Борис Рябов
Товарищ Н «Релокант»
Глава 6
Так началась моя новая работа. Теперь она была связанна не только с морем и машинным отделением. С утра мы с Алексеем и стариком выходили за рыбой. Ловили мы только тунца, потому что он большой и возни с ним меньше. До обеда у нас получалось поймать одну или две рыбины. Необременённые парусом и ловлей других морских гадов, мы выходили в море первыми и возвращались раньше всех.
Лекарства от боли, которое передавала нам Елена Андреевна каждый день, были настолько сильны, что старик, приняв половину порошка с утра, до обеда находился в наркотическом опьянении. Один раз он, поддавшись ведениям навеянным лекарством, чуть не вышел за борт. После обеда, когда он начинал приходить в себя, мы, отдав ему вторую половину лекарства, отправляли его домой.
Сдав к обеду рыбу на рынок, начиналась другая работа. Как оказалось, в день испытания «Новой Елены» за нами с берега наблюдал Бал, оценивая её маневренность и скорость. Именно через него местная мафия сделала нам предложение, от которого не отказываются. Мы договорились с ними о перевозке их людей через Босфор и в близь лежавшие вдоль побережья селения. Груза при них почти не было, обычно они перевозили не больше пары чемоданов или мешков. Судя по тому, что этот скарб сопровождали несколько вооруженных человек, в них была заработная плата производителям опия от местной мафии, успешно продвигающей наркоторговлю в Европу через Марсель.
Но кто и что везет, было не наше дело. Главное, что они нам хорошо платили за скорость и за безопасность. Потому что перемещение таких сумм по суше, приводило иногда к перестрелкам, противоборствующих мафиозных кланов.
Вся эта работа приносила нам неплохой доход. Мы могли оплачивать квартиру, стоянку в порту, нормально питаться, еще и для себя оставалось. Кроме того, пассажиры, которых мы перевозили, иногда оказывались, очень болтливы. Они разговаривали между собой, а я, не глядя на них, учился слушать и запоминать. Вечером во время променадов с Еленой Андреевной я рассказывал ей то, что считал важным из увиденного и услышанного за день.
Точнее в первые дни моего обучения, я рассказывал ей вообще все, что слышал и видел. А она уже разъясняла мне, что из всего этого нас интересует больше всего и на что стоит обратить внимание в следующий раз.
Глава 7
Встречи с Еленой Андреевной поначалу для меня были волнительными. Помню, я так нервничал, пригласив её прогуляться по набережной, что она завела меня по дороге в ресторан и сама предложила выпить, чего-нибудь покрепче:
– Если так будет продолжаться, Михаил, вы сопьетесь, – пошутила она.
– Это все из-за обучения, – попытался оправдаться я, – Боюсь не постигнуть науки.
– Слава богу, – иронизировала она. – А то я начала думать, что это из-за меня.
– Ну и из-за Вас тоже, – смутился я.
– Знаете, у вас хорошее чувство юмора, – усмехнулась Елена Андреевна. – Расскажите мне о себе. Что-нибудь чего я не знаю. Например, как прошло ваше первое свидание?
– Помню, неплохо отдохнул, – вспомнил я, как отец разбудил меня в парке.
– Как интересно, Вы меня заинтриговали.
Немного перекусив и выпив, мы вышли из ресторана и продолжили путь к набережной. По дороге я рассказал ей про первое неудачное свидание и про ночные гулянки с друзьями у костра на берегу Азовского моря. Вечер из волнительного, превратился в душевный.
Елена Андреевна, слушая меня, искренне улыбалась. Иногда рассказывая мне в ответ истории из своего детства, как она с сестрами вызывала дух пиковой дамы или как она, играя в прятки, уснула в чулане, и все сбились с ног, занимаясь её поисками.
Во второй половине вечера, когда мы возвращались домой с прогулки, Елена Андреевна провела мне урок, объясняя мне на примерах, как осторожно расспрашивать людей.
