Борис Геннадьевич Цеханович
Страсти по автомобилю
Наконец-то все стороны пришли к единому мнению и дальнейшее обсуждение пошло уже в спокойном русле. Дружно задымили сигаретами, прошлись по плану сюжета, а ещё через минуту призывно замахали руками, приглашая нас к себе. А дальше в съёмочную суету окунулись все остальные. Вдоль кювета забегали пиротехники, определяясь с местами закладки взрывчатых веществ. Операторы расставляли камеры и замеряли светопотоки на месте съёмки, потом сдвигали камеры немного в сторону. А когда выбрали удачное место, вдруг оказалось, что оно не совсем удачно для пиротехников, в результате чего возник мимолётный, но весьма горячий спор… Вооруженец вытащил оружие, холостые патроны и стал их выдавать актёрам, каскадёрам и нам, записывая в Книгу выдачи все наши данные. А когда расписались – получили оружие. Я получил автомат МП-40 и теперь с интересом его разглядывал, щёлкал, прицеливаясь и приноравливаясь, уже полностью вживаясь в роль немецкого солдата, а потом дал его сыну. Вооруженец нахмурился, видя это, но я махнул ему рукой: – Сын офицера – это почти наполовину военный. Так что не беспокойся…, – и тот отвернулся от нас.
Гримёры, ещё какой-то около киношный люд, всё это клубилось и суетилось кругом. На обочине рявкнул режиссёр, прекращая спор пиротехников и операторов. Через две минуты опять послышался рёв, но более яростный. Оказывается, пиротехники взяли всё, но забыли инструменты и сейчас виновато скулили перед режиссёром. Но тот, оторвавшись на пиротехниках, подозвал меня к себе.
– Ты у нас капитан? Да? Ага… Садись на мотоцикл и проедь по дороге…. Там по-моему дачи. Попроси у них лопату и ломик. Давай езжай…
Как говориться «пусти козла в огород», получив автомат, холостые патроны и, окончательно превратившись в фашиста, у меня прямо всё чесалось – только бы повыёживаться перед мирным населением. Поэтому уже через минуту я, сын в люльке, а на заднем сиденье каскадёр, под запрещающий рёв вооруженца, помчались в сторону мифических дач. Но дачи оказались на месте, в полукилометре от места съёмки. Затормозив у крайнего дома, я лихо соскочил с мотоцикла и автоматом громко и нагло забарабанил калитку, заметив во дворе мужика: – Эй… рюски музик…. Комм сюда…
– Чё…? Кто там? – Недовольно заорал в ответ хозяин дачи, направившись к калитке, – Чё колотишься в калитку….? Открыть не можешь чё ли…?
Я обернулся к каскадёру, который подошёл ко мне и подмигнул ему. И тот молча и весело кивнул в ответ.
Калитка открылась и пожилой, небритый мужик в удивлении открыл рот. Перед ним стоял два фрица, с автоматами в руках, в касках и со всеми причандалами. Он закрыл рот и закрыл калитку. Потом снова её открыл и опять открыл рот, забыв даже выматериться или хотя бы выразить законное сомнение по поводу «Белочки».
– Курка, яйка, млеко… Ням…, ням…, – и оттолкнув мужика в сторону, по-хозяйски зашёл во двор, а каскадёр легонько толкнул автоматом хозяина во двор.
– Чё стал? Не видишь, фриц жрать просит?
– Яяяя…, яяяя…, – обрадованно закивал я головой, – ням.., ням… дафай….
Мужик продолжал в прострации лупать глазами. Только что он занимался своими мирными делами в своём дворе, на Урале, хер его знает в каком времени…. И вдруг во двор входят два фашиста, толкаются автоматом и требуют курку, яйку…. Тут было отчего обалдеть.
– Ну, давай быстрее, а то сейчас стрельнет…., – подтолкнул опять каскадёр стволом автомата. Услышав чистую русскую речь, мужик очнулся и несмело спросил каскадёра.
– Ты значит полицай…. А он…?
– Ты что слепой? – Возмутился новоявленный полицай и повысил голос, – в гестапо, дурак, захотел…?
– Не…, не… В гестапо не хочу…, – испуганно и сильно закивал мужик головой.
