В лагере тоже всё было нормально. На ЦБУ дежурил Гутник, а Чистяков спал в салоне. Сегодня были последние сутки «домашнего ареста» и они очень устали, с нетерпением ожидая окончания наказания, но с другой стороны получили хороший урок. Выполнив все намеченные дела, тоже решил немного отдохнуть, но около салона меня встретил подполковник сапёр, Марк, он вчера прилетел вместе с окружными офицерами и передал мне привет от человека, о котором я, честно говоря, стал забывать. Очень хорошо мы с ним посидели и поговорили, а на вечер он пригласил меня на своё день рождение. После вечернего совещания ко мне подошёл полковник Лямин и в резкой форме выразил своё неудовольствие тем, как Кравченко и Семёнов выпустили по ферме 78 снарядов, но попасть в неё и белое двухэтажное здание на окраине деревни так и не сумели. Был он очень недоволен также долгой работой и огневиков, что тоже не пременул мне высказать. Мне же было неприятно это выслушивать, тем более его слова подтвердил и командир полка, а Кравченко ничем не смог объяснить такую плохую работу.
* * *
Вчера на своём дне рождения п/п-к Марк накрыл неплохой стол. В довершение выставил бутылок десять Прохладненского коньяка десяти летней выдержки и я был очень удивлён высокими вкусовыми качествами коньяка, который здорово понравился и не только мне. Пьёшь его, а впечатление такое, как будто пьёшь жидкий шоколад. Посидев около часа, я ушёл к себе.
На утреннем совещании была поставлена задача охватить третьей ротой с севера Нагорное. Поэтому в десять часов выехали, в одиннадцать были у Шпанагеля. В тринадцать часов начала выдвижение разведывательная и третья рота. Миномётная батарея обрабатывала зелёнки, а я стал пристреливать первым дивизионом место, где мы вчера обнаружили позиции боевиков. Подготовил данные и дал первый пристрелочный выстрел. Снаряд, низко прошуршав над нами, разорвался на четыреста метров дальше нашего КП. Чертыхнувшись, Ввёл корректуру, и следующие два снаряда ложатся на позициях третьей роты, откуда они ушли десять минут тому назад. А за всем этим, хмуря брови, наблюдает полковник Лямин. Постепенно начинает от такой позорной стрельбы полковой артиллерии заводится и командир полка. Сжал зубы и дал три минуты разобраться с установками на огневых позициях. А через две минуты приходит доклад: – Всё нормально. Прицел, доворот от основного направления…., – нормально. Я промолчал, а в душе у меня всё кипело от негодования.
Но пока разбирались, третья и разведывательная рота миновала зелёнку и я огонь первого дивизиона переношу на северную окраину села, где стоит ферма, мимо которой проходит маршрут наших подразделений.
Первый выстрел. В воздухе прошелестел снаряд и ушёл к деревне. Я внутренне сжался. Не хватает ещё и здесь опозорится. Но нет. Разрыв возникает в ста пятидесяти метрах перед фермой. Я незаметно перевёл дыхание. Нормально. Небольшая корректура по дальности и над нами прошло уже четыре снаряда подручной батареи. Отлично. Все четыре снаряда разорвались внутри здания фермы, подняв в воздух балки, шифер и большое облако красной кирпичной пыли. Даю небольшое уточнение. Залп дивизиона, и ещё два беглым. Район фермы скрылся в пыли от разрывов, а из этого облака внезапно вырвалось большое, кроваво-красное пламя. Что-то там солидно взорвалось, и вместе с пылью потянулся чёрный шлейф горящей солярки.
– Вот…, сразу видно, начальник артиллерии работает, – послышался возбуждённый голос Лямина. А то вчера 78 снарядов выпустили, и ни какого толку.
Командир полка тоже остался доволен. Но огонь дивизиона прекратили, так как наши подразделения вплотную подошли к району фермы и начали его огибать. Пока всё шло нормально без противодействия боевиков. Подразделения поднялись на холмы и с северной стороны стали обходить деревню. Меня к радиостанции вызвал Чистяков, сегодня он шёл корректировщиком с разведывательной ротой и я выслушал его доклад.
