Борис Петрович Саприн
Тернистая дорога в рай

Охлаждённый безутешной скорбью дом постепенно наполнялся людьми, пришедшими проститься с бабушкой Глеба. Раздавленный гранитною плитой горестной кручины Глеб ходил по некогда принадлежащим бабушке владениям и вспоминал многорадостные дни, проведённые с горячо любимой бабушкой. Он вспоминал, как с великой радостью охотно помогал ей по хозяйству, как она была счастлива рядом с ним и другими любимыми внучатами.

К полудню в опустелом доме возле гроба бабушки Глеба собралось много народа. Местные бабушки, укрывшись чернотканным пологом печали, стали отпевать усопшую. Заунывные мотивы болезненно накладывались на огненную скорбь Глеба, из-за чего терявшему самообладанье юноше приходилось часто отлучаться. Уединяясь в промозглом надподвальном помещении, он, не способный сдерживать прорывавшийся жгучий фонтан душевных мук, плакал горестно навзрыд. Ему было не под силу сдерживать свои беспомощные, мучительные слёзы. К тому же масла в душевный яростный огонь его неисходной горести добавляло шипованное осознание того, что он непростительно променял бабушку на «грязные зелёные бумажки», которые в действительности не приносят счастья. Не даром говорится: «с милым рай и в шалаше». Лучше быть бедным, но жить в окружении родных людей, чем мелочно погрязнуть в непролазной пучине одиночества вместе со своими залежными деньгами. Конечно, будет хорошо, если удастся заработать деньги, не пренебрегая встречами с родными.

После заупокойной службы в церкви бездыханному телу бабушки предстояло безвольно преодолеть свой последний путь в этом, уже оставленном её душою, мире. Лишь выходя из церкви, раздавленный тяжеловесным камнем скорби Глеб увидел своих двоюродных сестёр. Поздоровавшись, он обнялся с ними, после чего все расселись по машинам и поехали к месту предстоящего захоронения.

Уже на кладбище Глеб подошёл к гробу, поцеловал покойную бабушку в лоб и отошёл в сторону, безотрывно смотря на родное личико, которое ещё год назад, при их последней встрече, впрочем, как и всегда, неизменно украшалось радостной улыбкой, а глаза светились неподдельным счастьем. Но отныне Глебу не дано ни видеть счастливых бабушкиных глаз и радостных улыбок, ни слышать её ласковый приятный голос. Всё, что ему осталось – лишь воспоминания, наиценнейшие воспоминания о тех мгновениях, когда она была рядом.

Внезапно в голове Глеба всплыло тёплое и вместе с тем ранящее его воспоминание о том, как он, попрощавшись с бабушкой, в их последнюю встречу уходил от неё по полуденным зноем раскалённой асфальтовой дороге, а она сидела на придомовой скамейке и, не отрывая взгляда, с провидческой грустью смотрела ему вслед. На протяжении всего пути Глеб миллион раз оборачивался и видел бабушку, неподвижно наблюдавшую за ним. В конце концов, он развернулся и пошёл спиной вперёд, чтобы подольше посмотреть на неё. Как будто где-то в потаённых глубинах своих душ они оба, с горечью смотревшие друг на друга, знали, что это была их последняя встреча, поэтому и желали получше запечатлеть друг друга в своих любящих сердцах.

Глеб всегда знал, что важно, очень важно как можно чаще видеться с родными и близкими, но только теперь, стоя у бездыханного тела бабушки, он ясно осознал эту простую, не требующую доказательств истину.

После того как все подошли и поцеловали бабушку в лоб, Глеб сквозь дрожащую жидкостную пелену бессильно наблюдал, как крышка гроба навечно заколачивалась остроконечными гвоздями. Затем гроб осторожно опустили в разверзнутое холодное чрево земли, и все члены семьи по старинному обычаю бросили на гроб по горсти вырытой земли, перед тем как рабочие окончательно погребли родного Глебу человека.

Всё это время Глеб с трудом сдерживался, чтобы не зарыдать, однако несколько горючих слезинок всё же прорвали его стоическую оборону.

