Борис Цеханович
Остров Свободы

И то тогда ещё Фидель не думал о социализме. Вот у нас есть чёткая дата – 7 ноября. До неё было одно, после неё было уже другое. А у них в истории пишут до июля Куба была народно-демократической страной с тем путём развития, а уже после августа – она социалистическая страна. И у себя преобразования тоже проводили по другому. У нас экспроприировали предприятия у капиталистов, а на Кубе предприятия у хозяев выкупались и те свои выкупные деньги вкладывали в банки Латинской Америки, после чего они спокойно жили на проценты. Сами же хозяева назначались властями уже директорами своих бывших предприятий….

… По службе всё шло нормально, но моя военная удача вдруг сделала неожиданный и резкий зигзаг совершенно не в ту сторону, в какую бы мне хотелось. В кабинете у Подрушняка, куда я был вызван, находился начальник артиллерии бригады и капитан Худяков. Он прибыл третьей баркой, на которой уходил Цикрович. Где-то в глубинах Главного управления кадров произошёл досадный сбой и капитану по приезду просто не хватило должности. Он ехал на должность старшего помощника начальника артиллерии, а тот заменялся только через полгода и Худяков повис в воздухе. Начальство прикинуло несколько вариантов и остановилось на одном из них. Для этого я и понадобился.

– Цеханович, – обратился ко мне начальник артиллерии, когда я сел на один из стульев у стены, – не буду ходить «вокруг да около», а сразу перейдём к делу. Капитана Худякова ты знаешь….

С Иваном Худяковым, я сошёлся сразу. С первого взгляда и первого рукопожатия чувствовалось в нём мужская основательность и надёжность. Также он выглядел и внешне и сейчас сидел за столом, спокойно глядя на меня.

– Так вот ты знаешь про его ситуацию и мы тут посовещались и приняли решение. Сейчас в артиллерии есть только одна свободная должность – это командир взвода управления второй реактивной батарее. И вот не солидно как-то будет, если мы туда на полгода поставим старого капитана, пока не освободится его должность. Да и командир батарее старший лейтенант, а командир взвода капитан. Поэтому решили следующим образом. Ты так и остаёшься на должности начальника разведки, но идёшь на эти полгода и служишь командиром взвода управления во второй батарее, а Худяков служит начальником разведки. Через полгода он уходит ко мне старпомом, а ты возвращаешься на своё. Ну…, так надо. Как ты на это смотришь? Конечно, всё это только с твоего согласия и если «упрёшься рогом», как бы претензий к тебе не будет…

…Конечно, я не хотел. И тут даже не в престижности: командир взвода и начальник разведки. Мне не хотелось опять окунаться в работу в подразделении. Опять личный состав, опять все эти моменты связанные с обязаловкой. Ну, с личным составом я любил работать, тут проблем вообще не видел. Но не хотелось опять ходить в подчинение у молодёжи. Хоть комбат-Два и был нормальным мужиком, но ему было всего двадцать пять лет, а мне тридцать один. Да и сам Худяков, хоть и считался «старым» капитаном, был тоже моложе меня на три года…

Но вот эти «как бы», прозвучавшее из уст начальника артиллерии – намекали и беспокоили. К сожалению, за эти дни я сделал несколько ошибок, чтобы вот так «упираться рогом» и остаться на своей должности. Надо было осмотреться, разобраться в коллективе управления, в течениях внутри его, а я чего-то тупо повёлся на поводу у секретаря комсомольской организации, который сразу же по прибытию встал в оппозицию к командованию. В принципе, он был прав, что боролся с тыловиками по поводу воровства и я его несколько раз поддержал. Но думаю, что всё-таки рано мы оба наступили на «больную мозоль» и сейчас капитана Кораблёва резко перекинули с нашего гарнизона на равнозначную должность в арт. дивизион в Торренсе. А меня, под красивым и «благородным» поводом, с явным намёком вот так убирали с управления. Начну дёргаться, уберут и меня – ещё хорошо, если на должность командира взвода, где-нибудь в миномётке…. Посмотрел на непроницаемое лицо подполковника Подрушняк и с фальшивым воодушевлением согласился: – Конечно, если надо…

В секретке в минуту переписал секретные документы на Худякова и пристально посмотрел в глаза Ивана. Тот выдержал мой взгляд и спокойно ответил: – Боря, не ссы, подсижывать тебя не буду. Через полгода вернёшься на свою должность. С меня поляна….

