И хотя Макензи поставила будильник на восемь часов утра, разбудил её виброзвонок телефона в 6:45. Она проснулась, недовольно кряхтя. «Если это звонит Гарри, чтобы извиниться за то, что он даже не сделал, я его убью», – подумала она. Спросонья она взяла телефон и посмотрела на дисплей полузакрытыми глазами.
К счастью, звонил не Гарри, а Колби.
Удивлённая, Макензи ответила на звонок. Колби никогда не была ранней пташкой, и они не общались уже как минимум неделю. Дотошная до мозга костей, Колби, наверное, просто нервничала из-за выпускного и неясного будущего. Колби была единственной подругой Макензи среди других друзей-мужчин, поэтому она старалась делать всё возможное, чтобы сохранить дружбу, даже если это означало ранние звонки в день выпуска после четырёх с половиной часов плохого сна.
«Привет, Колби, – сказала Макензи. – Что случилось?»
«Ты ещё спишь?» – спросила подруга.
«Да».
«Боже, прости. Я думала, что, учитывая ситуацию, сегодня ты проснёшься на рассвете».
«Это всего лишь выпускной», – ответила Макензи.
«Ха! Как бы ни так», – с истерическими нотками в голосе заметила Колби.
«С тобой всё в порядке?» – спросила Макензи, медленно оторвавшись от подушки и выпрямившись.
«Всё будет отлично, – сказала Колби. – Послушай… Может, встретимся в Starbucks на Пятой улице?»
«Когда?»
«Как можно скорее. Я уже выхожу».
Макензи не хотелось никуда идти, ей даже не хотелось вылезать из постели. При этом она никогда не слышала Колби такой взволнованной. Макензи решила, что в такой важный день она должна поддержать подругу.
«Дай мне двадцать минут», – сказала она.
Вздохнув, Макензи встала с кровати и начала собираться, не обращая особого внимания на то, как будет выглядеть: она почистила зубы, натянула толстовку и спортивные штаны, собрала грязные волосы в хвост и вышла из дома.
До Пятой улицы было шесть кварталов, и по дороге туда Макензи начала чувствовать всю важность сегодняшнего дня. Сегодня ещё до полудня она выпустится из Академии ФБР. Она была одной из лучших на потоке. В отличие от других выпускников, с которыми она познакомилась за прошедшие двадцать недель с небольшим, её родные не приедут, чтобы отпраздновать такое событие вместе с ней. Она будет одна, как было почти всегда с шестнадцатилетнего возраста. Макензи очень старалась убедить себя, что этот факт её мало заботил, но это было не так. Ей не было грустно, просто это порождало в душе тревогу – чувство, которое было ей так хорошо знакомо.
Дойдя до кофейни, Макензи заметила, что сегодня на дорогах было больше машин, чем обычно, возможно, из-за наплыва членов семей и друзей других выпускников. Макензи не стала сильно на этом зацикливаться. Последние десять лет жизни она пыталась не обращать внимания на то, что думают о ней мать и сестра, так зачем начинать сейчас?
Войдя в Starbucks, она заметила Колби. Та пила кофе и задумчиво смотрела в окно. Рядом стоял второй стакан кофе; и Макензи решила, что он был для неё. Она села напротив Колби, всем своим видом пытаясь показать, как она устала. Усевшись, Макензи угрюмо сощурилась.
«Это для меня?» – спросила она, беря стакан в руки.
«Да», – ответила Колби. Она выглядела уставшей, печальной и недовольной.
«Так что случилось?» – спросила Макензи, не дав Колби возможность начать разговор издалека.
«Я не выпускаюсь сегодня», – ответила подруга.
«Как это? – искренне удивившись, спросила Макензи. – Я думала, ты сдала все экзамены на отлично».
«Так и есть. Просто… я не знаю. Учёба в Академии выжила из меня все соки».
«Колби, ты ведь не серьёзно».
Голос Макензи прозвучал натянуто, но сейчас это было неважно. Это было так не похоже на Колби. Это решение стало следствием долгого копания в себе и не было шуткой или последним театральным выпадом неврастенички.