После похорон все поехали в дом бабушки, посидели за столом, предаваясь счастливым и незабываемым воспоминаниям, сопровождаемым скорбными стенаньями, потом Глеб с сёстрами немного прогулялись, вспоминая радостные дни беззаботного детства, совместно проведённые рядом с бабушкой, а вечером все разъехались.

Теперь, когда у Глеба больше не было работы, а душа была наполнена невыразимо сколь мучительной печалью, ему оставалось лишь отправиться вслед за своей спасительной мечтой, совершенно не заботясь о насущных проблемах. Тогда Глеб, исполнившись незыблемым, граничащим с маниакальным безрассудством влечением своей израненной души, нисколько не колеблясь, решил вернуться в Москву в след за Верой.

Глеб чувствовал непреодолимую необходимость в поездке, чувствовал, что непременно следует всегда быть более решительным. Потому как сомнения – всего лишь густой дым, который не даёт окинуть скрывающуюся за ним даль будущности. Но он и понятия не имел, что с ним произойдёт в Москве.

Глава 4

Купив в кассе спортивного комплекса билет, Глеб зашёл в здание. Внутри он то и дело лихорадочно озирался по сторонам, тая в душе лазурную надежду на встречу с Верой. Но его воодушевлённые искания глазами оказались бесплодны: он не сумел отыскать её в толпе суетившихся людей.

По прошествии трёх утомительных часов настал тот самый миг, долгожданный миг, когда девушки сменили парней на помосте. Услышав свои имена, выстроившиеся в ряд девушки делали шаг вперёд и, помахав руками, приветствуя зрителей, возвращались обратно в строй. Когда начались выступления, Глеб смотрел только на Веру. Она неизъяснимо приковала его взгляд к себе не то чарующей красой, не то чем-то неведомым, таящимся внутри её непостигаемых глубин. Глеб сам не знал, чем именно, не знал, откуда взялось столь сильное, неодолимое влечение, затмившее собой всё остальное.

Теперь можно с полной уверенностью, положив руку на волнуемое трепетом сердце, сказать, что он был влюблён. Любовь искренняя, чистая, пробуждающая душу, овладела им и заполнила не только его сердце, но и разум. Не отрывая от Веры своего взволнованного взгляда, он просидел до конца выступления, совершенно не замечая, что перед ним то и дело сновали люди, перекочевывающие с места на место в поисках более удобного ракурса.

И когда девушки покинули соревновательную площадку, предвкушение предстоящей встречи на несколько мгновений прервало дыхание Глеба, по его телу пробежал холодок. Выйдя из зала в многолюдные коридоры, он воодушевлённо побрёл к выходу из спортивного комплекса. Окидывая беглым взором окружающих его людей, простодушно опьянённый Глеб надеялся заметить Веру, выцепить её своим молниеносным взором из людского скопища. Но так никого и не найдя, он покинул комплекс и встал возле входных дверей, из которых струился нескончаемый бесформенный поток словоохотливых людей. После бесплодных поисков в здании он надеялся отыскать девушку, похитившую его покой и сердце, снаружи. Только ему было неведомо, что для выступающих спортсменов предусмотрен отдельный выход.

Утопая в объявшей его пенистой волне огнедышащего трепета, Глеб простоял так больше получаса. Нестройный людской поток мелел всё больше, и юноша, отчаявшись, решил, что ждать Веру возле входа – глупо: она наверняка его даже и не помнит, из-за чего он несомненно будет выглядеть нелепо, когда подойдёт к ней. Поэтому Глеб развернулся и ушёл.

По дороге к метро его разрывало двойственное чувство: одна часть Глеба порицала его за трусливую безвольность, проявленную им возле комплекса, а другая часть считала, что это правильный поступок – прервать бесполезное ожидание человека, который тебя вообще не ждёт.

Но с другой стороны, разве же человек, окружённый непроглядной тьмой неведения, может что-либо за ней увидеть? Вот и Вера разве же могла ждать Глеба, если она и вовсе не знала, что на одном из кресел трибуны сидел он.