И тут я не выдержал и засмеялся, а следом засмеялся и каскадёр.
– Да…, ладно…, ладно. Пошутили немного… Извини. Кино мы тут снимаем и нам надо лопату и ломик. Как? Дашь? Обязательно вернём.
Но мужик продолжал недоверчиво смотреть на нас и тут вверг нас в новый приступ смеха, видать не совсем въехав в то, что мы только что сказали: – А у меня ни курицы, ни яиц нету…. И молока тоже….
Только через несколько минут мы получили от него, то что хотели. По-моему мужик сейчас нажрётся или же сбежит от греха подальше, махнув рукой на убогий шанцевый инструмент.
Пиротехники радостно уцепились в инструмент, а ко мне подошёл старший каскадёров.
– Капитан, дай-ка на твоём мотоцикле проехать….
Каскадёр лихо завёл мотоцикл и сразу резко рванул с места. На большой скорости промчался вперёд, круто развернулся и помчался обратно на нас, а потом рывком поднял колесо коляски в воздух и заюлил по дороге, хлопнув колесом рядом с нами.
– А вот этот мотоцикл нам подходит. Его и будем взрывать….
– Кого взрывать? – Тупо спросил я.
– Да всё нормально, капитан. Не беспокойся, взорвём и слегка перевернём… И царапин не будет.
– Не…, я не согласен… Вы, что? Охренели что ли? Я свой мотоцикл лелею, мою, пылинки сдуваю… А вы взрывать… Не…, – я очнулся от ступора и пошёл в активный отказ, – вы же хотели все свои дела делать вон на том мотоцикле.
Уже когда сюда приехали, узнал что мотоцикл Сергея шёл под взрыв, а я на своём просто как мотоцикл охраны генерала. Сергею и деньги неплохие пообещали заплатить и размер их будет варьироваться от степени повреждений.
Но каскадёр сожалеюще вздохнул и поведал: – Всё так, хотели его с переворотом использовать, когда он взорвётся. А я сел на него и попытался на два колеса поставить, а не получается. Начали разбираться, а у него в люльке неподъёмный аккумулятор танковый стоит и не даёт красиво кувыркнуться. Так что остался только твой, капитан. Ну, если что – ты ж деньги получишь…, – привёл он последний аргумент.
– Не.., ну вас на хер. Он у меня один и на чём я ездить буду если что…? Всё…, я отказываюсь от съёмок… Всё…, – пошли они на хер, действительно. Если б я знал про такое блядство заранее – ни черта бы не согласился.
Через две минуты от операторов, где находился режиссёр, донёсся яростный вопль: – Я вас всех разгоню…. Вы же мне все доложили, что всё готово, а пиротехники приехали голые, мотоцикл не переворачивается, другой не хочет… Да что это за херня..? Когда мы наконец-то приступим к съёмкам. Давайте его сюда…., – это уже относилось ко мне, но идти туда мне не пришлось, так как режиссёр и вся его братия бурей неслись ко мне сами и через секунду заклубились вокруг меня и моего мотоцикла.
Впрочем, буря утихла очень быстро. Режиссёр посмотрел сначала на Серёгин обшарпанный и явно престарелый мотоцикл, потом сожалеющим взглядом оглядел мой и ему самому стало жалко.
– Мда…, – мдакнул сожалеюще киношный начальник и провёл пальцами по губам, как бы смахивая невидимые крошки, мдакнул ещё раз и начал уговаривать. Уговаривал мягко и авторитетно. Видать имел большой опыт и гад, уговорил же меня. Чёрт побери. Вывел вперёд всех каскадёров. Они приехали всей бригадой аж из самой Москвы, рассказал, где и в каких фильмах они снимались. Оказывается, я все эти фильмы смотрел. Потом довёл до меня – какие они высокопрофессиональные каскадёры. И снова оказалось, что они все мастера спорта по автогонкам и мотогонкам. Пообещал если что – разорит бюджет фильма, но рассчитается «До копеечки». И я, наивная душа, купился на это. До начала съёмок мой и Серёгин мотоциклы быстро превратили из русских в немецкое БМВ. Причём, это было сделано несколькими «мазками». С моего сняли лобовое стекло и на переднее крыло прицепили такой.., полу изогнутый военный номер, на фару натянули брезентовый чехол с прямоугольной щелью, типа светомаскировки. Навесили разных прибамбасов и готово. Да…, ещё слегка помазали грязью….
