Биннур Шафак Нигиз
Чёрная бабочка, летящая во тьму
Дорогой маме, которая научила меня быть сильной. Мы с тобой – две маленькие девочки. Рада, что я твоя дочь
© Якубова А., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. «Издательство «Эксмо», 2024
ASİ ÇAKILTAŞI
1. PERDE: KARANLIĞA UÇAN SİYAH KELEBEK
Binnur Şafak Nigiz
Copyright © 2022 By Binnur Şafak Nigiz
Пролог
В груди появилась брешь, настолько маленькая, что из нее вытекло всего двадцать шесть капель крови.
Волны разбились о скалы, и шестинедельный ребенок умер в утробе женщины. Слово, которое возникло в мыслях, смешалось с чужим голосом в моей голове. Подняла глаза и посмотрела на маленькое разбитое зеркало в окровавленных ладонях. Собственное отражение показалось чужим.
Вой ветра, развевающего волосы, оглушал, и, когда я попыталась сглотнуть, почувствовала боль в горле от криков. Маленькие капли дождя били по волосам настолько сильно, что кожа на голове болела, и я поморщилась. Отражение в зеркале не поменялось и продолжило внимательно смотреть на меня. Капли от ударов волн о камни вперемешку с каплями дождя хлестали по лицу. Я подняла голову и перевела взгляд на небо, которое из серого стало лазурным; из синевы лился мрак. Облака двигались в зловещем ритме, приобретая более темный оттенок. Внезапно мое внимание привлекло кое-что другое. На вершине утеса, на самой высокой скале, до которой поднимались волны, стоял человек.
Верхние пуговицы до середины груди и несколько нижних были расстегнуты на его белой рубашке, и ветер развевал ее края, как и его черные длинные волосы, словно заставляя их танцевать от боли. Так же колыхались и белые льняные брюки, показывая, насколько худы были его длинные ноги.
Сама того не осознавая, крепче сжала в руке осколок зеркала.
Я не видела лица этого человека, точнее, не могла разобрать. Заметила, что человек закрыл глаза, его грудь вздымалась одновременно с моей, мы оба наполнили легкие одним и тем же соленым воздухом.
Он сжал большие ладони в кулаки, и, когда душераздирающий крик маленькой девочки эхом раздался у подножия скал, мы с мужчиной застыли на месте и посмотрели в сторону звука. Белокожая девочка с черными прямыми волосами, доходящими до пояса, и с красными от холода щеками сидела на гальке в светлой майке на бретельках, розовых шортах и дула на намокшие крылышки бабочек. Она вытирала слезы с глаз тыльной стороной ладони и продолжала дуть, но дождь вопреки ее желанию усилился и начал плавить их крылья.
Я подняла голову, чтобы взглянуть на человека, стоящего на вершине утеса. Его там уже не было. Он спустился по камням и опустился рядом с девочкой. Хотя и оказался повернут ко мне спиной, я знала, что это был тот самый мужчина. Он взял девочку на руки, заправил ей волосы за уши, а затем крепко обнял. Когда маленькая девочка обвила руками шею мужчины, мы встретились с ней взглядами.
Прошлое застыло в ее глазах, но сама девочка теперь улыбалась.
Фетхие/2015
* * *
Дождь, от которого перехватывало дыхание неба, почти душил облака своими слезами.
Слушая шум ливня, оставляющего следы на тротуарах, девушка лежала на кровати. Хаос был и снаружи и внутри дома. Ее отец ругался, и с его языка скороговоркой срывались невыразимые оскорбления.
Девушка слышала. Но не слушала.
Различая рыдания матери, знала, что сестра тоже тихо плакала в другой комнате. Когда все это свалилось на плечи этой девушки, ее маленькое тело, и без того душевно израненное, стало еще меньше, рассыпалось и исчезло на этой кровати.
Но она не собиралась показывать это кому-либо.
