Борис Давыдов
Обочина
Ананий Фёдорович сел за стол раньше жены, шутливо её поторапливая: «Давай-ка, мать, пошустрее, не томи душу». Затем повернулся к Алле, чтобы продолжить прерванный разговор, уж больно задел за живое её ответ, что не созрела она до веры в Господа. Не то, чтобы Ананий сам верил в Бога, нет, просто была у него в характере необходимость – доискиваться до всего непонятного, спорного. Пытливый ум, не отшлифованный научным подходом, сам искал ответы, на которые, похоже, так никогда и не сможет ответить человеческий разум.
– … Нельзя говорить против Бога, это примерно то же самое, что в своё время критиковать режим Сталина. Нельзя нарушать старые устои. Они веками складывались. Станет человек своими сомнениями делиться с одним, другим, и начнёт любая вера давать трещины. Кстати, даже сами слова «религия», «Бог» действуют на человека как змея на крóля. Почему? Испокон века со всех сторон нас подталкивают к Богу. И верующая мать, бабушка, когда с их уст слетали слова вроде: «Господи, сохрани и помилуй нас!» Потом они же, мать или бабушка, берут тебя за руку и ведут в церковь. И если в детстве ты сходил туда несколько раз, считай, уже загипнотизирован религией, ты овца божья в человеческом стаде.
Пунцовая от смущения Алла слушала Анания Фёдоровича и кивала головой. К счастью для неё, вскоре началось застолье. Алла впервые в жизни выпила целых три рюмки водки. Денис – на две больше, считая это рекордом для себя. Его родители опустошили бутылку самогона. И ничего: ни у кого в глазах не было пьяного тумана, светились только радость и веселье. Потом Денис взял гитару и запел. И опять Алла пришла в восторг: у Дениса оказался превосходный голос.
Словом, жених был что надо, хотелось поскорей и окончательно связать с ним свою судьбу.
Спев вчетвером несколько песен, вышли из-за стола. Влюбленные тут же удалились на улицу, подальше от родительских глаз. В кирпичный пристрой вернулись уже не через кухню, а в другую дверь, прямо из сада. «Хорошо! – восторгалась девушка. – Не надо лишний раз тревожить родителей Дениса».
Оказавшись в уютной комнате, где кроме кровати, стояли письменный стол и этажерка с книгами, Алла вдруг почувствовала в себе такое волнение, какого не испытывала в памятной мазанке. Лицо её вспыхнуло, в теле появилась слабость, а сердце забилось так часто и громко, что казалось, и Денис слышит это биение.
Денис тоже не на шутку разволновался. Он знал, что через несколько минут случится то, о чём давно мечтал. И то, что миг этот близится, страшило его. Как на грех в голове всплыло воспоминание о прошлой его мужской неудаче.
Это случилось на втором курсе техникума, ему – почти семнадцать, а девушке Симе, слывшей девицей весьма лёгкого поведения – шестнадцать. Он пошёл провожать её после танцев; и в тёмном подъезде двухэтажного дома она позволила делать с собой всё, что заблагорассудится. Но к чему он стремился, так и не получилось – неóпытность подвела. С тех пор Денис сторонился девушек: было боязно опозориться ещё раз. И Алле, конечно, он правду сказал: женщин у него не было.
Вспомнив вдруг тот постыдный случай для себя, Денис посмотрел на Аллу.
– Ты помнишь, что обещала сегодня? – выдавил он с трудом.
Алла в смущении отвернулась.
– Или забыла?
– Почему, помню. – Она коротко посмотрела на него, заливаясь краской.
Денис помолчал и, сам не зная отчего, бросил:
– Что же, оставайся здесь, а я пойду в дом спать. – Он направился к двери, когда Алла окликнула его:
– Денис!
Он остановился; Алла кинулась к нему и, обняв за шею, стала осыпать поцелуями:
– Дениска, я люблю тебя. Мой милый, любимый, – лепетала она между поцелуями.
Денис сбросил с себя одежду, затем стал раздевать девушку, а та жалась к нему, будто испуганный ребёнок.
Наконец, положив её на кровать, Денис прилёг над ней. Она лежала с закрытыми глазами, прерывисто дыша. Привстав, Денис окинул взглядом всю её фигуру – плечи, груди, живот. Алла ждала, он это видел и чувствовал. И, не сомневаясь в успехе, решился…
Через несколько минут раздался громкий стон Дениса и его восхищённый голос:
– Алён, мне понравилось. А тебе?