Поэтому, уже через полчаса, мы стояли своей небольшой колонной за поворотом дороги, ожидая сигнала на начало движения. Первым мотоциклом шёл мой с тремя каскадёрами, потом легковая машина с генералом и его адъютантом. За рулём в немецкой форме сидел хозяин автомобиля и тоже переживал за машину. Правда, его машину не взрывали. Сняли лобовое стекло на половине водителя, вместо него поставили другое, предварительно залепив его микроскопическими порциями взрывчатки. Якобы очередь автомата и четыре маленьких взрывчика на стекле и четыре готовых пулевых отверстий. Потом шёл мотоцикл Сергея. Он сам за рулём, в люльке сидел каскадёр Володя, а на заднем сиденье я.
По сценарию мы выезжаем из-за поворота и напарываемся на огонь разведчиков из засады. Первый мотоцикл, взрывается от гранаты и летит в кювет с переворотом. Расстрелянная легковушка останавливается, и на нашем мотоцикле все убитые. Я падаю с заднего сиденья, каскадёр в люльке наполовину выпадывает из неё, а Серёга просто ложится на руль. Генерала с адъютантом вытаскивают из машины и берут в плен.
Над осеннем лесом взлетела ракета и мы тронулись с места. Ехать метров четыреста…. Взметнулся чёрный султан взрыва, но не под мотоциклом, а рядом. Застрочили автоматы и мой мотоцикл действительно с красивым переворотом улетел в глубокий кювет. Легковушка сразу остановилась, якобы подбитая, а я с первыми звуками выстрелов лихо оттолкнулся от подножки и бездумно свалился с заднего сиденья. Свалился ещё когда и мотоцикл не остановился, и на скорости…., так… километров в сорок.
Хрясььььь….. Ой как больно!!!! Хрясь, хрясь, хрясь…. Хрясььььььь….. – это так кувыркало моё тело по асфальту.
Бах…, бах…, бах… – теперь с металлическим звоном уже моя голова стучала по асфальту. С металлическим…, потому что голова, слава богу, была в каске.
Всё по законам физики и когда инерция прекратила мотылять меня по дороге, я замер на ней живописной кучей, изображая насмерть убитого фашиста.
В тот момент, когда на дороге закончились крики и шум, изображающие пленение немецкого генерала, от места, где располагалась камера, послышался восторженный вопль режиссёра: – Отлично.., нормально…. Снято с первого дубля…. Все молодцы!
Но уже через полминуты восторг сменился яростным матом. Операторы не сняли этот дубль. Вообще, даже камеру не включали….
– Да что за ё….. т… м…!? Да что это такое? Что за день такой? Ведь всё было отлично и реалистично. Особенно когда немец на последнем мотоцикле по асфальту размазывался…., – разорялся на операторов режиссёр. Но сразу же сбавил тон, после того как оператор без всякого страха дал отпор.
– Да вы, Вадим Петрович, сами сказали не снимать… Что первый будет тренировочный прогон…., – на этом слышимость резко упала и оттуда слышалась невнятная, в полголоса перебранка.
А я чесал все места, которые болезненно ныли после такого эффектного падения. А ныло всё.
– Капитан, ну ты даёшь…., – осуждающе произнёс каскадёр Вова из люльки, – кто ж так падает? Не сгруппировался, упал как мешок с гавном, да на такой скорости… Ты же мог там всё себе переломать…
Но я его не слушал, а целеустремлённо шёл к кювету, откуда толпой и с трудом вытаскивали мой мотоцикл, по пути присоединился сын и стал возбуждённо делиться впечатлениями: – Папа, как рванули мотик и он как перевернулся… и из него как всё полетело… Наверно, там всё разбито…
Сердце нехорошо ёкнуло, когда мы подошли к месту взрыва. Мотоцикл уже выкатили из глубокого кювета и на первый взгляд он был здорово растерзан: крышка багажника нахально раскрыта и оттуда вылетело всё, из люльки даже повылетали сидушки и ещё какой-то хлам и непонятный мусор, как мой, так и то, что понавесили на мотоцикл. Тут же каскадёры собирали рассыпанные на дне канавы ключи, домкрат и другие причиндалы, хранившиеся в люльке и пристраивали на место всё остальное. Но при ближайшем рассмотрении, к своему удивлению, не обнаружил никаких повреждений. Даже царапин не было.