– Товарищ полковник, – обратился я к командиру и Лямину, – мне только что Чистяков доложил, что артиллерией в районе фермы накрыли бензовоз на базе КРАЗа. Вот он и горит. Всё пока идёт нормально.
В это время мы заметили, что с южной стороны село охватывают подразделения 752 полка. Командир третьей роты доложил, что занял позиции и сейчас выставит последний взвод на выезде из Нагорного, тем самым перекрыв противоположный выход из селения. Машины развед. роты и взвода третьей роты стали скрываться за противоположной стороны холмов. В это время передовое подразделение 752 полка тоже скрылось с виду, в том же районе.
Пять минут прошли в молчание, и вот эфир взорвался взволнованным голосом командира развед. роты: – «Танкер 65» сообщите соседу, чтобы его подразделение прекратило нас обстреливать. Мы столкнулись с ними. На огонь не отвечаем. Быстрее сообщите.
Юрка Кириченко засуетился у выноса радиостанции командира полка, вызывая соседей на связь. 752 полк принял информацию и уже через пять минут огонь со стороны их подразделения прекратился. Потерь с обеих сторон в результате этого инцидента не было. Но теперь послышался голос Чистякова.
– Лесник 53, нас обстреливает снайпер из фермы, что на выходе из Нагорного, дайте пристрелочный выстрел. Из-за того, что мы ушли в лощину, у меня нет связи с «Полтавой».
Я взглянул на карту потом на местность, да действительно, справа от дороги стоит животноводческий комплекс из нескольких зданий. Быстро подготовил данные по центральному зданию и дал выстрел дымовым снарядом.
– Лесник 53, отлично. Дальность меньше пятьдесят. Огонь!
Я передал корректуру Чистякова первому дивизиону и назначил огневой налёт в 24 снаряда. Снаряды прошелестели над нами, и ушли в сторону Нагорного, а в эфире послышались радостные голоса Чистякова и командира разведывательной роты.
– Нормально. Снайпер огонь прекратил. Наверно, его завалили.
Командир с гордостью посмотрел на полковника Лямина, как будто говоря – Ну что? Вот так мы и воюем. А Лямин, это хорошо было видно по его виду, был и сам доволен.
В принципе, задача дня была выполнена. Командир роты стал закрепляться на новых рубежах, а ещё через час и мы уехали к себе на КП.
* * *
С утра опять всё закрутилось. Выехали в третью роту, для того чтобы там состыковаться с ВВ и отработать все вопросы взаимодействия с ними для проведения завтрашней зачистки. Приехали в первый батальон. Когда мы остановились, но ещё не успели слезть с машин, из салона командира батальона вышел незнакомый майор, хмуро поглядел на нас, сел в стоявшую здесь МТО-АТ и уехал. Мы слезли с машин, а в это время Шпанагель смеясь, что-то докладывал командиру. Никитин засмеялся и подозвал нас.
– Алексей, а теперь всё по новой расскажи всем, – и опять засмеялся.
– Тут ночью хохма была, – начал рассказывать командир первого батальона, – сижу я с офицерами на своём командном пункте, поздно вечером. Со второй роты приходит сообщение. Пятнадцать минут назад по дороге, которая проходит через расположение роты, попытался проехать автомобиль МТО-АТ. На требование поста, предъявить документы, майор – старший машины, посылает солдат на три буквы и пытается проехать. Но солдаты открывают огонь. Всех мордой в землю, ну и конечно докладывают мне. Я приказал доставить их сюда. По прибытию всех кто там был, а это майор и несколько прапорщиков в кунге, положили на землю, руки на затылок. Майору завязали глаза и завели на командный пункт.
Посадили за стол и предложили ему рассказать, кто он такой, откуда едут и почему отказались предъявить документы? Майор с завязанными глазами явно чувствовал себя неудобно и неуютно. На ощупь достал документы из кармана и протянул их через стол. Я принял документы и, передав их своему начальнику штаба Игорю Карталову, подмигнул, решив сыграть с задержанными шутку. Майор стал рассказывать, что едет из Моздока, несколько заблудился и въехал в расположение второй роты. Заело, что солдату надо было показывать документы, вот он и отказался. В это время Карталов просмотрел документы, кинул их на стол и заявил командиру батальона.