Однако, может быть, образ Глеба даже не запечатлелся в её памяти: он был для неё всего лишь одним из многих, мимолётно встречающихся на жизненном пути. И если бы не непреодолимое желание Глеба снова встретить её, увидеть, он таковым бы и остался, но только не теперь. Одна упущенная возможность не означает, что ты непременно упустишь и другую. Всегда можно предпринять попытку открыть следующую дверь, если набор всех имеющихся у тебя на руках ключей не помог открыть эту. А в распоряжении Глеба было множество ключей. Ему оставалось лишь отыскать их и испробовать.

Проснувшись ранним утром следующего дня, одухотворённый Глеб вдохнул ароматный дух отбелённого везения, возникшего в его комнате. Сегодня он собрался испробовать очередной ключ – приехать за пару часов до начала мероприятия и, опустившись на одну из скамеек метрополитена, возле выхода к спортивному комплексу, носящему символичное название «Олимпийский», ждать Веру до победного. Ему даже почти неуловимой, мимолётной мысли в голову не пришло, что она может добираться до комплекса не на метро, а на автомобиле.

С наступлением положенного времени Глеб вышел из дома и направился к метро. Самозабвенно предвкушая восхитительный момент встречи с Верой, он был восторжен как никогда. В его неомрачённой тучами забывчивости памяти снова засиял её прелестный образ, как в день их судьбоносного знакомства, словно он видел её только вчера. Преисполненный великолепным вдохновенным чувством, позволяющим ему парить в высоте благостных небес, чувством опьяняющей влюблённости, он ехал в вагоне поезда, не замечая никого вокруг. Слушая ритмичный стук колёс, пробивавшийся сквозь прочий тоннельный шум, Глеб даже не представлял, что скажет Вере, когда встретится с ней. Он не думал об этом, надеясь, что нужные слова сами отыщутся в подходящий момент, а его влюблённое сердце само заговорит свободно.

Но чем ближе Глеб подъезжал к нужной станции, тем сильнее нервничал. Его захлёстывало ледяной волной ребяческого ощущения, свойственного мальчику, впервые идущему на свидание с девушкой.

Словосочетание «Проспект мира», словно отрезвляющий раскат оглушительного грома прозвучавшее из динамиков вагона, вмиг развеяло сладостные грёзы, окутавшие разум Глеба.

«Всё, пора! – повернувшись лицом к выходу, подумал он и сделал шаг к раздвинувшейся металлической ширме, навстречу своей обворожительной судьбе. Пройдя между в ряд выстроенными вдоль путей колоннами, Глеб невольно устремил свой взгляд налево. Вдруг произошло что-то невообразимое. Не то его ослепила яркая вспышка приветливых небес, произведённая внезапно разразившейся молнией, такой, что обычно своенравно нарушает покой нависшей ночи; не то силы вместе с отхлынувшей от головы кровью покинули его – и у Глеба побелело всё в глазах.

На последней скамейке, ближайшей к бегущим на дрожащий солнечный свет металлическим ступенькам, сидела та, что некогда пробудила внутри Глеба нечто головокружительное. Хотя его ноги мгновенно ослабли, он всё же безвольно направился к ней, сам не понимая, как идёт – он уже был не властен над своими членами, те сами вели его к ней. Только Вера, несмотря на сокращающееся меж ними расстояние, не видела Глеба, пока тот совсем вплотную не подошёл к ней.

– Привет, Вера! Может, ты не помнишь меня? Мы вместе ехали в автобусе несколько месяцев назад, – еле сдерживая дрожь в голосе, промолвил Глеб. – Ты после окончания школы ехала к своей бабушке.

Вначале Вера с недоумением взглянула на немного оробевшее лицо Глеба, тем самым сильнее смущая его, а потом сказала:

– Привет. Как же! Я тебя хорошо помню, – с улыбкой произнесла Вера. – Глеб, правильно?

– Именно, – ответил Глеб, улыбнувшись ей в ответ и обрадовавшись в душе, но не подавая вида. – Можно присесть рядом?

– Да, конечно, – согласилась Вера, убирая свою сумку со скамьи себе на колени.

