Бхагаван Шри Раджниш (Ошо)
Горчичное зерно. Комментарии к пятому Евангелию от св. Фомы
Но религиозный человек одинок, потому что взбирается на высочайшую вершину. Ему нельзя сливаться с толпой. Он должен многое вспомнить, ему нужно думать, больше сознавать и быть начеку. Он должен постичь одну истину: все на свете одиноко, нет никакого единства. Наше сознание – одинокая вершина. Но в этом и прелесть, так что не стоит пугаться. Представьте, что на вершине Эвереста собралась целая толпа – пропадет все очарование! Эверест так прекрасен и заманчив именно потому, что это одинокая вершина. Религиозный человек похож на Эверест: он – одинокая вершина, он один, он живет одиночеством и радуется ему. Это не значит, что он чурается общения, это не значит, что он никого не любит. Напротив, только тогда и можно любить по-настоящему! Только тогда и можно общаться свободно, ведь есть только ты. Когда ты в толпе, тебя нет – как же можно любить? Религиозный человек любит, но эта любовь – не наркотик, в ней не забудешься. Он делится любовью, он может отдать себя без остатка, и все же остаться собой. Религиозный человек отдает себя целиком, но не исчезает, ибо остается одинокой вершиной. Там, в этой сокровенной святыне, он всегда одинок. Никто другой туда не войдет. Никто другой и не может туда войти.
В потаенном уголке своей души мы всегда одиноки.
Одиночество незапятнанно, одиночество красиво…
Но вас оно пугает. Вы привыкли к обществу. В нем вы родились, оно вас вырастило, и теперь вы совсем забыли, что такое одиночество. Но остаться одному хотя бы на пару дней, просто чтобы ощутить себя одиноким, – это прекрасно. Потом можно вернуться на шумный базар, только не забудьте взять с собой одиночество! Не теряйтесь в толпе. Будьте начеку, сознавайте. Вернитесь в общество, войдите в толпу, но не забывайте себя. При желании одиноким можно быть даже в толпе. И даже наедине с собой можно чувствовать себя так, будто вокруг толпа. Ты можешь уйти в Гималаи, но стоит подумать о людном базаре – и ты опять в толпе.
Вот что было с Джунаидом. Он пришел к учителю, а тот сидел в храме. И когда Джунаид показался в дверях, учитель сказал: «Эй, входи один! Не нужно тащить за собой всю эту толпу!» Джунаид оглянулся: он пришел один и подумал, конечно, что за спиной есть кто-то еще. Но там никого не было. А учитель рассмеялся и сказал: «Ты не по сторонам гляди, а в свою душу!»
Джунаид закрыл глаза и понял, насколько прав учитель. Жена осталась дома, но Джунаид все время думал о ней. Дети были дома, но Джунаид постоянно видел их лица. В голове до сих пор звучали голоса друзей, с которыми он недавно простился.
«Давайте, выходите, и пусть зайдет один Джунаид, – потребовал учитель. – Я не могу говорить с целой толпой!»
И Джунаид вернулся в храм лишь через год. Только через год он освободился от этой «толпы». И спустя год он услышал голос учителя: «Джунаид, теперь ты готов, входи. Теперь ты один, и мы можем поговорить».
Можно тащить за собой целую толпу – но можно быть среди толпы и оставаться одиноким. Попробуйте вот что: в следующий раз, когда попадете на людный базар, постарайтесь ощутить свое одиночество – а вы и вправду одиноки, так что можете его почувствовать. И, ощутив себя одиноким, вы сразу поймете, что стали «единственным». Иисус говорит, что пришел сделать вас «единственным», одиноким:
Я дам вам то, чего не видел глаз,
и то, чего не слышало ухо,
и то, чего не коснулась рука,
и то, что не взошло в сердце человека.
Ваши глаза видят то, что снаружи, но внутрь не заглядывают – не умеют. Ваши уши слышат то, что доносится извне, но внутреннего не замечают – не умеют. Вы обращены наружу, все ваши органы чувств. Нет ни одного внутреннего органа чувств. Но когда они прекращают работу, ты вдруг оказываешься внутри себя – там, куда органы чувств не проникают.
Иисус сказал: «Я дам вам то, чего не видел глаз». Но сначала нужно стать «единственным». Вот что я понимаю под санньясой: одиночество. Сначала стань санньясином, пойми, что ты одинок, и научись мириться с этим. Не бойся. Лучше радуйся этому, сумей понять, насколько это прекрасно, сколько в одиночестве тишины, чистоты и невинности. Никакой грязи, ведь в эту святыню не войдет никто, кроме тебя. Она остается девственно чистой – никто тут не был и никого не будет.
