Борис Цеханович
Командировка

Ждать когда меня найдут молдавские оперативники, не собирался, да и не верил в них. Майор так…, для проформы мне пообещал, а сейчас наверно сидит в кабинете и ехидно хихикает, представляя, как я терпеливо их жду. Главное напор и быстрота действий. Главное его задержать, а уж как, не привлекая внимания местных молдаван доставить задержанного в аэропорт и улететь, буду решать потом.

Быстрым шагом дошёл до трассы, тормознул грузовик и через десять минут езды вылез из кабины и шёл через кукурузное поле к окраине соседнего села. Дом, про который мне рассказала Клавдия, увидел издалека. Наверняка и за мной наблюдали давно, потому что Афанасия там не обнаружил, а ко мне подошли три здоровых и угрюмых мужика.

– Здравствуйте, – поздоровался с ними, несколько насторожившись от явной недружелюбности, веявших от них.

– Здорово…, – мужики были явно молчунами и, неприветливо ответив на моё приветствие, многозначительно молчали.

– Я ищу здесь Афанасия Чутак. Вы не видели его здесь?

– А ты кто такой? – Задал вопрос явно самый старший из них.

– Я его командир и приехал забрать его обратно в часть. – Скрывать и юлить не собирался и в свою очередь задал встречный вопрос. – А вы сами кто будете.

Мужики переглянулись и почти одновременно достали из нагрудных карманов милицейские корочки и махнули ими передо мной.

– Аааа… ну понятно. Вы оперативники, которые приданы мне в помощь вашим начальником милиции. Гляди-ка, а я думал ваш начальник меня банально обманул.

– Ага, – чуть веселее кивнули мужики головами и, ухмыляясь, снова переглянулись, потом раскрыли удостоверения и по очереди сунули их мне.

– Старший сержант Чутак Богдан, сержант Чутак Василий и лейтенант Чутак Владлен....

– Чёрт… – я слегка растерялся и мысленно руганулся над своей недогадливостью. – У него же трое старших братьев. Как я мог забыть? Однако ж, начальнику милиции Браво… Браво… Ну надо ж как изящно и коварно он крутанул эту ситуацию с задержанием сержанта.

– Ну что, командир – Всё ещё хочешь его арестовать и увезти? – Ехидно спросил лейтенант Чутак.

– Я что на идиота похож? Теперь понятно, что этого я сделать не смогу. Но тогда хочу увидеть его и поговорить с ним. Во-первых, я как его командир хочу знать причину его ухода. Во-вторых – пусть он сам скажет мне – Будет он возвращаться со мной или не будет?

Разговор проходил во дворе почти законченного приличного каменного дома, на солнцепёке в довольно напряжённой обстановке. Их было трое и они контролировали ситуацию, а я один и как и куда повернётся разговор, зависело только от меня. Конечно, можно было развернуться и просто уйти и вечером уже лететь обратно в Свердловск. А как быть с командировочными? Девяносто рублей? Ну, не заплатят – ну не такая большая потеря. Хотя, думаю, сумею наверно их из финчасти выцапать. И это был самый простой выход, но не для меня. Во мне активно протестовала моя командирская сущность, задетое самолюбие, вся многолетняя служба в войсках и раз сюда приехал за хрен знает сколько вёрст, то должен это дело провернуть по максимуму. Либо я его должен уговорить, либо пойти другим путём, но лететь отсюда с чистой совестью и выполненным заданием. То, что братья не дадут мне его отсюда увезти силой – это было понятно и дураку. Но судя по их виду – мужики нормальные и с ними можно обсудить все возможные варианты.

– А зачем тебе с ним разговаривать? – Заговорил старший сержант Чутак, – мы тебе всё сами расскажем. Над ним там издевались и в последний день он был капитально избит именно за то, что он молдаванин. Раз ты его командир, то вот нам, старшим братьям и объясни – Как это так могло у тебя получиться, что твоего подчинённого мытарят по такому поводу?