К слову, умышленно или бессознательно – она сделала это, дабы устранить имеющуюся между ними преграду.

– Давно занимаешься гимнастикой? – ни с того ни с сего поинтересовался Глеб, не зная, о чём ещё спросить.

– Да, с самого детства, – ответила Вера.

– Я увидел твоё выступление по телевизору, – поспешил объясниться Глеб.

– Ясно, – произнесла Вера и посмотрела на экран своего телефона.

Мимолётно осевшее чугунное безмолвие вселило в Глеба опасение, что настал тот тягостный момент, когда он или Вера, не зная, что ещё сказать, предпочтёт выжидать реплики собеседника, или, что более страшило Глеба, Вера, утратив интерес к нескладной столь беседе, нарочно сделает вид, будто вынуждена срочно ответить на важное сообщение или же на целый нескончаемый их камнепад.

– А как ты вообще здесь оказался? – вдруг спросила Вера, на мгновение одарив Глеба сиянием своих небесных глаз, и тем развеяла как дым появившееся в его душе жгучее опасение. – Помнится, ты остановился километрах в ста-ста пятидесяти отсюда.

– Если быть точным, то в двухстах километрах, – поправил Глеб. – А приехал сюда…

Он не знал, стоит ли говорить ей правду или – нет. Вдруг истинный мотив, напористо высказанный сразу, отпугнёт её, оттолкнёт от него на такое немыслимое расстояние, которое ему никакими даже самыми красноречивыми словами не удастся сократить.

Однако резво подскочившие к ним подруги Веры избавили его от необходимости отвечать на неудобный вопрос. Только своим бесцеремонным появлением они избавляли его не от одного лишь несподручного вопроса – они договорились о встрече с Верой в метро, чтобы вместе пойти к спортивному комплексу.

В безмолвии колючего смятения наблюдая за тем, как Вера берёт в руки свою сумку, а затем решительно встаёт со скамейки, беспомощный Глеб тревожно затаил дыхание. С замиранием сердца он бессильно ждал, что произойдёт дальше. Ему неудержимо хотелось, чтобы Вера пошла не со своими подругами, а с ним. Но кто он для неё? Всего лишь случайный попутчик, нежданно и незначительно встретившийся на пути. Естественно, что она предпочла ему своих запазушных подруг.

– Пока. Была рада видеть тебя, – улыбнулась на прощанье Вера.

В этот момент её подруги с недоверительным любопытством заботливых покровительниц посмотрели на Глеба.

– Пока, – только и мог отчаянно промолвить Глеб.

В то ненастное мгновение густой холодный мрак тягостного разочарования сгустился над ним, словно все небесные теплотворные светила погасли разом, а обольстительная надежда сменилась сумрачной досадой от бессилия. Первые минуты Глеб даже думал не идти на соревнования, будучи неспособным подняться со скамьи: так сильно он был придавлен к ней тяжеловесным грузом неудачи. Но когда в его голове вновь забрезжил вдохновенный свет упорства, побуждая его искать новые возможности, чтобы неуклонно продолжать движение в выбранном судьбоносном направлении, Глеб наконец вышел из пагубного ступора.

«Не всегда с первого раза получается добиться желаемого результата, – вздохнув, подумал Глеб и, поднявшись, направился к подъехавшему поезду, чтобы поехать обратно домой. Он понимал, что ему не стоит сегодня поджидать Веру, ведь её подруги по-прежнему будут с ней: они – одна команда. Ему не хотелось повторения того конфуза, что он пережил только что. Тем более, что в его голове зародился новый план действий.

Восторженный разум Глеба не омрачался даже полупрозрачной тенью мимолётного сомнения в том, что он найдёт Верину страницу в самой популярной социальной сети, поэтому первым делом, придя домой, вдохновлённый юноша включил компьютер. И вот после непродолжительных исканий по благосклонности улыбнувшейся ему судьбы он наткнулся на её страницу. К удивлению Глеба, у них было несколько общих друзей. При одном лишь взгляде на фотографию Веры внутри него сразу что-то всколыхнулось, осыпав кожу приятными мурашками. Нажатием всего одной лишь кнопки Глеб испросил у Веры дозволения добавить её себе в друзья и стал ждать. Только он не стал уподобляться безрассудным фанатикам, что, отбросив все насущные проблемы, ожидали бы желаемого, не отрываясь от экрана монитора.

