Борис Шапталов
Как организовали «внезапное» нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия

В сентябре 1947 года Институт был расформирован. Что, собственно, произошло? Неужели на пороге 70-летия Е. Варга перестал разбираться в марксизме? Марксизм, думается, он продолжал понимать, а вот понимал ли как надо сталинизм?

В октябре 1948 года на расширенной сессии ученого совета ИЭ АН СССР академик Островитянов заявил: «Тов. Варга считает маловероятным вооруженное столкновение в будущем между империалистическими странами…было бы грубой ошибкой недооценивать значение этих противоречий и их неизбежного обострения в связи со стремлением американского империализма к мировому господству и закабалению стран Западной Европы. Мы должны поэтому решительно отвергнуть попытку пересмотра со стороны тов. Варга основного положения ленинско-сталинской теории империализма о неизбежности войн между империалистическими державами, вытекающей из обострения неравномерности экономического и политического развития капитализма в период империализма и общего кризиса капитализма»^[23].

Получив недвусмысленное предупреждение, упрямый Варга, однако, не угомонился.

В конце 1951 года под эгидой ЦК ВКП(б) было созвано Всесоюзное совещание экономистов, в котором приняли участие более 400 научных работников и преподавателей политэкономии из разных вузов СССР. В течение четырех месяцев шли дебаты по основным положениям будущего учебника политэкономии. Соответствующий отдел ЦК подготовил «Справку о спорных вопросах, выявившихся в ходе дискуссии по проекту учебника политической экономии».

«Академик Варга Е.С., – отмечалось в «Справке», – выступил на секции по вопросам капитализма с утверждением, что тезис о неизбежности внутриимпериалистических войн уже устарел, что такие войны возможны лишь абстрактно-теоретически, а конкретно-практически невозможны. Он объяснил это тем, что:

а) противоречия между лагерем социализма и лагерем капитализма в настоящее время сильней, чем внутриимпериалистические противоречия;

б) в лагере империализма США имеют подавляющее превосходство над всеми капиталистическими странами и не нуждаются в войне, чтобы подчинить их себе. С другой стороны, США достаточно сильны, чтобы помешать войне между европейскими империалистами;

в) опыт первой и второй мировых войн научил руководство империалистических государств, что внутри империалистическая война имеет очень плохое последствие для империалистов».

«Правилен ли сегодня еще ленинский тезис о неизбежности внутриимпериалистических войн за новый передел мира? – спрашивает т. Варга и отвечает: – Я думаю, что тезис о неизбежности внутриимпериалистических войн устарел»^[24].

Сталин отреагировал на высказанную Варгой точку зрения в работе «Экономические проблемы социализма в СССР»: «Некоторые товарищи утверждают, что, в силу развития новых международных условий после второй мировой войны, войны между капиталистическими странами перестали быть неизбежными. Они считают, что противоречия между лагерем социализма и лагерем капитализма сильнее, чем противоречия между капиталистическими странами, что Соединенные штаты Америки достаточно подчинили себе другие капиталистические страны для того, чтобы не дать им воевать между собой и ослаблять друг друга, что передовые люди капитализма достаточно научены опытом двух мировых войн, нанесших серьезный ущерб всему капиталистическому миру, чтобы позволить себе вновь втянуть капиталистические страны в войну между собой, – что ввиду всего этого войны между капиталистическими странами перестали быть неизбежными. Эти товарищи ошибаются. Они видят внешние явления, мелькающие на поверхности, но не видят тех глубинных сил, которые хотя и действуют пока незаметно, но все же будут определять ход событий. <…> Неизбежность войн между капиталистическими странами остается в силе»^[25].

Как видим, Сталин ошибался. Это он видел «явления, мелькающие на поверхности», а не глубинные процессы. Ошибочная оценка потащила за собой другие. О перспективах экономического развития США, Англии и Франции Сталин выразился следующим образом: «Рост производства в этих странах будет происходить на суженной базе, ибо объем производства в этих странах будет сокращаться»^[26].