– К примеру, вы, Михаил, услышали, что человек рассказывает, что увидел, допустим, необычный военный корабль, который был больше чем все такие же, что он видел до этого. Расспрашивать его о то том: «Где он это видел?», «Сколько на нём орудий?», «Какого он класса?», простыми вопросами подозрительно. Понимаете?
– Ну да.
– Вот, – продолжила она. – Лучше, если положение вам позволяет, все перевести в шутку. Спросите его: «Не напекло ли ему голову, когда он это видел?». Тогда человек обычно начинает оправдываться, пытаясь доказать вам что он не лгун и припоминает какие-нибудь дополнительные детали. А вы в этот момент, слушайте да запоминайте и в конце обязательно сделайте вид, что все равно сомневаетесь в правдивости его рассказа.
– А если обидеть человека нельзя?
– А если нельзя, сделайте вид что верите, поддержите разговор, расскажите, что видели такой же, только орудий там было, не пять, как рассказывает он, а семь, и было это в другом месте. Тогда он, скорее всего, начнет сравнивать, то, что видел он, с тем, что видели вы. И опять же будет припоминать детали, задавая вам вопросы: «А у твоего чего да сколько?». Получиться вы и беседу поддержали и информацию получили, а вопросов не задавали вовсе.
– Так он же мне, вопросы будет задавать? – озадачился я.
– Соврёте что-нибудь. Вы же потомственный рыбак! – усмехнулась Елена Андреевна. – Какую там самую большую рыбу, вы из Азовского моря выудили?
– Я никогда не преувеличивал, – не сдержав усмешку, ответил я.
– Ну вот! Можете, Миша, – усмехнулась она. – Только запомните главное, не давите на собеседника. Будьте легким, ненавязчивым, не пытайтесь чего-то добиваться, чаще обращайтесь к человеку по имени, в нашем деле главное стать приятным собеседником. А приятные собеседники это кто? Это те, кто умеет слушать, сопереживать или шутить, никого не обидев. Пользуйтесь тем, что я вам говорю, и всегда думайте, что говорите сами.
– Постараюсь.
– Постарайтесь, – уже серьёзно произнесла Елена Андреевна возле дома. – Алексей рассказывал, как мы с ним познакомились?
– Да, но…
– Вот что бывает, если не следовать правилам, – предупредила Елена Андреевна.
– А если, вдруг такое случиться со мной, ну и меня поймают, или…?
– Тогда, Михаил, как бы вам не было туго и больно, сильно больно. Чтобы вам не обещали, стойте на своем: что вы просто рыбак и просто возите людей по Босфору. Потому что, если вы сознаетесь, в другой своей деятельности, вас казнят. А потом придут за нами и нас казнят.
На этой не веселой мысли Елена Андреевна, с которой мы все это время шли под ручку, остановилась возле входа в свой подъезд. Она вдруг ослепительно сверкнула белоснежной улыбкой и прижалась своей щекой к моей.
Я уже начал потихонечку привыкать ко всем этим неожиданностям, поэтому, не растерявшись, широко улыбнулся ей в ответ.
– До завтра, Миша, – звонко и кокетливо сказала она по-французски и, развернувшись, направилась домой.
Перед дверью в подъезд она на секунду обернулась, подарив мне ещё одну милую улыбку. Я проводил ее взглядом до тех пор, пока она окончательно не исчезла из вида. Потом озадаченный ее внезапным поведением, я посмотрел сначала налево и, не увидев ничего подозрительного повернул голову, на право.
Метрах в двадцати от меня стоял прилично одетый мужчина лет сорока пяти. В руках он держал небольшую коробку с конфетами из кафе в соседнем квартале. Они всегда перевязывали коробки ярко красной лентой и делали красивый бант.
Не входящий в планы Елены Андреевны ухажер осматривал меня, а я его, до тех пор, пока мы не встретились взглядами. Он стоял не подвижно. Я тоже. На его лице читалась досада. Мое же выражение лица было максимально спокойным и в тоже время решительным. Дуэль наших взглядов продолжалась секунд двадцать, после чего мой визави, склонив голову, развернулся и направился в противоположную сторону.
