Брендон Сандерсон
Локон с Изумрудного моря
15. Баталер
Форт оглядел ее с ног до головы, потирая подбородок толстыми пальцами. Наконец постучал по задней стороне дощечки, и спереди появились слова, предназначенные для Локон:
«У тебя имя есть?»
– Локон, сэр.
«И ты действительно королевский инспектор?»
– Я… – Локон сглотнула. – Нет. Это не мой камзол. Я его украла.
«Теперь ты пират, – написал Форт. – Краденые вещи отныне являются твоей собственностью».
– Я не пират, – возразила Локон.
«Ты должна стать пиратом, если хочешь остаться в живых, – возразил Форт. – Никому не говори, что не собираешься стать пиратом. Из-за подобных разговоров можешь легко улететь за борт».
– Благодарю вас, сэр, – кивнула Локон.
«Не называй меня „сэр“. Я давно не пользуюсь этим именованием. Меня зовут Форт. Тебя уже покормили?»
В ответ у Локон заурчало в животе. Девушка покачала головой.
Форт исчез под стойкой и появился вновь с тарелкой, сжимая тонкий керамический край двумя пальцами. Локон было подумала, что ему не хватит ловкости удержать тарелку – пальцы выглядели так, будто каждый был сломан в нескольких местах и заживал без шин. Но справился с задачей Форт неплохо. Было видно, как дрожат его руки, но он явно был способен делать то же, что и все остальные люди, просто немного иначе.
Поставив тарелку перед Локон, Форт достал кастрюлю, поскреб дно и вывалил на блюдо несколько пересушенных картофельных оладий. А после добавил пару кусков недожаренной яичницы.
«Остатки от завтрака, – решила Локон. – Отбросы, которые другие не стали есть».
Локон была готова наброситься на еду, но сдерживалась. Форт внимательно посмотрел на девушку, затем бросил на тарелку вилку. Локон восприняла это как знак, что можно приступать к трапезе, и принялась за дело.
Пережаренные оладьи напоминали панцири жуков, а яичница – внутренности этих панцирей. Не нужно быть великим кулинаром, чтобы понять, насколько ужасна эта еда, но для Локон все было еще хуже. Кормить ее холодными остатками испорченных продуктов, да еще без всякой приправы, – все равно что запереть великого пианиста в комнате и фальшиво наигрывать ему на казу отрывки из классических фортепианных шедевров.
Однако Локон не жаловалась. Ей необходимо было насытиться, и она не собиралась отказываться от пищи. Хотя на вкус это была не пища, а скорее то, во что она превращается в кишечнике.
Чтобы не думать о грустном, Локон кивнула на дощечку, которую Форт использовал для общения:
– Странное устройство.
Форт протянул девушке чашку с водой (красивую бронзовую чашку совсем без рисунка, но блестящую на свету). Вода была чистой и приятной на вкус. Локон выпила залпом.
«Странное, говоришь? – написал Форт. – Твои слова появляются на задней стороне доски, как только ты их произносишь. Она даже может различать голоса и ставит пометку рядом с новым участником разговора».
– Ух ты! – только и сказала Локон.
Вам, возможно, интересно, почему Форт не читал по губам. Как и многие слышащие, я когда-то предполагал, что это идеальное решение для людей, лишенных возможности ориентироваться в мире звуков. Но на случай, если вы еще не слышали (намеренный каламбур), – чтение по губам не так легко освоить, как кажется. Это муторное дело, совершенно ненадежное и чрезвычайно хлопотное. Даже для самых талантливых.
Несмотря на всю сомнительность данного метода, Форт все же пользовался им, пока не обзавелся этим устройством. У дощечки было много функций, включая те, о которых Форт и не подозревал. Например, слова писались чуть крупнее, если их было немного, и занимали всю поверхность. Когда же Форт делал более длинные сообщения, слова сокращались в размерах, чтобы фразы могли уместиться целиком.
«Чудесное приспособление, – резюмировал Форт. – Я получил его от волшебника несколько лет назад».
