Часы на панели приборов показывали 3:08 ночи, когда пастор вышел из церкви.
Он наблюдал за ним издали через лобовое стекло. Он знал, что пастор – почти святой человек с безупречной репутацией, а его церковь была благословлена. И всё же он был разочарован. Иногда ему казалось, что святые должны быть как-то выделены на фоне остальных, чтобы их было легче заметить. Например, как на старых картинах, где у Иисуса над головой был виден золотой нимб.
Эта мысль его позабавила. Он видел, как пастор поздоровался с другим мужчиной, стоящим у машины, припаркованной рядом с церковью. Этот второй мужчина был каким-то помощником. Он видел его и раньше, но не обращал на него внимания. Этот помощник был в конце церковной служебной лестницы.
Нет, его больше интересовал архипастор.
Он закрыл глаза, пока мужчины разговаривали. Он молился, и в машине стояла полная тишина. Он знал, что мог молиться где угодно, и Бог всегда слышал его. Он уже давно понял, что Богу неважно, где ты находишься, когда молишься или исповедуешься в грехах. Необязательно находиться внутри огромного, безвкусно украшенного здания. В Библии фактически говорится, что такие украшенные здания оскорбляют Бога.
Когда с молитвой было покончено, он вспомнил слова из Писания. Он медленно произнёс их вслух хриплым голосом:
«В молитве не уподобляйся лицемерам, ибо они молятся в синагогах и на площадях, чтобы их видели другие».
Он вновь обратил свой взгляд к пастору, который отошёл от машины и направился к другому автомобилю.
«Лицемер», – сказал он голосом из смеси горечи и печали.
Он также знал, что Библия предупреждала о лжепророках апокалипсиса. В конце концов, именно по этой причине он делает то, что делает. Лжепророки, которые восхваляют Господа, а сами следят, как наполняются блюда для пожертвований, которые они пускают по рядам; а также те, кто проповедует об очищении от грехов и чистоте, со сладострастием наблюдая за маленькими мальчиками, – худшие из всех. Они хуже торговцев наркотиками и убийц. Они хуже насильников и самых отъявленных преступников.
Все об этом знают, но никто ничего не делает.
Теперь всё изменится, потому что он услышал глас Господин, призвавший его всё исправить.
Его задача – избавить мир от лжепророков. Это кровавая, но благословенная работа. Это единственное, что ему следует знать.
Он снова посмотрел на пастора, который сел в машину и отъехал от церкви.
Через какое-то время он тоже вывел машину на дорогу. Он преследовал пастора на безопасном расстоянии, чтобы не приближаться слишком близко.
Остановившись на светофоре, он услышал тихое мелодичное позвякивание массивных гвоздей в коробке.
Она подходит к церкви. В свете кровавой луны её тело отбрасывает длинную, похожую на жука – богомола или, может, многоножку – тень на тротуар. Звонит колокол, большой колокол собора, призывая всех на молитву, песнопение и восхваление.
Но Макензи не может войти в церковь. На крыльце стоит толпа людей, собравшись у входных дверей. Среди них она видит Эллингтона, Макграта, Харрисона, мать и сестру, с которыми уже давно не разговаривает, и даже старого напарника Брайерса, а также некоторых бывших коллег, с которыми работала бок о бок на должности детектива в Небраске.
«Что вы все здесь делаете?» – спрашивает она.
Эллингтон поворачивается к ней. Его глаза закрыты. Он одет в красивый костюм, на фоне которого выделяется кроваво-красный галстук. Он улыбается ей, не открывая глаз, и прижимает палец ко рту. Стоящая рядом с ним мать указывает на двери в церковь.
Там отец. Он привязан и распят. На голове терновый венок, а из раны в боку вытекает жидкость, похожая на моторное масло. Он смотрит прямо на неё большими безумными глазами. Он сошёл с ума. Она видит это по взгляду и хитрой ухмылке.
«Ты пришла, чтобы спастись?» – спрашивает он Макензи.
«Нет», – отвечает она.
«И ты совершенно точно пришла не для того, чтобы спасать меня. Уже слишком поздно. Поэтому приклонись. Молись. Обрети со мной мир».
Словно кто-то согнул её изнутри, Макензи опускается на колени. Она давит на них всем весом, царапая кожу о бетон. Прихожане начинают петь на всех языках. Она открывает рот и бессвязно подпевает. Она смотрит на отца. Его голову окружает огненное свечение. Он мёртв, глаза безжизненно смотрят в никуда, а из рта течёт тонкая струйка крови.