Неужели, она сдастся?
«Я говорю серьёзно, – ответила Колби. – Последние недели три я охладела к учёбе. Я как в клетке. Иногда я возвращаюсь домой и плачу в одиночестве. Я больше так не хочу».
Макензи была поражена. Она не знала, что сказать:
«День выпуска – не лучшее время для таких решений».
Колби пожала плечами и снова уставилась в окно. Она казалась измученной и побеждённой.
«Колби, ты не можешь бросить учёбу. Не делай этого». Макензи хотела добавить ещё кое-что, но не сказала: «Если ты уйдёшь сейчас, это будет значить, что последние двадцать недель не имели смысла. Это будет означать, что ты струсила».
«Я не собираюсь бросать учёбу, – сказала Колби. – Я пойду на выпускной. Я должна это сделать. Мои родители приехали из Флориды, поэтому у меня нет выбора. Но на этом всё».
Когда Макензи только начала учёбу в Академии, инструкторы говорили, что за время пятимесячного курса процент исключений среди будущих агентов примерно равен двадцати. В прошлом показатель был выше и достигал тридцати процентов. В любом случае, было сложно представить среди этих людей Колби.
Колби была такой сильной и целеустремлённой. В этом случае как, чёрт возьми, она могла так запросто принять подобное решение?
«И что ты собираешься делать? – спросила Макензи. – Если ты готова оставить всё в прошлом, чем ты планируешь заниматься?»
«Не знаю, – ответила подруга. – Возможно, чем-нибудь в сфере предотвращения торговли людьми, анализом и исследованиями, например. Я хочу сказать, мне не обязательно быть агентом, ведь так? Существует масса других вариантов. Я просто не хочу быть агентом».
«Ты, видимо, серьёзно всё обдумала», – сухо констатировала Макензи.
«Да. Я хотела рассказать тебе всё сейчас, потому что после церемонии родители полезут с объятиями и не дадут и шагу ступить».
«Ох, бедняжка, – с иронией подумала Макензи. – Какой кошмар».
«Всё же я не понимаю», – вслух добавила она.
«Я об этом и не прошу. Ты в этом мастер. Тебе это нравится. Мне кажется, ты была рождена, чтобы стать агентом, понимаешь? А я… я не знаю. Думаю, я не справилась».
«Боже, Колби… мне очень жаль».
«Не стоит меня жалеть, – ответила Колби. – Как только я сплавлю маму и папу назад во Флориду, можно будет вздохнуть полной грудью. Я скажу им, что не рождена для выполнения этих глупых заданий, что раздают в Бюро, и буду заниматься тем, чем захочу».
«Ну… удачи тебе тогда», – сказала Макензи.
«Вот только не надо этого, – ответила подруга. – Ты заканчиваешь учёбу одной из лучших. Я не позволю, чтобы мои проблемы испортили тебе настрой. Ты была отличным другом, Мак. Я хотела, чтобы ты услышала новости сейчас от меня, а не просто заметила через пару недель, что я куда-то запропастилась».
Макензи даже не пыталась скрыть разочарование. Было неприятно вести себя, как ребёнок, но какое-то время она молчала и просто пила кофе.
«Ну, а ты? – спросила Колби. – На церемонии будут твои родственники или друзья?»
«Не будет ни тех, ни других».
«Ох, – слегка смутившись, ответила Колби. – Прости, я не знала…»
«Не стоит извиняться, – сказала Макензи. Теперь она сама, не мигая, смотрела в окно, а затем добавила. – Мне так даже лучше».
Выпускной не произвёл на Макензи никакого впечатления. Он был лишь немного более официальным, чем её выпускной в школе, но не таким стильным и официальным, как выпускной в колледже. Дожидаясь, когда назовут её имя, у неё была масса времени, чтобы вспомнить эти два выпускных и то, как её семья отдалялась от неё всё дальше и дальше с каждым из них.