– От волшебника? – переспросила Локон.
«Прибывшего, вероятно, со звезд. Очень странный парень. Он пользовался этим устройством для перевода слов на наш язык. Я упорно торговался, чтобы выменять эту вещь. Казалось, волшебник был несколько удивлен, узнав, насколько она может быть для меня ценной. Мне трудно было бы писать слова привычным для слышащих людей способом, поскольку изображать некоторые буквы не получается никак».
Кстати, тем «волшебником со звезд» был не я. Мне всегда хотелось узнать, у кого Форт выменял это устройство. Это налтийская технология с использованием пробужденных прогностических схем на основе Связи.
Форт продемонстрировал обратную сторону дощечки. Локон увидела кнопки с буквами на них, а также списки самых распространенных слов. Дощечка словно предугадывала нужды Форта, предлагая различные варианты. При этом устройство работало со сверхъестественной скоростью, казалось предвосхищая даже мысли хозяина.
«Я должен держать его на солнце раз в неделю, иначе перестанет работать, – написал Форт. – Его магия реагирует только на меня. Так что красть не имеет смысла».
– Я и не думала красть! – вздрогнув, заверила Локон. – Ты же так добр ко мне.
«Это не доброта, – написал Форт. – А обмен».
– Чего на что?
«Я пока не решил. Доедай, девочка».
Локон подчинилась. А что еще оставалось?
Пока девушка отважно боролась с «едой», в помещение вошел еще один моряк – та самая невысокая женщина, которая накануне воспротивилась приказу капитана. Черные волосы падали ей на плечи упругими кудряшками. Войдя, женщина едва удостоила Локон взглядом и положила что-то на стойку.
Как описать Салэй, рулевую? Она принадлежала к тому же народу, что и Форт; как и он, родилась на архипелаге Лобу в Сапфировом море, чьи зефирные споры при соприкосновении с водой выбрасывают порции воздуха. У Салэй были тонкие черты лица, но при этом хрупкой ее назвать было никак нельзя.
– Хорошо, Форт, – заявила она. – Даю три.
С этими словами Салэй выложила на стол три крошечные сережки.
«Салэй, я же сказал, – написал Форт, – не нужны мне твои серьги. У меня от них уши чешутся».
– Тогда четыре. – Салэй опустила на прилавок еще одну сережку. – Я выиграла их у Дуга в карты, и больше у меня ничего нет. Они из чистого золота. Лучшей сделки тебе никто не предложит.
При слове «сделка» Форт заметно оживился и пригляделся к серьгам.
– Ну же, Форт, – подначивала его Салэй. – Меня ждет работа.
Форт потер подбородок, затем почесал голову. Наконец достал что-то из-под прилавка и протянул женщине.
Карманные часы.
– Вот так-то лучше.
Салэй забрала часы со стойки и поспешно вышла.
Форт с улыбкой осмотрел серьги – одну за другой. Ему действительно они были без надобности, но… это и впрямь хорошая сделка. А хорошая сделка, по мнению Форта, уже сама по себе награда.
Локон удалось запихать в себя остатки «еды». Она решила, что за это ей полагается медаль. Форт снова наполнил чашку водой, а после прогнал девушку, написав на прощание: «Приходи, когда поужинают все остальные. Может быть, у меня найдется еще какая-нибудь снедь».
Локон поблагодарила кивком.
Заметив меня у порога, она аж подпрыгнула от неожиданности. Я же прошел к стойке и устроился на табурете. Баталер достал еще «еды» и протянул мне.
– Мое любимое! – воскликнул я.
«В этот раз постарайся не съесть тарелку», – написал Форт.
Я ел и аж мурлыкал, до того аппетитной мне казалась пища.
Что? Да, я вполне ощущал ее вкус. А почему бы не…
Ах, пять чувств? Да, я сказал, что потерял чувство вкуса из-за проклятия Колдуньи. И вы подумали… Вы подумали, что я имел в виду это чувство вкуса? Ах, какая наивность!
Она забрала у меня другое чувство вкуса. Самое важное из имевшихся.