– Дениска, мне тоже с тобой понравилось, – как можно ласковее ответила она.
Поднявшись оба с кровати, Денис посмотрел на смущённую девушку и нежно прижал её к себе.
– Алёнушка, будем считать, что у тебя ни с кем ничего не было до этого. Первым у тебя был я. Поняла?
– Денисушка, любимый, конечно, поняла. И всем буду говорить, кто спросит, что ты у меня первый и последний. – Алла вдруг вопросительно посмотрела на него и с тоской в голосе добавила: – Помыться бы… под дýшиком.
– Да, душа нет, – с сожалением вздохнул Денис. – Хотя погоди-ка, ведь баня наверняка ещё не остыла. Пошли в баню?
– Пошли. Я ещё ни разу в деревенской бане не была.
– Надень мой старенький халат и за мной.
В бане Денис как бы со стороны посмотрел на Аллу, с нежностью огладил глазами все выпуклости на её теле, невольно залюбовался толстой косой, спускающейся ниже живота. Налюбовавшись, молча обнял девушку и аккуратно уложил её на пол. Она не противилась.
Этот вечер для возлюбленных прошёл, как говорится, без сучка и задоринки. Отрицательным моментом была банная заноза в Алёнушкиной попе, да и ту Денис с удовольствием удалил зубами.
Утро они встретили в объятиях друг друга. И Алла опять чувствовала себя счастливой: новые ощущения и впечатления затмили всё остальное, кажется, даже Михаила.
Глава 5. Свадьба
В середине сентября влюблённые подали заявление в ЗАГС. А в ближайшую субботу Денис остался ночевать в квартире будущей тёщи, которая всё ещё не одобряла выбор дочери. Но… делать нечего, пришлось смириться.
В воскресенье Алла познакомила Дениса со своей лучшей подругой, обаятельной шатенкой Таней. Судя по заинтересованному блеску её зелёных глаз, по оживлённому шушуканью с Аллой, Денис понял, что понравился девушке.
«А она тоже ничего, – пригляделся он к подруге своей невесты. – Стройная, и всё при ней». Но, познакомившись вскоре со старшей сестрой Аллы Викторией, Денис обомлел: подобной красавицы он даже в кино не видел.
Двадцать три года, инженер-экономист, ростом и роскошными формами она походила на мать. Движения её были плавными, голос нежный, воркующий; кожа шелковистая. Белокурые волосы, в отличие от материнских, спускались с головы мелкими волнами, окутывая её холёные плечи. А глаза-а. Денис только сейчас понял смысл выражения: в эти глаза нырнуть хочется. «Эти глаза напротив, чайного цвета…», – пел Валерий Ободзинский. У Вики глаза не чайного цвета, а тёмно-голубые, «смотрящие» на висок. «Удивительная женщина, – думал он. – И почему она замуж вышла за такого замухрышку? – перевёл он взгляд на её мужа Владимира, невысокого, толстого, рыжеволосого, с заплывшими глазками неопределённого цвета. – Он и старше её, кажется, намного. Неверное, из-за того, что высокую должность занимает».
В первые минуты знакомства с Викой Денис чувствовал себя скованно. Но она настолько непринуждённо себя вела – шутила, смеялась, что он вскоре почувствовал себя в доме своим. А когда взял в руки гитару и запел, Вика восхищёнными глазами смотрела на него, хлопая по окончании каждой песни в ладоши.
– Браво! – улыбаясь, выкрикивала она. – Молодец, Дениска!
Виктория уговорила будущих молодожёнов остаться у них на ночь, постелив им на софе в гостиной. Ладушку, так ласково она называла четырёхлетнюю дочь, они с мужем забрали с собой в спальню.
Обнявшись с Аллой, Денис и в постели продолжал про себя восторгаться красотой Виктории. Представлял её лучистую улыбку, волнующие сердце глаза, нежный голос, когда она сказала ему перед сном: «Спокойной ночи, Денисушка, хороших тебе снов, мой маленький». Правда, и Алле она пожелала спокойной ночи, при этом поцеловав её. «Меня бы поцеловала, – с подавленным вздохом подумал Денис. – Ну, хотя бы в шутку. – Стряхивая наваждение, он поцеловал Аллу, которая плотно прижалась к нему. – Алёнушка у меня тоже красавица».