В ожидании радостного чуда Глеб решил заняться тем, что было ему более всего по душе: прогулкой. Он мог часами бродить по улице, самозабвенно наслаждаясь приятным дуновением ветра и любуясь ласкающей взор зеленью листвы. Тем более, что теперь он был так одухотворён. Ему казалось, будто он не ступает по земле, а плывёт на облаках по безбрежной синеве небес. Столь сладостного чувства он не испытывал очень давно. На удивление, это ожидание не было для Глеба томительным. Отчего-то оно было для него слаще сладостного мёда.

Возможно, так и бывает у мечтателей, дурманящих себя вином чарующих, прекрасных грёз, которые способны насладиться результатом, претворённым в жизнь лишь в своём умозримом мире. Как бы парадоксально это ни звучало. Ведь в своих мыслях Глеб уже давно был там, в счастливом будущем, отделённом несколькими днями от действительности.

Придя домой, Глеб со сбившимся дыханием уселся за компьютерный стол и замер в трепетном предвкушении. Неукротимые волны радости нахлынули в его душе, когда он увидел, что она добавила его в друзья и была в сети.

Они немного пообщались, а после Вера отправилась спать: завтра ей придётся рано вставать на тренировку. Воодушевлённый Глеб не мог последовать её примеру, несмотря на то, что он сам всегда рано ложился спать. Ведь сегодня он так сильно опьянён своим неизмеримым счастьем, что, пожалуй, ему не удастся сразу же заснуть. И Глеб принялся разглядывать Верины фотографии в социальной сети. Влюблённое сердце Глеба учащённо билось, его дыхание время от времени сбивалось нахлынувшими на него восхитительными, наиприятнейшими чувствами.

«Вот оно – счастье! Завтра я наконец снова с ней увижусь, – думал Глеб, паря в лазоревых высотах своего безоблачного упоения. – Ах, если бы можно было управлять быстротечным ходом неукротимого времени, я бы, не раздумывая, приблизил миг нашей встречи и остановил бы его, чтобы упиваться блаженством, сопутствующим нашему общению».

И дабы приблизить желанный миг, Глеб прибегнул к единственному доступному ему средству – лёг спать. Но как бы он ни старался, не покидавшие его мысли о Вере, сменяясь быстрым вихрем, не позволяли ему перескочить через эти часы, отделявшие его от неё. Переворачиваясь с боку на бок, он тщетно силился прогнать самопроизвольно вторгавшиеся в его разум щетинистые мысли, приятные в любое другое время, а сейчас невыносимые до безумия.

Вот парадокс бытия: одни и те же вещи воспринимаются человеком по-разному, порой приобретая противоположное значение в зависимости от призмы обстоятельств, сквозь которую он смотрит на них.

Глава 5

Не заметивший, как к нему подкралось спасение от терзаний, навеянных неотступными мыслями, которое укрыло его пеленою успокоительных грёз, Глеб проснулся с радостным трепетом томительного ожидания. Поначалу, после пробуждения время для него тянулось нестерпимо долго, но по мере приближения желанного момента, оно стало для него столь мимолётно, что он не заметил, как настала долгожданная пора выходить.

