Борис Царегородцев
Время больших побед
Утром пришел запрос из штаба флота по поводу эсминцев – если за следующие двенадцать часов противника не будет, корабли уйдут на базу.
Когда до окончания срока оставалось около двух часов, нам повезло, на подходе к мысу Нордкап на удалении сорока миль был засечен большой караван барж, двигающихся под берегом. Чуть мористей шли четыре тральщика для огненной поддержки, на случай если какая-то подлодка вдруг надумает всплыть и атаковать артиллерией. С воздуха караван прикрывали две летающие лодки.
– Передать на эсминцы, что в квадрате 32–26 обнаружен караван БДБ, не менее пятнадцати единиц, под охраной четырех ТЩ, не забудьте также курс и скорость. Михаил Петрович, – это я Августиновичу, – надо сообщить на подлодки, чтобы выходили в квадрат 34–26 и ожидали команды. Примерно через три часа туда подойдет караван немецких судов, надо выбить тральщики до подхода наших эсминцев.
Через три с четвертью часа первым в атаку на корабли охранения вышел Кучеренко. На этот раз атака ему удалась: из двухторпедного залпа одна из торпед попала в носовую часть тральщика, разрушив ее до орудия. Корабль не затонул, а остался на плаву, задрав корму и погрузившись носом по палубу. Один из оставшихся тральщиков взял подранка на буксир за корму и начал буксировку поврежденного корабля к берегу. Минус два противника, но осталось еще два ТЩ, и один из них начал преследование С-51, сбросив десяток бомб за два прохода над предполагаемым местом нахождения подлодки, он прекратил атаку и поспешил за караваном.
Следующим на конвоиров вышла Щ-403 Шуйского, который уже имел одну победу в этом походе, потопив транспорт в три тысячи тонн. Однако в юркий тральщик не попал, хотя торпеда точно шла на цель, корабль успел отвернуть от нее. Теперь другой тральщик решил попытать счастья в атаке на подлодку. Так, на Шуйского еще и самолет сбросил пару глубинок, они взорвались в полутора кабельтовых от борта, когда лодка была на циркуляции. Но и Шуйскому повезло, долго его не преследовали. Корабль, сбросив дюжину бомб, удалился.
Мы находились в десятке миль, идя параллельно конвою, и глушили их передачи, не давая вызвать помощь. Но помощь фрицы получили, навстречу каравану спешили два охотника за подводными лодками, переоборудованные из китобойцев, которые через полчаса встали в охранение. Немцы на берегу подняли тревогу, когда не смогли из-за помех в эфире связаться с кораблями конвоя. С кормы к каравану также спешили два корабля охраны, но им было еще далеко. Так как своя не слишком большая скорость да плюс караван на месте не стоит, а тоже движется, чтобы догнать, им понадобится не менее часа. Но этого часа им не хватило, с востока подходили наши эсминцы «Громкий» и «Разумный» с лидером «Баку» во главе. Два немецких тральщика повернули навстречу нашим эсминцам, подставляя себя под удар, но давая баржам подойти к берегу или выброситься на него, тем самым спасти свой груз. Вслед за тральщиками на эсминцы повернули и китобойцы, на каждом по одному 105-миллиметровому орудию, они решили поддержать своих товарищей. Первыми на эсминцы пошла в атаку пара BV-138 из воздушного прикрытия. Хотя они и не такие опасные противники, как «Юнкерсы» или «Хейнкели», но зенитчиков они заставили понервничать, имитируя атаки. Обычных бомб летающие лодки не имели, только глубинные, и то не полный запас, так как одна из них половину сбросила на Щ-403. Эсминцы разделились, два пошли на эскорт, оттесняя его от барж, а лидер прямо на караван. Немцы и не думали уступать, больно огрызались, маневрировали, прикрывались дымзавесами, хотя постепенно сдавали свои позиции. Один из тральщиков уже горел, пораженный снарядом, парил и китобоец, потеряв ход. «Громкий» получил снаряд под среднюю надстройку в камбуз, разрушив его. Зенитное орудие, стоящее на надстройке с левого борта, вышло из строя из-за проседания настила. Командир эсминца «Громкий», капитан второго ранга Кравченко, начал увеличивать дистанцию боя, избегая новых повреждений, а попросту труся. У них у всех сидела мысль еще с довоенных лет: за любую аварию или повреждения, полученные при эксплуатации корабля, нес ответственность командный состав, и в первую очередь командир. А тут – попадание снаряда, жертвы и пострадавшие. За такое никто по головке не погладит. Всегда кто-то найдется и скажет, что командир не справился со своими обязанностями, не так управлял кораблем, подставился под снаряд.