И совсем уже несуразная оценка заключалась в следующем выводе: «Наиболее важным экономическим результатом второй мировой войны и ее хозяйственных последствий нужно считать распад единого всеохватывающего мирового рынка. Это обстоятельство определило дальнейшее углубление общего кризиса мировой капиталистической системы». А меры стабилизации определил так: «Это очень похоже на то, что утопающие хватаются за соломинку»^[27].

Положение же обстояло ровно наоборот: после войны продолжилось успешное складывание мирового рынка, но уже под контролем США – главного противника СССР.

Невозможность войны между капиталистическими государствами означала, что функционирование мирового рынка нарушаться отныне не будет. А значит, они смогут богатеть и таким образом усиливаться. В такой ситуации ждать социалистические революции – занятие неперспективное, а наличие сильного Запада означало тяжелое противостояние для уже возникшего социалистического мира. Поэтому вывод Варги о коренном изменении ситуации между капстранами так не устраивал Сталина. Но вместо того чтобы задуматься над тем, как выходить из обозначившейся проблемы, он предпочел повторять старые формулы и загонять СССР в исторический тупик напрасного ожидания очередной межимпериалистической войны. А чтобы ждать было веселее, вывел «главный экономический закон капитализма». Это «обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения»!

Это теоретический уровень пропагандиста школы марксизма-ленинизма, но не серьезного политика. Сталин был, безусловно, умным человеком, но талант теоретика – особый дар, и он им явно не был наделен. Другое дело, что, как умный человек, он умел выкручиваться. Его «Экономические проблемы социализма» написаны в духе средненькой кандидатской диссертации. Сначала автор озвучивает чью-то глупость, потом разъясняет читателям, почему ей следовать нельзя. Сталин подробно объяснил, что при социализме существуют товарно-денежные отношения и закон стоимости. И это подавалось как большой теоретический вклад. Но если с работниками расплачиваются деньгами, а в магазинах отпускают товары не по потребностям, а по количеству дензнаков, то, наверное, это свидетельствует о товарном производстве. А если при этом нельзя купить квартиру, землю, то – о его ограниченном характере. Зато почему при социализме существовал неустранимый дефицит, а предприятия не гонялись за техническими новациями, что предопределило отставание социализма в производительности труда, он объяснить не смог.

9

Сталин привлекателен потому, что его режим можно охарактеризовать как «государственно-патриотическое господство бюрократии». Недаром эта модель ныне возрождается по новому кругу. Раз сторонники империи (социалистической или капиталистической – не важно) за Сталина, значит, против демократии (хотя: а кто знает в России, что такое демократия?). Они за сильную власть, сплоченное общество, в котором интересы личности растворялись бы в интересе государства (роевое начало). Такое государство не может не быть государством бюрократии. Надо только, по их мнению, чтобы она была патриотичной и национально ориентированной. Таковой ее может сделать только вождь. Вообще-то имперцы, сами того не сознавая, рисуют государство в духе итальянского фашизма Муссолини (фашизм – государственная корпорация всего общества, объединенная вокруг этатистской идеи), а также нацистской империи Гитлера 30-х годов. В этой констатации нет ничего прокурорского. Это позже Италию и Германию занесло «не туда», а вначале они были «национальными», «патриотичными» и «антиолигархическими», то есть вполне «прогрессивными» империями. Собственно, эта подспудная связь позволяет проводить параллели между сталинизмом и фашизмом, а также спекулировать на таком сходстве в идеологической борьбе против современной России. Но исторический опыт есть опыт, и то, куда занесло на определенном этапе режимы Муссолини и Гитлера (а экономические и социальные успехи были налицо), а также Сталина с его «необоснованными репрессиями», показывает опасность воссоздания «национал-патриотического» режима вождистского типа. А ведь такой режим мог появиться в России в 1990-х годах. У Жириновского был шанс прийти к власти, и тогда мы бы имели государство с «броском на юг», «консолидированным» обществом и последствиями этих имперских радостей.

Нынешние ратования за империю есть защитная реакция слабеющей России. Эта идея крепости, идея оборонительная, восходящая к идее «строительства социализма в одной стране». По иному пути пошел современный Китай. Руководство использовало глобализацию с максимальной выгодой, ускорив развитие страны, тогда как для СССР, а теперь и России она поперек горла. «Крымская» история с последовавшими санкциями и быстрым падением цен на нефть еще раз показала, что означает «глобальная система» и как трудно ей противостоять.