Макензи помнила, что едва не плакала, поднимаясь на сцену во время школьной церемонии, опечаленная тем, что отец никогда не увидит, как она взрослеет. Она понимала это и до выпускного, пока была подростком, но именно тогда она вдруг окончательно осознала этот факт, поднимаясь на сцену за дипломом. В колледже она уже не особо об этом думала. Когда она шла по сцене во время церемонии, в зале не было никого из её родных. Это был поворотный для неё момент, когда Макензи поняла, что предпочитала идти по жизни в одиночестве. Если её семья не интересовалась её жизнью, то и она не интересовалась ими.
Церемония прошла без помпы и пафоса, и когда всё было позади, Макензи заметила Колби. Она фотографировалась с отцом и матерью в другой части большого вестибюля, в который вышли все гости после мероприятия. Макензи отметила, как хорошо Колби скрывала своё недовольство от родителей. А родители сияли от гордости.
Не зная, чем себя занять и чувствуя некоторую неловкость, Макензи гадала, как бы поскорее выйти из здания, вернуться домой, снять академическую одежду и открыть бутылку пива – а открыть за сегодняшний вечер таких она собиралась как минимум несколько. Направившись к двери, она услышала, как её окликнул знакомый голос.
«Макензи», – сказал мужчина. Она сразу догадалась, кто её звал. Она узнала его по голосу, а ещё потому, что в Бюро немногие называли её Макензи, в основном к ней обращались просто Уайт.
Это был Эллингтон. В костюме, казалось, ему было здесь так же дискомфортно, как и Макензи. Он смотрел на неё и очень довольно улыбался. Сейчас Макензи это не смущало.
«Привет, агент Эллингтон».
«Я думаю, в данной обстановке ты можешь называть меня Джаред».
«Я предпочитаю Эллингтон», – быстро улыбнувшись, ответила Макензи.
«Как ощущения?» – спросил он.
Она пожала плечами, вдруг осознав, что больше всего на свете хотела сейчас уйти как можно дальше отсюда. Она могла утверждать что угодно, но должна была признать, что без семьи, друзей и любимых чувствовала себя не в своей тарелке.
«И это вся твоя реакция?» – спросил Эллингтон.
«А что я должна чувствовать?»
«Удовлетворение. Гордость. Волнение. Список можно продолжать».
«Я всё это чувствую, – ответила Макензи. – Просто… я не знаю. Такие церемонии не для меня».
«Понимаю, – сказал Эллингтон. – Боже, как же я ненавижу носить костюмы».
Макензи собралась было заметить, что костюмы ему очень шли, когда увидела приближающегося МакГрата. Он шёл за Эллингтоном. Он тоже улыбался, но в отличие от последнего, его улыбка казалась натянутой. Он протянул Макензи руку, и она её пожала, удивившись слабости его рукопожатия.
«Рад, что ты закончила учёбу, – сказал МакГрат. – Знаю, что тебя ждёт блестящая карьера».
«Учёба прошло без проблем, верно?» – спросил Эллингтон.
«Лучшая на потоке, – добавил МакГрат, не давая Макензи вставить и слова. – Чертовски хорошая работа, Уайт».
«Спасибо, сэр», – вот всё, что она нашлась ответить.
МакГрат наклонился ближе, переведя разговор в деловую плоскость. «Я хочу видеть тебя в своём кабинете в понедельник, в восемь утра. Я хочу как можно скорее ввести тебя в курс дела. Твои документы уже делают, я давно позаботился о том, чтобы всё было готово, когда настанет день Х. Видишь, как я в тебя верю. Не будем терять время. Понедельник, восемь утра. Договорились?»
«Конечно», – ответила Макензи, удивившись нетипичному для директора проявлению поддержки.
МакГрат улыбнулся, вновь пожал ей руку и быстро скрылся в толпе.
Когда он ушёл, Эллингтон задумчиво посмотрел на неё и расплылся в широкой улыбке.
«Видимо, у него сегодня хорошее настроение. Должен заметить, такое случается нечасто».
«Думаю, для него это важный день, – ответила Макензи. – Новая партия талантливых агентов, из которой он может выбрать любого».
«Это верно, – подтвердил Эллингтон. – Отбросив шутки в сторону, нужно сказать, что он действительно умеет отлично распределять кадры. Не забывай об этом во время встречи в понедельник».