Устала. Кости болели так, словно по ним ударили кувалдой. Девушка была слаба. Полностью оцепенела… Бежала, но не осознавала, что все закончилось. Она должна была всегда изображать сильный, непоколебимый, нерушимый и волевой образ, защищать мать и сестру. Потому что знала: в этой семье никто, кроме нее, не способен противостоять отцу. Но было кое-что, чего девушка не знала. Со временем раны покрывались корками, заживали и исчезали, но каждый раз, когда дул ветер, боль на этих местах грызла плоть, как будто хотела напомнить о себе. Каждая рана изнывала от боли.
– Будь проклят день, когда я впустил тебя в свою жизнь и женился, будь проклята ты и тот день, когда ты родила этих двух ублюдков! Я всех вас ненавижу. Ты – моя болезнь, мой туберкулез, от которого я не могу излечиться! – кричал отец.
Девушка схватила покрывало, но ее лицо оставалось непроницаемым.
Запястье, которое несколько часов назад сжал отец, когда она встала между родителями, было красным и горело, но девушка слишком устала, чтобы чувствовать это. Она не впервые испытывала боль.
Ее отец являлся нетерпеливым человеком, который постоянно ругал и оскорблял их. Он был слишком эгоистичен и слеп, чтобы осознать, что две его дочери росли, мечтая об отцовской любви. Когда он в последний раз гладил волосы своих дочерей? Нет, он не стал бы этого делать. Мужчина только тянул их, вырывая с корнями, продолжая кричать и жаловаться, обвиняя во всем самих девочек.
Когда любовь покинула сердце этого человека?
Девушка сглотнула. Задумалась. Действительно, когда в последний раз отец гладил ее волосы?
В последний раз, когда этот человек к ним прикасался, на его пальцах остались пряди. Он жестоко тянул их без малейшего сострадания.
Единственное, что делал отец, – нарушал покой дома.
– Не делай этого, умоляю, остановись, пожалуйста, не делай этого! – молила ее мать сквозь рыдания.
Девушка сжалась сильнее на кровати, приняв позу эмбриона.
Если бы была возможность исчезнуть, стерла бы свое маленькое тельце со всех карт. Ее было слишком много для этой Земли. Застряла внутри собственного тела. Проглотив слезы, девушка больше не чувствовала ничего, кроме соли. Она до смерти ненавидела сладкое. Потому что отец никогда не покупал им шоколад. Была только одна вещь, которую он дал. Горечь.
Шоколад же бывает горьким, верно?
Рамка упала со стены на пол и разбилась, осколки стекла застряли в единственной фотографии, которую они сделали всей семьей. Девушка закрыла глаза.
В то же время молодой человек, вышедший из зала совещаний, сохранял хладнокровие. Ослабил галстук. Стена, перед которой он стоял, была полностью стеклянной. Мужчина смотрел на проливной дождь. Нахмурив точеные брови, глубоко вздохнул, желая почувствовать обжигающую остроту холодного воздуха.
Нет, на самом деле он просто хотел покурить.
Рядом всегда был человек, присматривающий за ним, который при этом оставался его подчиненным. Этот человек, у которого, несмотря на юный возраст, из-за наследственных генов в черных короткостриженых волосах уже появились белые пряди, был ему как брат, но относился очень уважительно. Пока мужчина смотрел на падающий дождь и молнию, украшающую небо своими венами, появившийся позади молодой человек слегка откашлялся.
– Мы снова здесь, да, Серген? – сухо заметил молодой человек. – Дождись меня в офисе. Я хочу подышать воздухом.
Серген, вышибала, кивнул. Молодой человек увидел свое отражение в стекле. Когда Серген вышел, мужчину снова увенчало одиночество, он пошел по коридору. Автоматическая дверь, ведущая на улицу, открылась на балкон одного из самых высоких зданий города. Пока мужчина закуривал кончик черной сигареты, которую вложил в губы, взгляд был устремлен в самый низ. Он смотрел на землю.
Прекрасно знал: если позволит себе упасть отсюда, все тело развалится на куски всего за пять секунд.
Он сделал глубокую затяжку зажженной сигаретой. Огонь, горящий на ее кончике, стал еще жарче, а треск, который издавал табак, смешивался со звуками дождя. Ядовитый серый дым медленно выходил из его рта. Мужской аромат, пронизывающий холодный воздух, и запах сырости были довольно тяжелыми и интенсивными.