Глава 8
Уроки, которые в течение двух недель давала мне Елена Андреевна, оказались увлекательными. Для меня это было настоящим открытием. Начав пользоваться ее приемами, я заметил, что почти каждый раз люди сами добровольно со всеми подробностями, выкладывали мне все что видели или слышали. Хотя получалось так, что я об этом их даже не спрашивал.
Страх не постижения науки прошел. Он превратился в приятное ожидание нового урока. Прогуливаться с Еленой Андреевной было приятно. Я дарил ей цветы, водил ее в кино. Половину прогулки мы просто болтали, а по дороге домой я как губка впитывал новую информацию.
В начале следующей недели Елена Андреевна напомнила мне, что с момента нашего возвращения, прошел уже больше месяца. Я и сам с нетерпением считал дни с момента отправки запроса. Но так как мне не хотел слышать еще одно: «Нет», я решил к сроку исполнения запроса прибавить еще пару дней, прежде чем идти в консульство за ответом.
Назавтра в обед, пока Алексей ушел на рынок сдавать очередного тунца, я направился в консульство. В ответ на номер моего запроса сотрудник за стойкой выдал мне желтоватого цвета листок, на котором машинными буквами после множества аббревиатур РСФСР было напечатано: «Адрес проживания – город Самара улица Казанская дом номер двенадцать квартира два».
Волнению моему не было придела. Я даже повернул не в ту сторону, выйдя из консульства, разглядывая листок и пытаясь вспомнить, что за город Самара. Опомнился, только когда чуть не врезался в идущего мне на встречу человека.
Вернувшись назад к лодке, я увидел в ней Алексея, который возвратился с рынка раньше меня.
– Слушай Лёш, а ты такой город Самара знаешь? – поинтересовался я, спускаясь на палубу.
– Слыхал что-то, – вспоминая, ответил Алексей. – Вроде, хлебное место. Ну, было, по крайней мере.
– А где это?
– Я не знаю, – пожал плечами Алексей.
К своему стыду признаться, тогда я знал все о близлежащих морях и торчащих из них островах. Но если меня спросить о городах, находящихся в глубине нашей необъятной Родины. Все мои познания кончались в лучшем случае, названием города, которое я слышал из какого-нибудь газетного заголовка.
Елена Андреевна знала о Самаре намного больше. Во время нашей вечерней прогулки она рассказала мне о том, что раньше город был действительно хлебным, с пивзаводом и большим количеством богатых купцов, не жалеющих денег на благотворительность. Но сейчас почти во всем Поволжье, в связи с глупой политикой нового правительства, разыгрался настоящий голод.
Успокаивала только уверенность Елены Андреевны в том, что после того как я принял правильную сторону, моим родственникам будет наверняка полегче чем остальным.
– Если надо будет, им помогут, – говорила она.
По совпадению еще одним весомым аргументом в пользу того, что мне не стоит впадать в уныние, было темой очередного урока.
– Не нужно делать поспешных выводов, Михаил, – спокойно начала Елена Андреевна. – Все может быть совсем наоборот, чем вы себе представляете. Люди сами часто неосознанно дофантазируют реальность и переживают скверные, или в лучшем случае, хорошие эмоции. Поймите главное, враг может этим воспользоваться. Видя ваши переживания, враг может усилить их, доведя вас до состояния исступления или даже аффекта. И тогда он будет всецело управлять вами. Вы сейчас переживаете о том, что ваши родственники голодают. Но, во-первых, это может быть совсем не так, а во-вторых, задайте себе вопрос, как ваши переживания о них здесь, помогут им там?
– Никак, – задумчиво согласился я.
– А помешать они вам могут?
– Могут.
– Вот именно. Письмо сегодня писать будете?
– Да.
– Покажите мне? Я проверю.
– Хорошо.
Я был уверен, что Елена Андреевна, переживает за то, что я напишу, чего-нибудь лишнего.