Повисла неловкая тишина. Они давно привыкли к этой тишине, вокруг которой формировалась их дружба или то, что было между ними, чем бы оно ни было.
«Послушай, – продолжил Эллингтон, – я просто пришёл тебя поздравить. Ещё я хотел сказать, что ты всегда можешь позвонить мне, если станет трудно. Я знаю, что слова звучат глупо, но иногда бывают моменты, когда даже такой знаменитости, как Макензи Уайт нужно выпустить пар. Работа очень быстро изводит».
«Спасибо», – ответила Макензи.
Вдруг ей захотелось предложить ему уйти вместе с ней. Её просьба не имела романтического характера, ей просто захотелось, чтобы рядом был кто-то знакомый. Макензи достаточно хорошо знала Эллингтона, и, несмотря на то, что у неё были неоднозначные чувства к нему, ей хотелось, чтобы он был рядом. Макензи не желала в этом признаваться, но она хотела как-то отметить этот день и это событие её жизни. Несколько часов неловкости в компании Эллингтона были лучше (и, наверно, эффективнее), чем выпивка в одиночестве, приправленная жалостью к себе.
Но она ничего не сказала. Если бы даже Макензи набралась смелости, её слова уже ничего не значили: Эллингтон быстро кивнул и потом скрылся в толпе, как МакГрат.
Макензи осталась стоять, пытаясь избавиться от нарастающего чувства бескрайнего одиночества.
Когда в понедельник, в свой первый рабочий день Макензи пришла в офис, в памяти, как мантра, повторялись слова Эллингтона: «Он отлично распределяет кадры. Не забывай об этом во время встречи в понедельник».
Макензи цеплялась за эти слова для успокоения, потому что должна была признать, что нервничает. Она ничуть не успокоилась, когда встретила одного из помощников МакГрата, Уолтера Хазбрука, который был начальником её отдела. Словно ребёнка, он проводил её до лифта. На вид ему было около шестидесяти, и в нём было больше десяти килограмм лишнего веса. Он был непримечательной личностью, и хоть Макензи не имела ничего против него лично, ей не нравилось, что он разговаривал с ней, как с глупышкой.
Его тон не изменился, когда они дошли до третьего этажа, где лабиринт перегородок чем-то напоминал клетки в зоопарке. За каждой перегородкой сидел агент, некоторые разговаривали по телефону, другие что-то печатали в компьютерах.
«А это твой кабинет, – сказал Хазбрук, указывая на рабочее место в середине внешнего ряда. – Это Центр исследований и наблюдений. Войдя в почту, ты увидишь несколько новых писем с паролями к серверам и списком контактов сотрудников Бюро».
Немного разочарованная, она прошла к столу. Макензи всё ещё нервничала. Она надеялась начать карьеру с интересного дела, но этого не произошло; тем не менее, она сделала первый шаг на пути к тому, к чему стремилась со времён школы. Она выдвинула стул на колёсиках и плюхнулась на сиденье.
Ноутбук, стоящий на столе, теперь был её. Это был один из пунктов, о которых поведал ей Хазбрук в ходе разговора. Стол тоже был её, стены перегородки тоже были её, как и весь этот маленький кабинет. Он не был красивым, но это был её кабинет.
«Тебе на почту отправили подробности первого задания, – сказал Хазбрук. – На твоём месте я бы сразу принялся за работу. Для координации действий свяжись с курирующим агентом, но к концу дня ты должна досконально знать дело».
«Понятно», – ответила Макензи, включая компьютер. Где-то в глубине души она продолжала злиться на то, что ей досталась офисная работа. Она бы предпочла оперативную, ведь именно о ней говорил МакГрат, и именно такую работу она ожидала.
«Каким бы блестящим ни было твоё резюме, – урезонивала она себя, – нельзя ожидать, что они сразу дадут тебе что-то крупное. Возможно, пришло время платить по счетам, или же МакГрат хочет показать, кто здесь главный, и поставить тебя на место».
Макензи не успела ничего ответить на монотонно-сухие инструкции Хазбрука, как он развернулся и быстро направился к лифту, словно радуясь, что наконец выполнил свои обязанности.