Направляясь в сторону метро, Глеб радостно оглядывался по сторонам сияющими от счастья глазами. Впервые за очень долгое время он испытал то великолепное чувство, которое накрывает влюблённого человека. И вот, когда ему оставалось сделать всего пару шагов до входных дверей станции, его неожиданно сразила ослепляющая молния воспоминаний, лишив способности ориентироваться в пространстве, поразив в самое сердце. Он бесчувственно замер, словно необъяснимые силы в быстролётное мгновение ока превратили его из мыслящего человека в каменное изваяние. Взволнованное сердце Глеба забилось быстрее, а поначалу сбитое дыхание вскоре участилось. Внутри него что-то самодержавно шевельнулось, а он безотрывно, не смыкая век, как заворожённый созерцал возникший перед ним призрачный мираж, преодолевший толщу безвозвратно утёкших лет. Это сбивающее с ног светозарное, великолепное видение на мгновение лишило его способности мыслить. Он решительно не понимал, что происходит. Ведь он должен был уже сесть в поезд и мчаться на встречу с Верой. Однако незримые силы немыслимой красоты воспоминания совершенно обездвижили его. Глеб был не в силах поверить в увиденное. Всё происходящее показалось ему сладостным волшебным сном, который окутал его, вырвав из цепких лап докучливой реальности.

«Не могу поверить! – думал про себя Глеб. – Неужели это и впрямь она предстала передо мной здесь во плоти, а не иллюзия, порождённая таящимися где-то в глубине моей души чувствами. Неужели это возможно, что спустя столько лет мне суждено было повстречать её».

– Настя! – вдруг воскликнул Глеб, желая проверить, что он не сходит с ума.

Беззаботно проплывающая по поверхности асфальта девушка остановилась и оглянулась. А когда она нашла глазами того, с чьих губ слетело это имя, её губы расплылись в радостной улыбке.

– Глеб! – удивилась она, направившись к окликнувшему её юноше.

Следуя общепринятому в молодёжной среде правилу, они по-дружески прикоснулись губами к щекам друг друга и обнялись. В этот несказанно божественный, но краткий миг Глеб ощутил то, о чём смел мечтать лишь в самых сокровенных, дерзновенных грёзах. Её бархатные губы случайно прикоснулись к краям его губ. Её ангельские уста были нежнее самых нежных лепестков созревшей розы.

Погружённый этим сладостным прикосновением в бескрайний океан пленительного счастья, Глеб только и мог вымолвить:

– Давно не виделись.

– Да, давненько. Как ты поживаешь? Какими судьбами? – держа Глеба за руки вопрошала Настя. – Ты же, вроде, уехал из Москвы.

– У меня всё хорошо, – улыбался Глеб. – Как видишь, вот вернулся. А ты как?

– У меня тоже всё отлично. Как раз иду на работу, – сладкозвучно ответила Настя.

– Позволишь мне проводить тебя? – с затаившейся в душе надеждой на положительный ответ спросил Глеб, сам не понимая, почему он об этом попросил, ведь он же собирался встретить Веру после выступления.

Настя посмотрела на часы, а после дала оправдавший волнительные ожидания Глеба благостный ответ.

«Как я благодарен судьбе за то, что она подарила мне эти чудные мгновения, – безмолвно ликовал в душе вознесённый на седьмое небо счастья, окрылённый Глеб. – Ну разве, я мог представить, отправляясь в этот город, что вновь встречу свою беззаветную детскую любовь. Поистине, необъяснимый ветер переменчивой судьбы иногда доносит до нас неожиданные, но необыкновенно приятные потоки перемен».

Садясь в поезд, Глеб на мгновение вспомнил о Вере, но это мимолётное помышление было развеяно донёсшимся до его слуха мягким Настиным голосом:

– Ты работаешь или ещё учишься?

– Работаю, – с улыбкой ответил Глеб, содрогаясь внутри от мысли, что она начнёт расспрашивать его об учёбе в институте.

– А где ты учился? – разяще прозвучал обескураживающий вопрос.

– На технической специальности, – неоднозначно ответил Глеб. – Но я никогда не был предрасположен к техническим наукам, поэтому учёба давалось мне с трудом и сильно угнетала меня.

Этими словами Глеб хотел, предотвратить возможное осведомление Настей по поводу его диплома – закончил он институт или нет. Однако его уловка не возымела желаемого результата.

– Сейчас по специальности работаешь или нет? – спросила девушка.

Сначала к сознанию Глеба подступило давящее острым камнем чувство стыда, что он, не под стать остальным своим знакомым, не имеет высшего образования, этакого общепринятого показателя умственных способностей, которое, по мнению многих, свидетельствует исключительно о положительных качествах человека.

