла на ужасную смерть. Иза тяжело опустилась на землю, выронив палку, которая отлетела довольно далеко в сторону к самой воде, попав в ложбинку между камнями. 'Так, надо взять себя в руки … посижу еще несколько минут, приду в себя, достану палку и пойду в санаторий, надо сообщить … об Ольге. Пусть они делают, что следует в таких случаях' – Иза продолжала сидеть на земле, облокотясь о ствол старой ивы. Потом она с трудом встала, сделала шаг, но тело ее сильно качнуло и Изе пришлось опуститься вниз. Голова ее кружилась, затошнило и к тому же она внезапно совершенно потеряла ориентацию, забыла с какой стороны пришла. 'Надо идти … но дойду ли … без палки точно не дойду … надо ее из ямки доставать' – Иза еще бодрилась, но в глубине души понимала, что дела ее плохи. Найдут ли ее здесь, сможет ли она дождаться помощи? Она видела свою палку, которая уже почти полностью была в воде. С каждой минутой кончик палки с резиновой подковкой, все больше уходил в речной песок.
Изой овладела паника. Мысли об утонувшей подруге отошли у нее в голове на задний план, теперь она думала только о себе. 86 лет, почтенный возраст. Изе всегда казалось, что она не боится смерти, что в общем-то готова перейти в иной, возможно более прекрасный мир, но сейчас она с ужасом осознала, что умирать очень страшно, тем более так, посреди этого безучастного леса, одной … пусть бы она умерла, но только не так … за что ей это, разве она заслужила такую кошмарную одинокую смерть?
Лида отчетливо видит Изины страдания, каждой клеточкой собственного тела испытывает ее ощущения: жуткий безысходный страх, щемящая жалость к себе, осознание полной беспомощности, что делать? Изина мысль бьется в поисках выхода, она еще не сдалась, готова бороться, но не знает, как. Она слишком стара и одинока. Бессмысленная ужасная смерть, никому она не нужна, никто ее долго не хватится, никто о ней не пожалеет. Она же верующая, старалась никому не делать гадостей, она добрая, великодушная женщина, помогала людям … хоть этой Ольге … почему господь ее оставил? За что? Иза привстала, хотела подняться, но ее тянуло к земле, голова кружилась еще больше, ноги как ватные … Надо встать, хватит себя жалеть. Разнюнилась, так нельзя …
Лида вступила в туннель, остро запахло тиной, сырым песком, разогретой хвоей. На траве, прислонившись к дереву сидит старая толстая женщина, смотрит на свою упавшую в воду палку, по ее щекам текут слезы …
Когда Лида подошла к Изольде поближе, то почувствовала, что та уже не паникует, наоборот ею овладело тупое безразличие к своей судьбе. 'Хм, быстро наша боевая Изольда сдалась! – подумала Лида. Зная свою клиентку, Лида предполагала большую решимость бороться, хотя … она все-таки слишком старая, вряд ли бы выбралась и дошла до санатория, даже, если предположить, что речь идет об обычном береге лесного озера, а не о тоннеле, откуда вообще нет выхода. Хватит ее мучать, пора вмешаться. Клиентка в искомом состоянии. Благоприятный фон для интервью создался.
– Здравствуйте. У вас палка упала. Я сейчас ее подниму и помогу вам встать.
– Ой, спасибо вам. Что-то у меня голова закружилась. Сейчас пройдет.
Что ж! Надо отдать Изольде должное, быстро привела себя в порядок. Слез практически не видно, на лице светское выражение: просто присела передохнуть … за палку спасибо … нет, не провожайте, я сама дойду … ах, хотите проводить … очень мило с вашей стороны … не торопитесь? Хорошо. Меня зовут … я живу в санатории … Об Ольге ни слова, Иза решила сначала проверить не вернулась ли подруга … паниковать всегда успеется. А пока, как здорово, что девушка эта подвернулась. Сейчас недавние страхи уже кажутся Изе преувеличенными и даже несостоятельными. Что это на нее нашло? Умирать собралась! Ничего себе!
