Борис Козлов
Навка
Сначали они прошлись по главной аллее, ярко освещенной, мимо парочек на скамейках – девушка впереди, танцующей походкой, будто и не смотрели ей в спину три пары жеребячьих глаз, готовых лопнуть вот-вот от возбуждения, от нерастраченной ядрёной похоти. Ночной ветерок поигрывал подолом алого платья, и волнение это вокруг пары стройных ног отдавалось у Гурчика в висках тяжелым буханьем.
– Сбежит лахудра, – просипел Сирко, с трудом ворочая сухим языком.
– Не сбежит, – тихо ответил Гурчик.
Она несла свои босоножки в руке – сняла сразу за оградой, и видно было, что с облегчением, – теперь покачивала ими беспечно туда-сюда при каждом босом шаге.
– Куда идём, красивая? – спросил Гурчик.
Девушка обернулась на мгновение, но не ответила. В следующую же секунду она свернула резво в боковую аллею, тёмную, хоть глаз коли, и исчезла из виду.
– Бля-а, – выдохнули они разом и, сшибаясь плечами на повороте, ломанулись ей вслед.
Шумно дыша, Гурчик нёсся по аллее, его кореша топотали сзади, тщетно высматривая в темноте красное платье.
– Казав же, сбежит лахудра, – всхлипывал на ходу Сирко, втягивал носом сопли.
– Да куда ей деваться? Давай к речке…
В конце аллеи Гурчик остановился как вкопанный, точно на стену налетел с разгона:
внизу на пристани, пустой в этот час, стояла беглянка в желтом свете фонаря и спокойно на него глядела. Сирко с Косым подбежали, вывалив языки, и тоже замерли.
– Так что, красуня, полюбимся? – хрипло спросил Гурчик.
– Хочешь меня?
– Да-а, – выдохнул он жарко. Ничего в жизни ещё не хотел он сильнее.
– Хорошо, – усмехнулась девушка и одним ловким движением сбросила с себя платье, переступила голыми ногами через красную тряпку и сделала шажок назад, к самому краю.
– От же ж бесстыжая сучка, – сказал Сирко с восхищением, – ни тебе лифчика, ни даже трусов.
– Заткнись, – оборвал его Косой и добавил, обращаясь к Гурчику: – Она в воду тебя тянет, не нравится мне это…
Вместо ответа тот расстегнул рубашку, звякнул пряжкой ремня, потом сказал:
– Сирко, подберёшь одёжу, подкинешь завтра до хаты.
Девушка на краю пристани, абсолютно спокойная с виду, будто полжизни проходила голой под мужскими взглядами, тряхнула головой – черные волосы рассыпались по плечам, прикрыли острые груди. Скинув рубашку с широкого торса, Гурчик остался в одних семейных и теперь неловко поводил в пространстве длинными руками с узлами мышц.