Снова и снова слышится звук колокола.
Звон…
Звон. Что-то звонит.
Телефон. Макензи резко открыла глаза и быстро взглянула на часы на прикроватном столике, которые показывали 2:10 ночи. Она ответила на звонок, пытаясь выкинуть из головы последние воспоминания о кошмаре.
«Уайт слушает», – сказала она.
«Доброе утро», – сказал Харрисон.
Макензи даже немного расстроилась. Она ждала, что это будет Эллингтон. Он занимался одним малопонятным делом по поручению Макграта. Он обещал позвонить, но пока Макензи от него ничего не слышала.
«Харрисон, – про себя подумала Макензи. – Что, чёрт возьми, ему нужно?»
«Ещё слишком рано, чтобы говорить «доброе утро», – заметила она.
«Знаю, – сказал Харрисон. – Прости. Я звоню тебе по поручению Макграта. Произошло ещё одно убийство».
Несколько СМС спустя Макензи уже знала всё, что ей нужно было знать об этом деле. Строптивая парочка остановила машину в тени на парковке у одной из больших церквей, чтобы заняться сексом. Когда страсти начали накаляться, девушка увидела что-то странное на дверях церкви. Увиденное напугало её достаточно, чтобы забыть о запланированных сексуальных утехах. Расстроенный упущенным шансом покрасоваться перед новой подружкой, её спутник подошёл ближе к церкви и увидел голого мужчину, прибитого к двери гвоздями.
Всё это произошло у довольно известной церкви Живого Слова, одной из самых крупных церквей города. Она часто фигурировала в выпусках новостей, потому что на службы нередко приходил президент. Макензи никогда здесь не бывала (её последний визит в церковь случился после развратных выходных ещё в колледже), но величие и масштаб храма произвели на неё должное впечатление, когда она остановила машину на прилегающей парковке.
Она прибыла на место преступления одной из первых. Здесь уже были криминалисты. Они как раз подходили к церкви. Из одной из машины вышел агент. Судя по всему, он ожидал её приезда. Макензи совсем не удивилась, узнав в агенте Ярдли, которая изначально занималась делом отца Костаса.
Ярдли встретила её на тротуаре, ведущем к главному входу в церковь. Она выглядела уставшей, но одновременно взволнованной – подобное волнение мог увидеть и понять только такой же агент, как и она сама.
«Агент Уайт, – сказала она, – спасибо, что так быстро приехали».
«Не за что. Вы первой прибыли на место преступления?»
«Да. Я приехала примерно пятнадцать минут назад. Мне позвонил Харрисон».
Макензи сначала хотела что-то сказать по этому поводу, но потом передумала. «Странно, что не мне сообщили первой, – подумала она. – Макграт заменил Эллингтона на неё. В этом есть смысл, ведь именно она занималась делом Костаса».
«Вы уже видели тело?» – спросила Макензи, когда они пошли по направлению к дверям вслед за командой криминалистов.
«Да, но не подходила слишком близко. Всё выглядит так, как и на местах предыдущих убийств».
Сделав ещё несколько шагов вперёд, Макензи смогла сама в этом убедиться. Она держалась немного позади, чтобы криминалисты и судмедэксперты могли делать свою работу. Зная о присутствии двух агентов, ожидающих своей очереди, те работали быстро, но эффективно, давая им возможность тоже подойти ближе и самим осмотреть тело.
Ярдли была права. Всё выглядело так же, как и на других местах убийств, включая длинную метку над бровями. Единственное отличие заключалось в том, что бельё мужчины сползло вниз, или же его специально спустили к самым лодыжкам.
Один из экспертов обернулся к агентам. Он казался сбитым с толку и даже немного опечаленным:
«Жертва – Роберт Вудалл, местный архипастор».
«Вы уверены?» – спросила Макензи.
«Абсолютно. Моя семья ходит в эту церковь. Я был на его проповедях не меньше полусотни раз».
Макензи подошла ближе к телу. Двери церкви Живого Слова были не такими красивыми, как в церквях Краеугольного Камня или Благословенного Сердца. Они выглядели по-современному и были выполнены из качественного дерева. Двери умышленно состарили так, чтобы они походили по виду на амбарные ворота.