Лида вытащила из воды палку, обтерла ее лопухом и подала Изольде.
– Спасибо вам … даже не знаю, что бы я без вас делала. Я тут неподалеку в санатории живу.
Иза грузно встала, но прекрасно удержалась на ногах, и даже бодро опираясь на палку, полезла вверх. Лида придерживала ее под левую руку.
– Извините, мы с вами так и не познакомились. 'Изольда Соломоновна' – церемонно представилась Иза, уставившись на Лиду, она теперь ждала, пока та тоже ей представится.
– Я – Лида.
– А по отчеству?
– Да, не надо отчества. Просто 'Лида'.
– У меня когда-то тетку звали Лидой.
Иза, полностью успокоившись, шла по тропинке, которая по ее мнению вела к санаторию. Лида слышала, что с каждым шагом дыхание Изольды становится все более учащенным, она устала. Надо было эту затянувшуюся прогулку заканчивать. Хватит ждать, пора начать объяснения, хотя Лида и понятия не имела, как к этому подступиться, как прогнозировать реакции Изольды на нелепости, которые она ей сообщит. Несмотря на наносную неглубокую религиозность, Изольда была весьма практическим человеком, не принимающим никакой мистики. Ладно, пора ....
– Изольда Соломоновна, мы идем уже более полу-часа, а санатория вашего все не видно. Вам это не кажется странным?
– Сейчас, сейчас. Не так уж мы далеко ушли. Может просто мы не той дорогой возвращаемся. Вы, Лида, устали?
– Не во мне дело. Просто, понимаете … я знаю, что тут и нет никакого санатория.
– Как это нет? Я вам сказала, что отдыхаю в санатории, мы с подругой вышли прогуляться, потом она вернулась, а я … мне стало нехорошо. 'Нет санатория…', что вы такое говорите? Кстати, вам совершенно необязательно меня провожать, я и сама дойду. Спасибо, что помогли.
– Изольда Соломоновна, вы никуда не дойдете …
– Дойду, дойду, не беспокойтесь, мне уже гораздо лучше.
– Дело не в вашем состоянии. Дело в том, что эта тропинка не ведет к санаторию.
– Да? И куда она ведет? Где же мой санаторий? У нас сейчас ужин.
– Тропинка никуда не ведет … санатория здесь нет. А подруга ваша, о которой вы так беспокоились, давно вернулась и сейчас действительно сидит за ужином рядом с вами … Понимаете?
– Нет, я ничего не понимаю. Вы, извините, какую-то бессмыслицу несете. Я, конечно, пожилой человек, меня легко запутать, но это уж слишком: вы говорите, я сижу в столовой за столом … и нахожусь тут рядом с вами? Что за бред!
– Да, я понимаю, это кажется бредом. Не спорю. Ольга Леонидовна сейчас ест шницель с жареным картофелем, а вы – омлет с фрикадельками. Я могу вам это доказать.
– Как доказать? И вообще откуда вы знаете, как зовут мою подругу? Я вам не говорила. Вы были в санатории? Меню читали? Так? Зачем? Что вы мне голову морочите? Ольга была на озере, где вы меня нашли. Она там туфель потеряла … и сумочку. Все это очень странно. Я о ней беспокоюсь, мне быстрее надо домой, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Я устала. Пожалуйста, Лида, мне сейчас не до шуток.
– Изольда Соломоновна, я с вами не шучу. Давайте остановимся в приятном месте, вы полежите, отдохнете, вам надо поесть.
– Где я здесь поем? Я на диете, строжайшей диете. Пойдемте быстрее.
– Да, да, вы правы. Вам пора домой. Хотите окажемся в санатории, в вашей комнате?
– Господи, я вам об этом и говорю. Конечно хочу.