Глава 9
Написание первого письма далось мне не просто по двум причинам. Первая это то, что я и до этого писал, как курица лапой, а без долгой практики мой подчерк вообще стал больше похож на наскальную живопись. А второй, я не знал с чего начать и как уместить все, что со мной произошло, на двух листах бумаги при таком подчерке.
Потратив полночи, я как смог, все же справился с задачей. Следующим вечером в кафе я показал письмо Елена Андреевне. Развернув сложенные вдвое листки, её глаза расширились.
– Что так ужасно? – поинтересовался я, глядя на неё.
– Причины понятны, – снисходительно ответила она. – Практики писания давно не было.
Прочитав все письмо до конца, при этом прося меня разъяснять некоторые совсем непонятно написанные слова, Елена Андреевна улыбнулась и отдала мне листы.
– Теперь вроде, все слова понятны.
– Спасибо, – искренне улыбнулся я в ответ.
– Что ж, Михаил, сегодня наше с вами свидание последнее. Мне вам рассказывать больше нечего. Теперь скажу вам еще раз. Главное без самодеятельности всем этим пользоваться, а остальное…
Еще два дня назад до наступления этого момента, перевозя очередных людей с деньгами через Босфор, я решил, что, когда это услышу, то не смалодушничаю.
– А мы можем с вами не прекращать встречаться? – перебил я Елену Андреевну, глядя в её голубые глаза. – Вы мне, небезразличны.
Некоторое время Елена Андреевна просто смотрела на меня. Я никогда не видел её в растерянности. До этой минуты она всегда отвечала на любой вопрос в туже секунду.
Неловкое молчание немного затянулось, и я уже был готов начать болтать какую-нибудь ерунду, чтобы разредить обстановку.
– Вы мне тоже не безразличны, Миша, – ответила она смущенно, в полголоса и, опустив глаза, продолжила, – Завтра я не могу. Давайте послезавтра. В восемь?
– Давайте.
Глаза 10
Два месяца, в ожидании ответного письма от родных, пролетели, словно сон благодаря Леночке. Через две недели встреч, после нашего с ней цветочного периода, мы перешли на «ты».
Еще через месяц после этого как мы перешли на «ты», я проснулся рядом с ней, с самой очаровательной и прекрасной девушкой на свете. Это была ночь полная любви и страсти. Тогда весь мир вокруг нас со своими обстоятельствами и обязанностями растворился. Была только она и я. Она принадлежал только мне, а я только ей.
За это время я узнал Лену с другой стороны. Увидел её нежность, слабость. Вне работы, когда она раздавала нам задания, она была совершенно другой, не такой решительной, немного рассеянной, иногда даже беспомощной.
Но если вопросы касались дела, она мобилизовалась в туже секунду, вспыхивая как спичка. В такие моменты между нами снова появлялась не видимая граница субординации, которую мне хватало ума не нарушать.
Работа, есть работа, говорил я себе в эти моменты и слушал внимательно наставления Елены Андреевны.
Вскоре Алексей понял, что дело идет к тому, что мы Леной, будем вместе. Поэтому, не дожидаясь, когда я соберу вещи, он перебрался назад в рабочий район, сняв там квартиру поменьше. Хотя жил он в ней, по-моему, меньше чем у нас на баркасе. Одна единственная наша каюта вообще превратилась в его комнату. Нередко с утра, прежде чем взойти к нам на борт, я помогал сойти с него какой-нибудь юной девице. Однажды утром отправившись на рыбалку, нам даже пришлось разворачиваться, чтобы высадить проснувшуюся девушку, про которую он просто забыл. Такая не разборчивость в связях, естественно привела его к Лене на уколы. Но это, как всегда, стало не поводом для беспокойства, а только поводом для шуток.
Старик пророчил Алексею отсохший хрен, за то, что тот превратил нашу лодку в бордель. А Алексей предлагал старику в место того чтобы завидовать, поучаствовать и даже обещал подобрать для него самую прожжённую портовую старушку.
За два дня до того, как я получил письмо, шутки между ними закончились. Старик с утра не пришел на пирс, а вечером от его старых друзей, мы узнали, что он умер во сне.