– Причём тут поляна? Я их сам десяток могу накрыть… Откровенно сказать, я бы всё-таки обиделся и «упёрся бы рогом», но так уж сложилось, что золупаться мне просто не выгодно. Поэтому на полгода уйду в тень и отсижусь в подразделение….

Командир батарее старший лейтенант Жуков встретил меня с облегчением. Он, оказывается, знал о возможной рокировке и совсем не горел желанием иметь в своём подчинение старого и опытного капитана, которым надо командовать, а тот будет спокойно ставить того на место. Хотя я тоже был его старше и намного, но внешне выглядел даже моложе чем он и чисто психологически он меня так и воспринимал – молодым. И тут он ошибался. Хотя, дёргаться против Жукова или игнорировать его не собирался. Служба есть служба и комбат не виноват, что так получилось. Но и тянуться, щёлкать каблуками тоже не буду. Жуков со своей батареей был на хорошем счету у командования. Был добросовестным и ответственным офицером. Правда, иной раз он с чувством ответственности перехлёстывал, боясь уронить заслуженный авторитет в глазах высшего начальства. Старшим офицером на батарее был старший лейтенант Мельников. Весёлый, с одесским колоритным юмором. Грамотный офицер, нормальный командир, справедливый начальник для своих подчинённых солдат и сержантов. Вторым взводом командовал старший лейтенант Давтян – Сурен Тельманович, как он представился мне при первом знакомстве. Но, не кривя душой, на Сурена Тельмоновича он не тянул. Скорее на Сурика… Как человек он был хороший, отзывчивый, открытый, но несколько безалаберный и безобидный. И как ещё добавил Сергей Мельников – слегка тормознутый. Худенький, в очках, был он секретарём партийной ячейки нашей, уже нашей, батареи, чем очень гордился, а мы частенько безобидно подтрунивали над ним. А раз он секретарь – то спекуляциями не занимался и не выпивал. Над чем мы тоже слегка посмеивались. Старшина – прапорщик Николаев Петро Николаевич. Громадный, пузатый, багроволицый, громкоголосый любитель выпить и похохмить над кем-нибудь, особенно над старшиной третьей батареи Владимиром Степановичем. Но старшиной был добросовестным.

Во взводе у меня было восемь человек, среди которых я сразу же выделил своих сержантов: командира отделения разведки Карташёва, худощавого, но продуманного и командир отделения связи сержанта Никифорова, иной раз страдающего бестолковизмом, но преданного.

В коллектив батарее я влился легко и органично. Всё-таки тринадцать лет службы и опыт никуда не выкинешь. Со словами: – Иван, извини, но это моё…, – я забрал фанеру и всю свою экипировку и дефицитные материалы – пластик, с ватманом, оставив новоиспечённого начальника разведки у разбитого корыта.

Последние дни декабря прошли быстро и на Новый год меня, как молодого, назначили ответственным по батарее, а я не расстроился. Зато, потом целых два дня буду спокойно отдыхать. 31 декабря был днём ПХД и коротким. Без пяти два автобус отъехал от КПП и мы направились в свою деревню. Было очень жарко, все расслабились и растеклись по горячим от солнца дермантиновым сиденьям и сонно покачивались в такт поворотов и манёвров автобуса. Я сидел на заднем сиденье, пристально наблюдая за минутной стрелкой и держа кожаный дипломат на коленях. А когда настало время, встрепенулся и громко заорал на весь салон: – Ураааа….! Урааа….! Новый год наступил……

Все оживились и с весёлым любопытством обернулись ко мне, продолжавшему бестолково кричать здравницы Новому году.

– Спёкся, старший лейтенант, от жары, – единодушно решили старослужащие товарищи по службе на Кубе.