Через неделю Ананий Фёдорович, Елизавета Порфирьевна, их старший сын Иван с супругой и Денис приехали к Ротмановым сватать Аллу. Гостей ждали невеста с матерью и Виктория с мужем. Правда, сватовства, каким обычно его представляют, не было, просто решали, где проводить свадьбу, и что покупать для стола. Играть свадьбу договорились в деревне, на чём настоял глава семейства Кирилловых.
– Дом у нас большой, места всем хватит, – рассуждал он. – И народу с нашей стороны больше, в основном из деревни. Да и не принято по нашим обычаям свадьбу у невесты проводить.
Валентина Васильевна согласилась с ним.
– Насчёт солений, грибочков там разных тоже можно не беспокоиться, – вступила в разговор Елизавета Порфирьевна. – И картошку, другие овощи мы тоже берём на себя. А уж разных там деликатесов, к примеру, апельсинов или колбаски копчёной, давайте думать.
Выпив водочки и закусив «деликатесом» – апельсинами и копчёной колбасой, часа через два все вопросы утрясли. Алла с Денисом тут же покинули квартиру, а вскоре и сваты, попрощавшись с Валентиной Васильевной, Викторией и её толстяком мужем, отбыли восвояси.
Выйдя из подъезда, Ананий Фёдорович сказал, щурясь в улыбке:
– Да-а, у них вся семья как будто не от мира сего, что старшая сестра Алёны, что их мать. Поэтому я всегда говорю, что мы разные: кто-то из нас замешан на молоке, а кто-то – на ржавой воде.
– Точно, – подняв светлые брови, согласился Иван: – эти бабёнки наверняка замешаны на молоке, причём на хорошем. Белые, сдобные, значит, и в детстве питались хорошо.
– Да уж, наверно, не крапиву с лебедой лóпали, а получше что-нибудь, – вдруг вспылила худая, невзрачная жена Ивана. – Гладкие все три, как будто сёстры-погодки. И фамилия у них… не выговоришь, чёрт знает…
– Не кипятись, Клавдéя, – приструнил её муж. – Что ты фыркаешь? По-твоему, и чужих баб похвалить нельзя? Чай, я не про что-то такое говорю, а просто свою будущую родню с отцом обсуждаю. Подумашь, фамилия. Была иха, станет наша.
– Тоже мне, нашёл родню. Смотри, только попробуй на свадьбе к ним приставать, я т-те брилы-то поотбиваю.
– Дык не у тебя же гулять-то будем, а у Дениски с Алёной, – пошутил Иван.
– Дык, дык, – передразнила его Клава. – Я тебя ещё раз предупреждаю, что по загривку схлопочешь, если что…
– Цыц, Клавка! – гаркнул на неё Ананий Фёдорович. – Ты что к мужику-то прицепилась? Нам что, помечтать, что ли, нельзя? Э-э, сорнячное вы племя, – недовольно махнул он рукой, – так и норовите нашей кровушки попить. – И, вытащив из кармана папиросы со спичками, пробурчал: – Да, если ума на грош, а упрямством весь зад напичкан, не жди…
– Вы бы об Алёнке лучше поговорили, – улыбаясь, перебила мужа Елизавета Порфирьевна, – а то повернули оглобли невесть куда.
– Ты права, мать – согласно кивнул Ананий Фёдорович. И шутливо хлопнув её по округлому заду, добавил: – Они хороши, но и мы им, пожалуй, не уступим. А?
– Нашёл с кем сравнивать, – добродушно усмехнулась «мать», – у них совсем другая жизнь, без наших деревенских вил и граблей.
– Родители, – снова вмешался в разговор Иван, – а вы не обратили внимания, что Алёнка на Дениса похожа, как будто они брат с сестрой?
– Ка-а-к это не обратили, – протянул Ананий Фёдорович. – С ходу обратили, как только они у нас на пороге впервóй появились.
Пока Кирилловы шли до автобусной остановки, а потом стояли на ней, они успели поговорить и о Денисе с Аллой, и о предстоящей свадьбе, и о том, кого приглашать.
Уговорив сына и сноху поехать к ним на ночь в деревню, Ананий Фёдорович совсем повеселел. Он надеялся, что жена расщедрится, и выставит ради гостей первосортной самогоночки.