Соединенные Штаты тоже когда-то находились в добровольной политической изоляции. Курс так и назывался – «политикой изоляционизма». С момента образования Соединенных Штатов правящий класс решил держаться подальше от внешних проблем, чтобы не быть вовлеченными в войны между европейскими державами. Хватало своих дел – шло освоение территории почти в половину Европейского континента. Но экономический кризис начала 1930-х годов показал: страна исчерпала возможности регионального развития, нужны новые «прерии». Ф. Рузвельт покончил с изоляционизмом, и США вступили во Вторую мировую войну, целясь на мировое лидерство. И не прогадали. Не того ли хотел Ленин?

Разумеется, цели у американских и советских интернационалистов были разные. Разное понимание устройства экономики, демократии, политической власти, международного порядка. В Москве не искали финансово-экономической выгоды (на чем СССР потом и погорел). Что же двигало тогдашними интернационалистами?

Интернационализм был попыткой ответить на вековой вопрос о смысле исторического процесса и возможности достижения положительного социального идеала. Интернационализм и федерация народов как минимум достигали одной важной цели – устраняли войны. Если бы замысел Ленина удался, то Европа (и Россия) избежала бы Второй мировой войны, что «сэкономило» бы несколько десятков миллионов жизней.

Помимо войн существует проблема выживания человечества. Давно ясно, что Человек своей антиэкологической деятельностью может загубить планету и самого себя как социально-биологический вид. Чтобы этого не произошло, необходимы международные усилия. Мировая революция была не самоцелью, а прологом к построению общества на разумных основаниях. Другое дело, что из этого могло получиться. Можно спорить об осуществимости задуманного, но хотя бы цели понятны.

Альтернативой интернационалистам оказался сталинизм. У такого выбора много сторонников, как при Сталине, так и сейчас. Непонятно лишь одно: ради чего Сталин создавал свою империю? Если ради борьбы с Западом и Соединенными Штатами, то в чем должна была заключаться победа? А если цель – утверждение мирового социализма все же была, то чем она отличалась от цели Ленина?

При желании ответ можно подыскать достаточно легко. А именно: Сталин вместо федерации народов хотел союз социалистических государств. И можно с легким сердцем согласиться, что такая цель была более прагматичной и реализуемой, чем федерация народов. Однако… Однако почему Сталин сцепился с Тито и проклял социализм в Югославии? Если целью была не федерация, а союз независимых социалистических государств, то это предполагает уважение их суверенитета. В опыте построения социализма в Югославии не было ничего, что противоречило бы марксизму. Неужели Мао Цзэдун был большим коммунистом, чем Тито? Если да, то в чем это заключалось? Ведь у Сталина с Мао были прекрасные отношения.

И если бы дело ограничилось одной Югославией. Сталин активно вмешивался во внутренние дела других государств, избравших путь социализма. Если он выступал за союз независимых соцстран, то зачем их было путать с советскими республиками?

Что же вышло в реальности? Сталин создал локальное, «ракушечное» государство. Получилась империя в духе Николая I с ее триадой: «идеология – вождистское самодержавие – народность» и «давить и не пущать» на практике. Естественно, такой гегемон не мог не вызвать разочарование и отторжение в мире, особенно среди европейских социалистических государств. Зато такой тип пришелся по душе руководству стран «восточного» типа – Китая, Албании, КНДР.

США создали империю другого типа – глобальную, экономически наступательную, интегративную (открытую) и демократическую. И это стало подлинным новаторством по сравнению с «закрытыми» империями Англии и Франции. В процесс новой глобализации были вовлечены десятки стран, включая затем и «лагерь социализма». Смысл и содержание такой альтернативы Сталин не понял. В пропаганде суть нового глобализма он привычно свел к тому, чем занимался сам, – к диктату. Диктат, конечно, был, но принципиально иного, чем у классических империй, типа. Правда, не поняли новизны новой опасности по сравнению с прежним империализмом и последующие руководители СССР, а потому не смогли победоносно противостоять ей. Но с них интеллектуальный спрос небольшой, ведь они были питомцами Хозяина, а он подбирал Хрущева, Брежнева, Суслова, Молотова, Кагановича не за способность к теоретическому анализу. Удивительно, как они вообще поняли, что надо уходить от сталинской модели, и рванули от нее в первые же месяцы после смерти ее творца. Рвануть-то рванули, но так и не смогли разобраться, куда идти.