Лида сидела в оранжевом, довольно обшарпанном кресле, а Изольда в изнеможении лежала на небрежно застеленной кровати. Санаторская комната была так себе, к тому же совсем небольшая. Изольда с наслаждением вытянулась во весь рост, какое-то время молчала, прикрыв глаза и не обращая внимания на Лидино присутствие. 'Ладно, пусть будет ее комната, мне-то какая разница. Не тащить же ее в Венецию. Хотя, кто знает, что придется делать, чтобы хоть в чем-то старуху убедить' – Лида чувствовала, что пока не отыграла у клиентки ни одного очка. Будет ли она вообще слушать дурацкие бредни про антиматерию? Что ж делать-то? Надо ей ее Ольгу Леонидовну показать в столовке, и там она себя увидит. Даже сильно пожилой Изольде это покажется странноватым, вызывающим недоумение, и тогда … придется сказать про капсулу … а там, посмотрим.
– Ладно, пора мне вставать, а то столовую закроют, я и так со всеми этими приключениями опаздываю. Лида, идемте со мной, я договорюсь, чтобы вас покормили.
– Изольда Соломоновна, а вам не показалось странным, как вы в свою комнату попали? Как мы сюда шли, как вошли в ворота, поднялись на лифте на 4-ый этаж, как вы легли?
– Ну да, я помню, как мы шли … а потом я не сосредотачивалась. Это же моя комната, так?
– Так и не так. Смотрите на стену!
По стене заскользила общая панорама столовой: зал с низким потолком, столы, покрытые белыми скатертями, на каждом столике чахлый букетик. Около окна сидят обе старушки. Ольга Леонидовна сосредоточенно и жадно ест горячее, перед ней еще стоит порция творога. Изольда что-то ей говорит, слов не разобрать. Подходит официантка и наливает обеим чай в большие белые кружки. Изольда пристально смотрит на стену, похоже она поражена зрелищем жующей Ольги Леонидовны, а главное себя самой рядом с подругой.
– Ага, значит она жива-здорова. А я-то волновалась. Господи, да что с ней сделается. Я же на берегу ее вещи видела, значит она их там все-таки потеряла?
Ну да, реакция есть, но вовсе не та, которую Лида ожидала. Идиотка жива, заставила в свойственной ей манере поволноваться, а сейчас сидит жрет … паразитка. Как она видит это изображение на стене? Ну, видит и видит … Мало ли какими техническими штучками владеет эта незнакомая Лида. Изу оказалось трудно удивить. Э, нет, все-таки заметила себя …
– А как я-то туда попала? Я же тут с вами.
– Вот именно. Вы, Изольда Соломоновна, и тут и там. Я должна вам это объяснить. Но может быть вы бы сначала поели что-нибудь? Нам, кстати не надо идти в столовую. Мы можем поесть что угодно, любую еду и я вам обещаю, что она вам не принесет вреда.
– Принесет. У меня серьезные заболевания пищеварительного тракта, я уж не говорю об аллергиях.
– Не стоит об этом. Я же знаю, что вы голодны. Давайте поедим. Не бойтесь заболеть, я отвечаю за вас … не бойтесь. Поешьте то, что давно не ели, но очень любите.
– Ага, тогда мне пожалуйста салат 'Узбекистан' с редькой и мясом. Свиную отбивную с картошкой … нет … не отбивную, лучше шашлык по-карски с жареным луком и картошкой-фри … и еще 100 граммов водки … бутылку Нарзана.
Иза невероятно оживилась, сидела улыбаясь, в предвкушении любимой ресторанной еды. Как эта еда сюда попадет ее похоже не заботило. Какая разница! Эх, сейчас она поест и выпьет, а там … видно будет. Какие-то чудеса с ней сегодня происходят, и хорошо. Она себя кстати чудесно чувствовала, недомогания прошли, дышалось легко и свободно. Иза испытывала приятное ощущение голода, который она сейчас утолит, вкусно и сытно поест, как давно не ела. Ой, а зубы-то …? Как шашлык жевать? Не подумала …
– Ничего, Изольда Соломоновна, мы же не спешим. Маленькими кусочками нарежете и прожуете. Ерунда. Вы же об этом подумали?