– Товарищ майор, документы поддельные. Вот смотрите: фотография приклеена криво, печать неясная. Он майор, а удостоверение личности новенькое. Да и говорит что с войсковой части 03516, а в удостоверении об этой части ни одной записи. Это переодетые духи и моё предложение всех расстрелять. – И передал документы командиру батальона.
Майор задёргался и стал горячо доказывать, поворачивая голову с завязанными глазами в то место, откуда он слышал голоса, что действительно удостоверение новое, потому что старое он потерял, а к этой войсковой части он прикомандирован перед войной. Пусть позвонят в полк и там всё подтвердят.
Шпанагель погрозил всем кулаком, сделал значительное лицо и заорал: – Ты, дух, заткнись. Видели мы таких. Тут позавчера пытались тоже своими прикинуться и половину блок-поста вырезали, пока их не грохнули. И звонить никуда не будем, бесполезно всё это. Всё равно не обманете.
– Начальник штаба, давай сюда разведчиков из взвода разведки. Отведёте их подальше и расстрелять. А ты зампотех принимай МТО и во взвод материального обеспечения. В полк об этом докладывать не будем, а то МТОшку они заберут себе.
Задержанный майор возопил: – Да вы что ребята, охренели? – И тут же получил чувствительный удар по рёбрам. Но майор продолжал матерится и доказывать, что он свой. Через пару минут появились разведчики, взяли за шкирку офицера и поволокли на выход. Все последовали за ними. На улице я дал команду и майору развязали глаза, похлопал его по плечу и, глядя в ошалевшие глаза офицеру, сказал: – Ладно, майор, извини мы тут немного пошутили. Конечно, шутка жестковатая, ну извини. Сам виноват – нечего было перед моими солдатами выделываться. Показали бы документы и ехали бы себе спокойно дальше…
Говоря всё это, подошли к лежащим на земле прапорщикам.
– Куда этих? Пусть наверное спят в кунге. – Спросил я майора.
Майор хмуро осмотрел своих подчинённых, а потом пнул со злостью одного из них в бок: – Лежите сволочи, а меня тут расстреливать собрались, – повернулся ко мне, – пусть эти гады до утра здесь и лежат. А ты теперь напои меня водкой, если она у тебя есть.
– Напоил я его. Ночь переспал он у меня, а сейчас уехал к себе в полк. Прапора так всю ночь и пролежали на земле. Отлупят они по дороге майора. Но зато теперь будет чётко документы показывать, по первому требованию. – Все засмеялись.
Шпанагель подогнал БМП и через десять минут мы помчались в сторону Нагорного. Не доезжая пятьсот метров до деревни, свернули налево, проехали арык и въехали на холмы, которые с севера огибали деревню. Проехали ещё с километр и остановились у места будущего КНП командира полка. Слезли с машин и в бинокли стали осматривать деревню, которая с этого места отлично просматривалась как в длину, так и в глубину. Осталось дождаться ВВэшников и согласовать с ними все вопросы, связанные с завтрашней зачисткой. А пока я решил сходить со своими солдатами к ферме, которую мы вчера накрыли. Благо она находилась в четырёхстах метрах. Получив разрешение у командира полка, я и пара солдат начали осторожно продвигаться к ферме. Ведь до сих пор не известно – есть ли в деревне боевики? Подошли к крайнему зданию, завернули за угол и скрылись за ним, сразу же уткнувшись в сгоревший бензовоз. Красивое зрелище. Бензовоз ещё дымился и представлял из себя лишь порыжевший кусок железа. От взрыва топлива цистерна лопнула пополам и её края выгнуло в наружу. Двигатель от высокой температуры оплыл. Всё что могло сгореть сгорело, и теперь КРАЗ стоял лишь на дисках. Вдобавок он был весь изретешён осколками. Двинулись дальше, и перешли к зданию, в которое попали четырьмя снарядами. Внутри было пусто и всё разбито. Следов оборудованных позиций не было. Да и кругом тоже. Впритык к ферме была пристроена жилая часть, в которой, по крайней мере, несколько дней тому назад жили. За этой частью дома прогуливались куры и индюки. Тут же в пределах огорода также виднелись воронки. Снаряды легли кучно и в нескольких метрах от стены здания. Сама стена густо иссечена осколками. Но самое смешное было в другом. Около ближайшей воронки валялся индюк, перерубленный пополам крупным осколком. Чуть дальше лежал второй индюк, ему снесло голову. А ещё дальше лежал совершенно целый индюк, но тоже мёртвый. Разведчик Попов рассмеялся.