В тебе скрыта непорочность. Стань санньясином, «единственным» – и тогда, как сказал Иисус, «я дам тебе то, чего не видел глаз».
Когда ты стал «единственным», совершенно одиноким, ты быстро постигнешь, чего не видел глаз, чего не слышало ухо, чего не коснулась рука. Разве можно коснуться себя? Можно дотронуться до своего тела – но это не ты. До истинного «Я» рука не дотянется, сознание не пощупаешь…
Но последняя строка – самые прекрасные слова из всех, что были когда-то сказаны на этой земле:
…и то, что не взошло в сердце человека.
Ведь душа еще глубже, чем сердце! Конечно, сердце очень глубоко внутри, но по сравнению с душой оно не внутри, а снаружи! Руки снаружи, глаза обращены вовне – и сердце снаружи, где-то на окраине. Сокровенная сущность – это даже не сердце. В теле пробуждается голод, в сердце – любовь, но молитва исходит не от сердца. Молитва еще глубже, она глубже сердца. Голод – потребность тела, любовь – потребность сердца, а Бог – потребность чего-то еще более глубокого, куда более глубокого, чем сердце. Нужно возвыситься не только над своим умом, но и над сердцем. Нужно превзойти все, что на краю, все внешнее, чтобы остался только центр.
Так что же не взошло в сердце человека? Бог! В уме всходит наука, там же рождается философия. В сердце возникает искусство, поэзия – но не религия. Религия рождается глубже, в глубочайшей запредельности, куда не дотянешься, – в самой сердцевине. Но это не сердце.
Я дам вам… то, что не взошло в сердце человека.
Это там, в глубине, в бездне. Туда не дотянется рука и взор, оттуда не донесутся звуки. Это нельзя даже ощутить. И это значит, что Иисус поднялся выше мистиков, которые живут сердцем.
Есть три вида мистиков. Первые живут головой: они занимаются богословием и философией, они доказывают существование Бога. Доказательств, конечно, нет – точнее, свидетельство его существования – все вокруг. Но доказывать ничего не нужно. Больше того, доказать это просто нельзя, ведь любые доводы можно оспорить, любые свидетельства можно опровергнуть. Вторые мистики живут сердцем: они говорят о любви и Возлюбленном, Божественном, Кришне. Они говорят песнями и стихами, они романтичны. Искания уводят их дальше, чем забираются мистики «ума», но и мистики сердца заходят не слишком далеко.
Иисус говорит: «Я дам вам то, что не взошло в сердце человека» – то, на что не способно даже сердце… туда не дотянуться ни богословию, ни поэзии, ни логике, ни любви. Там все это бессильно. «Я дам вам то, что не взошло в сердце человека»…
Это глубочайшее, бездонное – и Иисус показал путь к нему. Но в христианстве этого не поняли. Христианство начало плести богословские теории, свело все к игре ума – даже не к делам сердечным, а просто к игре ума. Христианство породило величайших богословов. Загляните в «Summa Theologica» Фомы Аквинского – там собраны сотни томов схоластики. Но богословы упустили главное, ведь Иисус – не в голове. Но власть захватили мистики «ума», и потому из лона церкви изгнали даже мистиков сердца – тех, кто зашел чуть дальше, например Экхарта или святого Франциска. Их считали глупцами, безумцами и даже еретиками – и все лишь потому, что эти люди жили сердцем и говорили о любви.
Но Иисуса не поняли ни те, ни другие. Он жил не умом и не сердцем – он жил «ничем». Он говорил: отбросьте все ориентиры, забудьте про все внешнее и тянитесь к сокровенному центру, где есть только ты, чистое существование, незапятнанное бытие. Туда можно попасть, и стоит оказаться там, как откроются все тайны, распахнутся все двери. Но пройти мимо можно даже стоя у самых ворот. Если продолжаешь жить умом, то будешь стоять на самом пороге и строить теории – или писать стихи, петь песни.
Ходжа Насреддин пришел однажды к психиатру и сказал: «Ничего не понимаю, помоги мне. Жизнь стала невыносимой. Каждую ночь мне снится один и тот же сон: я стою у двери и толкаю ее, толкаю – а она ни в какую. Простая дверь с табличкой – я ее и руками, и плечом… И так без конца. Просыпаюсь в холодном поту, но чертова дверь не открывается!»