Как бы ни был напряжен на предыдущей встрече, молодой человек вел себя достойно и сумел сохранить спокойствие. Одним из главных принципов было не показывать истинного лица сотрудникам. У этого человека, который всегда проецировал совершенство и выглядел как картина, была жизнь, совершенно неизведанная и полная тайн.
Воспоминания, застрявшие во времени, не отпускали.
Он был темным как ночь.
Настолько темным, что знал: любой, кто приблизится и вдохнет его жизнь, будет дышать смолой вместо кислорода. Может быть, поэтому мужчина не позволял людям узнавать себя слишком близко. Это было запрещено. Все о нем должно оставаться большой тайной, которую следовало похоронить под землей, когда придет время.
Даже солнце, проникшее в его пещеру, гнило и гасло. Так как мог этот человек позволить чужому дыханию смешаться со своим и стать отравленным?
Глава 1
Я была полностью сосредоточена на своей жизни.
Чем больше разговаривала сама с собой, тем больше делила себя на две части. Если это была я, то кем являлась та вторая девушка, говорящая со мной?
Она казалась по крайней мере такой же тихой, как и я. Возможно, даже тише. Я посмотрела на нее.
Под темными глазами такие же круги – результат недосыпания. Прервала тишину, которая повисла между нами, и попыталась игнорировать внутренний крик. Она смотрела такими жестокими глазами, что я никак не могла понять, за что мы терпеть друг друга не могли. Глядя на нее, то есть на свое отражение в зеркале, сегодня утром снова осознала, что пыталась идти с железными цепями на ногах по дорожке, вымощенной магнитами.
Вновь посмотрела на девушку в отражении. На Мерве. Аси Мерве. Ожидающие взгляды тенью преследовали меня.
Мерве.
Меня зовут Аси Мерве.
– Я не хочу сегодня опять опаздывать, Мерве. Если и сегодня не распишусь в журнале, мне конец!
Ала Дефне. Моя сестра. В отличие от моих черных волос, за которыми я скрывала лицо, ее светлые локоны всегда сияли. Ей нравилось плакать и вытирать слезы о мою руку. Не страшно, по крайней мере, это не мои слезы мочили рукав свитера.
– Иду, – пробормотала я, и мой голос напоминал треск льда. Отошла от зеркала и приблизилась к своей кровати, расстегнула рюкзак, лежащий на ней, засунула книгу по управлению бизнесом, которую держала в руке, и застегнула молнию. Открыв дверь старого, но все еще функционального гардероба, повесила черный плащ на руку, а сумку на плечо и вышла из комнаты. Дефне пыталась завязать шнурки в конце коридора, прямо перед входной дверью. Ее длинные светлые волосы были собраны в тугой хвост. В отличие от сестры я почти никогда не завязывала свои. Подойдя к ней, прислонилась спиной к стене, скрестила руки на груди и стала ждать. Не выдержав, закатила глаза, пока Дефне боролась со своим ботинком и ворчала, как будто делала очень тяжелую работу. Мне надоело наблюдать за этим каждое утро. Она выпрямилась.
– Мы уходим!
Мои плечи опустились, когда сестра крикнула маме и не получила ответа. Ее карие глаза медленно встретились с моими, и на лице Дефне появилась нервная улыбка. При обычных обстоятельствах мать ответила бы, но присутствие отца дома, должно быть, увеличило напряжение, поэтому она промолчала. Когда Дефне открыла дверь, комнату наполнил резкий шум дождя, барабанящего по тротуару. Холод начал кусать открытые ноги под черной джинсовой юбкой. Не стала надевать плащ, мне нравилось мерзнуть. Холод был ледяной стеной, преграждающей путь абсурдным мыслям.
Когда я надела ботинки и вышла на улицу, Дефне ткнула меня в спину кончиком зонтика. Я обернулась к ней через плечо.
– Возьми, – сказала сестра, глядя на меня. – И на этот раз, прошу, не забудь его где-нибудь. В прошлый раз ты была похожа на мокрого щенка, когда пришла домой. Может быть, мне привязать к зонтику веревку и повесить тебе на шею?