– Не дашь, Лизавета, пойду к своей должнице Кýрдиной. «Кирпич на кирпич, – скажу ей, – а где, бабка, магарыч?»
Усмехнувшись, Елизавета Порфирьевна пообещала:
– Ладно, выдам, но не больше бутылки.
На Покров день у дома виновников торжества стоял гул: молодожёнов из ЗАГСа ждали не только гости, но и человек тридцать жителей Луговой. Некоторые ещё раньше успели повидать невесту и судачили меж собой: «Ай да Дени-и-с, какую красавицу в городе подцепил. Не зря учился в техникуме, а в этом году и в институт экзамены сдал. Она, небось, тоже в институте учится». Наконец подъехали три легковые машины – две «Волги» и «Жигули». Из первой чинно вышли молодые со свидетелями.
При появлении молодожёнов гул среди толпы возрос. Но когда из второй «Волги» вышла Валентина Васильевна в чёрном вечернем платье, а следом за ней Виктория в серебристом из парчи (пальто обе оставили в машине), гул упал, зашелестел шёпот: «Кто это, кто это?» Стоящий в общей толпе Иван Кириллов удовлетворил любопытство, мол, это тёща Дениса со старшей дочерью. «О-о-о, – послышалось из десятков ртов, – каки-и-е… Да они, знать, и невесты краше. Да-а… Но в блестящем платье особо хорошá». На других прибывших внимания не обратили. Правда, на мужа Виктории одна женщина кивнула:
– А ентот что за квадратно-гнездовой мужичок? Нюрка, ты у нас холостая, можа, возьмёшь его к себе на ночь? Хоть пузáми померяетесь – у кого больше, всё одно он к тебе ни сзаду, ни спереду не пристроится. Да и «челнок» у него, поди, не больше поросячьего. – Раздался дружный смех.
Свадебное действо разворачивалось как по писаному. Родители жениха встретили молодожёнов хлебом-солью, и после шутливого: «Кто больше откусит, тот и хозяином в семье будет», Денис взял молодую жену на руки и понёс в дом. За ними последовали родители, свидетели и приглашённые.
Гости много пили гранёными стаканами, пели и плясали под гармонь до десяти вечера. Причём не только в доме, но и в коридоре, а то и на улице. Ночевали молодые в родительском доме Дениса. Валентина Васильевна, три пары её знакомых и Виктория с мужем уехали на двух «Волгах».
На следующий день свадьба забурлила вновь. Мать и сестра невесты были доставлены на «Жигулях» в новых платьях. Курившие на улице мужики, увидев их, даже сигареты и самокрутки покидали. А когда женщины вошли в коридор, один из них, лет пятидесяти, сказал, почесав затылок:
– Эх, дали бы мне на комбайн помощником в уборочную вон ту, что постарше. Ох, и пошуршали бы с ней на зерне.
– Никанорыч, а зачем до уборочной-то ждать? – отозвался другой. – Иван Кириллов говорил мне, что она вдова, попробуй сегодня. На сеновале, к примеру, не хуже, чем на зерне, а даже лучше: зерно не насыплется куда не надо.
– Петрович, а на сеновале мышь может заскочить, – пошутил кто-то с крыльца.
– Хе, так это даже лучше, – весело отпарировал Петрович, – баба под тобой шибче зашевелится.
Все загоготали.
– Никанорыч, а молодую-то не хошь, сдрейфил? – снова спросили с крыльца.
– Не-е, та, пожалуй, не по зубам мне будет. Иша задушит своими волосишами. Да и походка у её больно извилиста, выскользнет…
Тут появился на крыльце Ананий Фёдорович, гаркнув:
– Мужики, кончай перекур! Айда все в дом…
В это утро Денису предстояло перед всеми назвать Валентину Васильевну «мамой». Выдавил он это слово с трудом и смутился. Да и женщина почему-то опешила, что случалось с ней редко. Кстати, старший зять обращался к ней по имени-отчеству. Алла же назвала родителей Дениса «папой» и «мамой» вчера, перед этим вручив им по традиции подарки. Преподнесла подарки брату Дениса и его крёстному с крёстной, а самому Денису подарила рубашку, в которой он и красовался.