Ко мне подобрался Серёга Мельников и стал успокаивать: – Боря…, Боря…, спокойно…, расслабься… Сейчас приедем домой, там в тенёчек…, холодный душ примешь….

А я продолжал дурашливо орать: – Ураааааа….! Ураааа! Новый год на Урале наступил, – открыл дипломат и стал доставать оттуда пластмассовые стаканчики и раздавать товарищам. Оттуда же достал и бутылку водки.

Все, поняв, что я не перегрелся и на Урале действительно наступил Новый год, шустро собрались вокруг меня и мы с энтузиазмом выпили.

Я должен был в батарею подъехать к восьми часам вечера и отпустить комбата, который до этого времени рулил личным составом. Оставшееся время после обеда и до вечера прошло в мелочной суете, но в восемь часов я стоял на автобусной остановке. Было уже темно, тепло, но погода была неровная. То шёл сильный дождь, причём минут три-четыре и также внезапно кончался. Минут десять-пятнадцать влажной духоты и опять минуты три ливень с ветром. Пока я стоял под крышей остановки, прошли два таких ливня и между ними на остановку пришли Серёга Мельников, нач. службы РАВ нашей реактивки старший лейтенант Бирюков и СОБ третьей батарее Эдик Яфаев. Они собрались сгонять в посёлок Кватра Каминес в здешнюю пивнушку. Я там ещё ни разу не был и выразил сожаление, что если бы не ответственность, то с ними бы тоже сгонял.

– А что, поехали, – предложил Мельников, а остальные поддержали, – там Жуков разберётся, а ты посидишь с нами и к десяти часам подъедешь и комбат успеет приехать домой на празднование Нового года.

– Да у меня и денег с собой нету, – сделал я вялую попытку отказаться, хотя сам уже желал попить холодненького пивка.

– Да фигня какая, поехали…, угощаем….

Я и не ломался. Через три минуты подъехал автобус и мы поехали в это Кватро Каминес. Ехать надо было десять километров и вскоре мы уже заходили в ярко освещённую большую пивную на открытом воздухе. Сели на каменные скамейки, за каменный стол, заказали пива и понеслось. Парни разговаривали, а я с любопытством рассматривал посетителей. Пивная была забита до отказа и гудела в пивном угаре разноголосицей. Надо сказать, что пиво у кубинцев было хорошее и крепкое. Парни говорят, что оно около 10 градусов, но я думаю, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, что гораздо больше – градусов 14. Рассказывают также, что пиво это делается путём разбавления пивного, японского порошка в воде из-за чего градусы держатся только минут сорок и после этого времени оно как моча. Можно было спокойно выливать. Правда, проверить это я ещё ни разу не мог, так как бокал усасывал минут за десять-пятнадцать. Моя норма было два бокала по 750 грамм, третий я мог тоже выпить, но тогда был бы в гавнище пьян. Мой сосед по касе Олег Руднов после второго бокала ложился в лёжку и домой уже не ехал, а ночевал в казарме, чтобы избежать нудного пиленья дома. А новый начфин, маленький старший лейтенант Лопата (он всё время нас поправляет – Не Лопата, а Лапата, – делая ударение на последнем слоге) вот он срубался с первого же бокала. Поэтому я решил выпить один большой бокал и ехать в батарею. Но после первого, как-то так незаметно в руке оказался второй, а потом во всём Гаванском секторе вырубили свет. Веерное отключение. В стране не хватало электричества.

Чуть ли не выставив руки вперёд, в кромешной тьме, которую не разгонял тусклый свет свечей из окон домов вдоль улицы, я еле добрался до автобусной остановки. Парни же остались, допивать пиво и решили ещё усугубить ликёрчик, а потом домой. Поездка обратно в учебный центр запомнилась смутно, оттого что я непрерывно пялился в тёмное окно, боясь проехать в кромешной тьме свою автобусную остановку и ещё смертельно хотел ссать, сучил под сиденьем ногами, зажимая член и мечтал только об одном – быстрее доехать до нашего КПП. Доехал, чуть не сломал двери автобуса, помогая им быстро открыться. Мне показалось, что они вообще заели. Поэтому, я их просто раздвинул, с силой вогнав поршни и наверно выдавив всё масло из цилиндров. Автобус уехал уже как несколько минут, а из меня всё лилось и лилось…., и я стонал в наслаждении, одновременно прикидывая – будет ли там расти трава в ближайшие десять лет?