А вместе с этим чувством вкуса исчезли чувство юмора, чувство приличия, чувство цели и чувство собственного «я». Исчезновение последнего задело меня больше всего, поскольку вместе с ним пропала способность остроумно шутить, что закономерно, учитывая имя?
В результате получился юнга Хойд.
В любом случае я успел представить всех членов экипажа, которых вам нужно знать на данный момент. Капитан Ворона. Старпом (и канонир) Лаггарт. Форт, баталер и кок. Плотник Энн и Салэй, рулевая. Всех остальных вполне можно называть Дугами…
Ах да! Чуть не забыл. Улаам. Но поскольку он уже мертв, то не считается.
16. Труп
Набив желудок «едой», Локон вернулась на верхнюю палубу и возобновила работу с новой энергией. Оставалось лишь догадываться, когда в последний раз мыли эти доски – они были покрыты слоем мертвых спор. Требовалось много сил, чтобы наконец из-под слоя грязи показалось дерево, поэтому дело двигалось крайне медленно.
– Ух ты! – воскликнул на плече девушки Хак, сравнивая темную палубу впереди с ярко-коричневыми отмытыми досками.
Между ними теперь сверкали нити серебра.
– Разница разительная.
– Споры прилипают практически ко всему, – пояснила Локон, оттирая очередную планку. – Лучшее средство от них – мыло и усердие. Но когда я закончу, дерево нужно будет хорошенько просмолить.
Для человека, который почти ничего не знал о морских путешествиях, Локон знала довольно много о самих моряках. Она слышала, как многие мужчины и женщины жаловались на корабельную жизнь, которая, по их словам, представляла собой тяжкий труд. Матросам, работавшим в таверне между плаваниями, приходилось драить палубу; от них Локон узнала, что смола заполнит щели и укрепит доски, а кроме того, сделает их гораздо менее скользкими. И мыть нужно не вдоль, а поперек, чтобы не стереть канавки с серебром.
Ее память была полна подобной мудрости – мудрости жалоб. Кроме прочего, матросы поведали девушке о морской иерархии. Большинство матросов были равны между собой, но над ними стояли офицеры. Локон уже познакомилась со всеми ключевыми членами экипажа, за исключением двоих: врача и споровщика. Девушка не представляла себе, чем занимается последний, пока не увидела его за работой на предыдущем корабле.
День перевалил за половину, и Локон пришлось игнорировать желудок, когда тот снова заурчал. После завтрака, которым девушка его угостила, желудку следовало бы вести себя осторожнее. Зато Локон теперь знала, где хранятся бочки с питьевой водой, и ей разрешали выпивать полную чашку всякий раз, когда она спускалась в трюм, чтобы заново наполнить ведро.
Все остальное время Локон драила палубу. К сожалению, это занятие, как и мытье окон, сопровождалось огромной мыслительной работой. Как нам уже удалось выяснить, мысли частенько наполняли голову девушки.
Это одна из величайших человеческих ошибок – считать, что чернорабочие не любят думать. Физический труд крайне полезен для ума, поскольку оставляет уйму времени для размышлений о мире. Любое другое занятие, вроде работы счетовода или писца, мало требует от тела, но откачивает энергию из мозга.
Если хотите стать сказителем, то вот вам подсказка: продавайте свой труд, но не ум. Заставьте меня драить палубу по десять часов в день, и мое воображение породит кучу историй! Заставьте меня заниматься сложением и вычитанием по десять часов в день, и все, что мое воображение сможет выдать вам в конце дня, – это мечту лежать в теплой постели и не думать ни о чем вообще.
Мысли Локон крутились вокруг слов баталера о пушечных ядрах. Что же пошло не так? Девушка была до того заинтригована, что в качестве следующего поля деятельности выбрала местечко рядом с носовым орудием.
Чуть позже ее окликнул Дуг:
– Эй, новенькая! Иди сюда, мне нужна твоя помощь!