Когда я посмотрела на Дефне пустым взглядом, она закатила глаза и проворчала:
– Бери. Напоминаю, что мы можем опоздать, мисс Ходячие Похороны.
Не поворачиваясь к ней, протянула руку назад и схватила зонтик, дернув за него. Дефне проскользнула мимо и открыла прямо передо мной свой яркий розовый, с узором из роз. Когда сестра забралась под раскрытый зонт, я прислушалась к звукам дождя, бьющего по нему.
– Ты собираешься двигаться? – сварливо спросила она. – Мне холодно.
Подняла голову и посмотрела на небо; хоть дождь и не попадал на меня, но лил так красиво, что я на мгновение не смогла оторвать глаз от неба.
– Дождь так прекрасен, – прошептала я.
– Ты что-то сказала?
– Дождь.
– А?
– Ничего.
Я открыла зонтик. Мой угольно-черный рядом с тем, что был у Дефне, походил на зонтик отца, который вел дочь в школу. Я была подавлена абсурдностью своих мыслей. Ну, по крайней мере, это то, что я видела. В начальной и средней школе… У каждого мужчины, провожающего дочь в школу, был черный зонт, а у каждой дочери – разноцветный.
Я привыкла жить, основываясь на том, что видела, а не на том, что испытала сама.
Дождь забарабанил по моему зонту. Шерсть серого мохнатого кота, высунувшего голову из мусорного бака в начале улицы, намокла и теперь казалась темнее. Он медленно вскочил на крышку бака, спрыгнул на землю и побежал на другую сторону улицы, чтобы найти укрытие от дождя.
– Тебе не холодно? – проворчала Дефне. Когда взгляд медленно переместился на нее, я увидела, что сестра смотрела не на меня, а в мобильный телефон.
– Ты со мной разговариваешь?
Она подняла глаза и насмешливо посмотрела на меня.
– Нет, с телефоном. Я разговариваю с тобой. Как насчет того, чтобы надеть плащ? Думаю, это отличная идея, – саркастически сказала сестра. – Мне холодно, когда я смотрю на тебя.
– Тогда не смотри.
– Как хочешь. Сегодня конференция, ты же не забыла? Я слышала, что в качестве докладчика будет присутствовать известный бизнесмен. Разве твой факультет не деловое администрирование? Может, почерпнешь что-нибудь от этого парня. Приходи. Я тоже пойду. – Дефне выключила телефон и положила его в карман куртки.
– Не знала об этом. – Я пожала плечами. – Пусть выступает, какое мне до этого дело? Если не буду занята, загляну.
– Он очень богат, – многозначительно сказала Дефне, засунув зонтик под мышку и пытаясь согреть руки, потирая ими. – И, говорят, очень красивый.
– Что мне с того?
Когда сестра начала пялиться на мой профиль, я ускорила шаг.
– Опять Мерве, опять ее холодные реакции, – проворчала она позади. Конечно, было большой глупостью думать, что другие люди смогут меня терпеть, когда даже собственная сестра не могла.
Мы не были бедной семьей. Мой отец Мехмет являлся менеджером известного магазина одежды в Фетхие. Город, в котором я выросла, считался небольшим, но довольно популярным курортом, поэтому доход у отца был хороший. Большинство людей приезжали сюда делать покупки и посетить знаменитые бухты.
Я не стала дожидаться Дефне, институт находился недалеко от нашего дома. Войдя в университетский двор, почувствовала на себе настороженные взгляды. Каждый раз, когда переступала через эти ворота, на меня давила странная аура этих взоров. Интересно, что бы они почувствовали, если бы я смотрела на них так же?
Подойдя к двери университета, закрыла свой черный зонт, обернула вокруг него ленту и зафиксировала так, чтобы не открывался, а затем вытерла мокрую от дождевой воды ладонь о ткань джинсовой юбки.
– Почему бы тебе не подождать меня? – воскликнула Дефне позади меня. Несколько студентов, укрывшихся под карнизами двора, взглянули на нас.