Денис через силу назвал Валентину Васильевну «мамой», но зато, выпив рюмку водки, лихо разбил её об пол. Многие за столом одобрительно захлопали в ладоши, а одна гостья, лукаво усмехнувшись, спросила:
– Рюмку-то смело разбил, а вот молодка-то не подвела ли? Кто-нибудь проверял ихнюю постель?
Не ожидая такого поворота дела, молодожёны покраснели. Выручил Ананий Фёдорович. Он встал из-за стола и, посмотрев в упор на любопытную, серьёзно сказал:
– Вы уж простите меня, товарищи дорогие, но мы с Елизаветой Порфирьевной слышали ещё до свадьбы ночной крик невесты, а наутро видели их простыню. Так что жена Дениске попалась самая что ни на есть честная. Ну, – победоносным взглядом окинул он гостей, – утешил я ваше любопытство?
– Уте-е-шил, – протянула женщина, задавшая нескромный вопрос.
– То-то у меня, – сел на своё место Ананий Фёдорович, – а то шмон в наших штанах хотели навести. Это вам не у Параньки за столом, где каждый может пёр… – Последовало неприличное слово и тут же взрыв хохота. Деревенские своих знали.
После безобидного инцидента веселье возобновилось. А вскоре молодую жену подвергли испытаниям, проверив, хорошо ли она «подметает», бросая мелкие монеты не только ей в ноги, но и под столы, расставленные буквой П. Алла старалась вовсю, собрав всё до монетки.
– Молодец, старательная девка, – похвалили её женщины. А одна добавила: – Не гляди, что городская, а под столом лазит, как заправская крестьянка. Да и зад у ей, как у справной хозяюшки.
Веселье продолжалось до двух часов дня. После чего молодые попрощались с гостями, отдельно с Валентиной Васильевной и, закрывшись в пристрое, предались любовным утехам на вполне законных основаниях.
Понедельник у Дениса был выходной – взял административный. Положив в чемодан необходимые на первое время вещи, Денис собрался покинуть отчий дом, до этого объяснив родителям, что будет жить у Ротмановых в городе.
– Вы уж не забывайте нас, – напутствовала молодых Елизавета Порфирьевна, – почаще приезжайте.
– Да, дорогие мои ребятишки, езды тут совсем ничего, поэтому по субботам будем ждать вас, – добавил Ананий Фёдорович. – Да и банька у нас на славу. Алёнка, ты не парилась в нашей бане?
– Нет, Ананий Фёд… извините, папа, – покраснев, поправилась невестка.
– Алёнка, – ласково улыбнулся свёкор, – у нас в деревне не принято родителей называть на «вы», так что изволь говорить нам «ты». Мы с матерью не каких-то там княжеских кровей, а из простого рода. Договорились?
– Договорились, пап, – робко ответила невестка.
– Вот и хорошо, вот и чудненько. А теперь присядем на дорожку да послушаем, что нам будет шептать на уши домовой. Ведь для чего присаживаются перед дорогой? Во-первых, для того, чтобы подумать, а вдруг чего-то забыл взять? Во-вторых, как говорится, послушать доброе напутствие своего домового, который в каждом добром доме имеется.
– И в городе тоже? – удивилась Алла.
– И в городах тоже водятся, а как же? Только под разными личинами, – заулыбался Ананий Фёдорович.
Глава 6. Неприязнь. «Котище»
С первого дня проживания у тёщи Денис почувствовал необъяснимую враждебность с её стороны. Когда они сели втроём ужинать, Валентина Васильевна уже через минуту встала из-за стола и раздражённо бросила:
– Фу, Денис, ты чавкаешь, как деревенский боров, – и вихрем вылетела из кухни.
Поперхнувшись от неожиданности, Денис удивлённо посмотрел на жену:
– Алёна, разве я чавкаю? У меня и привычки такой нет.
Алла, удивлённая не меньше его, сказала успокаивающе:
– Не обращай внимания: мать просто не в духе, наверное, устала от свадебной суеты. И вообще – мама у нас с характером.
Она, конечно, понимала, в чём дело: мать зациклилась на Михаиле и считала, что Денис для дочери не пара.
Выслушав жену, Денис подумал: «Да, моя тёща с характером. Но и у меня характера хватит, посмотрим: кто кого. Пока что сохраним дистанцию: ты можешь треснуть от злости, но „мамой“ я тебя называть не буду».
Алла ежедневно утром и вечером принимала душ.