Слишком хорошо воспитанная, чтобы ответить «нет», Локон убрала ведро и щетку. Слегка обеспокоенная, она отряхнула колени и последовала за Дугом в трюм. Там Дуг вынул из специального короба несколько пушечных ядер.
– Бери вот это. – Он кивнул на бочонок у стены.
Локон нерешительно подошла и взялась, но обнаружила, что бочонок весит гораздо меньше, чем показалось на первый взгляд.
– Что это? – спросила она.
– Зефирные споры, – ответил Дуг. – Из Сапфирового моря.
От ужаса Локон чуть не выпустила бочонок из рук. Целый бочонок спор? Теперь она понимала, почему Дугу понадобилась ее помощь. Он предпочел нести гораздо более тяжелые пушечные ядра, чем легкие, но смертоносные споры.
– Зачем вам бочонок со спорами? – поинтересовалась девушка.
– Для стрельбы из пушек, – объяснил Дуг. – Загнать в ствол ядро – этого мало. Еще нужно сделать «пуф» и отправить ядро в полет.
Споры? Они применяются для стрельбы из пушек? Локон несла бочонок со всей осторожностью, особенно при подъеме по трапу.
– Поскольку стрельба не обходится без спор и всякого такого, – продолжил Дуг, – этим занимался старина Уив.
– Уив? Наверное, это корабельный споровщик?
– Угу, бывший корабельный споровщик. – Лицо Дуга омрачилось. – Славный был малый, мне нравилась его компания. Он, знаешь ли, совершенно не умел блефовать, и я постоянно обыгрывал его в карты.
– Что с ним случилось?
– Не захотел стать пиратом.
– И он покинул вас в одном из портов?
– Ну да, покинул, – подтвердил Дуг. – Вот только порт здесь ни при чем…
Дуг взглянул на Ворону, которая, стоя на юте, прикладывалась к фляге. Ветер развевал черное перо на ее шляпе.
– Капитан убила его? – прошептала Локон.
– Он единственный не согласился, – пояснил Дуг, – с предложенным ею новым направлением деятельности. Так что Уив направился прямо ко дну океана. Споровщики – странный народ, они слишком увлечены возней со спорами. Но Уив не заслужил такой участи. Он пострадал только за то, что озвучил мысли всех нас.
Так Локон узнала, почему до сих пор не встретила на борту споровщика. А вы теперь поняли, почему я не предложил запомнить, как его зовут. И потом… нет, он не труп. В смысле, труп-то он труп, но не на корабле. Есть еще один. Постарайтесь впредь следить за моей мыслью.
Дуг повел Локон к посту канонира. Лаггарта там не оказалось, а носовая пушка прочно стояла на месте в окружении своих аксессуаров. Дуг стал укладывать ядра в снарядный ящик.
– Вот что, – обратился он к Локон, – я схожу еще за ядрами: надо пополнить запас. Видишь вон ту большую бочку? Как и бочонок, что ты держишь в руках, она покрыта специальным веществом, защищающим споры от нашего серебра. Нам нужны живые споры, чтобы стрелять ядрами по кораблям.
Но канониру нужно разложить эти споры по зарядным картузам – мешочкам, которые можно легко засунуть в пушку. В бочке ты найдешь пустые картузы. Все, что от тебя требуется, – это наполнять спорами мешочек, не просыпав, и завязывать горловину узлом. А работать тебе предстоит в большой бочке, отделанной специальным веществом, защищающим споры.
Дугу явно стало неловко – он засунул руки в карманы и опустил взгляд.
– Отлично, – сказала девушка.
– Жаловаться потом не будешь? – спросил Дуг.
Локон отрицательно покачала головой. Ей не хотелось лезть в бочку, потому что она боялась спор. Но девушка не могла позволить собственному страху причинять неудобства другим людям. Ведь она на корабле новенькая. Вполне понятно, что именно ей придется выполнить опасную работу, за которую никто не желает браться.
Локон подошла к бочке и сняла крышку. На дне лежало несколько мешочков, полных спор; пачка пустых картузов нашлась в сетке, подвешенной к бочке снаружи.