Я не ответила и зашла внутрь. Дефне вошла следом. Когда я начала подниматься по лестнице, ведущей на этаж с нужным мне кабинетом, сестра сказала:
– Смотри не забудь о конференции, – и слегка ударила меня по ногам кончиком зонтика в руке. – После нее мы пойдем выпить с Тугбой, не жди меня, ладно? – Она остановилась. – Хотя ты все равно не стала бы меня ждать…
Дефне ушла, я стояла наверху лестницы и смотрела на сестру, которая шла по коридору второго этажа к своему кабинету. Мы учились в одном университете, в одном кампусе. Дефне на третьем курсе факультета логистики, а я – на втором курсе факультета делового администрирования. Обучение по ее специальности длилось четыре года, а по моей – два. На самом деле нам обеим они были неинтересны. Я сама не знала, чего хочу, а сестра играла роль принцессы в плену. Но не мы были причиной наших проблем.
Во всем был виноват отец.
Я стиснула зубы, но лицо оставалось неподвижным.
Войдя в класс, увидела Суде и Дамлу, сидящих в первом ряду лекционного зала, отвела от них взгляд и посмотрела в другой конец помещения, стараясь сохранять незаинтересованный вид. Одногруппники, имена которых я не могла запомнить, болтали разрозненными группами. Когда услышала раздражающий смех Дамлы, хоть и не смотрела на нее, почувствовала гнилой запах сплетен. Мне было все равно. Проигнорировав, подошла к заднему окну и, повесив сумку на край скамейки и положив на нее локти, стала смотреть на улицу.
Голова была словно чаша, до краев наполненная кровью. Мысли тонули в этой кровавой чаше. Дождь, падающий снаружи, ударял по окну, и через некоторое время образовавшиеся капли не могли держаться и скользили вниз, прокладывая на стекле длинные прозрачные дорожки.
– Ты испортила мою жизнь! – Глаза оставались прикованными к прозрачной дорожке на стекле, образы прошлой ночи будто отражались в этой бесцветной капле. Я видела в ней отца. Он кричал на мать и швырнул ее любимую фигурку голубя в стену, а мама плакала. – Ты – мой туберкулез. Мой рак! Ты – самая большая ошибка в моей жизни!
Еще один образ сформировался в другой скользящей капле воды. Дверь моей комнаты. Отец оперся на нее и стучал кулаками.
– Заткни эту девку, Мерве!
Сестра нашла убежище в моих объятиях. Пока отец пытался выбить дверь, она прижалась головой к моей груди и безудержно плакала.
– Заткни свою сестру! Замолчи! Мерве, я тебе говорю, заткни ее! – Дверь внезапно открылась.
– Мерве!
Вздрогнув, я вынырнула из воспоминаний. Когда посмотрела на того, кто положил руку мне на плечо, увидела, что это не отец звал меня, а Бушра.
– Доброе утро, – сказал она, приподняв одну бровь и взглянув на меня с беспокойством. Бушра положила свой детективный роман на стол и медленно села рядом, ее глаза все еще блуждали по моему лицу.
– Доброе утро.
Пока мы смотрели друг на друга, шум дождя и гул класса сопровождали тишину в моем сердце.
– Что с тобой? – спросила Бушра. Не только голос, но и ее большие карие глаза, которые выглядели гораздо живее моих раскосых черных, были наполнены беспокойством.
– Ничего. – Я медленно отвела от нее взгляд. – Все как обычно.
– Выглядишь так, будто у тебя снова была бессонная ночь, – сказала Бушра.
Я вздрогнула, но на самом деле не телом, а душой. Ночные события продолжали звучать в голове. Тяжело сглотнула и уставилась на доску перед собой.
– Эй! Ты не собираешься мне рассказать?
Положила руки под стол, на колени. Пока впивалась длинными ногтями в ладони, глаза смотрели на проекционный экран. Воспоминания о произошедшем запрещали мечтать о будущем. Не знаю, хотела ли Бушра, чтобы я рассказала о проклятиях и оскорблениях, которые отец всю ночь швырял в адрес матери, о рыдающей на моей груди Дефне или о жизни, которая рушилась и давила на меня? Я к этому привыкла. Все эти вещи стали нормой, как повседневная необходимость в нашем доме.
Традиция семьи Каракую заключалась в том, чтобы драться, выслушивать оскорбления и вытирать слезы Дефне.