– А тут и объяснять нечего. В противотанковой батарее кадра… Наверно, знаете что это такое? Служили я и он. И больше никого. Некому там над ним издеваться, тем более бить его. Солдаты с других подразделений просто к нему не полезут, зная о том, что потом они будут иметь дело со мной. Так что Афанасий врёт. И за пятнадцать минут до того, как он ушёл из части, я с ним разговаривал. Настроение у него было нормальное и никаких синяков или следов драки у него не было. Он что с синяками сюда приехал?

Братья переглянулись.

– Да нет, но он говорит, что его били…

– Хорошо. Всё-таки я хочу с ним поговорить. Где он?

Все трое были явно в неуверенности: приехавший офицер не испугался и не смотался от них, а сам перешёл в наступление, требуя разговора с подчинённым. Видя их колебания, я додавил.

– Ну что вы, мужики? Вас трое, таких здоровяков… Вы что, думаете я при вас начну ему руки крутить? Или вы считаете, что среди кукурузного поля у меня спрятан взвод солдат с БТРами и когда Афанасий выйдет, то сразу его повяжем? Я один и хочу с ним поговорить. Давайте его сюда.

Мужики опять переглянулись и старший из них Владлен повернулся в сторону ближней кукурузы: – Афанасий, Афанасий…, иди сюда.

Высокие, зелёные стебли кукурузы закачались и оттуда неуклюже вылез смущённый Афанасий.

Неуверенным шагом подошёл к нам, остановился, еле слышно прошептал «Здрасте» и упёрся виноватым взглядом в пыль.

– Ни фига себе. Что, за две недели разучился здороваться? Ну-ка… как положено…… – рявкнул командирским голосом.

Чутак поднял голову и удивлённо уставился на меня, потом перевёл вопрошающий взгляд на братьев, который тоже изумлённо смотрели на меня, оценивая степень моей борзоты. Но молчали. Поэтому Афанасий принял строевую стойку и более внятно доложился: – Здравия желаю, товарищ капитан.

– Ну, вот другое дело. Здорово, – произнёс я уже нормальным человеческим тоном и поздоровался за руку с сержантом.

– Когда добрался сюда?

– Дней семь тому назад приехал сюда.

– Тут мне разные страшилки про твою службу братья твои рассказывают. Так я тоже хочу про них послушать. А то ты, когда сбежал с полка, мне пришлось целое расследование проводить и как оказывается, никто тебя не бил и не трогал. Так вот мне хотелось бы настоящую причину узнать. Только ты глаза не прячь, смотри на меня и чётко доложи.

Пока Афанасий собирался с мыслями, по моему предложению мы перешли в тень дома, где удобно расположились на небольшом штабеле половых досок и тут Афанасий выложил всю правду-матку. Конечно, никто его не бил, никто не тыкал в нос ему его национальность. Просто ещё в учебке ему пришло письмо от друга, который тоже сбежал из армии домой и звал это же сделать и товарища – Мол, ничего ему не смогли сделать и Афанасию ничего не будет. Вот он и дрызнул с полка.

– Даааа…, – я только и развёл руки в стороны, выслушав сержанта, – это что тут получается. Ты приезжаешь сюда. Всем рассказываешь, как тебя били русские, потому что ты молдаванин. И издевались над тобой по той же причине. Льёшь воду на мельницу ярым националистам, нездорово своим враньём, возбуждаешь местное население против русских. Об этом знает чуть не весь район и когда твой командир, нормальный офицер, к которому ты претензий не имеешь, как ты тут только что говорил, приходит в местную милицию за помощью и меня там чуть не грохнули из-за твоего вранья. Хорошо вовремя начальник милиции пришёл. И тот же начальник милиции, чтобы как-то отомстить советскому офицеру за издевательства над сержантом Чутак, даёт ему в помощь трёх братьев бегунца, зная, что за брата они кому угодно голову оторвут. Ты хоть понимаешь, что из-за твоего вранья, я как минимум был бы хорошо избит, с повреждением здоровья или же оказался без вести пропавшим. А проще убит и где-нибудь, как собака, зарыт? И то, что из-за тебя твои братья могли взять грех на душу? Ты это понимаешь? Чё глазёнки в сторону отводишь? Подыми голову и смотри мне в глаза…, – Всё это я говорил требовательно, в повышенном тоне, настойчиво вбивая в подсознание его личную виновность и за враньё и за то, что командир приехал хер знает откуда, ломая его волю к сопротивлению. И если бы здесь не было его братьев, можно было спокойно его брать за ручку и ехать в аэропорт. Даже бы не рыпнулся.