Психиатр старательно записал рассказ Насреддина и спросил: «Вы упомянули про табличку. Там что-то написано?»
«А как же! Написано “На себя”», – сказал Насреддин.
Если на двери написано «На себя», нет смысла ее толкать. Так можно дойти до ночных кошмаров и биться в дверь целую вечность! Тут и проблемы-то никакой: просто взгляни, что написано на табличке. Иисус не говорит, что там написано «Ум» или «Сердце», – значит, чтобы войти, нужно что-то другое.
Значит, надо просто возвыситься над тем и другим. Не путайтесь в логике ума, не становитесь жертвами сентиментальных чувств. Голова – это часть тела, сердце – тоже часть тела. Станьте выше того и другого. Что там, выше? Чистое бытие, там ты просто есть.
Быть без всего остального – вот что нужно. Просто «быть» – это и есть дхьяна, медитация. Именно это и написано на двери.
И когда ты просто есть – без чувств, без мыслей, ничем не затуманенный, ничем не запятнанный, просто пламя без всякого дыма, – дверь распахнется сама и ты войдешь.
Я дам вам то, что не взошло в сердце человека…
На сегодня достаточно.
Глава 3
Чудо из чудес
Беседа третья
Иисус сказал:
Я встал посреди мира,
и я явился им во плоти.
Я нашел всех их пьяными,
я не нашел никого из них жаждущим.
И душа моя опечалилась за детей человеческих,
Ибо они слепы в сердце своем
и они не видят, что приходят в мир пустыми;
они ищут снова уйти из мира пустыми.
Но теперь они пьяны.
Когда они отвергнут свое вино, они покаются.
Иисус сказал:
Если плоть произошла ради духа, это – чудо.
Если же дух ради тела, это – чудо из чудес.
Но я, я удивляюсь тому, как такое большое богатство
заключено в такой нищете.
Иисус, Будда, любой пробужденный видит, что вы пьяны. Опьянение бывает разное, но пьяны все. Вы ничего не замечаете, вы спите, вам только кажется, будто вы бодрствуете и все сознаете. И этот сон тянется от рождения до самой смерти.
Эту историю рассказывал Гурджиев. Была у одного человека тысяча овец, и он вечно с ними мучился, потому что овцы сбивались с пути и гибли в пасти диких зверей. И тогда хозяин пошел за советом к мудрецу, а тот предложил: «Заведи сторожевых псов». И тот человек завел сотню собак, чтобы они охраняли отару. Псы не позволяли овцам отходить в сторону, а если какая-то овца упрямилась, просто убивали ее.
Со временем собаки так пристрастились убивать, что начали грызть овец просто так. Псы стали опасными. Хозяин снова пришел к мудрецу и пожаловался: «Псы стали вредить, они уже не столько охраняют овец, сколько губят их».
Так всегда получается – достаточно взглянуть на политиков. Политики должны быть защитниками, сторожевыми псами, но, почувствовав свою власть, они начинают губить людей.
Мудрец сказал: «Остался только один выход. Я сам займусь твоими овцами». И он пришел к отаре и загипнотизировал всех овец. Он внушил им: «Вы начеку, вы бдительны и совершенно свободны. Никто не в силах вам помешать». Овцы остались под гипнозом и с тех пор ни одна не отходила в сторону. Они просто не могли убежать, ведь никто их не держал, и каждая овца верила, что она сама себе хозяйка. Даже если владелец отары забирал овцу и убивал, другие думали: «Это ее судьба, но не моя. Меня-то никто не убьет. Я бессмертна и совершенно свободна, кого же мне бояться и от чего бежать?» Отпала нужда в сторожевых псах, и владелец только радовался, потому что овцы после внушения ходили как в полусне.
Вы – такие же, как эти овцы. Такими вас видит Иисус, такими вас вижу я. Вас, правда, никто не гипнотизировал – это самовнушение. Вы – это и полусонные овцы, и тот мудрец, который их околдовал. Вы сами себя загипнотизировали.
Есть простой способ самовнушения: если постоянно о чем-то думать, это тебя гипнотизирует. Если постоянно глядеть на какую-нибудь вещь, она тебя загипнотизирует. Если часто чем-то заниматься, станешь одержимым.
Один французский поэт приехал в Штаты. Гид, водивший его по Нью-Йорку, показал небоскреб Эмпайр-Стейт. Поэт изумился. Он глядел на здание, как зачарованный, а потом сказал: «Оно наводит на мысли о сексе».