А Соединенные Штаты предъявили миру новый цивилизационный проект, альтернативный марксистскому, и предложили свои услуги в качестве архитектора нового витка цивилизационного прогресса. Это мир без колоний и метрополий, сообщество демократий с экономической интеграцией, с разделением труда по разработке и производству высоких технологий (пример тому Япония, Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Малайзия, Китай). Мир свободного передвижения товаров, капиталов, людей, идей, культурных достижений. На этом фоне сталинский СССР с его закрытостью, вождизмом, репрессивной властью выглядел нафталинным анахронизмом прошлых веков. Проект Сталина оказался неперспективным, а потому была проиграна и будущность социализма и самого СССР.

Социалистические государства сначала охотно перенимали передовой советский опыт, но скоро убедились, что ничего передового в нем не было. Развитие шло за счет низкого жизненного уровня населения, для чего необходимо было строить мощную бюрократическо-репрессивную надстройку. Ответом стали восстания в ГДР, Венгрии, перманентные волнения в Польше, попытка «бегства из лагеря» Чехословакии.

10

Однако индустриальные и военно-технические успехи сталинского периода до сих пор привлекают умы, которым «за державу обидно». Им хочется совершить рывок в будущее на основе груза прошлого. Проект назвали «Пятой империей». Его пропагандируют даже на ежегодных собраниях молодежных активистов, собирающихся под эгидой Кремля на озере Селигер. Идея внешне притягательна, по принципу «почему бы и нет?». Но есть проблемы, которые стараются не замечать новые имперцы. Во-первых, мечта о создании Пятой империи (равно как и Четвертого рейха) неосуществима из-за отсутствия избыточной национальной энергии. Имперская идея интересна лишь нескольким десяткам интеллектуалов, работающих главным образом в сфере журналистики и писательства. Народу она не нужна, ибо сил хватает лишь на гонку потребления и досуга. Во-вторых, в России опасны политические мечтания, потому что они сбываются, но противоестественным образом, как это было с идеей справедливого общества. Создать из России империю можно, только не ту, которую представляют себе сталинисты. Осеняя себя крестом, нынешние правители России фактически проводят политику исламизации страны. Вырисовывается будущая Пятая империя как православно-исламское, евразийское государство, где президент – православно-верующий, а глава правительства – мусульманин (или наоборот). Это будет возвращением назад, в новое Средневековье, по сути в эпоху Золотой Орды (опять же с поправкой на научно-технический прогресс).

К этому сюжету придется еще вернуться, а пока отметим другой аспект проблемы.

Русские националисты любят призывать к национальному возрождению. Но как они относятся к националистам других народов? К националистам украинским, польским, татарским… Удивительно, но без одобрения! Получается «нам можно, а другим нельзя». «Нам» можно говорить о мессианской роли России, а США нельзя. «Нам» можно мечтать об империи, но когда имперский путь выбирают Соединенные Штаты, то «нам» это категорически не нравится. Тогда почему другим нациям должна понравиться русская империя? Ответы сводятся к банальному: «Мы лучше и хотим лучшее, а наши противники плохие, потому что хотят плохое». Вот и сторонники исламской империи – Халифата – о том же: «Мы хорошие, а наши цели тем более, и кто с нами не согласен – плох». Попробуй разберись, кто тут прав. А к чему может привести национализм, показали события на Украине. Там насаждение государственного национализма спровоцировало гражданскую войну. Окажись русские националисты в Кремле, вероятнее всего, «Украина» полыхала бы и в России.