– Товарищ подполковник, этот индюк погиб от осколка, ну а этому башку снесло, а этот
наверное погиб от разрыва сердца. – Все мы дружно заржали. Правда, если солдаты смеялись от души, то у меня смех был с некоторой долей досады. Ведь столько выпустили снарядов, а убили только трёх индюков, но это чувство досады несколько сглаживал сгоревший бензовоз.
– Никому об этом не расскажу, – решил про себя. Полазили ещё немного по ферме и вернулись на КНП.
– Ну что там, Борис Геннадьевич? – Спросил командир.
– Обнаружил на ферме оборудованные позиции боевиков, на своё счастье они не успели занять их, так бы мы их накрыли, – бодро соврал я, – Да бензовоз сгоревший. Наверное, владелец его думал, что мы будем обстреливать деревню и спрятал его туда, а получилось всё наоборот.
– Пока ты отсутствовал приходили на переговоры жители деревни. Оказывается, вчера наши танкисты вдребезги разнесли мечеть, которая находится на их кладбище, и якобы утащили оттуда ковры. Вон погляди. – Командир рукой показал мне, куда надо смотреть. Вскинул бинокль. Действительно, небольшое здание мечети, стоявшее на краю кладбища, было полностью разрушено.
– Я туда направил Порпленко, чтобы он с этими коврами разобрался. Если действительно наши ковры утащили, то вернём обязательно. А за мечеть и нечего переживать.
Мы обернулись на громкие голоса, заспоривших между собой командира батальона и командира танковой роты, которая была придана батальону. Оказывается, разглядывая деревню в бинокль, офицеры обнаружили здание кафе, на котором гордо красовалась вывеска «Ичкерия», а рядом на стене был нарисован герб Чечни. Вот они и спорили, кто первый сейчас откроет огонь по кафе, чтобы сбить вывеску.
– Товарищ полковник, это борзота. Разрешите, хотя бы с пулемёта пощекотать их. А завтра, когда начнём зачистку танком раскатаем это здание.
– Алексей, только осторожно. И только по зданию кафе. – Дал добро командир полка.
Шпанагель взлетел на танк и расположился за башенным пулемётом. Ещё несколько секунд и загремели очереди. Стрелял комбат хорошо, первая же очередь хлестанула по белой стене здания, оставляя рваные раны на штукатурке. Вторая начала клевать герб Чечни. Ещё пару очередей и герба не стало. Теперь Алексей огонь перенёс на вывеску, от которой в разные стороны полетели щепки и крупные куски, но сама она продолжала висеть. Дав ещё несколько очередей и убедившись, что вывеску из пулемёта не сбить, офицер прекратил огонь.
– Завтра, с танка разобьём, – доложил своё видение этой проблемы Шпанагель.
Я приказал разведчикам расставить оптические приборы, и стал разглядывать в них деревню, пытаясь выявить вполне возможные позиции боевиков. Окраина деревни находилась в трёхстах метрах от нас и, глядя в двадцатикратный прибор, я практически присутствовал в каждом дворе окраины. А наблюдать было интересно: как люди, занимаются своими домашними делами и заботами, прекрасно зная, что деревня блокирована со всех сторон войсками. И понимая, чем это может им грозить, но жизнь не остановить и она требует к себе ежесекундного внимания. И волей неволей, даже понимая, что завтрашнего будущего для них может и не быть, но они всё равно занимаются делами, надеясь что всё обойдётся. Они не знают, что завтра, как минимум батарея Д-30 и 82 мм миномётная батарея откроют по деревне огонь. Вполне возможно, что и моя артиллерия: один дивизион и 120 мм миномётная батарея поддержит артиллеристов ВВ, если хотя бы один выстрел прозвучит из деревни. Да и танкисты помогут раскатать Нагорное. После этого в деревню ринутся подразделения внутренних войск производить зачистку, а это очень неприятная процедура. Вот об этом жители ничего не знают и живут сегодняшним днём.