– Да… понимаю… Простите меня, товарищ капитан, – совсем как нашкодивший маленький мальчик протянул Афанасий.

Я только плюнул с досадой: – Что я священник что ли, чтобы прощать? Башкой своей надо думать, а не жопой сбежавшего товарища.

– Ладно, товарищ капитан, без ста грамм здесь не разберёшься, – старший брат Владлен, решительно хлопнул ладонями по коленкам, принимая решение, и поднялся с досок. Вроде бы простенькая фраза, а сразу разрядила обстановку. Я и остальные братья шумно поднялись со своих мест и с готовностью приняли вполне нормальное мужское предложение, когда можно к обоюдному удовлетворению решить все сложные вопросы. Тем более, что я вдруг почувствовал зверский голод и здоровый аппетит. Как-никак, после перекуса у военкома прошло около пяти часов. Меня сначала повели в подвальное помещение под строящимся домом, но я попросил показать дом, так как таких больших и просторных каменных домов в России не видел. Дом меня впечатлил, но ещё больше впечатлил просторный, сводчатый и прохладный подвал в молдавском стиле, где уже на специальных подставках стояли две здоровые деревянные бочки. Правда, ещё пустые. Как оказалось этот дом строили третьему брату Василию. У первых двух дома уже были построены, а через два года будут строить Афанасию. Младшая сестра Клавдия останется жить с родителями. Довольные моим восхищённым впечатлением, братья пригласили меня за массивный дубовый стол, стоявший посередине подвала и уже накрытый обильной и сытной едой. Стройкой они занимались с раннего утра и как раз собирались обедать, когда минут за тридцать передо мной приехали из ментовки и сообщили о вполне возможном моём появлении. Меня ждали, чтобы сначала разобраться со мной и отфутболить обратно, а потом уже в спокойной обстановке отметить успех. К сытной еде на стол было выставлено и домашнее вино, которое как оказалось было не хуже того, что пил у военкоматчика.

Выпив и утолив первый голод, я объяснил всю ситуацию и всё-таки задал витающий в воздухе вопрос: – Ну, так, мужики, что делать-то будем? Ведь вопрос с повестки дня о сержанте Чутак так и не снят.... Посадить его, моё мнение, вряд ли посадят. Таких как он бегает сейчас по стране тысячи. Да и не до него сейчас наверно будет – сама страна трещит по швам. Но как понял, вы и сами не горите желанием его туда отправлять и думаете, что в ближайшее время вопрос этот сам собой разрешится путём отделения Молдавии от Союза. А если пошумят, пошумят и всё успокоится – ведь тогда доберутся и до дезертира Чутак. Поэтому давайте сейчас будем решать всё по порядку и я готов выслушать вас.

После небольшого, но бурного обсуждения было принято первое решение – Афанасий обратно не возвращается. Вторым предложением братьев было дать мне денег, чтобы восполнить мои финансовые потери. На этом все варианты были исчерпаны и все четверо вопросительно смотрели на меня. Что отвечу?

– Всё это хорошо. Но я привык выполнять приказы и не хочу, чтобы когда вернусь с этой командировки меня могли укорить…

– То есть, ты всё-таки хочешь его увезти? – Посуровев лицом, полу утвердительно спросил Владлен

– Нет, есть другой вариант и я его хочу попробовать. Мне военком сказал, что в вашем парламенте есть комитет по вот таким беглецам. Вот туда мы с Афанасием завтра и поедем. И там по обстановке.