– Я же говорил, капитан, что всё будет нормально…., – несколько хвастливо заявил главный каскадёр, тем самым немного меня успокоив.
Перед вторым выездом, уже со съёмкой, попросил каскадёра Вову показать несколько приёмов падения с заднего сиденья, что тот довольно интересно и эффективно продемонстрировал.
– А вот так я буду из люльки выпадывать…, – и тоже показал, но уже несколько по другому и по эффектней, а не как в первый раз.
Второй заезд провалился и всё из-за меня. Режиссёр чуть из штанов от возмущения не выскочил. Ну.., а я то что? Конечно, чувствовал себя виноватым за запоротый дубль, но с любопытством наблюдал «за бурей в стакане», которую тут же соорудил режиссёр.
– Слабо! – Мысленно вынес свой вердикт. Он не знает, что такое «полковое совещание», где разъярённый командир полка безумно машет шашкой направо и налево, где кровь обильно стекает по стенам и где категорично ставятся задачи – «Немедленно», «К утру» или «К понедельнику». И тут же безапелляционно заявляет – А мне по фиг, как ты это будешь выполнять….
Но видать весь этот киношный люд никогда не видел полковых совещаний, поэтому они испуганными зайцами разбегались от гнева режиссёра. А я всё ждал, когда он начнёт разбивать камеру об мою голову или голову оператора. Или же убежит в лес и начнёт там ломать деревья.
Хотя, конечно, обидно, что так лопухнулся. Когда взорвалась около моего мотоцикла обочина и застрекотали автоматы я, дождавшись, замедления хода мотоцикла, сильно оттолкнулся ногами от упоров, чтобы упасть на асфальт, как показывал каскадёр Вова. Но сразу же упёрся задницей в рантик, шедший вдоль всего края заднего, резинового сиденья. Рантик то сам небольшой…, миллиметров 5 всего, но вот уткнулся задницей и застрял, упёршись в такое незначительное препятствие….
Каскадёр Вова уже давно полу вывалился из люльки и из неудобного положения шипел мне: _ Падай…, падай же, сука….
Тоже самое орали мне со всех сторон, но упасть я никак не мог. Застопорилась жопа на резиновом сиденье. И когда разгневанный голос режиссёра взвился выше деревьев в риторическом вопле: – Да когда он же УПАДЁТТттттт-то наконец??? – Я приподнялся над сидушкой, с силой оттолкнулся и упал спиной на асфальт, смешно, совершенно не по «убитому» задрав ноги к небу, чем вызвал дружный смех у всех глазеющих на этот цирк. Даже Вова задёргался в смехе где-то внизу коляски.
А через минуту я стоял перед разбушевавшимся режиссёром и с любопытством слушал истеричные вопли, типа: – И откуда берутся такие долб…..бы….? Да ещё в армии…
Видать режиссёр всё-таки имел какое-то отношение к армии или хотя бы имел представление, что военные на такую ругань не обижаются. Они привычные и слышат её от своего начальства чуть ли не ежедневно, поэтому он меня чехвостил смело, но вот ничего нового из его крепких выражений не узнал и разочарованно пошёл готовиться к третьему заезду.
Он получился на «Ураааа…». Дубль был снят на зачёт и режиссёр смягчился. Потом снимали, как разведчики вытаскивали генерала с адъютантом из машины. Целых пять дублей, где режиссёр снова рвал и метал… То вытащили немцев не так…. То вытащили как надо, но у генерала не то выражение лица. На третьем дубле адъютант вылез из машины и пошёл не в ту сторону. На четвёртом досталось разведчикам. У командира разведчиков в самый главный момент из рук позорно выпал автомат ППШ. Но после того, когда режиссёр пообещал «всех убить….» – пятый дубль получился. Потом со второго раза сняли процесс стрельбы разведчиков из засады, из-за огромного валуна или обломка скалы. С первого раза не получилось, потому что уже мой сын отличился и влез в кадр в самый момент дружной стрельбы. Если бы стреляли боевыми, то режиссёр наверно выхватил автомат из рук разведчиков и застрелился. Но так у него только закатились куда-то далеко глаза… Да так, что все слегка испугались, но они, через некоторое время, выкатились обратно и главный на съёмочной площадке вяло распорядился о втором дубле.