На этот раз удивился гид. Он встречал самые разные реакции, но это было что-то новенькое. Никто из иностранцев раньше не говорил, будто Эмпайр-Стейт наводит на мысли о сексе. И экскурсовод спросил: «Прошу вас, не обижайтесь, но почему вы вдруг подумали о сексе?»
«А я всегда о нем думаю!» – ответил француз.
Если всегда думать о сексе, станешь одержимым – и все вокруг будет наводить на мысли о сексе, будешь думать о нем даже в храме. Тут не важно, где ты и на что смотришь, – разум всегда с тобой, именно он делает мир таким, каким ты его видишь. Одних завораживает секс, других – богатство, третьих – власть, но все вы чем-то загипнотизированы. И никто в этом не виноват, только вы сами, это самовнушение. Просто вы слишком привыкли к этому и совсем позабыли, что вы – одновременно и мудрец, и овца.
Но все меняется, как только понимаешь, что ты – и овца, и волшебник. Это первая искра перемен. Тебе уже не стать прежним, потому что ты начал стряхивать наваждение. Наступил перелом: у тебя появились зачатки понимания.
У каждого из вас свой объект внушения. Определите, что вас завораживает, что больше всего привлекает, что стало центром вашей жизни, – а потом попробуйте понять, как произошло самовнушение. Основа любого гипноза – повторение: ты много раз что-то видишь, постоянно о чем-то думаешь. Когда приходишь к гипнотизеру, он говорит: «Тебе хочется спать, хочется спать, спать, спать…» Он размеренным тоном повторяет одно и то же – и ты засыпаешь. Он ничего больше не делает, просто говорит одно слово. Ты слушаешь, слушаешь, слушаешь – и засыпаешь. Мы сами себя гипнотизируем.
Не забывайте об этом, ведь и вы сами, и все общество постоянно этим занимаетесь. На повторениях основан весь механизм пропаганды. Политики просто повторяют одно и то же. Они твердят одно и то же, им все равно, слушаете вы или нет. Дело не в этом, достаточно неутомимо повторять, и со временем вы начинаете верить, вас убеждают. Не логически, не рационально – политики ведь ни с кем не спорят. Вас гипнотизируют только многократным повторением.
Гитлер постоянно твердил, что во всех бедах Германии виноваты евреи. Он говорил: «Стоит уничтожить евреев, и все пойдет на лад. Вы – хозяева мира, вы – особая, высшая раса. Вы должны властвовать над миром».
Вначале ему не верили даже близкие. Он сам первое время не верил, ведь это была откровенная ложь. Но он продолжал талдычить одно, и люди постепенно поверили – их загипнотизировали. И когда Гитлер загипнотизировал одних, другие тоже начали верить, что это правда. Они думали: «Раз в это верят миллионы, значит, так оно и есть». Сначала поверили близкие, это было взаимное внушение, а потом в эту чушь поверила вся Германия.
Один из самых умных народов на свете превратился в стадо овец. Почему? Что случилось с немецкой рассудительностью? Это была пропаганда, обычное повторение.
В автобиографии под названием «Майн кампф» Гитлер писал, что превратить ложь в правду очень легко – достаточно часто ее повторять. И он знал об этом не понаслышке. Когда все время повторяешь что-то – например, куришь, куришь изо дня в день, – это становится самовнушением. И даже если ты понимаешь, что это бессмысленно, глупо, опасно для здоровья, ничего уже не поделать – курение вошло в привычку, стало самогипнозом.
Жена Ходжи Насреддина прочитала ему однажды статью о вреде курения. Врачи объясняли, что курение часто становится причиной рака, туберкулеза и других болезней. Ходжа выслушал все это и сказал: «Хватит, надоело! Все это глупости. Я вот что тебе скажу: буду курить до самой смерти!»
А жена ответила: «Ладно, дело твое. Но откуда ты знаешь, что бросишь, когда помрешь? Почему ты уверен, что не будешь курить и после смерти?»
Если гипноз подействовал, от него не избавишься. Даже смерть ничего не изменит: в следующей жизни все будет продолжаться как прежде, ведь новая жизнь начинается с того, чем закончилась предыдущая. Это непрерывность. И младенцы – вовсе не малыши, они очень старые. Они несут в себе древние кармы, все накопленные самскары и привычки. Новорожденные – это старики, они уже под действием гипноза. Именно это индийцы называют кармами, самскарами.