– Нет, не по специальности, – уклончиво ответил Глеб.

– Сейчас многие работают не по специальности, – заключила Настя. – Я почему спросила – на мой взгляд, если человек работает по специальности, значит, он чётко умеет заглядывать за туманную грань будущности и видит там свои воплощённые мечты. Как считаешь?

– Возможно, – согласился Глеб. – Только не каждому выпадает такое счастье – следовать своей мечте.

– Может, просто не все способны ясно видеть её перед собой? – предположила Настя.

– Но ведь не всегда судьба благоволит человеку, лелеющему свою мечту. Иногда эта безжалостная властительница человеческих жизней словно нарочно накидывает давящее лассо на хрупкую шею людских мечтаний, дабы позабавиться видом человека, утопающего в горьких роптаниях на неё, – выпалил Глеб.

Настины слова о мечте, больно кольнули его душу, ведь он был одним из тех, кто не способен добиться грезившихся ему целей. Но не из-за своих способностей, а из-за коварно обрушивавшихся на него ударов злодейки-судьбы.

– Позволь узнать, чего хочешь ты от жизни? – спросила Настя. – Если это не секрет, конечно.

– Знаешь, я предпочитаю не распространяться на этот счёт, – отвечал Глеб. – Вдруг не удастся воплотить свою мечту в жизнь.

– Понимаю, – произнесла Настя. – О, это моя станция.

Её работа была буквально в двух шагах от метро – прямо через дорогу.

Остановившись возле проходной, Настя поблагодарила Глеба за скрашенный им обыденный путь на работу. И едва она подошла к дверям, Глеб бросил ей вдогонку:

– Может встретимся как-нибудь, поговорим. Я убеждён, что за столько времени произошло много интересных событий в жизни каждого из нас. Мне кажется, нам обоим будет интересно это общение.

Немного постояв в раздумьях, Настя возвратилась к неподвижно стоявшему в ожидании её Глебу.

– Я свободна сегодня вечером, – сказала Настя, обменявшись с Глебом номерами телефонов. – Давай встретимся где-то в восемь часов в том кафе, – она указала на стоявшее рядом с бизнес-центром заведение.

– Я позвоню, – самопроизвольно сорвалось с губ Глеба.

Он безотрывно смотрел вслед удаляющейся Насте. В это сладостное мгновение внутри него пробудилась от многолетнего сна какая-то воодушевляющая сила. Разорвавшее полупрозрачный полог студёного забвения восхитительное чувство затопило душу Глеба благовонным бальзамом счастья. И старая, незабываемая мелодия упоения вновь полилась из громогласных труб его мечтаний. В голове Глеба тут же зароилось множество разноголосых мыслей.

«До чего она прекрасна, – помыслил заворожённый Глеб. – Божественные черты её лица, изящная фигура – всё в ней превосходно и неповторимо. Второй такой невозможно сыскать на всём белом свете. Немыслимо, что мне посчастливилось встретить её. Я думал, что за столько лет томительной разлуки огонь моих любовных чувств к ней давно погас. Оказывается – нет. Стоило этой поднебесной пламенной звезде вновь озарить мою душу теплотворным светом, и пожар моей былой любви разгорелся с необычайной силой. (Внезапно на светозарной глади его мыслей появилась удручающая рябь сомнений.) Но смогу ли я признаться ей? Смогу ли я на подносе чувственных признаний преподнести ей многокрасочный цветок своей любви? Что если она не разделит мой порыв? Что если из-за этого она навечно отгородится от меня островерхим забором отчуждения?.. А… Будь что будет!»

Глеб уже не тот робкий мальчик, который под сенью молчаливой тайны предавался восхитительным мечтам о Насте. При общении с ней его больше не опутывало терновой вервью боязливого стеснения. Теперь ему под силу высказать всё то, что сладкоструйным бешенным фонтаном рвётся из его груди. Так ему казалось. Пусть даже сегодня он снова почувствовал себя беспомощным перед неумолимой властью невольного трепета.