– Об этом … откуда вы знаете?
– Знаю. Вы поедите и я вам объясню, все объясню …
– А вы что будете есть?
– Я не голодна. Я просто соку выпью. А вы сок будете?
– Да зачем мне сок с водкой? Вы хотя бы со мной выпьете?
На маленьком журнальном столике появилась еда. От горячего шел пар, водка была налита в маленький запотевший графин. Все как Иза себе представляла в гастрономических мечтах, которые часто ее посещали, когда она по вечерам ела свои протертые овощные пюре с паровыми битками. Про то, что она предлагала Лиде с ней выпить, она сразу же забыла, когда увидела аппетитную еду. Как многие сильно пожилые одинокие люди, она сразу же принялась есть лакомые блюда, забыв обо всем остальном. Ела Изольда быстро, но не жадно, красиво управляясь ножом и вилкой. Сама себе наливала водку в маленькую аккуратную стопочку и, смотря на Лиду, лихо опрокидывала ее себе в рот. 'Интересно, сто граммов – это для нее как? Не слишком-ли? Не дай бог будет пьяненькая, как тогда с ней разговаривать. Лида уже немного пожалела о графинчике. Но, нет, Иза похоже вовсе такой дозой напиться не могла, несмотря на преклонный возраст. Наоборот, все ее чувства стали острее, настроение сделалось отменным. Ей явно хотелось поговорить. Лида видела, что интересует ее все больше и больше. Надо, чтобы инициатива разговора принадлежала клиентке, она видела себя начальством и привыкла сама направлять разговор. Что ж … наелась, сейчас что-нибудь скажет, не может не сказать.
– Лида, я вся внимание … кто вы такая? Откуда все это? Изольда показала на стол. Объясняйте, что вы там хотели мне объяснить. Не могу вам гарантировать, что нас никто не побеспокоит. Ольга Леонидовна вечно стучится, позовет гулять перед сном. Спасу от нее нет.
– Нет тут никакой Ольги Леонидовны. Мы с вами одни в этом пространстве. Поверьте. Если вы выйдете в коридор, то увидите, что в других комнатах никто не живет, на улице тоже никого нет. Это другой мир, созданный искусственно из антиматерии. Мы с вами в капсуле. Капсула – это своеобразный шлюз между нашей действительностью, той самой, где вы сидели за столом с подругой, и другими альтернативными мирами. В капсуле никто не живет, здесь происходит вербовка. Людям из особых списков предлагается альтернативная жизнь в антимире. Это не фантастика, не божественный рай, если вы об этом подумали. Это похожий, почти такой, как наш с вами мир, и вы там будете жить, если согласитесь на наше предложение …
Ого, длинный пассаж, а Изольда ее ни разу не прервала. Интересно, почему? Умеет внимательно слушать, или она просто пропустила абракадабру мимо ушей? Если сейчас не задаст вопрос, значит дело дрянь, ни черта старуха не поняла. Придется все сначала начинать. Ну, понятно. Бабуле 86 лет, если ли бы ей самой в 86 лет такие тексты говорили, как бы она воспринимала? Нельзя хотеть от человека невозможного.
– Извините, Лида, я вас прерву …
Ага, хоть что-то. Молодец Изольда. Может она ее поняла. Умная баба, отнюдь не в маразме. Что-то может и получится. Она, значит, ничего не протормозила, отлично. Интересно, за что зацепится? Явно за что-то конкретное.
– Давайте вернемся к озеру … я же там нашла Ольгин туфель и сумочку. С этим как? Она там тоже была, да?
Ну да, про 'сумочку' … неплохо. Хорошо, начнем с озера. Озеро – это ключ к пониманию всего остального.
