Мне вдруг пришла на ум одна из фантазий Колриджа. Кому-то привиделось, будто он гуляет в раю, где ему в подтверждение дарят цветок. Проснувшись, он рядом видит цветок.
И я захотел проделать такую же штуку.
– Послушай, – сказал я ему, – есть у тебя наличные деньги?
– Да, – отозвался он. – Франков двадцать. Я пригласил на сегодняшний вечер Симона Жиклинского в «Крокодил».
– Передай Симону, он будет штудировать медицину в Каруже и сделает много добра… Ладно, дай мне одну твою денежку.
Он достал три серебряных франка и мелочь. В недоумении протянул мне серебряную монету. Я дал ему одну из этих нелепых американских бумажек, что бывают разного достоинства, но всегда одинаковой формы. Он рассматривал ее с большим любопытством.
– Не может быть, – вскричал он. – Здесь проставлена дата выпуска – 1964-й!
(Спустя несколько месяцев кто-то скажет мне, что на банкнотах не ставится дата.)
– Все это просто чудо, – произнес он с трудом, – а чудеса мне внушают страх. Свидетели воскрешения Лазаря пришли бы здесь в ужас.
Мы не сдвинулись с места, подумалось мне. Опять пошли книжные перепевы.
Он изорвал в клочья банкноту, а мне оставил монету.
Я решил ее бросить в реку. Серебряная дужка, летящая в воду, должна была стать воплощением реального в этой моей истории, но судьба распорядилась иначе.
Я ответил, что сверхъестественность, если она повторяется, перестает устрашать. И предложил ему встретиться завтра на этой же самой скамье, что находится в двух разных эпохах и в двух разных местах.
Он тут же изъявил согласие и произнес, не посмотрев на часы, что ему пора уходить. Мы оба лгали, и каждый знал, что собеседник лжет. Ему я сказал, что за мною тоже вот-вот придут.
– За вами придут? – удивился он.
– Да. Когда ты будешь в моих летах, ты почти полностью потеряешь зрение. Сможешь распознавать желтый цвет, тень и солнце. Но не волнуйся. Постепенный приход слепоты – не трагедия. Это как медленное сгущение летних сумерек.