Я повёл прибором на правую окраину деревни и начал наблюдать. В поле зрения появился старик, который гнал небольшую отару овец и коз к крайнему дому. Одна коза всё время пыталась отбежать от стада в сторону, но бдительный старик длинным прутом охаживал бока строптивого животного и возвращал его на место. В соседнем дворе мужчина чинил трактор «Беларусь». Даже в прибор было видно, что трактор старый, гнилой и что его ремонт: это постоянный и непрерывный процесс для его хозяина. А в сельской местности и в этих условиях трактор наверно является единственным кормильцем для этой семьи и постоянным источником доходов. Судя по тому, где проходит ремонт трактора, это и является его постоянным местом на дворе. Завтра во время обстрела, этот трактор будет расстрелян первым. Так что чинит он его зря. Поворачиваю прибор левее, следующий двор. Мужчины в доме наверно нет, потому что дети колют дрова. Старшей девочке лет четырнадцать, она и колет. Рубит неумело: подымает высоко топор и слабо ударяет. Топор вонзается в полено, но не раскалывает его и топор вязнет в дереве, или она по полену промазывает и оно падает. Младшие: девочка лет десяти и восьмилетний мальчик собирают щепки. Интересно, если будет возможность, зайду после зачистки и попробую узнать, где их мужчины. Воюют, наверное, против нас. Веду прибор по окраине деревни дальше. Следующий двор, где седобородый старик закрепляет палку с белым флагом на скирде соломы. Только слезет, ветер подует чуть сильнее и флаг падает. Старик опять по лестнице лезет и пытается ещё глубже воткнуть древко флага в солому, но сил не хватает и флаг опять падает вниз. Ещё дальше веду прибором. Везде люди занимаются во дворах своими делами и не догадываются, что может произойти с ними завтра.
За спиной продолжают спорить между собой танкисты, рассуждая с какого снаряда, они завтра раскатают здание кафе. Я завтра тоже постараюсь разбить кафе, но раньше танкистов. Пристрелку начну с пруда, которое располагается сразу за кафе. А потом небольшими корректурами подведу разрывы к зданию. Правда, при этом не исключено что разобью и несколько домов рядом с кафе.
Я закончил разглядывать деревню и повернулся к командиру полка и майору ВВ, которые вместе обсуждали план завтрашней зачистки. Вспомнив эпизод задержания борзого чеченца в Горагорске, наугад обратился к старшему лейтенанту, который сопровождал майора, с вопросом о его дальнейшей судьбе.
К моему удивлению, старлей знал об этом духе: – Боевиком оказался. У него брат полевой командир и он его послал на разведку. Так что правильно его задержали. Мы своих, кто пропустил его на блок-посту, капитально наказали. Вообще интересно, что вы его по тапочкам вычислили.
– Что, сразу всё и рассказал? – Недоверчиво спросил я.
– Да нет, пришлось повозиться. Трое суток молчал, но когда пальцы ему в дверях зажали, всё рассказал.
Я невольно поежился: – Конечно, я удивлён, что после этого он вообще не сказал вам, что он брат Басаева. Ну и что дальше будете с ним делать?
Ответить старший лейтенант не успел: командир и майор ВВ закончили обсуждать детали зачистки и все мы начали рассаживаться на машинах чтобы выдвинуться на свои базы. Отдав необходимые распоряжения командиру первого батальона, мы начали движение на КП полка. Ещё не доезжая до огневых позиций второго дивизиона, я услышал выстрелы из самоходок. А когда выехали к самим позициям, то увидели как несколько самоходок, развернув стволы в тыл, расстреливали прямой наводкой нефтебазу в четырёхстах метрах за дивизионом. Зрелище было впечатляющим. Над нефтебазой стоял дым от горящих зданий, ёмкостей с соляркой. Вдобавок всё это было окутано красной кирпичной пылью. Проехали, не останавливаясь, мимо – командир второго дивизиона выполнял приказ командира полка.