Потом сходу сняли, как разведчики с пленными шли по лесу и как застрелился генерал. И вся эта киношная суматоха заняла целых шесть часов. Ещё полчаса ушло на просмотр отснятого, после чего режиссёр «убитым» голосом сказал, что всё отснятое самое натуральное «Говно» и съёмочный день прошёл зря, но уже ничего не поделаешь и завтра надо снимать уже другое.
За эти полчаса со мной и Серёгой рассчитались в киностудийной «Волге». Надо сказать, что на втором дубле у моего мотоцикла качественно загнули руль, а на третьем разбили фару.
– Так, товарищ Цеханович Борис Геннадьевич и товарищ капитан, – многозначительно бубнил кассир, заполняя денежную ведомость, считывая мои данные из удостоверения личности, – так…, за использование личных технических средств в съёмке… Распишитесь за 80 рублей.
С удовольствием расписался и с удовлетворённым ворчанием получил 80 рублей. Таксу мне до этого не озвучили и был приятно удивлён заработанной суммой. 80 рублей – это 25% процентов моего месячного денежного содержания.
– Так…, – продолжал тянуть кассир, – а теперь распишитесь за получение 25 рублей за личное участие в съёмке.
– Ого… Ты гляди-ко… Приятненько, – черканул подпись и ещё двадцать пять сиреневых рубчиков одной хрустящей банкнотой.
– А теперь… Во сколько вы оцениваете ущерб, причинённый вашему мотоциклу во время съёмок?
– Хммм…? Интересно… А сколько стоит этот погнутый руль? Ну…, я его завтра в гараже выгну…. А сколько фара? Хрен его знает… Ладно. Понаглею., – и начал задумчиво тянуть, – ну…., ну…., наверно…. Рублей…. В сто двадцать пять я уложусь… И то если найду мастера нормального и такую же фару.
– То есть… Мы пишем 125 рублей, – кассир выжидающе уставился на меня.
– Да. 125 рублей, – твёрдо заявил, глядя в глаза кассира и, готовясь к бурному торгу.
Но тот удовлетворённо буркнул: – Хорошо, – карандашиком вписал в нужную графу, лёгким нажимом цифру 125 и сунул ведомость мне.
– Эге…ге… ге.., можно было и больше запросить. Явно потом там будет другая сумма стоять, но уже ручкой. Но и так нормально, – и уверенно расписался и получил деньги. Вылез из машины и мотнул Сергею головой, чтобы тот тоже лез и получил своё. Он получил немного меньше меня. Хоть его мотоцикл и не взрывался, не переворачивался, но и напротив его фамилии тоже стояло повреждение…. Дальше мы буднично вернулись на киностудию, переоделись и покатили с сыном домой. За день съёмок заработал 230 рублей, получил массу впечатлений, заглянул краем глаза за киношные кулисы и теперь с нетерпением ожидал выхода фильма. Вышел он на экраны телевизора через год и шесть часов съёмок уложились в 50 секунд экрана, где я мелькнул серой тенью на заднем плане в течении пары секунд. Но…, всё равно было приятно.
Правда, после светлых и приятных полос, всегда идут чёрные и через неделю я хорошо влетел ментам, после чего мой мотоцикл поставили на штраф стоянку.
Осень всё сильнее и глубже вступала в свои права. Было холодно и часто шли дожди. На мотоцикле кататься стало не комфортно и мы его использовали только по делу. Например, куда-нибудь быстро проскочить, что-то привезти. А тут в конце недели жена пристала: – Давай сгоняем на совхозные поля и наберём там капусты, а то не за горами ноябрьские праздники и надо будет солить капусту на зиму.