На этом мы и порешили и уже в спокойной атмосфере продолжили застолье, которое плавно переместилось в дом их родителей, где меня разместили в отдельной комнате. Под вечер довольные выпивкой и общением со мной старшие братья разъехались по домам, а я с Афанасием вышли на улицу села, которое он захотел мне показать. Правда, ознакомительная прогулка быстро закончилась, уткнувшись в бочку с пивом, только что привезённую на сельскую площадь. Здесь уже клубилась приличная толпа мужиков и молодых парней со смаком и неспешным общением, поглощающих хмельной и холодный напиток в тени деревьев.

Встретили нас любопытными взглядами, а когда мы тоже с кружками пива удобно расположились в тени деревьев, вокруг нас сразу образовалась небольшая толпа. Сельчане уже знали, что за Афанасием приехал его командир и теперь с живым, доброжелательным интересом расспрашивали меня – Откуда приехал? Кем служишь? Где раньше служил?

Сразу же нашлось несколько человек, которые служили где-то недалеко от меня или же во время службы были на тех же полигонах. И сразу потекли ностальгические воспоминания кто, когда, где служил и как? Сначала я держался настороженно, опасаясь националистических выпадов или же обвинений в издевательстве над моим сержантом. Ведь наверняка пол села знало историю побега односельчанина из армии оккупантов. Но ни один из общавшихся со мной, ни одним словом или взглядом не выразил своего негатива, как к офицеру, либо к русскому, а в конце общее мнение односельчан было едино – Афанасий дезертир и дурак.

Когда мы шли обратно домой, я резюмировал: – Вот так, Афанасий – село однозначно вынесло тебе вердикт. ДЕЗЕРТИР. Так ты тут и останешься в их сознание – А… это тот дезертир…

……Прохладный коридор молдавского парламента, где располагался комитет по работе с молодёжью и куда нас направили, встретил многолюдством и очередью. В тупиковом коридоре скопилось человек шестьдесят и это были в подавляющем большинстве солдаты, дезертировавшие из армии, с мамами, ожидавшими решения комитета их судьбы. Я оказался единственным взрослым мужиком среди этой тихо гудящей толпы и сразу же привлёк к себе и к Афанасию любопытные взгляды. Выбрав свободный участок стены, мы прислонились к нему и стали терпеливо ожидать своей очереди, справедливо считая, что это ожидание займёт несколько часов.

Но… повезло. В коридор резво влетел делового и жутко официального вида молодой мужчина, с кучей папок в руке, при виде которого все ожидавшие оживлённо зашевелились и резко придвинулись к нему, отчего он с трудом и видом вершителя судеб продирался через толпу, одновременно кивая и солидно, с авторитетным видом, отвечая на вопросы. Он уже открыл дверь в кабинет, когда его блуждающий взгляд случайно упёрся в меня и он удивлённо присвистнул.

– Ого…, это что-то новенькое. Женщины, давайте мужчину пропустим без очереди.

Толпа разочарованно отхлынула от двери и снова заняла свои места, провожая нас завистливыми взглядами.

Парламентарий бодренько промчался через большой кабинет и удобно расположился в огромном кожаном кресле, за столом заваленным всевозможными бумагами, а мы с Афанасием на жёстких стульях по другую сторону стола.

– На отца вы явно не тянете. Так что, кто вы ему будете – Брат, дядя? – Повелительно направил на меня остро заточенный карандаш.

– Я, капитан Цеханович, и являюсь его командиром. Приехал с Урала, чтобы забрать сбежавшего подчинённого обратно в часть…

– Вон оно как…, – удивлённо протянул чиновник от политики и откинулся на спинку кресла, с зоологическим и одновременно каким-то садистским взглядом, разглядывая сидящего перед ним русского офицера, осмеливавшегося смело прийти на его территорию и так же бесстрашно заявить о желании увезти молдавского парня в Россию.

– Вон оно как… – снова протянул он и яростно ринулся в атаку, вдруг почувствовав себя на высокой трибуне перед многомиллионной аудиторией, словесно препарируя и выворачивая на изнанку всю историю взаимоотношения между Россией и Молдавией. Я сидел и с искреннем восхищением слушал свободно льющееся разглагольствование политикана, слегка завидуя, как свободно и непринуждённо он оперировал фактами, переворачивая с головы на ноги и также возвращая возводимые конструкции в первоначальное положение.