Когда он ушёл, и Макензи осталась одна в своём «кабинете», она открыла компьютер, не понимая, почему так нервничает.
«Потому что этот день настал, – подумала она. – Я много работала, чтобы оказаться здесь, и это случилось. Все ждут от меня действий, и я не могу ошибиться, даже если речь идёт об обычной кабинетной работе».
Она проверила почту и быстро ответила на те письма, что требовали ответа до начала работы над заданием. Уже через час она получила все нужные документы и информацию. Она была настроена доказать МакГрату, что он растрачивал её талант, не допуская к оперативной работе.
Она изучала карты, сверяла записи телефонных звонков и данные GPS, пытаясь вычислить местоположение двух человек, подозреваемых в секс-торговле. Не прошло и часа кропотливой работы, как Макензи поняла, что получает удовольствие от того, что делает. Сейчас её нисколько не беспокоил факт, что она не могла лично поймать подозреваемых. Она была сконцентрирована на задании, у неё была цель – большего ей и не требовалось.
Конечно, это была чёрная и фактически скучная работа, но Макензи решила, что это никак не повлияет на качество её исполнения. Она прервалась на обед, а потом вернулась за стол, работая результативно и с энтузиазмом. Когда рабочий день подошёл к концу, она отправила руководителю отдела свои наработки и направилась к выходу. Она никогда не работала в офисе, но её нынешняя работа была очень похожа на конторскую. Единственное отличие заключалось в том, что у неё был ненормированный рабочий день.
Когда Макензи дошла до машины, её вновь охватило отчаяние. Офисная работа. Жизнь перед экраном компьютера, ограниченная офисными перегородками. Не такой она представляла себе будущую карьеру.
Тем не менее, Макензи гордилась тем, что делала. Она не могла позволить амбициям или завышенным ожиданиям принизить тот факт, что сейчас она была агентом ФБР. Она не могла не вспомнить Колби. Макензи гадала, чем сейчас занималась подруга, и что бы та сказала, узнай она, что Макензи начала карьеру в Бюро с перекладывания бумажек.
Где-то в глубине души Макензи думала, что из них двоих Колби была умнее, приняв решение уйти.
Неужели, она так и останется на офисной работе?
На следующее утро Макензи пришла в Бюро с твёрдым намерением отлично провести день. Вчера она добилась неплохих результатов и думала, что если будет продолжать работать быстро и эффективно, МакГрат это заметит.
Первое, что она отметила, это то, что ей дали новое дело о мошенничестве с грин-картами. В приложении к письму было более трёхсот страниц свидетельских показаний, правительственных постановлений и документов, написанных юридическим языком. Это была очень скучная работа.
Вне себя от негодования Макензи взглянула на телефон. У неё был доступ к серверам, а значит, она могла раздобыть номер МакГрата. Она думала о том, что он ей ответит, если она позвонит и спросит, за что её так наказывают.
Всё же Макензи решила ничего не предпринимать. Вместо этого она распечатала все документы, разложив их по стопкам на столе.
Двадцать минут спустя после того, как она принялась за это нудное занятие, она услышала стук. Обернувшись и увидев перед собой МакГрата, Макензи замерла на месте.
Он улыбался ей той же улыбкой, которую она впервые увидела на выпускном. Судя по ней, он и предположить не мог, что Макензи находила работу в офисе унизительной.
«Прости, что не зашёл сразу, – сказал МакГрат. – Я решил заглянуть и узнать, как у тебя дела».
Макензи сдержалась, чтобы не озвучить те слова, что сразу пришли на ум. Она нерешительно пожала плечами и ответила: «У меня всё в порядке. Просто… я немного сбита с толку».
«Почему?»
«Видите ли, вы пару раз говорили мне, что с нетерпением ждали, когда я получу значок агента. Я просто не думала, что буду сидеть в офисе и распечатывать документы на грин-карту».
«Понимаю, понимаю, но прошу мне довериться. Всё идёт по плану. Не высовывайся и делай свою работу. Твоё время придёт, Уайт».