Один из кораблей взорвался – это эсминец «Разумный» разрядил свои торпедные аппараты, и одна из торпед попала в стоящий без хода китобоец. Пока эсминцы занимались эскортом, «Баку» начал расстреливать баржи под берегом, две горели на берегу, еще одна погружалась кормой, не успев выброситься на него. Баржи пытались отстреливаться, но, как только одна из них, по-видимому перевозившая боеприпасы, взлетела в воздух, остальные дружно стали выбрасываться на берег. Немцы решили таким способом сохранить груз. А там, может, авиация подоспеет или корабли подойдут и русские уберутся. Да, авиация была уже на подлете, и корабли подходили – тральщик-восьмисоттонник и один охотник за подлодками, переделанный из траулера. Тральщик далеко вырвался вперед благодаря своей скорости и уже подходил на дистанцию открытия огня, когда в него врезалась торпеда, выпущена С-56. Это Щедрин выпустил свои последние торпеды, и одна из них попала в тральщик, который почти моментально затонул.
Мы наблюдали бой, находясь в трех милях мористей, но сами не вмешивались, следя лишь за обстановкой.
– Тащ командир, приближаются самолеты, дальность шестьдесят миль, высота три километра, скорость 320, курсом на нас.
– Пономарёв, радиограмму в штаб – срочно высылайте истребители для прикрытия эсминцев, тридцать миль западней мыса Нордкин. Передать на корабли о приближении авиации противника, пусть выходят из боя.
«Баку» уничтожал шестой или седьмой плот с мотором, когда получил предупреждение о приближении авиации противника. Эсминцы начали выходить из боя, отходя от берега курсом на восток, набирая ход до полного. В это время налетели два десятка «Юнкерсов» и набросились на наши корабли, которые на полной скорости уходили с места боя, оставив после себя наполовину уничтоженный караван и два корабля эскорта. Тем не менее совместными усилиями поврежденный тральщик был добит. Я сильно переживал за наши корабли, опасаясь повторения катастрофы, случившейся 6 октября 1943 года в нашей реальности, правда, на Черном море, где вот так же было потеряно три боевых корабля. Лидер «Харьков», а также эсминцы «Способный» и «Беспощадный» были потоплены авиацией противника. И вот точно такая же черноморская ситуация повторяется тут на севере. И здесь три боевых корабля против авиации противника – и кто выйдет победителем? – поди знай.
Катастрофы не произошло, корабли отбились, им повезло, что в первом налете не участвовали пикировщики Ю-87. Когда корабли находились уже восточнее Вардё, последовал новый налет: 87-е и 88-е «Юнкерсы» под прикрытием 109-х и 110-х мессеров. К счастью, в это время подоспела помощь в виде двенадцати новейших истребителей ПО-3. Потеряв в воздушном бою пять самолетов, немцы поспешили домой.