Издалека, подъезжая к КП, увидели стоявший там вертолёт. Оперативный дежурный, выскочив из палатки, доложил – вертолёт прилетел за солдатом с третьего батальона. Рана в живот – попытка самоубийства. За день это второй вертолёт. Утром вертолёт забрал в госпиталь солдата-разведчика – отравился наркотиками и начальника штаба полка – у него опухла нога, и он не может ходить. Обязанности начальника штаба стал теперь выполнять Андрей Порпленко. Тяжело Андрею будет, он и так не высыпается, тяжело и надсадно кашляет, болеет наверно. Своей работы полно, а тут ещё обязанности начальника штаба. А командир полка к этой области деятельности штаба очень жёстко относится.
Приехал весь в пыли. Солдаты быстро нагрели воду. Меня за это время постригли и я весь вымылся. Одев чистое обмундирование почувствовал себя совсем прекрасно. А тут заявляется особист Вадим и начинает въедливо расспрашивать, по чьему приказу была расстреляна нефтебаза.
– А тебя с какой стороны это касается? – Вопросом на вопрос спросил я.
– Как это, меня не касается. Дивизион развернул стволы в сторону КП полка и расстреливал сооружение народного хозяйства, на восстановление которого в будущем придётся денежки выделять. Да и нефтебаза не у противника находилась. А если бы артиллеристы твои промахнулись, и снаряд бы прилетел сюда? Не дай бог, кого ранил. Кто тогда бы отвечал за это?
– Товарищ майор, идите к командиру полка и он вам всё объяснит. Я не понимаю, что вам
уже работы не хватает, что вы начинаете вмешиваться в приказы командира полка?
Майор задумчиво посмотрел на меня: – По большому счёту, меня здесь всё касается. И когда что-нибудь случится, то меня наравне с командиром полка спросят, только уже по моей линии. Ладно, оставим этот разговор. Ничего не случилось и ладно. – Особист развернулся и удалился в сторону кунга командира полка. Я ещё поразмышлял: обиделся он на меня или нет? Стоит ли обострять отношения с ним? А потом махнул рукой на все эти мысли. Своих забот хватало, тем более ко мне со стороны штаба шёл командир второго дивизиона. Даже издалека было видно, что он хорошо был выпивши. Поздоровались.
– Александр Владимирович, к тебе особист заезжал на позиции, когда ты нефтебазу расстреливал?
– Нет. Так постоял он на дороге, в бинокль понаблюдал и уехал. А в чём дело?
– Да копает он. Не понравилось ему, наверно, что с ним не согласовали, но я его культурненько послал подальше. Хамить не стал, чтобы потом палки в колёса не вставлял. Но всё-таки в его словах где-то и логика была. Всё нормально прошло?
– Да, нормально. Правда, пара осколков на позиции прилетели, но никого не задели. Я чего подошёл. Приглашаю вас на послезавтра на баранинку, время уточню попозже. Посидим немножко, в баньке помоемся. Как на это смотрите?
– Положительно, там по обстановке с ориентируемся. – Мы распрощались и Чикин уехал к себе.
А после обеда ко мне приехал Семёнов: – Товарищ подполковник, поговорите с моими увольняемыми. У меня их 49 человек, и никто из них не хочет подписывать контракт. Может быть, они вас послушают – всё таки у вас жизненного и военного опыта больше чем у меня, – подсластил просьбу комдив.