Афанасий же слушал внимательно и слегка удивлённо, вновь открывавшимся историческим фактам, где даже период османского ига описывался как светлой страницей, когда было больше свободы, чем при советской власти. Дрожащим от собственного умиления голосом, политик вещал о жизни молдавского народа под эгидой Румынии и, вообще сожалея о том, что Молдавия в сороковых годах ушла под руку Москвы, ловко уйдя в сторону об общей нищете румынского народа, вскрывшейся после падения режима Чаушеску. Свалился на уже обкатанную колею обвинений в массовых репрессиях карательных органов и у меня мелькнула мысль, что он жутко сейчас сожалеет об отсутствии в истории его республики массовых переселений, а то он здесь сумел бы вовсю развернуться.

Вскоре он плотненько сел на объезженного избитого конька и стал привычно клеймить Советскую Армию за ту жуткую систему, которая пережёвывает и ломает судьбы молодых, не имеющих жизненного опыта пареньков не только Молдавии, но и других национальных окраин, которые скоро сбросят иго советской власти и пойдут к светлому будущему…

Закончил он как-то резко, обличающе ткнув снова в меня карандашом и безапелляционно заявив: – Это вы виноваты в том, что каждый день в каждый район нашей республики приходят цинковые гробы с молдавской молодёжью.

– Классно… – я открыто выразил своё восхищение прозвучавшей речью, ткнув кулаком в плечо Афанасия, – учись, товарищ сержант, ещё чуть-чуть и я бы побежал отсюда громить республиканский военкомат…

Потом повернулся к чиновнику, настороженно наблюдавшему за мной и ожидавшему несколько другой реакции, как минимум – смирению и смущению. А тут капитан откровенно веселился, как будто находился у себя на Урале.

– Уважаемый, если этот молодой человек действительно не искушён жизненным опытом и ему вы запросто запудрите мозги, то вам своей митинговщиной не смутить меня. Эту лапшу и враньё можете вешать, вон там, стоящим в коридоре…

– Почему враньё? – Возмущённо возопил парламентарий, – откройте историю, только не официальную советскую историю, а новые факты, открывшиеся во время перестройки…

– Ладно… ладно… – смело прервал я респектабельного молдаванина, – давайте оставим историю, а вот по цифрам я вам сейчас быстро «бабки забью». Так вы утверждаете, что каждый день в каждый район вам приходят с армии цинковые гробы…!

– Да. – Твёрдо, ни секунды не сомневаясь, произнёс приосанившийся политик и добавил, – я тут не зря сижу и факты и цифры у меня точные.

– Хорошо, – я довольно ухмыльнулся, видя как сидящий напротив, уверенный в своих силах, сам лезет в ловушку, самим же и расставленным, и тут же ехидно подковырнул, – и отказываться потом не будете от своих слов?

– Капитан…, – чиновник азартно постучал по столу ладошкой, принимая мой вызов.

– Хорошо, – я взял со стола большой калькулятор, зависнув пальцем над клавиатурой, – Сколько у вас в Молдавии районов?

Чиновник поднял к потолку глаза и через несколько секунд опустил их: – 32 района.

– Отлично. Тридцать два района умножаем на триста шестьдесят пять дней и получается у нас…, – я ткнул в сторону парламентария калькулятор, – на те… Смотрите. Да в вашей убогой Молдавии столько молодёжи нет. Это с трибуны можно вот так в толпу бросать запросто, не отвечая за свои слова.

Политикан взял калькулятор и с каменным лицом посмотрел на цифру. Потом сам перемножил и получил тот же результат. Зачем-то перевернул электронный прибор и оглядел его обратную сторону и вновь глянул на красовавшуюся цифру на табло.

– Ладно, понимаю. Чего не скажешь в пылу полемики и пойду вам навстречу, – я забрал из его рук калькулятор и снова стал считать, – пусть будет в каждый район один труп в неделю.

