bannerbannerbanner
Мария

Элизабет Боуэн
Мария

Полная версия

Тетя Ина никак не отозвалась, подтянув плед повыше, она прикрыла глаза веками, словно ей в лицо дул ветер.

Вечером, когда миссис Доусли пошла закрыть курятник, она наткнулась на мистера Хэммонда, викария, который косил крикетную площадку перед пасторским домом. Мистер Хэммонд не знал устали и хотя, на вкус Доусли, слишком уж тяготел к католической обрядности, любил работать на воздухе. Он «по договоренности» столовался в пасторском доме, потому что его хозяйка не умела готовить, а молодому человеку надо есть как следует, к тому же девчурки миссис Доусли были еще в тaком возрасте, что никто не посмел бы заподозрить миссис Доусли в видах на викария. Поэтому она решила, что ей следует заранее оповестить его о приезде Марии.

– А у нас в доме скоро прибавится народу, – сказала миссис Доусли. – Племяшка леди Римлейд, Мария – ей лет пятнадцать, – поживет у нас до конца каникул, пока ее дядя и тетя будут в отъезде.

– Здорово! – упавшим голосом сказал мистер Хэммондон терпеть не мог девчонок.

– Славная подбирается компания, верно?

– Что и говорить: чем больше, тем веселее, – ответствовал мистер Хэммонд.

Молодой верзила с квадратной челюстью, обычно он изъяснялся довольно односложно, однако миссис Доусли полагала, что жизнь в кругу семьи ему на пользу.

– Чего бы им всем не приехать, – сказал мистер Хэммонд, не прекращая орудовать газонокосилкой.

Миссис Доусли, прижав одной рукой миску и держа корзину в другой, застыла на краю площадки, не сводя глаз с викария.

– Она славная девчушка, хорошенькой ее не назовешь, но такое серьезное личико, видно, с характером. Единственный ребенок, ничего тут не попишешь. Когда они уезжали, я ей сказала: мол, надеюсь, тебя вскоре водой не разольешь с Дил-ли и Дорис, и она вся так и рассиялась. У бедняжки нет матери, страшно ее жалко, прямо сил нет.

– У меня у самого сроду не было матери, – ответствовал мистер Хэммонд, мрачно толкая перед собой газонокосилку.

– Как же, как же, я помню. Но почему-то девочек мне всегда жальче. Леди Римлейд меня прямо покорила, такая она простая. Я ей говорю: жизнь у нас здесь очень неприхотливая и Мария, если она у нас поселится, будет жить точно так же, а леди Римлейд мне и говорит: мол, Мария только того и хочет… Понимаете, по годам Мария где-то посередке между Дилли и Дорис.

Миссис Доусли запнулась, ее осенила мысль, что через три года Мария начнет выезжать, и тогда в ее честь зададут бал. Она вообразила себе, как рассказывает своей подруге, миссис Брадерхуд: «Это просто ужас что такое, но я буквально забыла, как выглядят мои девчурки. Они буквально не выходят от леди Римлейд».

– Мы добьемся, чтобы бедняжка чувствовала себя у нас как дома, – бодро сказала она мистеру Хэммонду.

Семейству Доусли приходилось часто приноравливаться к детям из Индии, поэтому они не оставляли надежды и в случае с Марией. «С характером приходится считаться» – таков был девиз этого участливого семейства, через которое нескончаемой вереницей проходили викарии с нежелательными пристрастиями, вздорные служанки, постоялицы с исканиями и плаксивые смуглолицые дети. Семья терпеливо засасывала Марию в свое лоно, и Марии вскоре начало казаться, будто она дубасит перину. С лиц Дорис и Дилли не сходила улыбка, невзирая ни на что, они сияли. Мария все не могла решить, как бы их обхамить получше: они испытывали ее находчивость. Ей и в голову не приходило, что Дилли думает про себя: «Ну и лицо у нее – ни дать ни взять больная мартышка», Дорис же – «она ходила в одну из тех школ, где во главу угла ставят суровую простоту», с ходу решила, что девчонка, которая носит бриллиантовый браслет, – ниже всякой критики. Дилли тут же осудила себя за такую недобрую мысль (хоть и не преодолела искушения записать ее в дневнике), Дорис же только сказала:

– Какой славный браслетик! А ты не боишься его потерять?

Мистер Доусли нашел, что внешность у Марии очень выразительная (у нее было землистое лицо с тяжелой челюстью и прямой челкой, свисающей на насупленные брови), выразительная, но неприятная – тут он мысленно поперхнулся и, наклонившись к Марии, спросил, не состоит ли она в скаутах.

Мария сказала, что ее воротит от скаутов, в ответ на что мистер Доусли от души рассмеялся и сказал:

– Экая жалость, ведь раз так, значит, ее должно воротить от Дорис и Дилли.

Дружный взрыв хохота сотряс стол. Дрожа в своем красном шелковом платье (стоял дождливый августовский вечер камин в комнате не топился, окно было распахнуто настежь, а за окном с деревьев ручьями текла холодная вода), Мария поглядела через стол на невозмутимого мистера Хэммонда, с застывшим каменным лицом сосредоточенно поглощающего свою порцию макарон с сыром. Он не принимал участия в общем веселье. Мария всегда считала, что викарии прыскают; она презирала викариев за это, но обозлилась на мистера Хэммонда за то, что он не прыснул. Она долго разглядывала его но так как он по-прежнему смотрел в тарелку, не удержалась и спросила:

Рейтинг@Mail.ru