Первый рейд, проведенный на коммуникации противника совместными усилиями подлодок и надводных кораблей, принес в общую копилку побед над фрицами три транспорта общим водоизмещением 11 000 тонн, артиллерийскую баржу в 400 тонн, 10 БДБ, а это более 2000 тонн. Было потоплено пять кораблей охранения, два серьезно повреждены – оба восьмисоттонники, один остался без винтов, другой без носа. Кроме того, подводная лодка М-172, не входящая в нашу группу, потопила возле Киркенеса судно в 1200 тонн, шедшее туда из Вардё. Это все в плюсе. В минусе у нас – повреждения получила подлодка К-1, эсминцы «Громкий» и «Разумный» и самое неприятное – двое погибших и семеро раненых, два из них с «Разумного». С-56 Щедрина уходила на базу, истратив все торпеды, у Шуйского на Щ-403 их осталось всего две, и обе в кормовых аппаратах, ее тоже пришлось отпускать. Да и у остальных негусто. Это на нашей лодке полный боезапас. Августинович решил оставшиеся две подводные лодки задержать на два-три дня, а потом и их отправить, пока не подойдет смена.
Меньше всех истратил в этом походе Видяев, за две атаки он использовал четыре торпеды из десяти, потопив всего один транспорт. Кучеренко истратил шесть из двенадцати, не потопил никого, но нанес повреждения тральщику и теперь горел желанием утопить что угодно под немецким флагом. Другим-то посчастливилось.
– Михаил Петрович, как вы думаете, сколько мы тут прождем, пока немцы надумают выслать что-то стоящее? Я предлагаю наведываться к Альт-фьорду, туда чуть больше сотни миль, – предложил я Августиновичу. – Здесь явно на какое-то время намечается затишье, надо менять место, тут клева не будет.
– Я не против. Надо только предупредить штаб о смене позиции, чтобы подлодки, которые придут, знали, куда идти.
Передав сообщение о смене позиции, мы направились в сторону Альт-фьорда, оставив позади С-51 и Щ-422, хотя те шли за нами в надводном положении. На переходе к Альт-фьорду мы каждый час всплывали под перископ и сканировали воздушное пространство. На подходе к острову Сёрёйа акустики засекли шумы подводной лодки.
– Тащ капитан первого ранга, шум винтов, десять слева, дистанция восемь миль, цель опознана, по почерку семерка, идет в надводном положении тем же курсом, что и мы.
– Нам тут еще ее не хватало, – высказался Петрович, – что будем делать, командир?
– Топить будем.
– Командир, чем топить, у нас только торпеды местного производства, не считая НЗ, но их мы оставили для другой дичи.
– Попробуем местными, или хрен с ней, пускай топает, куда направилась. В общем, так, пока ее не трогаем. Если идет к себе на базу, пусть идет, а если вдруг услышит наших… Хотя это тоже маловероятно, все же наши идут в пятнадцати милях позади нее. Если что, придется пожертвовать еще одну из «Пакета». Снизить скорость, обе турбины на десять процентов, глубина девяносто метров.
Немка и мы позади нее так и дошли до входа в Альт-фьорд. Она нас не обнаружила и повернула на базу. Впрочем, маловероятно, чтобы, идя надводным ходом, она могла что-то услышать из-за работы своих дизелей. Сами мы прошли еще миль десять вперед и расположились по центру входа во фьорд, ожидая Кучеренко с Видяевым.
– Михаил Петрович, думаю, Видяева оставим с восточной стороны фьорда, а Кучеренко определим на западный берег, – предложил я Августиновичу.
– Вот бы сейчас вышел отсюда «Тирпиц» или на худой конец «Шарнхорст», – мечтательно проговорил Петрович.
– Да, Петрович, это мечта любого подводника, кто не мечтает потопить линкор, да еще авианосец. Тоже лакомая цель, жаль, что у фрицев их нет в наличии, не могли они для нас свой «Граф Цеппелин» достроить.
– Сколько нас в одном вместе собралось Петровичей? – вспомнил примету мой старпом. – Вдруг повезет, и один из этой парочки или даже оба вылезут из фьорда под наши торпеды. А как их боится английский флот.
– Мечтать не вредно. Вредно не мечтать. Верно я говорю, товарищи офицеры?
Пока мы мечтали, Видяев уже занял позицию на отведенном ему участке. Кучеренко проходил в шести кабельтовых от нас, точнее, от наших выдвижных устройств. Я только хотел высказаться насчет бдительности немцев, дескать, куда они смотрят, у них под носом в надводном положении шастают две русские подлодки, а они сидят дома.