В батарее оказался в половине одиннадцатого. Жуков был на месте. Видать хорошо усугубил с остальными комбатами, поэтому был весел и лишь слегка пожурил за опоздание.

– Комбат, давай езжай, дальше уж я сам….

Жуков отдал последние распоряжения и ушёл, а я включился в Новогоднее действо. Кровати в казарме были сдвинуты максимально в дальний край, а на освободившемся пространстве были расставлены накрытые едой и напитками столы. В углу из пальмовых веток сооружено и украшено подобие ёлки. Бойцы были в праздничном настроение и суетились вокруг столов, поглядывая в мою сторону.

– Чего ходите? – Окинул всех весёлым взглядом и подал команду рассаживаться. Бойцы засуетились ещё больше, но расселись быстро, так как давно решили – кто с кем будет сидеть. Я как ответственный прошёл вперёд и сел во главе стола и вместе со всеми с удовольствием осмотрел то, что за эту ночь надо было съесть. Отдельным украшением, такого в Союзе не встретишь, был здоровенный, можно сказать гигантский торт. Метр в длину, шестьдесят сантиметров в ширину и двадцать в толщину. В Союзе и в Германии, отдельным приказом медиков запрещалось при праздновании Нового года в частях использовать торты и приравненные к ним продукция из-за опасения дизентерии. Здесь тоже, но существовала здесь такая традиция и на это смотрели «сквозь пальцы». Торт заказывали в Манагуа и получился он шикарным, весь в крему, розочках и с надписью на русском языке «С Новым 1987 годом», но кубинцы ошиблись и все веселились, читая – «С Новим 1987 гадом». Сами кубинцы Новый год не отмечали – этот праздник был у них под запретом и сегодняшняя ночь была обычная и будничная и завтра они поедут на опостылевшую работу. Помимо торта на столах полно было всевозможных фруктов, всё что тут в это время росло и вызревало. Полно напитков, но основным была тёмная и пенистая «Мента», подобие нашего кваса. На ужин никто не ходил, а его принесли в подразделение и он сейчас стоял на столах. Кормили бойцов в столовой не только качественно, но и как на убой. И тоже по усиленному тропическому пайку. Прожаренное мясо аппетитно громоздилось горками в тарелках, а хорошо поджаренная картошка источала такой запах… Её, кстати, старослужащие солдаты сами приготовили по-домашнему и в большом количестве. И сейчас старики снисходительно поглядывали на молодёжь, невольно сглатывающие слюну. У меня после пива проснулся «русский едун», поэтому я азартно хлопнул ладонями и провозгласил: – Ну, что…. Наливай…

Все шумно потянулись к напиткам и еде, а ко мне подошёл лидер старослужащих и с загадочным видом кивнул на тумбочку около меня: – Товарищ старший лейтенант, там для вас….

В таинственной глубине пустой тумбочки стеклянными боками поблёскивала семьсот пятидесяти граммовая бутылка кубинского рома.

– Так, хорошо. Кузнецов, я надеюсь это единственная бутылка в батарее….

– Товарищ старший лейтенант, – обиженно загудел солдат.

– Ты мне не звизди. Где одна, там и вторая. Всех поубиваю, если что…., – пообещал сурово, кисло скривившемуся солдату, и погрозил кулаком. Дальше всё пошло по шаблону. Все наполнили свои кружки, тут уж я особо зорко глядел из каких бутылок наливали себе старослужащие. Дети, хоть и прослужили по полтора года, их выдавала скованность и искоса брошенные взгляды в мою сторону.