Быстро пощёлкал и снова показал результат: – Всё равно не получается… Много. За остальные республики считать не буду…, как вы тут расписывали.

Молдаванин вдруг побагровел и оттолкнул от себя кипу бумаг: – Вот я сейчас пойду и скажу в коридоре матерям, что здесь сидит офицер, собирающийся увезти молдавского парня обратно в армию под суд и приглашу их сюда. Я думаю, что они очень популярно и активно расскажут, как над их сыновьями издевались в армии и как их там били, что они были вынуждены, спасая свою жизнь бежать в Молдавию. – Мужик встал, собираясь выполнить своё намерения, но я его остановил.

– Да не торопитесь так. Вот мой сержант сидит, вот и расспросите его – как его там били и издевались, что он «спасая свою жизнь» бежал в Молдавию. Ну, Афанасий, рассказывай…

Мой оппонент сел обратно, а Чутак помялся немного и с виноватым видом, как бы извиняясь перед молдавским политиком, что говорит вразрез его слов, изложил всю правду своего побега.

– Да вы его запугали и он сейчас что угодно будет говорить, – вспылил чиновник.

– Да, если учесть, что три его старших брата действующие молдавские милиционеры и ещё офицеры, – немножко приврал я, – которых тоже пришлось «запугать» и которые доверили советскому офицеру своего младшего брата решать вот эти дела…

А если хотите всё-таки пригласить их сюда, то сначала спросите их – Почему ни один отец не пришёл со своими сыновьями?

Хозяин кабинета молча встал и подошёл к дверям, открыл их и секунд тридцать разглядывал присутствующих в коридоре посетителей. Потом закрыл и спросил: – Ну и что?

– Да ничего. Только отцам, честно отслужившим в Советской армии, просто стыдно за поступок сыновей. Если хотите знать то деревенские жители, вот его, – я кивнул на сержанта Чутак, – иначе как дезертиром его не называют. А теперь ещё один «гол в ваши ворота». Откройте ещё раз дверь и посмотрите на самих сбежавших, которых «били и унижали» в армии.

Политик вновь молча открыл дверь и ещё раз осмотрел коридор, после чего прошёл обратно за стол.

– Поглядели? 90 % из них здоровее меня. Да я с ними тёмным вечером побоялся бы на узкой дороге столкнуться, а вы били… били… – я кивнул на своего сержанта, – вон Афанасий на полголовы выше меня. А у нас в полку из солдат только танкисты, которые как на подбор маленькие. Так что давайте мне справку, я оставляю вам своего подчинённого и уезжаю. Живите здесь, как хотите.

– Не оставляете, а наш парламент берёт его под свою защиту, – важно произнёс чиновник от политики и из кучи бумаг вытащил готовую болванку справки, с угловым штампом парламента Молдавии, даже с чёткой печатью внизу. Оставалось только вписать фамилию, что я и продиктовал, только попросил вписать дополнительно воинское звание, его должность и из какой воинской части, благо места было полно. И протянул её через стол.

– Довольны? – Вполне миролюбиво спросил он меня, а я с удовольствием прочитал нужную мне текстовку и рассмеялся, разглядывая герб на печати и на угловом штампе.

– Что там такое? – Перегнулся через стол обеспокоенный чиновник, пытаясь заглянуть в бумагу.

– Да корова у вас на гербе какая-то печальная. Наверно чувствует грустное будущее Молдавии…

– Какая корова? – Возмутился парламентарий, – Это тур… Дикий бык, на которых охотились наши предки… Не зная нашей истории, можно невзначай нанести оскорбление.

Всё ещё посмеиваясь, я разглядывал герб и продолжал рассуждать: – Ну, какой это дикий бык? Корова…, с грустными воловьими глазами, хреново поработали ваши художники. А насчёт оскорбления, вы тут в кабинете своём меня раз десять оскорбили, а я ведь «в бутылку» не полез в обиде, хотя лично никаких поводов для этого вам не давал.