Мало создать Державу, надо еще удержаться на плаву. СССР это не удалось. Значит, была выбрана неверная стратегия. Кто в этом виноват? Ленин? Хрущев? Сталинисты валят на кого угодно, любыми способами выгораживая своего кумира. Но разве Сталин не принимал участия в создании системы? Разве не он был главным ее архитектором, и созданная им политическая система не просуществовала вплоть до конца СССР? И разве ликвидацию СССР не объявили «распадом самой большой тоталитарной империи в истории человечества»? И кто из советских правителей поспособствовал дискредитации Советского Союза больше других?

Фундаментальной ошибкой Сталина стала попытка решить глобальные проблемы старыми методами «классической» империи. Сталин (равно как и его преемники) не понял, что судьба СССР во второй половине ХХ века зависела не от числа солдат и танков, не от количества выплавленного чугуна и стали, а от контроля над мировыми рынками.

Чем был СССР?

1

Понятие «СССР» включает в себя несколько видов политических режимов и даже обществ. В 1917–1928 годах рождалась принципиально новая социально-экономическая формация, и в ней сохранялись старые классы и экономические уклады. Потому решался вопрос: как с ними быть – интегрировать их или уничтожить? Бухарин стоял за «врастание», «левая оппозиция» (Троцкий, Зиновьев, Каменев) – за ликвидацию. С 1929 года начал складываться другой политический режим, который повлиял на формирование общества. Сталин уничтожил оба «уклона», реализовал платформу «левых». Но он пошел дальше – к возвращению к традиционному государству «восточного» типа. И зашел столь далеко, что после его смерти бывшим соратникам пришлось дать задний ход и возвращаться к «ленинскому наследию». В результате с 1953 по начало 1970-х годов власть и общество вновь претерпело очередную трансформацию. Появилась культура шестидесятников, ориентированная не на классовую рознь, а на гуманизм и демократию. Одно время казалось, что наконец-то сложился целостный социализм и революция дала свои подлинные плоды. Этой верой были охвачены даже будущие критики режима вроде режиссера Ю. Любимова или писателей братьев Стругацких. Однако с середины 1970-х режим охватил деградационный процесс, а экономика стала сползать в «застой». И наконец, с 1987 по 1991 г. эволюция сменилась распадом государства и ликвидацией социализма. После чего начался этап очередного рождения (или перерождения) государства, экономической системы и общества, но уже на более низкой социальной ступени – на уровне паразитарного «общества потребления», где созидательные задачи играют подчиненную роль.

Итак, СССР за 74 года вместил в себя три этапа его политико-социальной трансформации и смерть. Причем на каждом этапе были свои огромные успехи и большие провалы. И всякий раз внутри каждого из этапов существовали альтернативы, которые могли повести страну по другому маршруту. Если бы в июле 1918 года победили левые эсеры, то революция приняла бы иной облик. А в период 1920-х годов схлестнулись два варианта будущего – «бухаринский» и «троцкистский». Победила «троцкистская» линия, но в сталинской версии – с возобновлением практики «классовой борьбы». Другая неожиданность заключалась в появлении «политики» перегибов. Они затронули все сферы политики: коллективизацию, индустриализацию, кадровую политику, культуру, войну. «Политика перегибов» стала фирменным знаком правления при Сталине. Даже в таких специфических кампаниях, как борьба с космополитами, с формализмом в искусстве, низким художественным уровнем некоторых фильмов, – все доводилось до крайности, до самодискредитации.

После смерти Сталина его соратники первым делом, помимо прекращения репрессий, попытались аннулировать практику перманентных перегибов. Последней вспышкой «культуры перегибов» стали так называемые волюнтаристские загибы Хрущева. За что его, собственно, и погнали из власти. Желание избавиться от перегибов понятно, ибо, по сути, то была политика создания искусственных трудностей («одной рукой лечим, другой калечим»). А вот чем такая, с позволения сказать, «политика» была вызвана – труднейшая задачка для исследователя. Уж больно много в них странностей.