Честно говоря, мне не хотелось ехать на поля, так как это было банальным воровством. Но с другой стороны государство на нас, на военных спокойно наплевало и совсем перестало заботиться о своей армии, забыв мудрую истину, высказанную Наполеоном – «Народ не желающий кормить свою армию, вскоре будет вынужден кормить чужую». Тут бы я слово «Народ» заменил бы на «Государство». И получалось: помимо того, что зарплаты у нас в связи с галопирующей инфляцией не индексировались, так мы уже месяца три не получали своего денежного содержания. Поэтому заинтересованно стал поглядывать по сторонам, чтобы устроиться куда-нибудь на ночную подработку. Но выбор был невелик – либо вышибалой в кабаке, либо ночным охранником или же устроиться грузчиком на железную дорогу. Валя у меня хорошо устроилась в одном из кооперативов главным бухгалтером, получала довольно прилично. И узнав о моей предстоящей подработке, решительно заявила: – Даже не думай, я получаю достаточно, чтобы спокойно прокормить семью. И совсем не заинтересована видом замученного мужа. Иди и спокойно служи, а зарплату рано или поздно вам всё равно выдадут и тогда получится неплохая сумма. – Так что в отличии от многих офицеров, где жёны имели невысокие зарплаты, я по ночам не подрабатывал.
Но как бы мне не хотелось, но периодически приходилось участвовать в набегах на совхозные поля и хоть этим доказывать свою полезность семье.
Ну и вторая причина – что-то не лежало у меня настроение к этой поездке. Сердце подсказывало – добром она не кончиться. Но жена упорно твердила, давила на меня и рано утром в субботу мы помчались за добычей. Подмораживало и пока мы ехали по пустынным и сонным улицам совхоза, потом полями, покрытыми серебристым инеем, проскочили учебный центр с его учебными полями и наконец-то выскочили в глубокий тыл совхозным полей, замёрзли как цуцики. Поля неплохо охранялись частными охранными предприятиями, но к этому краю было довольно трудно им подъехать даже на их ГАЗ-66. Открытое пространство позволяло увидеть опасность издалека и вовремя смотаться, что позволяло спокойно выбрать хорошие кочаны и загрузить в люльку сколько нам надо было.
Слегка разогревшись и повеселевшие поехали обратно, совершенно не предполагая, что у ментов на сегодня запланирована облава и весь наш район был плотно оцеплен. Вследствие чего мы въехали прямо в руки ментов, стоявшие на окраине совхоза двумя экипажами. Повелительный взмах полосатой палочки и я вынужден был послушно съехать на обочину. Я был в форме, при своих капитанских погонах и если бы тут оказался случайный экипаж ГАИ, думаю, что договорился с ними.
Крепенький старший лейтенант подошёл к мотоциклу, равнодушно глянул на меня и, вяло махнув рукой в воинском приветствии, потребовал документы.
Я для виду покопался во внутреннем кармане и после чего сокрушённо и с досадой вздохнул: – Чёрт…! Вот невезуха. Товарищ старший лейтенант, переодевался и оставил права в повседневной форме… Может договоримся…!? Неужели погоны с погонами не решат вопрос?
– Да мне то что!? – Снисходительно усмехнулся старлей, – не было бы облавы сегодня в районе, я б тебя и не останавливал… А так вон к старшему иди. Он тоже капитан, может и договоришься, но вряд ли….
В раскрашенной ГАИшной машине сидел дородный капитан, встретивший меня мутным и тоскливым взглядом, хорошо так поддавшего накануне вечером и страстно желающего, чтобы от него все отвязались.
– Чего тебе, капитан, надо? – Прогудел тусклым голосом старший поста и его глаза болезненно закрылись от такого даже простенького насилия над собой.
– Да вот права в другой форме забыл. Ты капитан, я капитан – давай решать проблемку.
– Не.., не решим, – слегка тряхнул в отрицании ГАИшник головой и снова поморщился от видать всколыхнувшей в голове боли. Помолчал, прислушиваясь к себе и извинительным тоном продолжил, – даже если и решим, всё равно к городку не проедешь. Всё плотно перекрыто.
– Тогда я поеду обратно в учебный центр….!?
– Нет, капитан, раз попался – значит попался. Извини, ничего личного, только служба. Не было бы облавы, да ни каких проблем… А пока стой здесь… А вдруг, что-то поменяется.