Как и в других случаях, руки пастора Вудалла были прибиты гвоздями к двери, а ноги связаны бечёвкой. Макензи посмотрела на обнажённые половые органы и подумала, что, вывешивая тело, убийца специально акцентировал внимание на его наготе. Однако при осмотре она не увидела ничего необычного и решила, что бельё просто соскользнуло вниз, возможно, под весом впитавшейся крови. На теле было несколько кровоточащих ран. На груди виднелось несколько порезов. Спину осмотреть не было возможности, но, судя по струйкам крови, запачкавшим торс и стекающим по ногам, можно было сделать вывод, что на спине тоже было несколько ран.
А потом Макензи заметила небольшую рану, которая всколыхнула воспоминания о недавно пережитом жутком кошмаре.
В правом боку был разрез. Он был небольшим, но легко заметным. В нём чувствовалась какая-то точность и даже чистота. Макензи наклонилась ближе и указала на него рукой. «Что вы об этом думаете?» – спросила она криминалистов.
«Я тоже заметил этот разрез, – сказал тот, кто узнал пастора Вудалла. – Это резанная рана, возможно нанесённая макетным ножом вроде Х-АСТО».
«На теле есть и другие раны и порезы, – сказала Макензи. – Они были нанесены обычным ножом, я права? Углы и края…»
«Да. Вы верите в Бога?» – спросил эксперт.
«За последние сутки мне часто задают этот вопрос, – ответила она. – Несмотря на мой ответ, я понимаю, что означает эта рана. Именно сюда Иисуса пронзили копьём, когда он висел на кресте».
«Да, – ответила Ярдли из-за спины Макензи. – Но тогда крови не было, верно?»
«Верно, – сказала Макензи. – Согласно Писанию, из раны полилась вода».
«Зачем убийца акцентировал внимание на этой ране? – гадала она. – И почему у других жертв её не было?»
Макензи отошла назад, чтобы осмотреть место убийства со стороны, пока Ярдли разговаривала с экспертами. Это расследование и так не давало ей покоя, но эта неожиданная рана в боку Вудалла заставила её думать, что дело было ещё запутаннее, чем она изначально решила. В действиях убийцы был символизм, но это был многослойный символизм.
«Убийца всё тщательно спланировал, – подумала она. – У него есть план, и он методично ему следует. Более того, наличие этого точного разреза на теле говорит о том, что он убивает не только для того, чтобы убить, он хочет нам что-то сказать».
«Но что именно?» – тихо спросила она вслух.
В темноте ночи она стояла у входа в церковь Живого Слова, пытаясь прочитать послание, скрытое на теле мёртвого пастора.
За время, которое понадобилось Макензи, чтобы добраться от церкви Живого Слова до штаб-квартиры ФБР, пресса каким-то образом узнала о новом убийстве. Убийство отца Костаса освещали в новостях, а смерть Неда Таттла – нет. Учитывая, что сейчас речь шла об архипасторе такой статусной церкви, как Живое Слово, у новости были все шансы попасть в заголовки газет. Макензи прибыла в офис в 4:10 утра и сразу направилась в кабинет Макграта. Она решила, что подробности убийства пастора Вудалла станут основным событием утренних выпусков новостей, а к обеду о них будут говорить по всем федеральным каналам.
Она чувствовала нарастающее давление, входя в кабинет начальника. Он сидел за небольшим столом для совещаний и разговаривал с кем-то по телефону. Рядом с ним сидел Харрисон и читал что-то с экрана ноутбука. Ярдли тоже была здесь, прибыв всего на пару минут раньше Макензи. Она сидела, слушала, как Макграт говорит по телефону, и ждала дальнейших указаний.
Глядя на Ярдли и Харрисона, Макензи вдруг захотелось, чтобы Эллингтон тоже был рядом. Эти мысли напомнили ей, что она до сих пор не знала, что за дело поручил ему Макграт. Она гадала, не было ли оно как-то связано с текущим расследованием, но если так, то почему ей ещё ничего не сообщили о местонахождении Эллингтона?
Когда Макграт наконец закончил разговор, он оглядел собравшихся трёх агентов и вздохнул. «Это был заместитель директора Кирш, – сказал он. – Он поручил это дело трём своим агентам, чтобы они вели его параллельно с вами. Мы облажались, когда пресса узнала об убийстве. Поднимется большая шумиха, и это произойдёт уже очень скоро».
«Для этого есть какая-то особенная причина?» – спросил Харрисон.
«Живое Слово – очень известная церковь. В неё ходит президент. Часто там появляются и некоторые другие политики. Церковные подкасты еженедельно слушают около полумиллиона человек. Вудалл не был знаменитостью, но его хорошо знали. А если в эту церковь ходит президент…»
«Понял», – сказал Харрисон.