Наполнил свою кружку, но ромом. Поднялся, в нескольких словах сказал о прошедшем годе и предложил выпить за старый год. И слегка перекусить. Все встали выпили, сели и оживлённо стали кушать. Я тоже выпил, с удовольствием пододвинул к себе тарелку с картошкой. Изумительно и бесподобно. Молодцы ребята, хорошо приготовили картошку. Интересно, откуда они её взяли, да ещё в таком количестве? Только тут я обратил внимание, что в каждом ломтике картошки было по десятку игольчатых проколов, расположенных по кругу. Не понял? Зачем? Я переворошил всю тарелку – на каждом кусочке одно и тоже – дырочки. Я заглянул в тарелку стоявшую рядом. Там тоже самое.

– Кузнецов, иди сюда, – позвал солдата.

– Это что за фигня? – Я поднял кусочек картофелины на вилке и показал на отверстия, – Зачем????

– Так это жаренный банан, товарищ старший лейтенант…, – и ехидно заулыбался.

– Что ты мне мозги компостируешь? Что я жаренную картошку никогда не едал?

– Товарищ старший лейтенант, ну…., вы……

– Ладно…, ладно…, уж, не мнись, говори прямо – Соловей…

– Это кормовые бананы, их жаришь и они как картошка. Посмотрите любой банан – там тоже самое.

– Хммм…, точно, – я с удивлением разглядывал в разрезанном банане уже знакомые точечки, – ладно, здесь я соловей в этом, а теперь покажу, что вы салабоны. Ну-ка, вон ту, ту и ту бутылки менты – ко мне.

Кузнецов заныл, а я прикрикнул на него и тот притащил три бутылки. Попробовал из них. Не ошибся, там действительно в Менту было добавлено рома. Правда, немного.

– Это всё? Только по-честному. Честно скажешь, также честно и приму решение.

– Всё, больше нету…, по-честному…

– Хорошо, забирай и если что, с тебя лично спрошу.

В смехе, в шутках и общем веселье незаметно прошёл час. За этот час мы, ответственные по подразделениям ни один раз сходили друг к другу в гости. Каждый раз уединились где-нибудь, чтобы бойцы не видели, хотя прекрасно понимали саму абсурдность прятанья – прекрасно они всё понимали и сами не плошали. Пили, правда, аккуратно, по чуть-чуть, но покрасневшие рожи и иной раз чересчур громкие голоса с головой выдавали их. Но…, всё было в пределах нормы и я особо не опасался эксцессов. Если что – порядок наведу резко и жёстко. Примерно тоже самое было и в других наших подразделениях.

За несколько минут до Нового года опять наполнили кружки – кто чем. Я поздравил всех с наступающим годом, особенно старослужащих – с дембельским годом и мы начали громко считать удары кремлёвских курантов. Считала в голос наша батарея, считала вся реактивка, разведрота с зенитчиками рядом с нами, внизу считала хором «Четвёрка», считала вся бригада. А когда прозвучал последний удар курантов, ближайшие окрестности покрыло громогласное русское УРАААААААААААААА!!!!!! Опрокинули в распалённые рёвом глотки напитки и все вывалили на небольшой плац реактивки. Дембеля мигом выстроились в несколько шеренг и десять раз прокричали – «1987 год – НАШ ГОД».

Минут десять над бригадой разноголосицей стоял шум. Несмотря на запрет то тут, то там взлетали осветительные и сигнальные ракеты, которые тоже встречали радостным рёвом. Постепенно все успокоились и опять зашли в казармы и расселись за столы. Старослужащие есть уже не хотели, а молодёжь дорвавшись до сладкого шустро уничтожали торт. Ничего что завтра им будет худо, что будут срать дальше, чем видеть и блевать, блевать, выворачивая желудок наизнанку… Ничего…., ЗАТО ИМ ХОРОШО СЕЙЧАС…

Непонятно кто кинул клич устроить песенное соревнование – Какая батарея перепоёт другую или всех разом. Идея была подхвачена всеми с воодушевлением и через несколько минут… Нет это песней не назовёшь. Это был упоительный рёв полутора сотен молодых глоток, на который в испуге прибежал начальник политотдела, но увидев, что бойцы сидят за столами и в воодушевлением поют во всю глотку и такие же ответственные, засмеялся, махнул рукой и удалился к себе.