– Ты… правда не будешь жаловаться? – уточнил Дуг. – Сам-то я жаловался, когда меня заставили это делать.
– Должно быть, ты умнее меня, – ответила Локон. – Дашь какой-нибудь совет?
– Там есть воронка, очки и маска. И еще… постарайся не волноваться. Это не самый опасный вид спор. Надеюсь, все обойдется.
От этого «надеюсь» веяло множеством разнообразных угроз. Но Локон осталась в живых только потому, что команда воспротивилась приказу бросить ее за борт. Девушке не хотелось терять расположение матросов, поэтому она коротко кивнула и приступила к работе.
17. Плотник
Голубые споры завораживали Локон. Это были первые споры с другой луны, из другого моря, которые она увидела вблизи. Они были прекрасны, почти прозрачны. Тот факт, что споры могли с легкостью прикончить Локон на месте, делал их еще более привлекательными. Как искусно выкованный меч, созданный с любовью, тщанием и потом кузнеца – для того, чтобы вершить чудовищные деяния максимально элегантно.
Чтобы не подвергать Хака опасности, Локон тихо попросила его удалиться. Затем девушка помолилась лунам и вспомнила о Чарли. Завоевать доверие команды «Вороньей песни» – важнейший этап в ее плане. Работа, за которую не желает взяться ни один член экипажа, должна открыть перед Локон новые возможности. В свое время даже мытье окон открыло перед ней новые возможности. Самая важная из них – встреча с Чарли.
Учитывая все это, а также маску и очки на лице, Локон испытывала лишь легкий ужас, опуская бочонок со спорами в большую бочку. Сбоку у последней имелись крючки, чтобы подвесить бочонок, на дне которого был кран, как для наливания пива, позволяющий спорам высыпаться с безопасной скоростью. Однако при наполнении первого картуза с помощью воронки у Локон заметно дрожали руки.
Девушка завязала картуз и аккуратно уложила на дно бочки рядом с остальными. Постепенно Локон поймала ритм. Она заполняла картузы, стараясь не просыпать ни одной споры. Это была напряженная работа, гораздо менее подходящая для размышлений о смысле жизни, чем мытье палубы. Но Локон – будучи Локон – не могла не думать совсем.
Она размышляла о том, как именно споры заставляют пушку стрелять. Она размышляла о том, есть ли в корабельной оружейной споры других видов, и о том, кто заведует ими теперь, когда корабельный споровщик мертв.
Кроме того, она размышляла о том, зачем большой бочке фальшивое дно.
Локон поняла, что оно фальшивое, очень скоро. Ведь она немало недель изучала конструктивные особенности бочек в поисках возможности что-нибудь спрятать в них. Так, на одном из устройств, подготовленных девушкой для бегства со Скалы, имелась секретная задвижка, спрятанная… где-то тут.
Локон обнаружила ее рядом с окантовкой. Маленький металлический выступ, который можно легко сдвинуть с места. Когда Локон это удалось, в фальшивом дне открылось отверстие размером примерно с кулак. Несколько мешочков со спорами провалились в образовавшуюся дырку, и у девушки перехватило дыхание. Локон просунула пальцы в отверстие, чтобы вытащить их, и наткнулась на что-то еще.
Пушечное ядро. Спрятанное под фальшивым дном.
И там хватило бы места для трех или четырех ядер.
Локон быстро извлекла упавшие в потайной отсек картузы и вернула задвижку на место. Она продолжила наполнять мешочки спорами, но теперь руки дрожали еще сильнее. Мозг работал в таком бешеном темпе, что, будь он автомобилем, ему бы вскоре пришлось менять резину.
Локон поняла, что произошло. Как будто видела собственными глазами.
Канонир должен зарядить орудие, прицелиться и выстрелить. Ему наверняка приносят целую кучу ядер, и никто не заметит, если одно из них он подменит ядром из потайного отсека.
Локон была уверена на сто процентов, что эти ядра не пройдут проверку у Форта – ими вряд ли можно остановить приз с помощью лоз. Канонир Лаггарт намеренно потопил корабль.