– Нет, Ольга на том озере не была. Она по тропинке благополучно вернулась в санаторий. Я вам об этом уже говорила. Да, вы видели предметы, о которых говорите, но это искусственные предметы, вовсе не принадлежащие вашей Ольге. Они похожи на ее вещи, но это не те же самые вещи. То озеро, около которого вы оказались, оно нереально, оно – часть коридора, который привел вас в капсулу. Это было уже специально созданным пространством со своими особыми декорациями. Вспомните ваше состояние: тревога, усталость, острое беспокойство … Ольгины вещи, панический страх, что она утонула по вашей вине, ужасное самочувствие, потеря палки, невозможность выбраться, уйти от проклятого места, мысли о смерти … Все так устроено, что коридор, мы называет его еще 'туннелем' – это ловушка, лабиринт, никуда не ведущий, из него нельзя выйти самостоятельно. А тут появляюсь я, или другой сотрудник капсулы, чтобы вас вывести, организовать комфортную ситуацию и предложить шанс … шанс начать жить снова …
Какая она все-таки молодец, эта Изольда. Умеет слушать, не перебивая, не впадая в истерику. Любопытно, это связано со складом ее личности, или с возрастом, когда человек делается философом? Может с интеллектуальным уровнем? Такие старые люди редко бывали Лидиными клиентами.
– Ладно, допустим. Предположим, мы, как вы утверждаете, в капсуле. Но зачем я здесь? Почему я? О каком шансе вы говорите? Мне 86 лет, какой уж у меня теперь может быть шанс?
Лиду восхищало самообладание Изольды. Другой бы на ее месте давно уж крикливо кипешил. Лида навсегда запомнила свою первую клиентку Татьяну с ее злыми слезами, требованием немедленно ее выпустить, оставить в покое … этот ее страшный истерический вой на одной ноте 'а-а-а'. Лида поежилась от неприятного воспоминания. Здесь все настолько по-другому. А главное тон: спокойно-рассудительный, твердый, демонстрирующий даже некоторое превосходство. Все эти 'допустим … предположим'. Вопросы совершенно логичные. Ах, молодец старуха! Всем бы так.
– Изольда Соломоновна, давайте по-порядку. Почему именно вы, я не знаю, не могу объяснить. Извините. Сталкиваясь в капсуле с самыми разными клиентами, я и сама часто задаюсь таким вопросом. Это решает синклит, я – простая сотрудница, таких как я множество, хотя мы друг с другом никогда не сталкивались. 'Зачем?' – вопрос логичный и ответ на него я могу вам дать: вы здесь, потому что я предлагаю вам от имени синклита шанс прожить еще одну жизнь, альтернативную, в альтернативном мире, существующем параллельно с нашим. Миры из антиматерии могут отставать или опережать известный нам мир по временной шкале, т.е. вы можете жить в прошлом, настоящем или будущем. Это непредсказуемо. К тому же, вы должны понимать, что ваша новая жизнь не будет совершенно идентичной той жизни, которой вы жили. Она будет другой за счет того, что обстоятельства, черты вашей личности, произвольно модифицируются, а следовательно с вами случится то, чего мы пока не знаем. Образно говоря, вы сыграете в ту же игру, но другими картами, с другими козырями, соответственно результат будет иной. Так? Вы следите за моей мыслью?
Изольда сидела за неубранным столом и спокойно, невозмутимо и внимательно слушала Лидин монолог. Умение опытного начальника, выслушиваюшего сотрудника, чтобы принять решение. Паша вот таким умением на обладал, перебивал ее на каждом слове. Было, однако, видно, что у Изольды в голове возникло много вопросов, но она пока не может отсортировать их по важности и не знает, какой задать в первую очередь. Это может быть что-то совсем неожиданное.
– А мне что за это будет? – такого Лида еще никогда не слышала.
– В каком смысле? Что вы имеете в виду?
– Ну вам же надо, чтобы я согласилась. Это же какой-то сложный эксперимент и вы вербуете участников. Я правильно понимаю?
– Нет, неправильно. Это вовсе не эксперимент и ваше согласие или отказ – это ваше дело, у синклита нет никакой заинтересованности в вашем решении, каким бы оно не было. Вы про деньги говорили? Нет, о материальном вознаграждении речь не идет.