Через полчаса таких песенных выкрутасов, потому что мы пели с энтузиазмом ещё и на плацу, все устали и личный состав реактивки безропотно лёг спать. Мы, ответственные, посидели ещё с полчасика и тоже завалились спать. Я как в яму провалился, но проснулся свежим и полный сил, с удивлением обнаружив спящим около себя командира батарее. По его помятому виду было видно, что новогоднюю ночь он провёл бурно и явно не дома. Через час проснулся и он. Мутным и унылым взглядом обвёл помещение канцелярии и сходу всосал из холодильника холодненькой Менты, крякнул с удовольствием и вновь припал к спасительному напитку.

– Ну и дома мне будет…., – грустно прокомментировал комбат, – и главное обидно, что не хера не помню – где и как…

Глава четвёртая

Был последний день занятий по боевой готовности и всем уже до чёртиков надоело бегать из расположения в парк и обратно. Бежать надо в парк метров четыреста, да всё в горку по каменистой тропе, так что когда там оказываешься, то весь в мыле и в поту. Назад то ничего – вниз и не неторопливо. Всё как обычно, как и в Союзе. Первый день не спеша, второй день лёгким галопом, третий уже в хорошем темпе, а сегодня с выходом в район. Единственно, что радовало – тепло. Для старослужащих тепло, а для новичков жара. В Союзе, как по закону подлости, во время выхода в район устанавливались морозы и занятие превращалось в борьбу с холодом.

Сегодня вся бригада по нескольким маршрутам пешим ходом выходит в район сбора. А это двадцать километров туда и столько же обратно. Конечно, это учебный район сбора. В случае же войны есть секретный район, сведение о котором хранятся в запечатанном пакете. Я со своими разведчиками тогда должен в течение трёх часов разведать маршрут и сам район и доложить по связи командованию о его готовности или о каких-либо сюрпризах, обнаруженные разведкой – как на маршруте, так и в районе.

Наша батарея тоже идёт, а я еду на машине и разворачиваю в районе палатку для командования дивизиона. Иван Худяков заболел и начальник штаба сказал, что я на этот выход буду работать за начальника разведки. С одной стороны мне хотелось пройти с батареей, но с другой стороны лучше это сделать весной, когда организм адаптируется к жаре. А так только изойдусь потом.

Естественно сыграли в шесть часов тревогу. За нами в деревню примчался автобус, сбегали в парк, изобразили там заводку двигателей и на завтрак. После завтрака колоннами начали вытягиваться из своих расположений. А я быстро загрузил большую палатку, колья, стулья, столы бачки с водой, связь и остальное имущество в кузов и тоже двинулся за БТРом командира дивизиона, где сидел сам Подрушняк и всё управление.

Выехали через тревожные ворота нашего учебного центра, на асфальте свернули влево, через два километра вправо и стали подыматься вверх, в холмы. Здесь ещё не был и поэтому с любопытством рассматривал голую незнакомую местность с выжженной жёлтой травой и одинокими пальмами, стоявшими друг от друга на расстоянии метров в пятьдесят. Попетляв между вершинами холмов, внезапно въехали в лес. Это по нашему лес, а по их наверно кусочек джунглей. Высокие деревья с мощными и обильными кронами, обвитые длиннющими лианами толщиной в человеческую руку, густые заросли, между ними папоротники и другие растения, закрывающие землю. Всё это было густо и неприступно переплетено и человек мог туда зайти, только если в руках будет хорошее мачете. И то придётся с силой прорубаться через кусты. Узкая дорога, зажатая джунглями, внезапно нырнула под массети, натянутые высоко над дорогой и крепко зацепленные за верхушки деревьев.

– Ого…, – удивился я, через лобовое стекло с любопытством рассматривая бесконечную массеть.

– Тут, дальше…, километрах в пяти у них подземные склады в туннелях и патронный завод. Вот они и маскируют дорогу и массеть ещё километра два будет висеть, – прокомментировал водитель, уходящий в Союз на дембель весной.