– Хорошая смерть, – было последним, что, перекрестившись, произнес о старике Алексей.
Глава 11
На третий день, после смерти нашего компаньона, я возвращался с работы через «Новое почтовое отделение». Из которого два месяца назад, наклеив несколько купленных здесь марок, мной было отправлено письмо родным.
И вот, сегодня меня на почте ждал ответ. Взяв письмо в руки, я ощутил, как по телу пробежала волнительная дрожь. На главной странице конверта было написано «Куда», «Кому» и обратный адрес «г. Самара улица Обороны дом номер 12 квартира 2».
– Какой еще Обороны? Была же Казанская? – вслух подумал я.
Но это хоть и смутило меня, но ненадолго. Главное, что на конверте в графе «кому» было моё имя, а отправителем была Екатерина Александровна. Подчерк, которым все это было написано, был очень красивым. Читать сразу я его не стал. Радостный, не выпуская письма из рук, я отправился домой, поделиться своим счастьем с Леной.
Счастливый человек шагает широко. Так и я не заметил, как дошел дома. Как раз в тот момент, когда Леночка закрывала аптеку. Подойдя со спины, я приобнял её за талию и взял из руки коробку с лекарствами, которые она никогда не оставляла в аптеке.
– Ох, напугал, – чуть вздрогнула она и, посмотрев мне в глаза, спросила, – Ты, что такой счастливый?
– Письмо получил! – показал я ей конверт.
– Поздравляю, – порадовалась она за меня.
Войдя домой, Леночка умылась и переоделась. Сев за стол, я взял ножницы и аккуратно отрезал край конверта. Дождавшись, когда Лена подойдет, вытащил из конверта два сложенных пополам листа. Руки мои задрожали.
Лена увидев мое напряжение, встала у меня за спиной и, положив мне руки на плечи, постаралась меня успокоить:
– Все хорошо, – шепнула она на ухо.
Развернув листы, я вслух прочитал первые слова, написанные незнакомым красивым подчерком:
– Здравствуй, Брат.
В это момент, в моем сознании маленькая приставучая девочка, которая только то и делала, что играла в куклы, превратилась в юную не знакомую мне девушку.
– Мы очень обрадовались, когда получили твоё письмо. Мама с папой весь день плакали от счастья. Я тоже очень рада. Мы всегда думали, что ты жив и здоров, и что обязательно нас найдешь.
Слезы счастья навернулись у меня на глазах, и только поддержка Лены не давала им хлынуть ручьём на бумагу.
– Вот видишь. Все живы, здоровы, – продолжала успокаивать она.
Я только кивнул ей в ответ и продолжил читать. Из письма я узнал, что в Самару они перебрались не сразу. Через год после того как я пропал, власть в Керчи как-то утвердилась. Отец организовал небольшую рыболовецкую артель, из тех рыбаков кто остался в порту. Большую часть дохода или рыбы изымала власть, на нужды армии. Отцу за организацию артели, власти дали благодарственную грамоту. Но потом некоторые члены их рыбацкого сообщества начали на него наговаривать, чтобы занять его место. Писали кляузы и говорили, что он из бывших «зажиточных», даже хотели конфисковать лодку. От греха подальше отец из артели вышел.
Начальник в порту был хорошим другом отца, он предупредил его, что теперь от них вряд ли отстанут. Поэтому, сделав папе справку, что он из середняков и никакого отношения к зажиточным не имеет, посоветовал вместе с семьей покинуть город. Отрекомендовав отца по партийной линии в Самару: «Для помощи голодающему Поволжью, в организации рыбной ловли, на благо трудового народа».
Продав лодку, они так и поступили. В Самаре с рекомендациями их встретили хорошо, дали комнату в общежитии. Потом с весны до осени отец выезжал в ближайшие села, находящиеся вдоль рек вблизи Самары. Там он принимал участие в агитации населения на создание рыболовных артелей. Дело получилось хорошее. Всего за два года удалось выйти на показатели триста центнеров рыбы и сто десять тысяч штук раков.