Я пообещал приехать в 16 часов, а сам подумал, что надо бы мне поговорить и с увольняемыми противотанковой батареи. Ситуация сложилась следующая: через несколько дней полк должен уволить несколько сотен, отслуживших свой срок, солдат. Это наиболее опытные и подготовленные солдаты. Конечно, вместо них подадут пополнение, но какое оно будет, как быстро оно сумеет адаптироваться к боевым условиям – неизвестно. Однозначно одно – увольнение этих солдат в запас здорово, в боевом отношении, ослабит полк. Поэтому мы решили провести агитацию в подразделениях, чтобы солдаты подписали контракт и остались воевать в полку. Зарплата положена им нормальная: помимо того что они будут получать денежное содержание 3000 рублей в месяц, им будет идти 800 рублей «боевых» в сутки, плюс 50 рублей командировочных – всего в месяц около тысячи долларов США. Но пока агитация проходит малопродуктивно. Лишь единицы подписали контракт.
В 16 часов все увольняемые дивизиона были построены перед палаткой командира дивизиона, несколько в стороне стояли кучками другие военнослужащие, которые пришли послушать, о чём расскажет начальник артиллерии. Я прошёлся вдоль строя, собираясь с мыслями, после чего обратился к солдатам.
– Давайте, товарищи солдаты поговорим начистоту. Без обид и приукрашивания. 90 процентов тех, кто стоит здесь, и не только в вашем строю, но и кругом – это дети из малообеспеченных семей. Этот обидный для вас факт, но его даже и оспаривать нечего. Если бы вы были из благополучных семей, то вас бы отмазали или откупили от армии. Но вы здесь. Не секрет, что подавляющее большинство вас призвано из деревень и небольших провинциальных городов, где работы нет или она мало оплачиваемая. Если сейчас из строя кто-нибудь выйдет и заявит здесь, что он сейчас приедет домой и его ждёт упакованная трёх или двух комнатная квартира, прекрасная работа, невеста с богатыми родителями – то никто вам не поверит. И я первый не поверю этому детскому лепету. Это фантазии, это мечты, а жизнь более реалистичная. Я, конечно, вас понимаю. Два года вы не были дома, хочется расслабиться, погулять и потрахаться. Но вот вы приехали, получили свои честно заработанные 25 тысяч рублей. Может, для вас сейчас это и большие деньги. Но давайте посчитаем. Вот, вы приехали домой: одеться, обуться, чтобы не стыдно пройти по городу и деревне – Надо? Надо. Это если вы крутанётесь нормально – десять тысяч рублей. Вы – молодые, и вам наверняка захочется купить нормальный импортный телевизор, нормальный музыкальный центр, а это ещё десять тысяч рублей. И останется ещё пять тысяч – Всё. – Я развёл руками перед строем внимательно слушавших увольняемых, – Всё, товарищи солдаты. А ведь надо выпить с одним, с другим, захочется кому-то сделать приятное и купить небольшой подарок. А погулять? А покуралесить? Всё, эти ваши двадцать пять тысяч растают как дым за несколько дней. А там опять на шею к родителям, в эту нищету. Кому на хрен такая жизнь нужна? Кому вы такие нищие, кроме родителей, нужны? Ну, ответьте.
Выдержал значительную паузу, а потом продолжил: – Вот стою я перед вами, если вы думаете, что я закончил военное училище и стал офицером, то вы глубоко ошибаетесь. Я, так же как и вы тянул солдатскую лямку, только служил в Германии. Так же как и вы орал дурным голосом «Дембель давай». Мне повезло: перед дембелем поехал в отпуск по поощрению. Посмотрел, как в Советском Союзе живут, и прикинул, как буду жить в Германии, если останусь на прапорщика. И не раздумывая, после отпуска остался служить в Германии прапорщиком. Поверьте мне, сколько служу, но я ещё ни разу не пожалел, что остался служить. В Германии прослужил восемь с половиной лет. Приехал в «Союз» упакованным, обеспеченным и мог уверенно жить дальше.
Вот и вы сейчас сделайте этот свой выбор. Да…, стиснете зубы…. Подпишите контракт и через полгода, а я уверен, что через полгода мы все будем в Екатеринбурге, получите большие деньги, с которыми можно уверенно начинать жизнь. На эти 6 тысяч баксов можно и машину купить, и свадьбу справить. Или же деньги эти на учёбу пустить. Да блин, в конце концов и на Канары смотаться с бабой. Вы подумайте об этом. Не маловажен и тот момент, что вы то, в отличие от пехоты, в принципе, ничем не рискуете, вы боевиков и не видите. Риск ведь минимальный.