Но не поменялось, а только ухудшилось. Из глубины совхозной улицы приехало милицейское начальство в чине подполковника, молча выслушало доклад неуклюже выскочившего из машины капитана, вяло глянуло на меня издалека и отдало короткое распоряжение, как оказалось потом – поставить мотоцикл на штраф площадку. После чего спокойно укатило обратно.
Я только и сумел уговорить капитана, чтобы проехать мимо военного городка и там высадить жену. А вскоре, в грусти оставив мотоцикл на штрафной стоянке, забитой разнокалиберным транспортом, отправился домой.
Мотоцикл нужно было забирать через два дня, в понедельник и обязательно с правами и именно на мотоцикл. Я уж не говорю про штраф и оплату за услуги стоянки.
Владельцев мотоциклов в нашем военном городке на настоящее время было мало и лишь к вечеру воскресенья я сумел выцепить Валеру Солдатенкова, который летом и зимой, даже в сильные морозы, бесстрашно гонял на зелёном Урале. Договорился, но когда в понедельник после обеда надо было ехать за мотоциклом, Валеру вдруг угнали во главе команды бойцов на учебный центр чем-то там заниматься.
Так что пришлось ехать наобум и с надеждой решить вопрос на месте. Заплатил штраф за услуги стоянки и с квитанциями двинулся на улицу Ясная, где всё это располагалось около здания областного ГАИ. Перед закрытыми хлипкими воротами стоянки недовольно клубился прошрафившейся народ, жаждущий побыстрее получить своё авто. Но их по непонятной причине не пускали в будку, к дежурившим там ГАИшникам. А до конца выдачи оставалось около часа, как и до конца рабочего дня тоже. Быстро темнело, что меня сильно напрягало, потому что я ещё ни разу не ездил в темноте. Да и улицы города, хоть и областного центра, не могли похвалиться ярким уличным освещением. Пользуясь своей формой, смело прошёл через ворота и зашёл в небольшую тёплую будку и объяснил причину своего появления, попутно показав квитанции об оплате.
– Хорошо, сейчас мы вас оформим, товарищ капитан, – вынуждены были пойти мне навстречу сидевшие сержанты. Один из них, уже достаточно в возрасте, подтянул к себе потрёпанный журнал, – давайте удостоверение личности, права и квитанции…
Чертыхнувшись про себя, положил на стол квитанции, удостоверение личности.
– Права давайте, – напомнил сержант.
Тяжело вздохнул и признался: – Нету у меня прав с категорией «А».
– Ну…, тогда…, – сержант сделал кислую мину и развёл руками. Типа – ничего тогда не могу поделать.
– Погоди…, погоди, товарищ сержант, ты же знаешь, что у нас у офицеров есть только категория «С». Какая разница «А» или «С»!? Потеряны у меня права, но взял у товарища его права. Возьми и запиши данные его. Ну…, там номер, дата выдачи…. Какая разница? – Я потянулся к карману, где лежали права. Как только обнаружился облом с Солдатенковым, мигом попросил права у Серёги Бондаренко.
– Не…, так не пойдёт, – сержант решительно отодвинул журнал в сторону, – сейчас вас выпущу, а вы кого-нибудь задавите по пути или ещё что. С меня ведь потом спросят… Приезжайте завтра с кем-нибудь у кого есть мотоциклетные права или категория «А».
Некоторое время ещё пытался как-то договориться, приводил разные доводы, но всё было бесполезно и вынужден был выйти за ворота, где меня встретили встревоженными вопросами – Чего там? Когда они…? Чего тянут, кота за хвост? Но…, тут же, вышедший вслед за мной второй сержант, стал запускать парами жаждущих получить свои авто. И обрадованный народ мигом потерял ко мне интерес.
Постоял несколько минут, завистливо поглядывая на жизнерадостно суетившихся у ворот, и уже хотел двигаться в сторону недалёкой автобусной остановки, как мой невольный взгляд остановился на переходящую через улицу смутно знакомую фигуру в милицейской форме. Пригляделся… Ёлки-палки. Ба…, да это ж капитан…, ГАИшник.
– Капитан, Стой! – Громко, чуть ли не на всю улицу, выкрикнул команду и фигура испуганно замерла от резкой и властной команды, практически на осевой линии.