– Нечего рассказывать, – сказала я. Преподаватель вошел в кабинет и закрыл дверь. Я была благодарна ему за то, что пришел. – Поговорим позже.
– Ты всегда меня игнорируешь! – сокрушалась она. – Делай что хочешь, Мерве!
Я промолчала.
Мне не хотелось чувствовать боль.
* * *
– Молодежь, все в большой амфитеатр!
Голос декана раздавался из динамиков, расположенных в коридоре. Закрыв книгу и засунув ее в сумку, я встала, прислонилась спиной к окну и принялась ждать, пока Бушра придет в себя. Она была единственной, кого я могла назвать подругой.
– Ладно, – сказала девушка, вешая на руку свою фирменную сумку. – После конференции я пойду на занятия к Джанан-ходже. Наши пути разойдутся в большом лекционном зале… – Драматично положив руку на лоб: – Знаю, ты не будешь скучать по мне…
– Разумеется.
– Ледяная ты фея… – засмеялась Бушра, взяла меня за руку и вытащила из кабинета. Хотя я на мгновение испугалась, увидев толпу в коридоре, но была довольна тем, что удалось вырвать руку из хватки подруги, сославшись на скопище. Выдохнув и закатив глаза, я протиснулась сквозь толпу и подошла к передней части большого лекционного зала, где проходила конференция.
– Интересно, где твоя сестра? – спросила Бушра, оглядывая народ.
– Со своими друзьями.
Открылись двери зала, который мог вместить почти весь университет, и нам, несмотря на небольшую толкучку, удалось войти. Большинство студентов не хотели занимать места спереди, поэтому, ворча, протискивались назад.
– Может, сядем впереди? – спросила Бушра, указывая на передние сиденья.
– Хоть убей, не сяду, – твердо возразила я.
Она указала на второй ряд.
– Давай хотя бы тут.
Я кивнула в знак согласия и, устроившись, не могла не поморщиться от шума. Было тревожно и хотелось есть. Я не ужинала из-за того, что произошло вчера вечером, и теперь испытывала жгучий голод. Карманные деньги не получила, а так как не имела привычки завтракать дома, собственноручно перерезала ленточку голодавшего сегодня объединения «Аси Мерве Каракую».
Оранжевый свет, струящийся с потолка, ослепил глаза.
– Когда начало? Пусть начинается и заканчивается поскорее, – сказала Бушра, беспокойно ерзая на своем месте.
– Согласна, – вздохнула я, оперлась локтем на подлокотник кресла, подперла щеку ладонью и стала ждать.
Мы почувствовали на себе взгляд Юнвер-ходжи. Он был краток.
– Не хочу тратить ни его, ни ваше время. Встречайте: Каран Чакил.
Раздались аплодисменты. Брови сдвинулись вместе, но я не сочла нужным открыть глаза или даже поднять голову.
– Прежде всего… – Как будто еще одна занавеска упала на мои закрытые глаза. Вокруг стало темнее. Голос, который я услышала, взорвался в сознании, как стекло, осколки которого разлетелись вокруг. Я не знала, был ли Каран Чакил, которого представили, обладателем этого голоса, напоминавшего трепет крыльев ангела, появляющегося из тьмы. Красота его звучания взволновала мою душу. Плотный, полный, мужской. Я беспокойно поерзала. – Привет всем молодым людям.
– Привет! – крикнула возбужденная толпа. Я осознавала, что большинство голосов, раздавшихся вокруг, оказались женскими, но это, вероятно, было связано с богатством мужчины, а не с его красотой.
Услышала, как несколько девушек мечтательно пробормотали: «Кто он, черт возьми, такой?»
– Как вы? – Не отреагировала на его вопрос, хотя меня беспокоило то, что этот голос оказал на меня такое воздействие. Он был слишком расслаблен. Мы все знали, что мужчина пришел не для того, чтобы спросить о наших делах. Не лучше ли было перейти к делу и не затягивать?
– У нас все в порядке, – взволнованно сказала девушка, сидящая на первом ряду. – А как ваши дела, господин Каран?