Но перегибами дело не ограничилось. В 1930-х годах, опять же совершенно неожиданно, Сталиным были уничтожены интернационалисты, и вместо предполагаемой революционной войны с фашизмом за Европу получился 1941 год и Великая Отечественная война. С тех пор так и повелось: вместо ожидаемых плановых процессов как черт из табакерки выскакивал поначалу ничем не примечательный «вождь», который реализовывал совершенно неожиданную альтернативу складывающемуся ходу вещей. Получилась уникальная история, осмыслить которую никак не удается, несмотря на огромные усилия многих исследователей. Это тем более удивительно, что человеческое общество живет по вековым канонам и лишь иногда появляются альтернативы бытия. Таковой редкой альтернативой стал коммунизм в марксистской версии. Новая доктрина сочетала в себе идеологическую практику мировых религий, но уже в светском варианте. Христианство и ислам, в отличие от язычества, своей центральной задачей ставили преобразование Человека. Маркс тоже. Но доктрина коммунизма предполагала изменить для этого условия труда и распределения материальных и культурных благ. Без этого, по его мнению, чисто духовные усилия обречены на неудачу, а успехи на уровне отдельных людей-верующих не изменят природу общества и государства, ибо причина зла в эксплуататорской сущности государства и классовом антагонизме. Это глобальная задача, и решаться она должна была также на общемировом уровне.

Марксизм сделал тысячи пассионариев революционерами, чтобы исполнить «научное» предначертание. Социализм же, по мнению марксистов, мог быть достигнут только в содружестве группы высокоразвитых наций. 30 октября 1917 года Троцкий писал: «По окончании этой войны я вижу Европу воссозданной не дипломатами, а пролетариатом. Федеративная республика Европа – Соединенные Штаты Европы – вот что должно быть создано. Экономическая эволюция требует отмены национальных границ. Если Европа останется разделенной на национальные группы, тогда империализм снова начнет свою работу. Только Федеративная республика Европы может дать миру мир»^[28].

На тех же позициях в то время стоял и Сталин. В речи на смерть Ленина 26 января 1924 года он говорил: «Ленин никогда не смотрел на Республику Советов как на самоцель. Он всегда рассматривал ее как необходимое звено для усиления революционного движения в странах Запада и Востока, как необходимое звено для облегчения победы трудящихся всего мира над капитализмом. Ленин знал, что только такое понимание является правильным не только с точки зрения международной, но и с точки зрения сохранения самой Республики Советов»^[29]. Тем удивительнее была его перемена воззрений и принятие концепции «построения социализма в одной стране». Такая политика предполагала изменить многое…

СССР – уникальное государство по своим масштабам. Все-таки самая большая территория на планете и по числу народов тоже одно из первых. Получается, Советский Союз был «мировой системой» в миниатюре. Предтечей нынешнего Европейского союза. Так было задумано. Но так не получилось.

Сталин в 1930-х годах вроде бы разрешил «гамлетовский» вопрос: быть или не быть социализму в одной стране. Но это решение оказалось промежуточным, временным. Это Китай в древности мог проводить политику блестящей изоляции, но времена изменились. Остров «СССР» не получился.

2

Коммунисты до Сталина всегда были откровенны и никогда не скрывали своих намерений. О своих целях и задачах коммунисты писали охотно, начиная с «Манифеста Коммунистической партии» 1847 года, в документах 1-го Интернационала и т. д. Да и зачем коммунистам было скрывать свои желания, если своей целью они провозглашали построение общества социальной справедливости, без войн и угнетения. Точно так же не было никакой необходимости скрывать свои желания первым идеологическим глобалистам мировой истории – христианам и мусульманам. Они жаждали создать мировую общину социальной справедливости.

СССР создавался не как обычное государство и не как империя, то есть конгломерат народов под властью Центра, а как цивилизационный лидер, призванный проложить человечеству дорогу в новое будущее. Каким виделось это будущее, можно прочитать в таких романах, как «Туманность Андромеды» И. Ефремова, или ранних произведениях А. и Б. Стругацких. Если же брать политический документ, то видение принципиально иного будущего изложено в Программе КПСС 1961 года. Однако к 1970-м годам стало выясняться, что коммунистическая перспектива сомнительна, а в цивилизационном соперничестве вперед выходят Соединенные Штаты и демократический Запад в целом.