– Лично ты, – сказала она Денису, – по утрам можешь душ не принимать, но перед сном обязательно. – И кокетливо улыбнувшись, добавила: – И после этого… тоже.
Именно из-за душа Денис в первый же день дважды получил нагоняй от Валентины Васильевны. В десять вечера, вслед за женой, он принял душ. Надел халат, открыл дверь и нос к носу столкнулся с тёщей.
– Ты почему так много воды наплескал на пол? – недовольно спросила она. – Неужели нельзя поаккуратнее?
– Да я… вроде аккуратно мылся, – растерялся Денис. – Но до меня Алёна мылась, может, это она?
– На Алёну решил свалить, – с насмешкой улыбнулась тёща. – Ладно, иди, но в следующий раз, чтобы такой грязи не было.
В начале двенадцатого ночи Денис вновь пошёл в ванную; аккуратно помылся, надел халат и, едва открыв дверь, увидел тёщу в халатике нараспашку. «Вот это да-а, – открыл он рот. – Такие здоровенные титьки, а торчат, как у молодой. А волос-то там…»
Небрежно запахнув халат, тёща снова накинулась на зятя:
– Ты почему дверь за собой не запираешь? А если бы я совсем голая была? Я ведь живу в собственной квартире, могу позволить себе всё, что вздумается.
– Я думал, время уже позднее, – пробормотал Денис.
Валентина Васильевна укоризненно покачала головой и, отступив на полшага в сторону, пропустила растерянного зятя.
Денис жил у Ротмановых пятый месяц, но отношения с тёщей продолжали оставаться натянутыми. Может, поэтому и с Аллой не всегда ладилось. Она между тем во второй половине февраля закончила курсы секретарей-машинисток, а спустя неделю уже работала на винзаводе. Устроилась туда с помощью знакомых матери.
Директор завода находился в отпуске, и Аллу принимал главный инженер Самсон Юлианович Охалкин, временно исполняющий обязанности директора. Это был коренастый мужчина лет под сорок, с тёмными волнистыми волосами, зачёсанными назад, крупным ртом с полными губами… Алла вошла к нему в кабинет в чёрном пальто с беличьим воротником, в беличьей шапке, в коротких зимних сапожках.
Охалкин (за глаза его многие заводчане называли охáльник) сразу обратил внимание на её длинную толстую косу и большие серые глаза. «А какие губки! – мысленно восхитился он. – Так-так-так, милая девочка».
После знакомства, он спросил:
– Вы замужем?
– Да, – ответила Алла.
– Не подумал бы, на вид вам больше семнадцати не дашь. Вы что, в шестнадцать лет выскочили?
– Обижаете, – нахмурилась Алла, – мне девятнадцать скоро исполнится.
«Обиделась, – подумал Охалкин. – В этом возрасте всем девчонкам хочется казаться старше, а потом всё наоборот».
Они поговорили об условиях работы и на следующий день, Алла заняла письменный стол в приёмной директора.
С тех пор прошло более двух месяцев, и всё это время главный инженер не спускал с Аллы глаз. Очаровавшись ею в первый же день, он все силы употребил на то, чтобы рано или поздно услышать от неё единственное слово: «Согласна». Свои отношения с молодой женщиной, он построил не как начальник с подчинённой, а как старший товарищ с младшим. Опытный ловелас не торопил события, ему сначала хотелось войти в её душу, а потом… всё остальное.
Обеденные перерывы Алла частенько проводила у него в кабинете. Старший «товарищ» угощал её хорошим вином и, как бы в шутку, целовал сначала в щёчку, потом в губы.
«Я не виноват, – оправдывался он, – твои сочные губки сами притянули меня». Алла смущалась, но всё же шутила: «Ищите незамужнюю женщину с такими губами. И чтобы по возрасту вам подходила». А однажды прямо заявила, хотя и игривым голосом: «Самсон Юлианович, вы же в отцы мне годитесь!» Он не обиделся, а с определённым смыслом сказал: «Не думаю, Алёнушка, не думаю…»
Так мало-помалу они сближались, и Алла уже не видела в главном инженере «отца». Хотя и любовником не представляла тоже.
Однажды, уже в мае, Денис попросил у жены «сделать» ему через знакомых больничный лист. «Всего на три денёчка! – умолял он. – Соседи в деревне просят двор сложить из кирпича, мы с отцом за три дня его сделаем».