Хоть при этой милой встрече от пугающе приятной неожиданности Глебом снова на время овладела нерешительность, к вечеру он сумеет совладать с собой и прогнать подобную зловредную помеху. В этот раз Глеб уже не позволит своему страху выстроить непробиваемую стену на пути к своему окрыляющему счастью. В этот раз он признается Насте в своих неистребимых нежных чувствах.

С таким решительным настроем Глеб бродил по улице несколько часов. Он был воодушевлён, словно беззаботный маленький ребёнок, которому преподнесли его любимое лакомство. Его неописуемое счастье подпитывалось сказочными, божественно прекрасными картинами будущего, что он самозабвенно рисовал в своём опьянённом разуме. Несмотря на то, что Насти уже давно не было рядом с Глебом, её ласковые ручки всё ещё обнимали его, её нежнейшие уста всё ещё соприкасались с его губами и щекой в сладостном приветном поцелуе. Пускай это – всего лишь добрый знак давнишней дружбы и ничего больше. Однако, это невыразимо чудное мгновение останется в душе и в сердце Глеба, как неизгладимая печать, навечно. Оно может… Нет! Оно непременно станет поворотным в его жизни, положив начало долгой, пожизненной, истории их невероятной любви. В своих отрешающих от реальности мечтах он не замечал течения времени, не замечал, как один час сменялся другим, приближая его к ночи. Блуждая по мостовой, переходя с неё на тропы усеянной травой земли и теряясь в бесчисленных стволах деревьев, Глеб провёл весь остаток дня, пока тускнеющий свет клонившегося к закату солнца не ознаменовал конец прогулки.

Когда же дурман любви немного поослаб в нём, Глеб отправился домой, чтобы подготовиться к встрече с девушкой своей мечты, к встрече с той единственной, которую он любил большую часть своей жизни. Ведь он должен выглядеть хорошо, обязан быть безукоризненным во всём, если хочет добиться расположения этого восхитительного ангела, что спустился к нему с благостных лазоревых небес.

Только с ослаблением эйфории в нём возрастал страх. Глеб начинал бояться, что будет занудным на встрече. Он не знал, какие вопросы может задать Настя, да и вообще, о чём он будет с ней разговаривать. Хотя круг его интересов довольно-таки широк, но вот багаж его знаний, несмотря на их разношёрстность, был не очень-то велик. К тому же Глеб не был никогда душой компании. Он не умеет устранять неловкие паузы в разговоре, когда таковые появляются. Да и его опыт общения с противоположным полом до того ничтожен, что, кажется, общих тем для разговора у него не будет. О чём спортивный парень, увлекающийся философией и боевыми искусствами, может разговаривать с девушкой. Он никогда не покидал пределов своей страны, а Настя бывает за границей. Он не посещал театров, почти ни с кем не виделся. Круг его общения сводится к дорогим друзьям, которых он приобрёл в свои школьные годы по доброй воле милостивейшей судьбы. Его жизнь скучна и малоинтересна, как безжизненный невзрачный камень средь живописных мест очаровательной природы. Разве кто остановится полюбоваться им, когда вокруг полно благоуханных красочных цветов, когда неподалёку шумит бурливый водопад и реют над речужками пугливые стрекозы? Кто заметит укрывшийся в траве недвижный серый камень, когда в бескрайнем небе безмятежно плавают волнистые облака, местами продырявленные златоцветными лучами полуденного солнца? Глеб ужасно боялся стать предметом чьих-либо насмешек, а в особенности той, которую он без памяти любил все эти долгие годы их угнетающей разлуки. Больше всего на свете он страшился, что Настя после сегодняшней беседы заклеймит его бесперспективным первосортным дураком, безнадёжно закоснелым в собственном занудстве. Тогда вряд ли ему удастся добиться её благосклонности в будущем. В добавок ко всему болезненное сознание ограниченности своих финансовых возможностей было причиной тяжкого стеснения, неизбывно обитающего в нём. Это стеснение, как неразрываемая цепь, сковало пламенное сердце Глеба, исполненное светлой искренней любви.