Действительно, через пару километров появилась развилка дорог. Мы уходили влево, а дорога ныряла уже под непроницаемые кроны деревьев сомкнувшихся над дорогой. Там уже массетей не было видно, да и так с воздуха ни черта не увидишь в этом растительном буйстве.

– Там ещё с километр и туннели начинаются, – кивнул головой водитель, а через километр закончилась и маскировка из массетей над нашей дорогой. А ещё через пару километров мы выехали из джунглей и спустились к перекрёстку, где свернули вправо. Проехали пару небольших населённых пунктов, свернули в поле и, снизив скорость, по грунтовой дороге двинулись вдоль высоких, высотой три метра, бесконечных зарослей сахарного тростника. Потом резко свернули вправо, в узкую, зажатую тростником дорогу и через двести метров неожиданно выехали на круглую поляну диаметром метров сто пятьдесят. Здесь стояло пару высоких и толстых баобабов и с десяток, тоже высоких, манговых деревьев. Ровная, словно подстриженная газонокосилкой трава, и в тени баобабов типичный кубинский дом, сколоченный из потемневших от старости досок. Картинка прямо красивенная, так и просилась в кадр фотоаппарата под названием – Они так живут.

Остановились, все попрыгали с БТРа и из кузова моего ГАЗ-66, вылез и я. Что не говори, а очень красиво, да ещё высокий тростник по краям поляны, органично вписывает всё это как бы в естественную рамку.

Подошедший майор Захаров, мотнул головой на окружающий пейзаж: – Что.., красиво?

– Да, жалко фотоаппарат не взял.

– Ничего весной здесь ещё красивее, а на траве в бесчисленном множестве лежат королевские манго. На БТРе едешь и из-под колёс сок в разные стороны так и брызжет. Вот тогда и нащёлкаешься, а сейчас давай расставляй палатку вон там, так чтобы по максимуму тень была.

Расставить палатку, затащить туда всё имущество было делом минут в тридцать. Связью занимался начальник связи Юртаев, я же был пока свободен. Увидев, что бойцы как только выпадала свободная минута, бежали с мачеткой к тростнику, рубили его на несколько кусков, очищали и сосали сладкий сок, тоже сходил, вырубил себе и попробовал – приятная штука. Командование всё уже сидели на раскладных табуретах в тени палатки и наблюдали за моими манёврами, а когда я подошёл Подрушняк стал рассказывать, как он один раз попал на сафру.

– Ну ты, Цеханович, ещё увидишь это….. Недельки через две они начнут повсеместно поджигать поля с сахарным тростником… Во тогда заполыхает кругом…

– Поджигать, а зачем?

– Огонь – это один из элементов подготовки к сафре. Они выжигают все сухие листья, живность разную там – змей, скорпионов. Ещё говорят, не знаю насколько это правда, но когда огонь низовой идёт то якобы сок в тростнике более качественным становится. Ну, вот когда они всё выжгут, вот тогда начинается сафра. Выгоняют на поля всех, в том числе школьников и студентов и начинается рубка сахарного тростника.

– У них же комбайны есть. На хрен людей туда гнать в таком количестве? Я вот на картинках видел…

– Эээээ…, наивщина, – Подрушняк покровительственно и свысока посмотрел на меня, – всё это пропаганда. У них даже завод есть по выпуску этих комбайнов. Мы им, русские, построили. И они успели на всю страну, пока там русские специалисты были штук триста сделать. Мне один знающий кубаш рассказывал, что их сейчас так и осталось триста штук и завод только тем и занимается, что их ремонтирует. Поэтому людей и выгоняют на рубку тростника. Да и они с удовольствием идут – платят там хорошо. Смена обстановки, ну и так далее. Я как-то туда подъехал, а они все в саже, потные, грязные, целый день на жаре машут мачетками. Так вот к соку. На каждом участке стоят примитивные соковыжималки. Две здоровых шестерни на раме, рукоятка приварена к ним и жёлоб. Вот он подходит туда, суёт в шестерни ствол тростника и крутит рукоятку. Сок по жёлобу в посудину стекает – грамм триста-четыреста. Я тоже попробовал – сок сладкий и что удивительно охлаждённый….