Алла, в очередной раз поссорившись с мужем из-за какой-то ерунды, не разговаривала с ним, но услышав про обещанную сумму, процедила сквозь зубы, что подумает, к кому можно обратиться с этим вопросом, и подумала о Самсоне Юлиановиче. «Отношения у нас с ним хорошие, попрошу, он сделает, знакомые врачи у него наверняка есть».
И действительно, уже на следующий день Самсон Юлианович сказал:
– Алёна, завтра к восьми утра Денис пусть зайдёт в поликлинику.
У Самсона был свой резон помочь с больничным Денису. «Пора, пора с этой девочкой переходить на интимные „рельсы“, – подумал он». Для этой цели он и задумал удалить мужа от Аллы хотя бы на несколько дней. Да и возможность представилась как нельзя кстати.
Самсон позвонил в поликлинику своей бывшей любовнице, врачу-терапевту, изложил ей суть вопроса. И за обещанный подарок та выполнила просьбу.
В конце рабочего дня главный инженер вызвал к себе секретаршу.
– Алёна, – сказал он, – я звонил в поликлинику, и мой знакомый врач сообщил, что твоего мужа в стационар отправили. Оказывается, у Дениса-то диарея. Что это вдруг? – Он вопросительно посмотрел на Аллу. «Теперь, думаю, ты не будешь нервничать и рваться домой. А то чуть что, сразу: «Самсон Юлианович, отвезите меня домой, а то муж сцену ревности устроит».
Алла улыбнулась:
– Самсон Юлианович, нет у Дениса никакой диареи. Он мне звонил и сказал, что ляпнул, не подумав про эту самую диарею, вот его и положили в стационар. Ничего, пусть полежит, может, поумнеет немного.
«Ага, – сказал сам себе Самсон, – значит, не всё гладко между вами. Это мне на пользу». И предложил юной секретарше:
– Ну, поскольку мужа дома нет, давай посидим сегодня подольше. Хорошего вина выпьём, побеседуем. К тому же я столик уже накрыл.
– Давайте посидим.
Потягивая из бокала ароматное вино, Алла непринуждённо прощебетала:
– Самсон Юлианович, а на чём вы меня до дома сегодня повезёте? Что-то вашего «Москвича» я у конторы не видела.
– Мой «Москвич» на территории завода стоит, – ответил главный инженер. – Так что не волнуйся, Алёнушка, отвезу. И даже на руках отнести могу в случае необходимости.
– Ну, это совсем лишнее, – улыбнулась Алла. – И необходимости такой не будет, Самсон Юлианович, уверяю вас. А посидеть, пообщаться с вами, это я с удовольствием. Мне, кстати, всегда интересно находиться с вами, слушать вас.
– Ну, спасибо, – наклонил черноволосую голову Самсон.
– Нет, на самом деле, я от каждой беседы с вами получаю очень много полезного. От зрелых, опытных людей, да с высшим образованием, многое оседает в голове.
– Милая Алёнушка, знаний надо набираться не только у опытных людей, но и в учебных заведениях. Вот ты хочешь понять, в чём смысл жизни. А для этого тебе надо получить хотя бы минимум специальных знаний. Никакие умные рассуждения не накормят человека, а хорошая, нужная обществу профессия – это кусок хлеба с маслом как сегодня, так и в будущем. Вот ты в институт не поступила, так для начала хотя бы финансовый техникум закончи. Ты бухгалтером мечтала стать? Вот и дерзай. А я тебе помогу.
Видя, как Алла, затаив дыхание смотрит на него, внимательно слушая, главный на секунду умолк. – Хочу обрадовать тебя, Алёнушка… – Он улыбнулся, скользнув карими глазами по её грудям. – В этом году я устрою тебя в финансовый техникум. Почему «устрою»? Да просто тебя зачислят в техникум и всё. Чтобы без нервотрёпок, без переживаний. А год проучишься, переведём тебя на должность бухгалтера: будешь теорию с практикой соединять. Согласна?
Алла радостно ответила:
– О чём вы спрашиваете, конечно, согласна.
– А вообще-то я думаю, – загадочно улыбнулся Самсон, – что не пройдёт и года, как ты уже бухгалтером у нас будешь работать. За твоё счастливое будущее. – Он поднял бокал: – Пьём до дна.