Макграт посмотрел на Макензи и Ярдли: «Нашли что-нибудь примечательное на месте убийства?»
«Возможно, да», – ответила Макензи. Она подробно рассказала о необычном точном разрезе в правом боку Вудалла. Однако она не стала говорить о том, что пыталась увидеть в этой ране некий акт символизма. У неё не было ни одной рабочей теории, а тратить время на пустые разговоры ей не хотелось.
Макграт был в панике. Он развёл руки и кивнул в сторону стульев, стоящих вокруг стола: «Присаживайся. Давайте ещё раз пройдёмся по фактам. Я хочу, чтобы Кирш владел той же информацией, что и мы. Включая вас троих, теперь над делом работают шесть агентов. Если мы будем работать слажено, владеть всей информацией, то сможем прижать этого парня до того, как он совершит новое убийство».
«Итак, – сказала Ярдли, – мы точно знаем, что он не ограничивается какой-то одной конфессией. Более того, кажется, что он делает это почти нарочно. Жертвы принадлежали к католической церкви, пресвитерианской и теперь к внеконфессиональной».
«Стоит также взять во внимание, – сказала Макензи, – что пока мы не можем сказать наверняка, для чего он использует распятие: как средство наказания и символ или просто для имитации».
«А в чём разница?» – спросил Харрисон.
«Пока мы не знаем, чем он руководствуется, мы не можем понять мотив, – ответила Макензи. – Если всё дело в имитации, тогда, скорее всего, он не верующий, возможно, даже озлобленный атеист или человек, который верил в Бога раньше, но не верит сейчас. Но если распятие носит для него символический характер, он может быть ярым верующим с довольно странными способами заявления о своей вере».
«Говоря о тонком разрезе на боку Вудалла, – спросил Макграт, – у других жертв его не было?»
«Нет, – сказала Макензи. – Это что-то новое. И это наводит меня на мысль, что рана должна что-то значить. Возможно, через неё убийца пытается нам что-то сказать; или она говорит о том, что он дальше съезжает с катушек».
Макграт оттолкнулся от стола и поднял глаза к потолку, словно искал там ответы. «Я не питаю иллюзий, – сказал он. – Я знаю, что у нас нет ни одной зацепки или теории, но если ко времени, когда об этом гадском деле раструбят все национальные каналы и газеты, у нас ничего не будет, нам придётся плохо. Кирш говорит, ему уже звонила какая-то конгрессвумен, прихожанка Живого Слова, и спрашивала, почему мы не разобрались с этим делом сразу после убийства Костаса. От вас троих мне нужен результат. Если к обеду вы мне ничего не представите, мне придётся привлечь ещё людей, а я этого не хочу».
«Я узнаю, может криминалисты что-нибудь нашли», – предложила Ярдли.
«Я лишь прошу, чтобы вы работали с ними сообща, – сказал Макграт. – Я позвоню, чтобы их предупредить. Я хочу, чтобы вы были рядом, как только они найдут что-нибудь важное».
«Это как искать иголку в стоге сена, – сказал Харрисон, – но я могу проверить информацию по местным хозяйственным магазинам за последние несколько месяцев, чтобы найти квитанции о покупке таких гвоздей, которыми пользовался убийца. Насколько я понимаю, они довольно редкие».
Макграт кивнул. Это была хорошая мысль, но по его лицу было видно, что он понимает, как много времени уйдёт на поиски.
«А ты, Уайт?» – спросил он.
«Я поговорю с членами семьи и коллегами, – сказала она. – В такой большой церкви, как Живое Слово обязательно должен быть хотя бы один человек с теорией о том, почему Вудалла убили».
Макграт громко хлопнул в ладоши и подался вперёд. «Отличный план, – сказал он. – Принимайтесь за работу. В начале каждого часа сообщайте мне новости. Понятно?»
Ярдли и Харрисон кивнули. Харрисон закрыл ноутбук и поднялся со стула. Они вышли из кабинета, но Макензи осталась. Когда Ярдли закрыла за собой дверь, оставив её наедине с Макгратом, она развернулась к нему лицом.
«Чёрт, что ещё?» – спросил он.
«Любопытство, – сказала Макензи. – Агент Эллингтон мог бы нам неплохо помочь в этом деле. Куда вы его отправили?»
Макграт неловко заёрзал на стуле и быстро посмотрел через окно в предутреннюю темноту.
«Когда я поручил ему другое задание, я даже предположить не мог, что это дело так сильно осложнится. И, со всем уважением, тебя никак не касается то, чем он сейчас занят».