Что мог предложить Советский Союз человечеству в 1970-х годах? Политический режим выглядел устаревшим (вождизм, авторитаризм, демагогия вместо народовластия). По производительности труда реальный социализм оказался не способен обогнать развитые капиталистические страны. Советские ученые могли предложить новые системы ракет, перспективные модели истребителей и танков, но почти ничего из сферы гражданских технологий. Цивилизационный проект «СССР» оказался в тупике. Совершенно иначе обстояло дело в США. Там предложили то, что мы сейчас имеем: всеобщую компьютеризацию, Интернет как глобальную систему связи, переход к «цифровому» этапу жизнедеятельности человечества. Куда более привлекательной выглядела модель либеральной демократии как способ политического существования народов. Это были не бумажные декларации о намерениях, не фантазии о грядущем коммунизме, а реальный вариант настоящего.

Подчеркнем: кроме американского никаких серьезных проектов будущего на тот момент не существовало. Это сейчас заговорили о приближающейся исчерпанности рывка, начатого в 1970– 1980-х годах, но даже критики США не хотят отказываться от достижений новой глобализации – компьютеров, мобильной связи, свободы информации и прочего.

Ответом руководства СССР на вызов времени стала… капитуляция! Команда Горбачева решила отказаться от роли социалистического «динозавра» и уступить дорогу реальному лидеру, заодно взяв у него предлагаемый народам цивилизационный проект (так называемые «общечеловеческие ценности»). Почему-то из этого благого намерения получилось то, что получилось. Опять не то, что хотели и планировали.

Политиков условно можно разделить на три типа. Одни действуют в предлагаемых обстоятельствах и на большее не претендуют. В анналы истории они обычно не попадают и известны лишь специалистам по истории. Других можно отнести к носителям мировых тенденций. Они способствуют внедрению в свои страны мировых достижений в экономике и культуре. Третьих можно назвать реализаторами возможных вариантов будущего. Они идут нехожеными тропами, выступая либо в качестве «архитекторов», либо разрушителей, расчищающих площадку для нового здания. К типу реализаторов относится Дэн Сяопин, взявший на себя задачу демонтажа маоистской тупиковой модели. Таковыми попытались быть Горбачев с Ельциным, но им оказалось не под силу быть архитекторами и созидателями. Они не были государственными деятелями по духу, а лишь по должности, а Сталин – был. Он обладал качествами и разрушителя, и архитектора одновременно. Созданный им государственный механизм, пусть и с переделками, просуществовал 35 лет после его смерти. Вопрос только – что за вариант он реализовал?

Отказавшись от интернационалистского проекта, Сталин сделал ставку на иной вектор – на превращение СССР в имперскую гегемонистскую державу (Мао Цзэдун пытался сделать то же самое с Китаем). И этот курс (как и маоистский) потерпел историческую неудачу. Получается, их создатели не учли что-то чрезвычайно важное.

3

Англия и Франция выиграли войну у Германии в Первую мировую с огромным трудом и только с помощью США. Правящие классы обеих империй урок запомнили и постарались обезопасить себя статьями Версальского договора. Но надолго связать Гулливера не удалось. При Гитлере гигант стал распрямляться. Правительства Франции и Великобритании постарались полюбовно договориться с Берлином. 1940 год показал, что боялись немцев не зря. Английская и французская армии были раздавлены без особого труда. Положение спасли СССР и США, выиграв войну. Но ценой спасения стал закат Британской и Французской империй. Лидерство перешло к настоящим победителям, и после некоторого сопротивления Париж и Лондон признали коренное изменение мирового соотношения сил.

Ситуация с Францией и Англией понятна: в джунгли мировой политики пришли новые хищники – Германия и Япония, и старым хозяевам пришлось уступить первенство. Затем и они сошли с тропы… А с Советским Союзом такой ясности нет. Советское руководство капитулировало, не проиграв войну и не уступив в силе другим. Да, страна испытывала ряд трудностей, прежде всего с продовольствием и отставанием в технологиях гражданских отраслей. Но они не были смертельными, что доказал Китай, находившийся при Мао Цзэдуне в намного более трудном положении.