– Тащ командир, воздушная цель, удаление сто километров, курсом на нас, – доложил оператор.
– Предупредить Кучеренко с Видяевым о воздушном противнике.
Когда над этим местом пролетал воздушный патруль, на поверхности моря гуляли только волны.
Нет, наши мечты не сбылись, линкоры так и не показались из фьорда. Как, впрочем, крупнее переоборудованного рыболова в течение суток из фьорда ничего не выходило. Тем не менее мы дождались небольшого транспорта порядка две – две с половиной тысячи тонн под охраной двух охотников за подводными лодками и миноносца, что для такого мелкого судна, на наш взгляд, чересчур жирно. Мы этот непонятный отряд обнаружили уже давно и подготовили для его встречи Кучеренко. Он встал на позицию в миле от по ворота во фьорд, ожидая, куда пойдут корабли. Или завернут во фьорд, или пойдут дальше. Он встал с таким расчетом: если пойдут дальше, он стреляет носовыми, а если повернут во фьорд, то кормовыми торпедными аппаратами.
Мы наблюдали за разворачивающимися действиями со стороны. Вначале судно и его сопровождающие двигались на восток и, похоже, не намеревались заходить. Но потом поравнялись с тем местом, где на позиции находилась подлодка Кучеренко.
– И что там медлит Кучеренко, – не выдержал Августинович, – еще немного, и ему будет неудобно стрелять.
– Возможно, что-то произошло на подлодке, или Кучеренко вот-вот произведет залп, – успокоил я Августиновича.
Но вдруг корабли изменили курс и стали поворачивать во фьорд, как по команде.
– Такое ощущение, что кто-то отдал команду кораблям зайти в Альт-фьорд, а не продолжать путь дальше, – высказал свое предположение наш комиссар.
– Товарищ командир, а Валентин Григорьевич прав, нами перехвачена радиограмма, источник передачи находится в районе Нарвика, – доложил Пономарёв.
После расшифровки мы узнали – немцы повернули конвой во фьорд, опасаясь русских подлодок и кораблей, которые еще недавно бесчинствовали на сотню миль дальше на восток.
Кучеренко уже выходил в атаку, готовясь стрелять носовыми, когда конвой резко повернул и пошел прямо на него. Пришлось уходить на глубину, пропуская корабли над собой. А потом всплывать и попытаться снова выйти в атаку. На разворот уже времени не было, значит, атаковать придется из кормовых. Хотя пускать торпеды вдогон по уходящим кораблям – это также трата торпед впустую. Тут один шанс из ста, что сумеешь в кого-то попасть. Кучеренко на свой страх и риск все же решился на атаку с кормы. Впереди шел транспорт, за ним, прикрывая с кормовых углов, – миноносец, еще два охотника за подлодками прикрывали транспорт с бортов. Кучеренко решил испытать свое счастье, стреляя вдогон по миноносцу. Фортуна от него, так сказать, не отвернулась. После залпа он нырнул и потихоньку стал уходить подальше с того места. Контрольное время прошло, а взрыва все не было, Кучеренко подумал, что снова промахнулся, а когда раздался взрыв, то даже не поверил, что куда-то попал, слишком долго шла торпеда. А он попал, но только не в миноносец, а в транспорт. А как? Только одному Богу известно. Так как миноносец перекрывал собой транспорт, стрелял из кормовых аппаратов, углубление стояло на два метра. Как они прошли под миноносцем? А может, рядом с ним. Но одна из торпед попала транспорту в корму, и он стал немедленно тонуть. Всплывать под перископ он не стал, боясь себя обнаружить, и решил отойти подальше. Через несколько минут началось преследование, воды фьорда закипели от разрывов глубинных бомб. Миноносец и охотник шли параллельным курсом к месту, где, по их мнению, находилась С-51.
– Товарищ командир, Михаил Петрович, надо выручать Кучеренко, пока они его не засекли, – взмолился Августинович.