– Ладно, ладно… Хорошо. Идите, а то у меня работы полно. Сами видите, сколько в коридоре посетителей, – досадливо выпроводил нас чиновник из кабинета.

Довольные таким быстрым и благополучным исходом нашей общей проблемы, мы вышли на улицу. Я ещё раз внимательно прочитал бумагу и бережно положил её в карман. И если бы со мной были все вещи, то уже сегодня можно лететь домой, но я не думал что вот так всё быстро и удачно крутанёмся.

– Товарищ капитан, хотите я вас свожу на свою старую работу. Всё равно сегодня не полетите, а тут недалеко, – предложил повеселевший Афанасий.

Из личного дела, да и из бесед со своим подчинённым я знал, что Чутак до армии закончил строительное ПТУ и был по профессии каменщиком, но последние полгода работал в реставрационной молодёжной бригаде на реставрации старинного особняка в центре Кишинёва, куда мы пришли через пятнадцать минут ходьбы.

А ещё через полчаса я был предоставлен сам себе. Афанасий остался на стройке и как он меня предупредил, что наверно не вернётся сегодня домой. Поэтому мы тепло расстались и я пошёл гулять по молдавской столице, а заодно в авиа кассе купил билет на завтрашний вечер.

Вечером вернулся в село, где меня уже ждали за столом все трое братьев Афанасия. Успокоил их и показал справку из парламента и обрадованные родственники тут же усадили за прилично накрытый стол, сразу же начав обмытие благополучного окончания всей этой кутерьмы.

– Всё таки, если отбросить все эти политизированные моменты, брат то наш находился между небом и землёй. – Резюмировал старший Владлен, – Дезертир – не дезертир, но и не законно оставил часть… А сейчас хоть опустился на землю и получил определённый статус.

Выпили, разговорились, подробно рассказал как посещал милицию и спросил о нездоровой обстановке в их районной милиции.

– Вон, Богдан, пусть тебе про них расскажет. Он с сержантами общается, – кивнул Владлен на среднего брата, – а про начальника я скажу. Он и при советской власти неплохо жил и при другой власти будет жить. У него родственники в Кишинёве не в хилых кабинетах сидят. Так что скоро он от нас в Кишинёв свалит. У нас в милиции тоже не все за румын и отделение. Офицерский состав в основном нейтральную позицию держит, потому что дальше видит. А сержанты – те думают, что от новой власти они больше получат, вот и рвут глотку, показывая – Кто больший молдаванин. И у вас такая же херня наверняка идёт, так что не удивляйся. Сам же видишь, какое нормальное отношение к тебе у нас в селе. Это там… в Кишинёве и в городах кипит, а в сельской местности работать надо, чтобы хозяйство содержать нормально. Так что вот так…

Посидели мы хорошо, а утром я проснулся около десяти часов утра. Неторопливо привёл себя в порядок, позавтракал и в своей комнате стал собирать дипломат, складывая туда нехитрые дорожные пожитки.

В дверь постучали и, не дожидаясь моего ответа, в комнату заглянула Клавдия: – Можно?

– Заходи… – хотел побалагурить с ней, но увидев встревоженное лицо, спросил, – Что случилось?

– Меня только что к соседям позвали…, к телефону. Владлен звонил из району и сказал, чтобы вы быстрее уезжали из села. Сюда едут милиционеры, чтобы побить вас…

Вот ни хрена себе. Ещё не хватало заявиться в Свердловск с подбитым глазом, выбитыми зубами и поломанными рёбрами. Поэтому сборы мои тут же и закончились, но на автобус до Кишинёва я всё-таки опоздал и подбежал к остановке, когда зад автобуса уже мелькал в пыли в конце улицы. Следующий должен быть через три часа и надо быть совсем дураком, чтобы в такой ситуации дисциплинированно сидеть на остановке и ждать следующий автобус.

Окраинными улицами вышел в поле и по просёлочной дороге двинулся в сторону трассы, где надеялся словить попутку, но попутка сама меня словила. Из той же улицы, откуда я вышел, вывалил голубой ЗИЛ-130ый с будкой и попылил в мою сторону.