– Ладно, это я прояснила … и все-таки кому все это надо, кому есть до меня дело. Зачем этот ваш синклит все затевает?
– Не знаю. Я контактирую с синклитом через его представителя, зовут его Андрей. Для меня он виртуален. Честно говоря, я не думаю, что он, строго говоря, человек. Он просто принимает обличие человека, так удобнее для общения.
– А я могу с ним поговорить напрямую?
– Нет, не можете. И зачем вам это? Я сотрудница капсулы, назначенная синклитом для общения с клиентами. Говорите со мной.
– Как я поняла, то, что вы предлагаете соответствует концепции загробного мира … Ваш синклит – это Господь …
– Хорошо, считайте так, если вам удобно. Среди клиентов много совершенно неверующих людей, идея Бога-творца их не волнует, они ее не принимают.
– Стопроцентных неверующих нет.
– Изольда Соломоновна, давайте воздержимся от богословских споров. Просто примите, что ваши альтернативная жизнь или жизни – это не потусторонний мир, не загробное царство. При чем тут это … вы же в вашей действительной, реальной для вас жизни, не умрете… т.е. умрете разумеется, но это произойдет не связи с переходом в антимир. Вы как жили в себя в квартире на Алексеевской, так и будете жить. Мы вас не в рай зовем. Вам необходимо это понять.
– Мне 86 лет, скоро умирать.
– Ну и что? В альтернативной жизни, вам не придется умирать еще долго.
– Мне надо соглашаться ради продления жизни?
– Да, в какой-то степени, только речь не об этой вашей жизни. Другая жизнь начнется не в 86 лет … это бы не имело смысла.
– А сколько мне будет лет?
– Не знаю. Думаю, что вы еще будете относительно молодой. Изольда Соломоновна, давайте я вам задам прямой вопрос: вы удовлетворены своей жизнью? Хотели бы вы, переписать кое-какие ее страницы?
Изольда долго молчала, было видно, что Лидин вопрос заставил ее сейчас задуматься о своей судьбе, о которой она в последнее время и так неотступно размышляла. Впрочем, Лида прекрасно знала, о чем Иза будет говорить, что до сих пор невероятно ее волновало, наполняло горечью: сиротство, ужасная тетка Люба, так и не заменившая ей умершую мать, и витающую зловещим облаком надо всем ее отрочеством, отравляющим, удушливым и неизбывным.
– Я в 12 лет потеряла обоих родителей, они умерли в эвакуации с разрывом в две недели. За мной приехал дядя и отвез меня в Москву, где я стала жить с маминой сестрой тетей Любой и ее мужем. Я им мешала, они не хотели детей. Мы жили в одной комнате, я слышала звуки их супружеской жизни, когда не спала по ночам. Они меня били: дядька в сердцах, а тетка холодно. Тетка – злой и холодный человек, она не умела ни любить ни жалеть. Я два раза убегала, меня возвращали. Целыми днями я сидела в квартирах подруг, обедала у них, делала уроки … дом казался мне адом, я ненавидела туда возвращаться. Никто не видел и не понимал моих страданий. Тетка орала на меня за плохо протертую пыль, за смятую скатерть, за мелкие и незначительные проступки … она хотела, чтобы я заплакала, попросила прощения, но ни разу этого от меня не дождалась … я ей не доставила такого удовольствия … Она испортила мою личную жизнь … она, она … она …
А мой любимый дядя Леля, я его обожала, боготворила … он за меня не заступился, он был с ней заодно, он предал меня, меня вся семья предала. Я не такая как они, они – обычные мещане, хотели меня подровнять, чтобы не высовывалась, а не вышло … смеялись надо мной, не уважали, не ценили, слова доброго никогда не сказали, только гадости всю жизнь от них слышала … говорили, что друзей больше люблю, чем родственников … ну и что? Да, друзей я выбирала, а их выбрать не могла … Никогда родственники меня не понимали, я для них – белая ворона, урод в семье, дурой считали …