«Со всем уважением, – ответила Макензи, пытаясь не звучать так, словно защищается, – но вы забрали у меня напарника, с которым мы отлично сработались, и оставили меня один на один с этим расследованием».
«Я не оставил тебя один на один, – сказал Макграт. – Харрисон и Ярдли – отличные агенты. А сейчас,… прошу тебя, агент Уайт, иди работать».
Она хотела сказать ещё что-то, но не видела в этом смысла. Меньше всего ей хотелось взбесить Макграта. Им и так приходилось нелегко; да и к тому же, сейчас было слишком рано, чтобы спорить с недовольным боссом.
Она быстро кивнула и вышла из кабинета. По дороге к лифту она достала телефон. В столь ранний час она решила не звонить Эллингтону, а отправить сообщение.
«Пишу узнать, как у тебя дела, – набрала она. – Позвони или напиши, когда сможешь».
Она отправила текст и зашла в лифт. Она спустилась в гараж, где Макензи ждала машина. На улице было по-прежнему темно – это была беспроглядная темнота, способная скрыть любые тайны.
Выпив кофе, Макензи вернулась в церковь Живого Слова. Она знала, что та была большой организацией, и на то, чтобы найти сотрудника или прихожанина, обладающего важной информацией, у неё могла уйти целая вечность. Она решила, что если о произошедшем уже стало известно, то близкие пастора Вудалла должны быть в церкви, чтобы организовать панихиду или просто быть ближе к Богу в минуту печали.
И вновь интуиция её не подвела. Когда она подъехала к церкви, тело Вудалла уже сняли с дверей. На месте преступления до сих пор находилось несколько офицеров полиции и агентов ФБР, но там были и другие люди, стоящие то там, то здесь. От церкви их отделяла жёлтая оградительная лента, пересекающая бетонную дорожку, ведущую к дверям.
Некоторые из этих людей плакали в голос. Другие стояли обнявшись. Макензи обратила внимание на одиноко стоящего мужчину, который повернулся к церкви спиной. Он опустил голову, и его губы медленно двигались в молитве. Макензи уважительно подождала, когда он закончит, а потом подошла ближе. Приблизившись, она увидела, что его лицо перекосилось от злости.
«Извините, сэр, – сказала она, – у вас найдётся минутка?» В конце фразы она показала удостоверение и представилась.
«Да, – ответила мужчина. Он моргнул и потёр глаза, словно пытаясь избавиться от сна или воспоминаний о кошмаре. Он протянул руку и добавил. – Кстати, меня зовут Дейв Уилерман. Я музыкальный руководитель церкви».
«Здесь есть музыкальное отделение?»
«Да. У нас есть ансамбль со сменным составом из пятнадцати человек. Из них мы создаём три церковные группы».
«В прошлом вы тесно сотрудничали с пастором Вудаллом?»
«Совершенно верно. Минимум два раза в неделю у нас проходят совещания. Помимо работы он уже больше десяти лет является для нас с женой и детьми хорошим другом».
«У вас есть мысли о том, кто мог сделать с ним такое? Может, есть кто-то, кто был обижен или зол на пастора Вудалла?»
«У нас большая церковь. Не думаю, чтобы хоть кто-нибудь из сотрудников был знаком со всеми прихожанами. Но что касается меня, то я так сразу и не припомню никого, кто бы злился на него настолько, чтобы сделать такое…»
Предутренний мрак скрывал слёзы Дейва Уилермана, но когда он поднял глаза на Макензи, она их заметила. Он находился в смятении, не зная, что и сказать.
«У вас есть время поговорить наедине?» – спросила Макензи.
«Да».
Она жестом пригласила его следовать за ней. Она отошла от бетонной дорожки, ведущей к церкви, и направилась назад к машине. Она открыла пассажирскую дверь и пригласила Дейва сесть, решив, что ему пойдёт на пользу, если он даст отдых ногам и немного расслабится. Она села на водительское сидение и, закрывая дверь, заметила, что Уилерман находится на грани срыва.
«Остальным работникам церкви уже сообщили?» – спросила Макензи.
«Нет, сообщили только руководству, мне и ещё некоторым приближённым пастора Вудалла. Сейчас обзванивают остальных. Думаю, что через час или около того все уже будут в курсе».
«Это хорошо, – подумала Макензи. – Они узнают новость от знакомых, а не по телевизору».
«Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказала она, – но там, у церкви мне показалось, что вас что-то мучает. Вы хотите мне что-то рассказать, о чём не могли говорить на людях?»