Что такое кармы? В чем глубинный смысл идеи кармы? Карма – это способ самовнушения. Если все время повторяешь что-то, это занятие тебя завораживает. Так карма, «действие», становится хозяином, а ты – рабом. Что вам дает секс? Он действительно что-то дает или это просто повторение по привычке? Но если повторять что-то слишком долго, то позже, когда прекратишь, возникнет такое ощущение, будто чего-то не хватает. А если будешь продолжать, поймешь, что ничего это не дает. Но раз это ничего не дает, то, прекратив, ничего и не потеряешь. Так почему же чувствуешь, будто чего-то не хватает? Это просто привычка – самскара, гипноз, карма. Ты столько раз это делал, что теперь просто одержим. Остается только делать это снова и снова – это наваждение, навязчивое желание.
Многие переедают. Все знают, что это плохо, от этого куча болезней, но многие просто садятся и едят, едят – ничего не могут с собой поделать. Это мания. Что такое мания? Человек привык есть слишком много и теперь загипнотизирован едой. Он пьян.
Однажды Ходжа Насреддин вернулся домой поздно ночью, часа в три утра. Дверь открыла разъяренная жена, но Ходжа тут же выпалил: «Минутку! Я сейчас все объясню! Я сидел у постели друга, он очень болен».
«Так я и поверила! – воскликнула жена. – Как же его зовут, этого друга?»
Ходжа Насреддин задумался было, но тут же ликующе заявил: «Ему было так плохо, что он даже имени своего не мог вымолвить!»
Опьяненный разум ищет оправданий, но все они лживы, как и объяснение Ходжи Насреддина. Вы оправдываете секс, оправдываете курение, жажду власти, но это не настоящие причины, а только отговорки. Настоящая причина в том, что вы не в силах признать собственную одержимость, не хотите понять, что подчинились внушению.
Именно это и понял Иисус: все пьяны и крепко спят. Вы этого не замечаете, потому что тоже спите. Пока не проснешься, ничего вокруг не увидишь. Весь мир заполнен лунатиками, вот почему в нем столько горя, жестокости и злобы. Все это никому не нужно, но иначе и быть не может, ведь все спят, а пьяный за свои поступки не в ответе. И когда Иисуса спрашивали, как можно измениться, Иисус говорил: «Ты не изменишься, пока не проснешься». Что еще остается? Что может сделать спящий, чтобы изменить свои сны? Что?
С тем же вопросом приходили к Гурджиеву – а Гурджиев в то время был ближе всего к Иисусу. Он был больше похож на Иисуса, чем сам римский папа. Сходство заключалось в том, что Гурджиев тоже придумывал способы создания трения вроде тех, какими пользовался Иисус. Иисус поставил много разных распятий, чтобы люди могли пригвоздить себя к ним и измениться. А Гурджиев тоже говорил, что не нужно ничего делать, нужно просто быть. Но если ты спишь, если тебя здесь нет, остается просто верить, будто ты есть. Впрочем, верь или не верь, одного этого мало…
Послушайте эти слова. Они полны смысла, они очень глубокие. Они могут озарить верный путь. Запомните их.
Иисус сказал: Я встал посреди мира,
и я явился им во плоти.
Я нашел всех их пьяными,
я не нашел никого из них жаждущим.
Иисус никогда не отрекался от мира – наоборот, он встал посреди нас. Он вовсе не был отшельником и жил на шумном базаре, в гуще толпы. Он говорил с трудягами, землепашцами, рыбаками и проститутками. Он не уходил от мира и оставался тут, среди вас. Он знал о мире куда больше, чем те, кто убегают от общества.
Не удивительно, что слова Христа звучали так громко. Провозвестие Махавиры затронуло лишь немногих, а Иисус обратил в свою веру чуть ли не полмира. Почему? Потому что он был тут, среди людей, он понимал мир… знал, как живет общество, как живут люди, как устроен разум. Он жил вместе со всеми и понимал, как живут эти люди – спящие и пьяные. А потом он начал искать способ их разбудить.
В последнюю ночь перед тем, как Иисуса схватили – точнее, он подстроил, чтобы его схватили, – в ту ночь, когда разыгрывался финал трагедии, с ним был один ученик. И Христос сказал: «Это моя последняя ночь, и я хочу помолиться. Я буду молиться, а ты не спи. Не засыпай! Я приду и проверю… помни, это последняя ночь».
Иисус ушел и вернулся спустя полчаса. Ученик крепко спал. Иисус разбудил его и сказал: «Ты уснул, а я просил тебя не спать, ведь это моя последняя ночь. Бодрствуй! Скоро меня не станет, и тогда сможешь спать целую вечность. Но пока ты со мной… постарайся не спать хотя бы в эту, последнюю ночь».