В голове она вновь услышала голос Эллингтона: «Он отлично распределяет кадры».
«Как пожелаете», – подумала она.
«Поговорим позже, – добавил МакГрат, – до встречи».
Как и Хазбрук днём ранее, казалось, МакГрат очень торопился уйти как можно дальше от этого помещения с перегородками. Макензи смотрела ему вслед, гадая, чему её должны были научить эти задания. Не то, чтобы она чувствовала себя лучше других, но, чёрт побери…
То, что Эллингтон сказал о МакГрате… Должна ли она этому верить? Вспомнив об Эллингтоне, ей стало интересно, знает ли он, чем она сейчас занимается. Потом Макензи подумала о Гарри, испытав чувство вины за то, что не звонила ему последние несколько дней. Гарри сам не звонил ей, потому что знал, что она не любит, когда на неё давят. Это была одна из причин, почему они до сих пор не расстались. Никто и никогда не был с ней так терпелив. Даже Зак её не выдержал, и единственная причина их долгих отношений заключалась в том, что им было удобно быть вместе, и они не хотели беспокоить себя переменами.
К полудню Макензи собрала последнюю стопку бумаг. Прежде чем погрузиться в безумие форм и заметок, она решила пообедать и выпить большой стакан кофе.
Она направилась вниз по коридору к лифтам. Когда лифт приехал, и двери открылись, она с удивлением увидела в нём Брайерса. Он тоже не ожидал её здесь встретить, но, тем не менее, широко улыбнулся.
«Куда собираешься?» – спросила Макензи.
«Я хотел навестить тебя и спросить, не желаешь ли перекусить».
«Я как раз иду на обед».
Они вместе спустились вниз и заняли столик в небольшой кулинарии в квартале от здания. Когда они уже сидели с сэндвичами в руках, Брайерс многозначительно спросил: «Как дела?»
«Ну… дела идут. Сижу за столом, окружённая перегородками, и изучаю нескончаемые стопы бумаг – это не совсем то, о чём я мечтала».
«Если бы это сказал какой-нибудь другой молодой агент, я бы принял его слова за избалованность, – сказал Брайерс, – но должен сказать, что я с тобой согласен. Они растрачивают твой талант. Именно поэтому я здесь. Я пришёл, чтобы тебя спасти».
Макензи удивлённо подняла на него глаза.
«Как ты меня спасёшь?»
«Дам новое дело, – ответил Брайерс. – Хочу сказать, что если ты хочешь заниматься тем, чем занимаешься и дальше изучать иммиграционное мошенничество, я всё пойму. Но мне кажется, я могу предложить кое-что, что тебе покажется более интересным».
У Макензи от волнения быстрее забилось сердце.
«Ты можешь так запросто дать мне другое задание?» – подозрительно спросила она.
«Могу. В отличие от прошлого раза сейчас тебя все поддерживают. Полчаса назад мне звонил МакГрат. Он не был в восторге, от того, что ты сразу примешься за оперативную работу, но я его убедил».
«Правда?» – с облегчением спросила Макензи. Как заметил Брайерс, она начала чувствовать себя избалованным ребёнком.
«Можешь проверить историю звонков. Он хотел сам сообщить тебе о своём решении, но я попросил, чтобы он пошёл мне навстречу и позволил рассказать всё самому. Мне кажется, ещё вчера он понял, что даст тебе это задание, но мы решили подождать, чтобы убедиться, что есть все основания для открытия дела».
«Убедились?» – спросила Макензи, сгорая от нетерпения.
«Да. Мы обнаружили тело в парке в Страсберге, Вирджиния. Травмы похожи на те, что мы нашли на другом теле примерно в том же районе два года назад».
«Думаешь, убийства могут быть связаны?»
Брайерс проигнорировал её вопрос и откусил большой кусок от бутерброда.
«Я расскажу тебе всё по дороге. А сейчас давай просто поедим. Наслаждайся тишиной, пока есть такая возможность».
Макензи кивнула и начала есть сэндвич, хотя аппетит куда-то пропал.
Она чувствовала волнение, смешанное со страхом и печалью. Кого-то убили, и она должна найти виновного.