«Как вы понимаете, у нас большая община. Если посчитать количество прихожан, которые приходят на две службы каждое воскресенье, то получится пять-семь тысяч человек. Людей много, и поэтому делами и заботами церкви занимается совет старейшин. В нашей церкви он состоит из шести человек, то есть состоял из шести человек. Прежде чем покинуть нас, один из них стал вести себя странно. Не думаю, что он смог бы совершить подобное, но… Я не знаю. Некоторые его высказывания… звучали ошеломляюще, пугали других старейших,… работников…»
«Как его имя?»
«Эрик Кроуз».
«Что именно он говорил?» – спросила Макензи.
«Он постоянно повторял, что рано или поздно свет рассеет тьму, и иногда этот свет может ослеплять. Он говорил, что свет должен сжечь Живое Слово».
«И как долго он вёл себя подобным образом?»
«Я бы сказал около месяца. Насколько я понимаю, он ушёл по собственному желанию, но до этого старейшины и пастор Вудалл говорили о том, чтобы его уволить. Главное во всём этом было то, что всё, что говорил Эрик, было верно с точки зрения Писания: это были слова Иисуса и то, во что верили наши прихожане. Но,… я знаю, это прозвучит глупо,… дело было не в том, что он говорил, а в том, как он говорил. Вы меня понимаете? В его словах был подтекст. Более того, раньше он никогда себя так не вёл. Да, он был одним из старейших служителей, но до этого он никогда не цитировал Писание и не говорил об адском пламени и тому подобном».
«Если вы не считаете, что он мог совершить убийство, зачем вы его упомянули? Всех насторожила резкая перемена в его поведении?»
Уилерман пожал плечами: «Нет. Правда, некоторые заметили, что Эрик всеми силами избегал встреч или групповых занятий, которые посещал пастор Вудалл. Они никогда не были лучшими друзьями, но всегда ладили. Однако когда он начал вести эти разговоры о свете во тьме, то как-то ещё больше отдалился от пастора Вудалла».
«Вы говорите, он уволился две недели назад?»
«Да, плюс-минус несколько дней. Я не знаю, вступил ли он в другую церковь с тех пор. Ещё странно то, что казалось, что Эрик знал расписание пастора Вудалла. Тот несколько дней назад вернулся из отпуска».
«Отпуска?»
«Да. Дважды в год он берёт небольшой отпуск и отправляется на тихий островок у берегов Флориды».
«И как давно он вернулся из отпуска?» – спросила Макензи.
«Они с женой вернулись пять дней назад».
Макензи задумалась над его словами, мысленно разбирая информацию по полочкам. Затем она вернулась к разговору о бывшем старейшине Эрике Кроузе, которого упомянул Уилерман.
«Вы не знаете, где живёт Кроуз?» – спросила она.
«Знаю. Я несколько раз бывал у него в доме для молитв и групповых чтений».
Странно, но Макензи настораживал этот Кроуз. Время его увольнения из церкви идеально подходило под типаж подозреваемого. Ей становилось не по себе от мысли, что ныне скорбящий Уилерман когда-то брался за руки и молился бок о бок с тем, кто в последние несколько дней убил троих человек.
«Вы можете дать мне адрес?»
«Могу, – ответил Уилерман, – но прошу не говорить ему, что вы узнали его от меня… или кого-либо другого из нашей церкви, если уж на то пошло».
«Не беспокойтесь».
Уилерман нехотя продиктовал адрес дома Эрика Кроуза. Макензи записала его в телефон, вдруг осознав, что пусть физически Уилерман вёл с ней беседу в машине, мыслями он был с теми, кто скорбел у дверей церкви. Сейчас он смотрел в их сторону через стекло машины и вытирал слёзы.
«Спасибо, что уделили мне время, мистер Уилерман», – сказала Макензи.
Уилерман молча кивнул, а потом вышел из машины. Он склонил голову в молитве ещё до того, как дошёл до группы молящихся. Макензи видела, что он весь дрожит. Она никогда не понимала, как люди могли так глубоко верить в невидимого Бога, но уважала чувство сплочённости, которое явно существовало среди тех, кто разделял одни и те же взгляды. В этот момент ей было искренне жаль Дейва Уилермана и других прихожан церкви Живого Слова из-за пустоты, которую они почувствуют на ближайшей воскресной молитве.
Подталкиваемая чувством сострадания, Макензи выехала с прицерковной парковки и направилась на запад, следуя за первой весомой зацепкой, которая появилась в этом деле.