В этот момент мы находились в четырех милях от преследователей, а они в двух-трех кабельтовых от подлодки. Нам требовалось гораздо больше времени, чтобы подойти к месту события, чем немцам до подлодки.
– Включить гидролокатор на полную мощность, может, им это поможет. Услышат и подумают, что на них выходит подводная лодка в атаку, поубавят прыти.
Однако пока ничего не происходило, корабли продолжали бомбить водное пространство. Они уже проскочили то место, где была лодка, и теперь поворачивали на другой галс, чтобы повторить атаку.
– Тащ командир, корабли изменили курс и теперь движутся на нас, – поступило сообщение с ГАКа.
– Глубина сто пятьдесят метров, уклонение вправо, обе турбины на пятьдесят процентов.
Мы разошлись бортами на удалении трех кабельтовых от крайнего корабля противника, который не успел среагировать на наш маневр, не ожидая такой скорости, как у нас. Пока они разворачивались, мы оторвались на милю, уводя их от Кучеренко. Впоследствии узнали, что это был первый транспорт с пополнением, на котором находился усиленный пехотный батальон из перебрасываемой дивизии фрицев для усиления 20-й армии Дитля. Теперь же половина этих вояк покоилась на дне, другая принимала водные процедуры для укрепления здоровья.
Немцы выловили оставшихся в живых солдат и отправились на базу, а оттуда вышли еще три охотника за подлодками и пара шнелльботов. Очевидно, решили с оставшимся миноносцем еще раз основательно проутюжить водное пространство перед фьордом. Они тут крутились часов пять. То набирали ход, бомбя, то замирали, прислушиваясь. Так ничего и не обнаружив, ушли на базу, оставив в дозоре охотника за подлодками.
На третий день ожидания напротив Альт-фьорда к нам подошло пополнение, состоящее из Щ-402 – капитан третьего ранга Каутский, С-55 – капитан-лейтенант Сушкин и К-3 – капитан-лейтенант Малафеев. Августинович направил в район Нарвика подлодку К-3, а С-55 к Тромсё. Щ-402 осталась напротив Альт-фьорда и составила компанию С-51 и Щ-422. Нам приказали вернуться к Варангер-фьорду и ждать дальнейших распоряжений.
– Что бы это значило, нас срывают с выполнения задания? – удивленно спросил Петрович.
– Петрович, ты что, не догадываешься, почему нас отзывают?
– Неужели начинается?
– Вот именно. Это значит, что в самое ближайшее время мы переходим в наступление.
– Наконец, дождались. На этот раз мы обязательно надерем фрицам задницу. Командир, а ведь это должно произойти почти на полтора года раньше, чем в нашем времени.
По прибытии в отведенный нам район мы тщательно определились со своим местоположением. Нам предстоит наносить ракетный удар по точечным целям, а для этого надо знать точное свое местоположение.
И этот день настал. 28 апреля 1943 года наши войска перешли в наступление.
В 5.00 мы получили подтверждение о начале операции, которая по плану должна начаться в 7.00, и нам осталось только ждать, когда мы понадобимся. Накануне передали координаты пятнадцати целей, по которым предполагалось нанести ракетный удар, если они не будут уничтожены другими средствами. Их определила группа Большакова вместе с разведчиками из 181-го разведотряда, где воевал младший лейтенант Леонов – знаменитый североморский разведчик, в нашей реальности дважды Герой Советского Союза. Они почти месяц пролазили по передовой и в тылу врага, определяя все ключевые опорные пункты в местах вероятных основных ударов, при уничтожении которых оборона сразу становилась на пятьдесят процентов менее боеспособной. Нам оставалось только ввести все данные в головки самонаведения, а уж там, когда ракеты будут на подлете, ребята подсветят цели.