– Ооо! Здорово! Ты то мне и нужен, – радостно налетел на ГАИшника.
Капитан обрадованно оживился, увидев вместо своего начальства незнакомого военного, пригляделся ко мне сквозь хмельной прищур и, выдохнув на меня свежий, водочный перегар, спросил: – Ты кто?
Потом глянул на мои погоны и добавил, слегка заплетающимся голосом: – Капитан…
– Давай, помогай, – затараторил и требовательно задёргал того за рукав, – ты заварил эту кашу, ты и помогай. С меня пузырь, – добавил, интуитивно чувствуя, что там, откуда он вывалил в нетрезвом виде, ему явно не хватило.
– Блядь, не понял, – ГАИшник выдернул рукав из моих рук, – и причём тут я?
– В субботу…, на облаве…, в совхозе ты меня на мотоцикле остановил и на штраф стоянку отправил.
– Аааа…, вспомнил, вспомнил. Так я причём? – Капитан дурашливо развёл руками, – была облава, ты попался. А если бы я тебя отпустил, ты нарвался на моё начальство и мне бы прилетело. Так что… А что мотоцикл не отдают?
– Ну… Прав нету, – признался с ходу и ещё раз умоляюще попросил, – помоги.
– Повезло тебе, капитан, – ГАИшник, хоть и не имел усов, но с пьяной решительностью провёл пальцем над верхней губой, как бы расправляя не существующие усы, – повезло, у меня есть права и на мотоцикл тоже. Как зовут?
– Борис..
– Ооо… тёзка значит, меня тоже. Пошли, Боря, помогу
Всё остальное заняло несколько минут и мы выехали из ворот штраф стоянки, а мой тёзка направил мотоцикл к ближайшему магазину: – Пузырь не надо, чекушки хватит, – вылез из-за руля и отдал ключи.
Купить чекушку было минутным делом и капитан, довольно ворча, сорвал с горлышка алюминиевую пробку и протянул мне стеклянную посудину, наверняка сожалея про себя, что не заказал всё-таки полноценную бутылку водки.
– Не…, не… Я не буду, – энергично замахал руками, отказываясь, – мне ведь за рулём ехать.
Капитан облегчённо выдохнул и мигом высосал 250 грамм водки и с грустью поглядел на пустую посудинку.
– Может ещё…? – Предложил ему.
– Не…, хватит. Что-то часто я стал закладывать, – за сокрушался тёзка и через несколько секунд спохватился, – а ты езжай, только осторожно. У вас там опять облава.
– А что так? Через день…!? – Искренне удивился, одновременно встревожившись.
– Конец месяца, а с показателями херово. Вот облавами и пытаются поднять уровень. Ладно, бывай…, – и капитан усталой походкой побрёл к остановке.
Пока мы вот так недолго общались около магазина, быстро стемнело и я, бессильно матерясь, поехал в темноте. И вроде бы фара светила, но того тусклого света едва хватало, чтобы осветить пять метров дороги. В связи с облавой пришлось ехать такими закоулками частного сектора, где уличного света не было вообще, хотя фонарные столбы присутствовали на положенных местах. И многочисленные переулки миллионного города больше напоминали деревенские улицы, залитые и разгвазданные после длительных дождей. Несколько раз благополучно разъезжался с милицейскими патрулями, а где-то затихал в темноте, когда они мимо проезжали и вскоре благополучно загонял мотоцикл в гараж. Думал уже до весны. Тем более что на воскресенье, на раннее утро, у нас была назначена погрузка на ж\д транспорт вместе с остальной артиллерией – уезжали на дивизионные учения в Чебаркуль.
А тут в субботу вечером жена пристала – сгоняй, мол, по темноте на совхозные поля и привези домой пару мешков картошки.
Чёрт!!! Мне так не хотелось, да холодно и промозгло было на улице. И последний вечер хотелось посидеть в тепле дома и с семьёй. Но жена не отставала, типа уезжаешь дней на двадцать, а мы тут без картошки…
И мне пришлось нехотя одеться и уйти в дождливую темноту. Думал, всё сделаю быстро. До поля езды минут 15, пару мешков, стоявших в поле закинуть в люльку дело трёх минут и обратно в гараж. Итого: всё займёт чуть меньше часа.