– Я в порядке, спасибо. Прежде всего, я не хочу тратить ваше время на представление. Уверен, вас не волнует мое имя, возраст или то, кем я являюсь. Поэтому буду рад перейти непосредственно к вашим вопросам.
– А сколько вам лет? – тут же спросила девушка с задних рядов.
– А я думал, вам не будет интересно, – саркастически сказал мужчина. – Мне двадцать шесть.
– Вы такой молодой, – прямолинейно сказал какой-то парень из другого конца зала. Поскольку глаза были закрыты, я могла мгновенно воспринимать каждый звук и определять, откуда он доносился. – Большой успех в таком возрасте… Я несколько раз слышал ваше имя от отца. Насколько я знаю, вы являетесь президентом туристической компании. Мне также немного известно о ваших инвестициях за рубежом.
Да, один из наших лакеев уже начал намазывать маслом сухарь, который ему протянул этот мужчина.
– У успеха разве есть возрастные ограничения? Я не знал, – твердо сказал мужчина. – Давайте следующий вопрос.
– Вы женаты? – Вопрос, от которого у меня нахмурились брови, снова был задан девушкой. Короткое молчание закончилось тем, что мужчина ответил:
– Нет. Я не женат и не планирую жениться.
Решил стать бабником, понятно…
– Что нужно делать, чтобы добиться успеха? – спросил парень, звали которого, как я знала, Батухан. Хоть и не видела его, я неплохо разбиралась в голосах.
– Нужно много работать, молодой человек, – ответил мужчина, чей голос напоминал взмахи черных крыльев ангела. – Но некоторые люди могут получить что-то на деньги своих отцов, не работая.
В моей голове поднялось облако пыли.
– Что насчет вас? – спросила вслух. Не открывая глаз, я глубоко вздохнула и заговорила: – Вы много работали или относитесь ко второй категории?
На мгновение весь гул в зале стих. Тишину можно было резать ножом. Когда открыла глаза, не ожидала, что все взгляды будут обращены на меня. Глянула через плечо в другой конец комнаты.
Декан, стоя перед двойными дверями лекционного зала, смотрел на меня испуганными глазами.
– Ты облажалась, – прошептала Бушра.
– Ко второй группе, – твердо сказал мужчина. – Я не люблю работать.
Момент, когда мой взгляд переместился на него, длился не дольше удара сердца. Я покраснела до ушей. В то время как образ, который заставлял меня чувствовать, будто воск плавился на ресницах, отбрасывал тень на стены сознания, чувствовала, что меня пригвоздило к месту. Захватили в плен его глаза, прежде чем я смогла рассмотреть лицо мужчины.
Если смотреть отсюда, темные зрачки, глубокие, как колодец, поглощали любой свет, который на них падал. Его глаза, казалось, были одержимы черным, отвергающим все цвета. Длинные темные ресницы напоминали заброшенные надгробия, возвышающиеся над прищуренными черными глазами. Нижние оказались густыми, как и верхние, напоминали лапки паука. Тот факт, что взгляд мужчины был устремлен прямо на меня, заставил тело, несущее мою искалеченную душу, отреагировать так, будто я перенесла инсульт. Может быть, его ресницы были отрубленными лапками того паука, который сплел своей паутиной пещеру в его глазах и скрыл внутреннее от внешнего.
Некоторое время мы просто смотрели друг на друга.
Костюм на молодом человеке был угольно-черным, казалось, на нем не было места другому цвету. Черные волосы оказались подстрижены не слишком коротко и не слишком длинно. Пшеничная кожа выглядела пересохшей. Завершали это черное уравнение настолько же темные, как его ресницы и глаза, точеные и гладкие брови.
Вещь, которая больше всего привлекла мое внимание, – почти незаметный шрам под левым глазом.
Мужчина смотрел прямо мне в лицо, даже в глаза. Словно увидел в них себя. Единственное, что отличало его взгляд от открытых глаз трупа, это то, что ресницы иногда дрожали в такт потоку крови. Я почувствовала, как мои зрачки расширились.
Глаза, которые казались абсолютно черными, сузились. Молодой человек подошел ближе к трибуне и, внимательней вглядываясь в мое лицо, скользнул языком по нижней губе. Был ли он зол? Во взгляде я не увидела гнева.