По плану Ставки войскам Карельского фронта (командующий генерал-лейтенант Фролов В.А.) поставили задачу нанести удар по войскам 20-й горной армии в направлении озера Инари, реки Тана и Тана-фьорда. Удар наносился встык 18-го и 19-го корпусов, отрезая последний от основных войск и освобождая как свою территорию, так и север Финляндии и Норвегии, район Варангер-фьорда и прилегающие к нему территории. Если операция пройдет успешно, будут предпосылки принудить Финляндию выйти из коалиции с Германией и заключить мирный договор на тех же условиях, что и в 40-м году.
19-й немецкий горно-егерский корпус (командующий – генерал-лейтенант Фердинанд Шёрнер) в составе 3 горных дивизий и 4 бригад, около 60 000 человек, более 700 орудий и минометов, немногим более 150 самолетов из состава 5-го воздушного флота занимал глубокоэшелонированную оборону в условиях труднопроходимой местности (скалистые сопки, озера, фьорды).
В Ставке решили право первого удара отдать 14-й армии генерал-лейтенанта Щербакова (ему в этот самый день присвоили генерал-лейтенанта), а через два дня 19-я армия генерал-майора Морозова выступила в направлении озера Инари и городишка Кемиярви. Ее поддерживает 26-я армия генерал-майора Никишина.
В 7.00 началась артподготовка, за ней в 9.30 – наступление. В это же самое время авиация наносила бомбовые удары по ближним тылам и аэродромам противника, штурмовики – непосредственно по резервам. 131-й корпус в первый же день достиг реки Титовка. Большая часть пополнения 14-й армии была сведена в два корпуса, и им присвоили такие же номера (по подсказке Головина), что и в нашей реальности. Менее удачно развивались первоначально дела у 99-го корпуса. Ему не удалось овладеть опорными пунктами врага в главной полосе обороны. Прорвать ее удалось только вечером, после удара по основному узлу одной из ракет, пока немцы пребывали в замешательстве. Бойцы 1224-го полка 368-й дивизии прорвали оборону, захватив этот опорный пункт.
29 апреля перешли в наступление 126-й и 127-й корпуса из группы войск генерал-майора Кошевого, располагавшейся восточнее реки Западная Лица, в месте наибольшего продвижения немецких войск в направлении Мурманска. В ту же ночь моряки высадили десант в губе Малая Волоковая (фьорд Маттивуоно), перевалили через хребет Муста-Тунтури и, отрезав часть немецких сил, двинулись на Петсамо.
На левом фланге 126-й легкострелковый корпус под командованием полковника Амвросова (моряки-дальневосточники да сибиряки плюс одна дивизия, которая прошла закалку в Сталинградской битве) успешно совершал обходный маневр, на четвертые сутки достиг дороги Петсамо – Салмиярви и западнее Луостари перерезал ее. 127-й легкострелковый корпус генерал-майора Г.В. Голованова ночью овладел аэродромом в Луостари, а затем совместно с 311-й дивизией 99-го корпуса очистил этот населенный пункт. Петсамо был окружен со всех сторон, так как с востока подходила морская пехота, с юга рвался 131-й корпус, на западе контролировала обстановку 72-я морская бригада, а с севера угрожал десант Северного флота, овладевший 4 мая гаванью Лиинахамари. Во время заключительного этапа Петсамо-Киркенесской операции силами 181-го особого разведывательного отряда Северного флота проводилась операция по взятию порта в районе населенного пункта Лиинахамари. Укрепленный немецкий порт Лиинахамари прикрывали мысы Крестовый и Романов. В гранитной основе мыса Крестовый немцы оборудовали различные укрепления, блиндажи, окопы, огневые точки, бункеры, в некоторых из них находились торпедные аппараты. Из этих бункеров хорошо просматривался вход в бухту, что позволяло торпедировать любой корабль или подводную лодку[6].