Но зачем? Вся эта ситуация не имеет смысла по множеству причин. И дело не только в отсутствии добычи. Зачем скрывать тот факт, что пираты изначально намеревались уничтожить встреченное судно? К чему эти увертки?
Все это имеет смысл только в том случае, если…
– Значит, тебе доверили зефирные споры, – раздался голос за спиной Локон. – Мне было очень интересно, кому Дуги поручат эту работенку теперь, когда Уив мертв.
Локон обернулась и увидела долговязую женщину с острым носом и короткой стрижкой, недавнюю собеседницу Форта.
Энн, корабельный плотник.
Каждому судну нужен хороший плотник. Споровщик может заткнуть дыру в обшивке выбросом спор, но серебро со временем разрушит даже полностью затвердевший розеит. До моряка быстро доходит, насколько тонка грань между жизнью и верной смертью. Не толще бортовой доски. Если вы когда-нибудь захотите в полной мере ощутить конечность бытия, то сможете легко это сделать ночью на палубе, глядя в окружающую вас бесконечную тьму. И вы поймете, что тьма под вами еще обширнее, чернее и страшнее.
А еще вы убедитесь, что хороший плотник на борту стоит своего двойного жалованья. На самом деле он стоит намного больше.
– Да я совсем не против, – сказала Локон, заполняя очередной картуз. – Согласна постоянно этим заниматься, если предложат.
Вообще-то, девушке было не по себе в присутствии Энн, которая прохаживалась вдоль пушки, водя пальцем по стволу. Эта особа разговаривала с Фортом о ядрах. На чьей она стороне? И сколько их, сторон, всего? Во что Локон ввязалась?
Она не знала и половины того, что творилось на «Вороньей песни».
– Не зарекайся, Локон, – хмыкнула Энн. – Моряки не выбирают службу. Уж такая традиция.
– Ты знаешь мое имя? – удивилась Локон.
– Новости на борту разносятся быстро, – ответила женщина. – Я Энн. Корабельный плотник и помощник канонира.
Помощник Лаггарта? Локон нервно облизнула губы, но тут же одернула себя. Лизать что бы то ни было – не самое полезное дело при работе со спорами. Локон завязала наполненный картуз.
Видела ли Энн, как Локон обнаружила в бочке потайной отсек?
– Что ты обо всем этом думаешь? – С этими словами Энн уселась на ближайший ящик и положила ладонь на один из своих пистолей, будто получая от него поддержку. – Ты теперь пиратка, Локон. Неожиданный поворот жизни.
– Всяко лучше, чем неожиданный поворот к смерти, – пожала плечами Локон.
– Ага, – согласилась Энн. – Твоя правда.
Локон хотела задать несколько вопросов, но боялась показаться навязчивой. Эти люди пощадили ее. Кто она такая, чтобы обращаться к ним с просьбами? Поэтому девушка сказала уклончиво:
– Вы все, похоже, неплохо справляетесь в своем новом статусе пиратов.
– Неплохо справляемся? Что еще за разговорчики? – Энн подалась вперед. – Ты хочешь знать, почему мы стали пиратами, да?
– Э-э-э… да, мисс Энн. Хочу.
– Почему бы прямо не спросить об этом?
– Я не хочу показаться невежливой.
– Показаться невежливой? Пиратам?
Локон покраснела.
– Я не прочь обсудить этот вопрос. – Энн устремила взгляд по курсу, где нос корабля торил путь сквозь споры. – Капитан предложила соблазнительный расклад: либо принять участие в предстоящей войне короля, либо работать на себя, наплевав на указы и тарифы. К тому же капитан пообещала, что мы будем выполнять благородные и важные обязанности.
– Важные обязанности? – переспросила Локон.
– Станем крайне важным элементом экономики.
– Хм… понятно.
– Что, правда?
– Вообще-то, нет.