На самом деле я ничего не могла распознать в глазах, на которые смотрела прямо сейчас.
– Есть еще вопросы? – спросил мужчина, и лицо его было настолько невыразительно и неподвижно, что я не могла на мгновение не подумать, будто в этом вопросе, заданном на автомате, скрывалась угроза.
Несмотря на сильное желание проверить молодого человека на прочность еще одним вопросом, который загнал бы его в угол и вывел из себя, я решила отступить. На самом деле не отступила бы и, не теряя ни секунды, довела бы дело до конца, если бы не знала, что он с одинаковой легкостью ответит на любой мой вопрос.
– Нет, – глухо ответила, смотря ему прямо в глаза. Даже если сделала что-то не так, сохранила свое упрямство. Хотя знала, насколько неуместным был вопрос, который я задала, но не могла ничего с собой поделать. – Спасибо.
Хотя внутри не было слышно шума дождя, падающего снаружи, вой неба царапал стены лекционного зала. Невыразительность в глазах мужчины передо мной слегка затуманилась.
– Пожалуйста, – сказал он механическим голосом и продолжил отвечать на вопросы, ни на минуту не отрывая глаз от меня.
Я не слышала ни одного из них и отводила от мужчины взгляд, стараясь не паниковать. Я не знала, отвел ли он от меня хоть на мгновение взгляд во время своей речи, которая длилась около сорока пяти минут, но все время чувствовала тяжесть его взгляда. Только когда молодой человек закончил, подняла голову и посмотрела на него. Он уже шел к дверям, когда вновь посмотрел на меня, и от этого взгляда захотелось вырыть яму, лечь в нее и ждать, пока меня закопают, при этом ни на мгновение не открывая глаз.
* * *
Капля дождя заскользила по листу и ненадолго повисла на его кончике. Я увидела себя в прозрачном отражении. Она медленно упала на землю. Запах кофе в бумажном стаканчике, которую я держала в ладони, смешивался с запахом почвы после дождя.
– Спасибо, – сказала я, взглянув на Бушру. Она только что вышла из кабинета и не подозревала, какое великое дело совершила, купив кофе для своей бедной подруги. Девушка не знала, что у меня нет денег, было стыдно признаться ей в этом. Хотя стыдилась я не из-за их отсутствия. Прежде чем сесть на скамейку, которая все еще была влажной, хотя мы ее начисто вытерли, Бушра расстелила куртку и расположилась рядом со мной.
– Что за вопрос ты задала этому мужчине, дорогая? – сказала Бушра, набрав в рот воздуха. – Если бы я была на его месте, высказала бы все, что о тебе думаю. А он молодец, так вежливо повел себя.
Перевела взгляд на похожий на безжизненное море кофе в бумажном стаканчике, которую я держала между ладонями. Когда на мгновение показалось, что увидела его глаза в напитке, я вздрогнула и прошептала:
– Это было непреднамеренно. Просто вылетело у меня изо рта. Я сделала это не специально.
Когда Бушра мягко ударила меня локтем по руке, я, нахмурившись, посмотрела на нее через плечо. Подруга широко ухмыльнулась.
– Заметила, как он посмотрел на тебя? – дерзко спросила она. – На мгновение я подумала, что он собирается тебя съесть или что-то в этом роде. Какой у него брутальный суровый взгляд! Я растаяла!
Я закатила глаза и отвернулась.
– Да, у него был суровый вид, – вздохнула я, слушая оглушительный звук подпрыгивания баскетбольного мяча по мокрой земле. – Очень суровый.
– Но он такой красивый! – пискнула Бушра. – Буквально воплощение благородства…
Я взглянула на стену здания перед собой. Та часть меня, которая считала, что Бушра права, что-то шептала. Шепот становился все громче, из-за чего стало не по себе. Каран Чакил. Казалось, он открыл новый оттенок черного. Его личность, то, что мужчина ел и пил и каким человеком был в жизни, можно было оставить в стороне. Подобное меня не волновало, но одна вещь все-таки заинтересовала. Взгляд.