Катя закончила школу в Самаре. Потом устроилась санитаркой в военный госпиталь. А с этого года планировала поступать в один из двух открывшихся недавно институтов. Только еще не решила, куда идти в строительный на инженера или в медицинский на доктора. Мама и папа по этому поводу спорили и советовали ей разное.
Мама тоже устроилась работать в госпиталь, только на кухню. Говоря, что это ничуть не тяжелее чем заготавливать мешки рыбы на зиму, которые папа вылавливал из моря.
Закончив читать, я еще некоторое время смотрел на письмо, несколько раз перечитывая некоторые строчки с блаженным выражением лица. На душе у меня стало так хорошо и спокойно, словно это письмо пришло ко мне не из далекой неизвестной мне Самары, а посланное ангелом спустилось с неба.
Глава 12
Переписка с семьёй стала регулярной. Она предавала мне силы. Я снова начал представлять своё счастливое будущее. Два раза в месяц я писал письма домой, рассказывая о том, как скучаю и как здесь живу.
Лена тоже принимала участие в написании. Только по-своему. Она делала в моей ужасной писанине какие-то не заметные пометки, иногда прося вставить какую-нибудь фразу, в определенную строку.
Так мои письма с домой стали еще одним каналом связи. Когда они из Самары приходили ко мне, читая их, иногда Лена становилась серьёзной и задумчивой. Было понятно, что её поведение никак связанно с тем фактом, что, Катя, послушав маму, выбрала медицинский университет. А с тем что, руководство, скорее всего, поставило очередную задачу, которую нам предстоит выполнить.
Так от конверта до конверта, время снова перешло на бег. Наша ячейка работала не покладая рук, собирая информацию. Ни что не ускользало от меня: перемещение военных грузов, корабли, что строят на верфях, слухи о новых субмаринах, которые Турция заказывала на верфи «Германия» вроде как бы для себя, разборки мафии и многое другое. Я делал карты мест пригодных для тайников, где впоследствии хранились деньги и оружие, используемые и другими нашими неизвестными товарищами.
Выполняя некоторые поручения Лены, многое мне становилось понятным. Я действительно, как говорили Лена и Михри, уже выполнял некоторые из них, даже не подозревая об этом. Несколько раз я усмехаясь вспоминал Настю и её любовь к, как мне казалось, пустому интересу о сроке прибытия в магазин того или иного товара. Продавцы сообщали ей даты поступления, но речь шла вовсе не о шляпках и шелках. В одном магазине ответом был шифр, «язык разведки» абсолютно незаметный уху непосвящённого человека. И хоть мне и было интересно, я никогда не спрашивал о судьбе Насти у Лены.
О том, что вытягивала Лена из своих больных клиентов и их жён, я мог только догадываться. Вся добытая нами информация попадала куда нужно. Сложно было представить всех тех людей, которые все это обрабатывали и делали выводы. «Всей картины не видит никто» – говорил Михри, которого за восемь лет я видел только один раз, когда он приходил к Лене на прием.
Мы с Алексеем совершенно слились с портовым людом. На моем теле появилась пару тату. Хотя Лена рисунки на теле и не одобряла, говоря, что это особые приметы, тем не менее, в шутку она иногда называла меня пиратом.
Мои переживания по поводу обязанности помогать Алексею, оказались напрасными. Алексей только два раза просил меня о помощи. В обоих случаях он уходил в ночь, а рано утром, когда солнце еще только собиралось вставать, я встречал его в указанном им месте. Оба раза он прикатывал на тележке туго скрученный металлической проволокой ковер, с чьим-то телом внутри. На обратном пути мы выбирали место поглубже. Привязывали к ковру заготовленные тяжелые железяки, Алексей крестился и опасный или не угодный нашему общему делу человек отправлялся на дно.
Я никогда не спрашивал Алексея кто они и чем заслужили такую участь. И так все было понятно. Каждый раз, когда Алексей ненадолго исчезал, на следующий день газеты пестрили заголовками: о каком-нибудь пропавшем без вести британском военном советнике её величества или об убитом при загадочных обстоятельствах немецком или французском журналисте.