Алла кокетливо посмотрела на свой до половины наполненный бокал, на главного инженера и, картинно зажмурив глаза, выпила. Закусив шоколадом, дважды взмахнула пушистыми ресницами, улыбнулась. И улыбнулась не как прежде. В её глазах появилась нежность и даже, как показалось бывалому ловцу женских симпатий, приглашение к обоюдной ласке. Он поднялся с дивана, включил магнитофон, и пригласил Аллу на танец.
– Ой, Самсон Юлианович, я обожаю танцы, не один год занималась в танцевальном кружке.
Опытный «кот» подумал: «Кажется, лёд тронулся, девочка сама идёт в лапки».
В танце соблазнитель то и дело прижимал к себе партнёршу. А на последнем музыкальном аккорде, шутливо положил её спиной на диван. Правда, тут же и поднял, сказав:
– Извини, Алёна, но ты закружила меня.
– Самсон Юлианович, вы сами кого угодно закружите, – в ответ проворковала Алла. – А танго вообще танцуете на «пять». – Одарив далеко не юного кавалера улыбкой, она подошла к окну, открыла форточку. Помахала ладошкой себе на лицо.
Не садясь, они выпили ещё, после чего Самсон включил медленный танец.
В обнимку они стали медленно покачиваться на одном месте. Самсон вдруг поцеловал Аллу в шею и остановился. Что она скажет? Она ничего не сказала, лишь плотнее прижалась к нему. Ему хотелось сейчас же раздеть её, кинуть на диван. Но он заставил себя не спешить; медленно переставляя ноги под музыку, взял бутылку, пополнил бокалы. Один из них подал Алле, другой пригубил сам. После нескольких глотков оба оживились. В глазах у Аллы появился блеск, лицо раскраснелось.
«Почти готова, – подумал Самсон. – Ещё немного, и ты будешь моей». Он ещё крепче прижал её к себе, круговыми движениями поглаживая бёдра. Алле было стыдно, но приятно. В то же время казалось, что это сон – и такой сон, который снился первый раз в жизни. Она решила досмотреть захватывающий сон до конца. Чем он закончится? Самсон вдруг повернул её к себе спиной – она не противилась. Даже тогда, когда положил свою ладонь на её животик, Алла замерла в ожидании: что же будет дальше? Но Самсон и сейчас не спешил, наслаждаясь смущением партнёрши. «Это сон, волшебный сон», – беззвучно прошептала она.
Незнакомое желание одолевало её. «Неужели это не сон, и я готова изменить? – в растерянности думала она. – Наверное, это вино». И в этот момент Самсон поднял её на руки и положил на диван. Глаза сами собой закрылись, она почувствовала, что платье поднято до груди. Ей было стыдно лежать в таком виде, но не могла сделать ни одного движения – тело обмякло.
Самсон быстро обнажился, окинул взглядом лежащую перед ним «жертву». Полностью раздеть Аллу он решил чуть позднее, а пока… Он видел, как она напряглась.
Прикосновение его губ к открытому животику оказалось для неё неожиданно восхитительным чувством.
– О-о… – протяжно застонала она. Было на удивление приятно; единственное, что смущало, это мысли о грехе, о бесстыдстве, о неверности.
– Самсон Юлианович, – пробормотала она, заикаясь от волнения, – не надо. Я не хочу изменять, отпустите… Денис верит мне.
Но язык говорил одно, а мысли нашёптывали совсем другое. И ни в каких оправданиях не нуждалась душа, жаждающая продолжения сладких мук.
Неожиданно Самсон встал и начал одеваться. Алла открыла глаза – на лице начальника читалась обида.
– Извини, Алёна, я был не прав.
Она растерялась. Продолжая лежать, лихорадочно соображала: «Может, он хочет разыграть меня? Нет, видно, всерьёз обиделся».
Самсон уже оделся, Алла тоже встала. Натянув трусики, одёрнула платье, сунула ноги в туфли и подошла к окну, не зная, что делать дальше. «А вдруг он меня и до дома не повезёт? Придётся до остановки пешком топать, автобуса ждать, а в автобусах сейчас народу битком». Она с тоской посмотрела на Самсона, и увидела на его лице улыбку. Он подошёл к ней и прижал к себе. От крепкого объятия, от того, как Самсон поцеловал её, у Аллы перехватило дыхание. Появилось желание снова лечь на диван.