– Товарищ капитан, вы в какую сторону направляетесь? А то может по пути? – Из кабины выглянул молодой парень, которого я мигом узнал. Он был самым активным в осуждении бегства Афанасия из армии, когда мы с кружками пива сидели в тени деревьев.

– Да вот в Кишинёв собрался. Пора домой…

– Так садитесь, я вас до «кольца» довезу, а дальше вы сами уже знаете как, – предложил бывший моряк.

Что ж, это был приемлемый вариант и я охотно забрался в кабину. ЗИЛок поехал прямо по просёлочной дороге и через километр выскочил на дорогу к трассе, а ещё через километр впереди замаячил автобус на Кишинёв, стоявший на обочине, а рядом милицейский УАЗик. Сердце ёкнуло, когда увидел выходящих из автобуса уже знакомых милицейских сержантов, которые отошли в сторону и смотрели на приближающуюся к ним нашу машину. Хоть и было недалеко до них, но солнце светило из-за наших спин и разглядеть, если ли в кабине кроме водителя кто-то ещё, оно не давало. Я тихо сполз вниз по сидению, а водитель странно посмотрев на меня, полувопросительно спросил: – Тебя что ли ищут?

– Угу… бить приехали. Хорошо меня предупредили.

– То-то ж я из окна смотрю и гадаю – Чего он таким путём к трассе из села выбирается? Ладно, капитан, не ссы… прорвёмся, а этих скотов я хорошо знаю. Сам от них дубинкой один раз ни за что получил.

Мне только и оставалось надеяться на бывшего военнослужащего. Я сидел, скорчившись внизу и, только по действиям водителя и по его словам мог отслеживать обстановку. Вот машина резко затормозила и остановилась, судя по всему, за автобусом.

Водитель перегнулся в сторону пассажирского окна и несколько агрессивно заорал: – Чё надо, командир? Не видишь спешу…

– Пустой?

– А чё не видишь, что ли? Ловите что ли кого?

– Ты там этого русского офицера не видел?

– Там… на автобусной остановке межуется… А что случилось-то?

– Ладно… давай езжай…

Через метров двести водитель скомандовал: – Вылезайте, товарищ капитан. В село они попылили. За что хоть?

Я поудобнее устроился на сиденье, помолчал и ответил: – За то что русский и за то что советский офицер… И наверно за то что не испугался их… там в их ней ментовке.

– Скоты, – водитель матерно выругался, – мне их Румыния и на хрен не нужна. И в селе мало кто найдётся, кто этого хочет. Конечно, приезжают разные из Кишинёва сладкие песни поют про сладкую жизнь, если мы отделимся. Про то, как богато жить будем без русских, как советская власть давит нас… А мы так прикинули между собой и выходит, что хорошо жить будут только руководство нашего совхоза, которые вдоволь наворовались, а нам отделение ничего не даст и советская власть нам ничего плохого не сделала.

– Так получается народ против отделения?

Водитель болезненно поморщился: – Так-то оно так в общем, но дёргаться никто не будет. Что примут в Кишинёве то и мы все примем… Лучше… хуже будет – не знаю…

За таким разговором мы доехали до автомобильного кольца, недалеко от окраин Кишинёва. Целый день шатался по городу, а вечером улетел в Свердловск. Привезённой справки было достаточно, чтобы исключить сержанта Чутак из списка части, а мне получить все положенные за командировку деньги. Через два месяца развалился Союз и Молдавия, почувствовав себя равной среди других стран, поплыла в самостоятельное плавание. А через год мне неожиданно пришло письмо от Афанасия Чутак. Сейчас, конечно, дословно сложно вспомнить, но звучало оно примерно таким образом.

Здравия желаю, товарищ капитан!

Накатила на меня тоска и решил написать Вам. Если бы я тогда не сбежал и страна не развалилась, то сейчас был бы Дембелем и готовился к увольнению из Армии, а там, на гражданке, море путей – выбирай какой хочешь и ступай себе. А сейчас я попал в жизненный тупик.