Кажется, я обрисовал вам реальную картину, что вас может ожидать, когда вы приедете домой: сейчас или через полгода. Вам осталось только подумать и принять решение: нормальное мужское решение. Вот командир дивизиона стоит, у него контракты идите к нему и подписывайте.
Я перевёл дух и отошёл к командиру дивизиона: – Константин Иванович додавливай, по-моему мне только станцевать перед ними оставалось…, рули здесь, а я поехал в противотанковую батарею – там тоже надо выступить.
В ПТБ моя речь мало чем отличалось от того что я говорил в дивизионе.
* * *
Утром стало известно, что сегодня ночью словили двух разведчиков-дембелей, заготовивших для продажи 8 цинков патронов. Всю ночь их допрашивали, и до сих пор «пытают»: кому и через кого они собирались их продать. Перед входом в ЦБУ стояли и курили командиры подразделений, а несколько в стороне командир полка за что-то ругал командира первого батальона. Из палатки послышалась команда зайти на совещание. Все заняли свои места и ещё несколько минут, до прихода командира полка, обменивались информацией о прошедшей ночи. А ночь была богата на события. В третьем батальоне БМП непонятно по какой причине наехала на блиндаж, где спали солдаты и один из них получил тяжёлую травму. В первом батальоне, в третьей роте, два командира взвода выпили и пошли по позициям. В результате: один командир взвода ранен в ногу, второй в руку. Командир роты испугался, и доложил командиру батальона лишь через двенадцать часов о случившимся. Раненых офицеров только сейчас привезли в санчасть. Короче, калечим друг друга. В принципе и совещание всё было построено на этих происшествиях. После совещания ко мне подошли командиры первого дивизиона и ПТБ. Оказывается, после моего выступления в дивизионе подписали контракт 10 человек, а в ПТБ из 6 увольняемых – один солдат.
В десять часов утра из артиллерийского полка подъехал полковник Насонкин, полковник
Половинкин и подполковник Тычков. Они послезавтра уезжают в Екатеринбург и решили проверить нашу артиллерию. После короткого обмена информацией мы сели на моё ПРП и поехали по позициям артиллерийских дивизионов. Сначала заехали в первый дивизион. Походили по позициям, осмотрели капитальные землянки для личного состава, обвалованное землёй место для автомобильной техники, кругом порядок. Правда, Насонкин сделал небольшое замечание насчёт мусора и бумажек в орудийных окопах, но всё равно был доволен увиденным. Семёнов, пользуясь случаем, разливался соловьём, рассказывая, какой он рачительный хозяин и с какими трудностями ему пришлось и приходится сталкиваться. При этом опять было много хвастовства и фанфаронства. Всё это было противно слушать, но я молчал. Несколько раз Насонкин недовольно морщился, когда Константин Иванович особо перегибал палку в своём безудержном хвастовстве, но тоже молчал. После осмотра первого дивизиона решили: едем во второй дивизион – смотрим его, а потом обратно в первый. Семёнов к этому времени приготовит обед и баню. Вскочили на ПРП и помчались во второй дивизион. В принципе, я считал, что там проблем тоже никаких не будет. Но жестоко ошибся. ПРП остановил, как всегда, на площадке перед шлагбаумом и в расположение дивизиона мы вошли пешком. Как-то раньше я не обращал на порядок в дивизионах, ну может быть, поддёргивал иногда Семёнова, но в принципе во внутренние дела дивизионов не лез. Считаю, что это полностью прерогатива командира подразделения, да и честно говоря, времени у меня не было вникать в быт артиллерийских подразделений. Но сейчас мне стало стыдно. В отличие от первого дивизиона, кругом царил бардак. Вся территория огневых позиций усеяна самым разнообразным мусором, начиная от вскрытых банок с консервами и заканчивая драными матрасами. Из фанерного домика выскочил подполковник Чикин и скорым шагом направился в нашу сторону. И уже по его ныряющей, неуверенной походке было видно, что Александр Владимирович был сильно пьян, но он сумел чётко доложить полковнику Насонкину о состоянии дел в дивизионе.