В неспешной беседе, прерываемой сеансами связи с бригадой и идущими в пешем порядке подразделениями, прошёл час и почти одновременно поступили доклады от третьей и второй батарей. Просили машину для ослабевших на марше бойцов и послали меня.

В пяти километрах от района сбора, мне попались батареи, идущие навстречу. Жуков махнул рукой, чтобы я ехал дальше и ещё через пару километров наткнулся на сидевших в тени у дороги солдат, около которых стоял Серёга Мельников.

– Серёга, ты что ли ослабевший, – подковырнул товарища.

Мельников махнул рукой, как будто отгонял муху и мотнул головой на солдат: – Да вон…, молодёжь…, а я старшим остался. Розочек нахватали и идти не могут… Сейчас ухохочешься…

– Хорошо, давайте загружайтесь, – я махнул рукой бойцам и с огромным удивлением стал наблюдать за странными действиями солдат. Пару бойцов, стыдливо отвернувшись, поднялись с земли и спиной, спиной ко мне и к Мельникову, который подмигивая и еле сдерживая смех, кивал на солдат. Чуть сдвинувшись в сторону, с удивлением увидел причину стыдливости. Ширинки у них были расстегнуты полностью, всё хозяйство и причиндалы вывалены в наружу и поддерживались обеими руками, а сами солдаты двигались к машине в раскорячку.

– Серёга, чего это они? – Тихо шепнул другу.

– Смотри, смотри на того, – Серёга кивнул головой на третьего солдата. Тот тоже встал, но стоял и не двигался с места. Ноги тоже в раскоряку, ширинка застёгнута, но поза, в которой он стоял, говорила уже о проблемы с задницей. Солдат сделал неуклюжий шаг, болезненно поморщился, потом ещё шаг и новая гримаса на лице – и так, чуть не плача он подошёл к кузову, куда ему помог забраться водитель ГАЗ-66.

– Серёга, что хоть случилось?

– Те, двое с яйцами, натёрли трусами розочки до крови и идти могут только когда яйца в руках несут.

– А как можно трусами так натереть кожу? Я первый раз такое вижу.

– В Союзе, конечно, такое не увидишь, особенно у тебя на Урале. А здесь, когда человек потеет быстро. Это ж молодняк, который осенью прибыл. Так вот трусы становятся мокрыми и противоположная штанина трусов, от той где все причиндалы болтаются, начинает скатываться до самой промежности и сдавливать там кожу. Если идёшь один, можно остановиться и всё это дело расправить, правда через некоторое время снова скатается и снова придётся останавливаться. А тут идёшь в составе колонны, когда тебя подгоняют и ты не должен отставать, вот так и происходит. А у третьего…, он натёр задницу. И майки точно также скатываются и могут натереть уже подмышки. Тоже бывает у кого волосы между ягодицами жестковатые… Чтобы избежать в условиях тропиков на таких длительных маршах, таким надо слегка промежность вазелинчиком, как это не смешно, немного пройти.

Серёга хитровато посмотрел на меня: – Повезло тебе, что ты сегодня на машине. Тоже ведь мог влететь.

Я беспечно махнул рукой: – А…, я плавки ношу, не прошёл бы этот номер. Ладно, поехали…

Завёз солдат к штабной палатке и там их высадил. Они сели в тени баобаба и ими занялся наш медик, а майор Захаров отослал с Мельниковым в батареи.

– Иди с Мельниковым, посмотри, где районы батарей и как они их приводят в порядок. Потом придёшь, доложишь…

Районы оказались совсем рядом. Если идти по дороге то это будет метров семьсот, а напрямую через тростник всего триста метров. Здесь уже кипела работа. Бойцы махали мачетками, вырубая мелкий кустарник, заполонивший выкопанные капониры под технику за прошедшие полгода. Офицеры кучковались и с наслаждением покуривали, делясь впечатлениями от марша. В первой и в моей батарее всё было нормально. Бойцы закончили рубку и теперь растелешившись до трусов и плавок сушили на горячем солнце обмундирование, готовясь двигаться обратно. А вот район третьей батареи накрывали волны зловония.