– Почему же сразу не сказать, девочка? – Энн укоризненно покачала головой. – Так вот, наша работа действительно важна. Ты же знаешь богатеев – наживаются на том, что люди плавают по морям, продают и покупают, и все для них. И что им потом делать с деньгами? Запереть на сто замков? Но какая польза от денег, которые лежат мертвым грузом? Вряд ли кому-то понравится, если богатство так и проваляется до скончания века в сейфе вместе с бабушкиным обручальным кольцом. Поэтому мы должны изъять частичку богатства. Впрыснуть ее обратно в экономику в качестве стимула. Чтобы помочь местным торговцам, этим ничего не значащим людишкам, выжить. Мы оказываем ценную услугу.
– Путем… грабежа?
– Точняк. – Энн откинулась назад, вновь положив руку на пистоль. – По крайней мере, таков был изначальный план. Мы не должны были стать беглецами-висельниками. Но полагаю, каждый из нас учитывал риск. Хотя то, что мы облажались при первом нападении, стало для меня полной неожиданностью.
Локон склонила голову набок, едва сдерживаясь, чтобы почесать место, где очки соприкасались с лицом. Несмотря на наличие серебра на палубе, споры на пальцах девушки могли выжить и остаться опасными.
– Не понимаю, – сказала Локон. – Беглецы-висельники?
– А ты что, не в курсе? – спросила Энн. – Сама-то к какому типу моряков принадлежишь?
– Видимо, к тому, который не в курсе, кто такие беглецы-висельники.
Локон раздражало, что ее ругают за утаивание вопросов, а затем высмеивают за неутаивание.
– Существует две разновидности пиратов, Локон, – принялась объяснять Энн. – Это обычные пираты и висельники. Обычные пираты грабят, но не убивают, по крайней мере до тех пор, пока по ним не откроют огонь. Они плавают на быстроходных кораблях, легко догоняют другие суда, и те платят выкуп. Затем настигнутые уходят живыми, а обычные пираты уплывают богатыми. Что-то вроде соревнования, понимаешь? Гонки на скромный интерес. Королевские чиновники ведут учет. Если ты отпускаешь людей, если не убиваешь… тебя посадят, когда попадешься. Но не повесят.
– Выглядит очень культурно, – сказала Локон.
Энн пожала плечами:
– Культура существует потому, что каждому хочется сохранить свои внутренности у себя внутри. Ты не набрасываешься с кулаками на первого встречного, потому что не хочешь, чтобы при каждой встрече на тебя набрасывались с кулаками. Король это понимает. Пока он сквозь пальцы смотрит на пиратов, которые не беспредельничают, они у него на крючке. И потом, кто предпочтет гонке битву? Матросы на торговых судах не хотят лишиться жизни из-за денег своего хозяина. Хозяева не хотят лишиться своих кораблей. Да и не пробыть тебе долго пиратом, если в каждой стычке будешь окроплять палубу своей кровью. Правда, в бою можно случайно прикончить какого-нибудь бедолагу…
– Или целый корабль со всем экипажем, – закончила Локон.
Энн кивнула:
– В этом случае ты становишься висельником. Никакой тебе пощады, если поймают. Даже другие пираты возненавидят тебя. Никто не возьмет к себе в экипаж матроса с корабля-убийцы. И будешь ты болтаться по морям в полном одиночестве, как фасолина в супе бедняка.
Во имя всех лун, во всем этом был смысл. Локон изменила свое мнение об Энн. Грусть на лице, сожаление в голосе… Если и существовал какой-то заговор по уничтожению корабля контрабандистов, Энн в нем участия не принимала.
А вот Лаггарт, похоже, о нем знал. Как и капитан. Они хотели стать беглецами-висельниками. Отсюда и потайной отсек с ядрами, и гибель «Мечты Ута». Иначе зачем оставлять в живых одного-единственного моряка, если не для того, чтобы он сообщил миру о случившемся?
Локон была настолько поглощена своими мыслями, что забылась и рассеянно почесала зудящие от очков щеки. И замерла.
Лунные тени!
Что ж, теперь по крайней мере…
И тут ее лицо взорвалось.