3 мая 1943 года морской диверсионный отряд под командованием капитана второго ранга Большакова и младшего лейтенанта Леонова атаковал две немецкие батареи на мысе Крестовый после удара ракетой «Гранит» (за время операции, то есть с 28 апреля по 10 мая, мы потратили всего 4 ракеты) и после скоротечного боя захватил обе батареи с минимальными потерями. Захват батарей обеспечил успешную высадку морского десанта в Лиинахамари, занятие этого района и овладение Петсамо. Оборона Никеля была возложена на группу войск генерал-лейтенанта Филиппа, состоявшую из частей и подразделений, отступивших от Луостари и перебазировавшихся из Финляндии.
Кораблями Северного флота были высажены еще три тактических десанта на южном побережье Варангер-фьорда: 8 мая – десант в заливах Суолавуоно и Аресвуоно, 13 мая – в Кобхольм-фьорде, 15 мая – в Холменгро-фьорде. Все три десанта были осуществлены успешно и сыграли положительную роль в ходе советского наступления. Одновременно морская пехота при артиллерийской поддержке эсминцев и сторожевых кораблей очищала побережье, но продвижению очень мешали боевые корабли немцев. Здесь у них было много БДБ и артиллерийских барж, а каждая из них вооружена двумя 88 – 105-миллиметровыми орудиями и несколькими зенитными автоматами, которые были опасными для наших штурмовиков. Авиации и эсминцам пришлось несладко, чтобы заставить их замолчать. 16 мая 131-й корпус генерал-майора Минзакира Абсалямова ворвался в Наутси с востока, где находился лагерь советских военнопленных, а 127-й легкострелковый корпус – с севера. Отходя к Киркенесу, противник все в больших масштабах применял различные заграждения и производил всевозможные разрушения на дорогах. Путь на Киркенес был заминирован, подвесной мост через фьорд взорван. Яр-фьорд был форсирован на катерах, баркасах и рыбачьих лодках. Большую помощь оказали бойцам норвежские патриоты, вышедшие в море на мотоботах. Они спасали экипажи подбитых катеров и, несмотря на обстрел, переправляли их на другой берег. Когда при форсировании Эльвенес-фьорда пришлось начинать все сначала, 14-я дивизия наводила десантную переправу на плотах, а местные жители оказали нам поддержку. Так же поступали и в Бек-фьорде.
В 9 часов утра 15 мая передовые части Красной армии ворвались в Киркенес.
В этот же день пришел приказ: 16 мая к 14.00 прибыть в точку, которая расположена в 15 милях восточнее полуострова Рыбачий.
– Вот и все, похоже, нам тут больше нечего делать, – объявил я, прочитав радиограмму. – Большаков предупреждал нас пару дней назад после последнего ракетного удара по одному из узлов вражеской обороны, что в районе южного побережья Варангер-фьорда целей для нас больше не предвидится. И если будут, то только на полуострове Варангер, а пока можем расслабиться. Так что мы свободны.
Наступление наших войск шло по всему фронту. Передовые подразделения 19-й армии, прорвав оборону немцев и финнов, вышли на восточный берег озера Инари и, обходя его с юга и севера, перешли в наступление в сторону реки Тана. Южнее наступала 26-я армия на Кемиярви и Вуотсо. Войска 19-й армии 17 мая вышли к реке Тана, с ходу форсировав ее, захватили плацдарм, но дальше не продвинулись, остановленные прибывшими из Германии свежими войсками, хотя они и понесли чувствительные потери 30 апреля при разгроме конвоя в районе Альт-фьорда подлодками Северного флота. На дно ушло не менее 4000 вояк и большая часть тяжелого вооружения. Но даже эта неполнокровная дивизия приостановила движение ударной группировки 19-й армии. Тогда Морозов повернул часть своих войск на север и повел наступление в сторону Тана-фьорда, полностью отрезая 19-й корпус противника.
18 мая был высажен десант в районе Вадсё на полуостров Варангер, который повел наступление на Вардё и к восточному берегу Тана-фьорда на Берлевог. Но в это время к Тана-фьорду подходила мощная эскадра немецких военно-морских сил во главе с «Тирпицем», которые конвоировали транспорты с войсками, намереваясь высадить их в Берлевоге и в самом Тана-фьорде и остановить наступление наших войск и отбить Киркенес.