«Прости меня, – сказал ученик. – Так хотелось спать, что я ничего не мог поделать. Обещаю, что постараюсь не уснуть».
Иисус снова ушел молиться и вернулся через полчаса. Ученик спал. Иисус опять растолкал его и сказал: «Что с тобой? Близится рассвет, а утром меня уведут!»
«Прости, – взмолился ученик, – но желания плоти слишком сильны, а воля моя слаба. Тело налилось тяжестью, и я подумал, что ничего не случится, если я чуток вздремну. Я надеялся проснуться до твоего возвращения».
Но и на третий раз Иисус застал ученика крепко спящим…
Так бывает со всеми учениками. Я много раз приходил к вам и заставал вас спящими. Когда бы я ни приходил, вы спали. Дремота – ваша вторая натура. Что означает сон? Когда спишь, ничего не сознаешь – и, следовательно, ты не в ответе за свои поступки. Пусть даже ты безумен и все время ведешь себя как пьяный.
Арестовали как-то Ходжу Насреддина. Выходя из здания суда, он сказал приятелю: «Плохи дела: судья оштрафовал меня на пятьдесят рупий за то, что я поцеловал незнакомую женщину прямо посреди дороги. Но это еще не все! Он оштрафовал меня еще на пятьдесят рупий, когда увидел потерпевшую! Он заявил, что я, несомненно, был вдрызг пьян!..» Женщина была так уродлива, что никто в здравом уме и трезвой памяти никогда бы не решился ее поцеловать!
Вы продолжаете целовать самое уродливое, а это бывает, только когда пьян или спишь. Подумать только, какими уродствами вы очарованы! Что может быть кошмарнее власти? Найдется ли кто-то страшнее Гитлера, Наполеона или Александра Македонского? Но у вас не меньше тщеславия. В глубине души вы мечтаете стать Наполеоном, Гитлером – покорить весь мир, добиться абсолютной власти! Но что может быть ужаснее власти?
Власть – вот самая уродливая штука на свете, но все к ней рвутся, все хотят господствовать над другими. А вы замечали, насколько уродливо богатство? Иначе не бывает, оно не может быть прекрасным, ибо основано на эксплуатации. Кровь, смерть, убийства – только такой ценой растет счет в банке. Ничего отвратительнее не придумать, но все жаждут денег.
Когда наступит день страшного суда, вас оштрафуют сперва на пятьдесят рупий, но потом, когда Бог глянет, какие уродливые штуки вы целовали, он непременно потребует еще пятьдесят рупий – за ваше беспробудное пьянство, ведь целовать это рискнет лишь невменяемый…
Иисус говорит:
Я встал посреди мира,
и я явился им во плоти.
Это был не бестелесный дух. Многие учителя продолжают посещать нас как дух. Будда по-прежнему стучит в ваши двери, только незримо. Но если не видишь его, то как поймешь, что это Будда?
В прошлом веке, когда Елена Блаватская открыла – точнее, открыла заново, – что учителя живут после смерти, продолжают работать и помогать идущим по Пути, никто ей не поверил. Ее считали сумасшедшей, все говорили: «Нам доказательства нужны. Где они, эти учителя?» Одним из главных достижений теософии было повторное открытие незримой работы учителей, ведь каждый, кто достиг просветления, остается здесь – больше просто некуда идти. Есть только этот мир. И потому учителя остаются, просто уже без тела, но их душа продолжает жить, она по-прежнему помогает людям – в этом ее сущность, это даже не работа, а образ жизни.
Это просто как свет: он есть, он горит и освещает все вокруг. Даже если на тропе пусто и нет прохожих, фонарь продолжает гореть – это его сущность. И когда кто-то появится, будет фонарь, будет свет, будет видно, куда идти. Но озарять путь для света – не работа, это просто в его природе. Когда бы ни появилась просветленная сущность, она становится светом. Но вы не можете различить свет духа, если не видите света тела.
Иисус сказал: «И я явился им во плоти». Он был во плоти, его можно было увидеть, услышать, потрогать – но его все равно не узнали. Его не узнали, потому что… потому что он нашел всех пьяными. Некому было узнавать, все были без сознания. Он стучался в их двери, но дома никого не было.
А если Иисус к вашей двери придет и постучит, вы будете дома? Нет, вы будете где-то еще, вас никогда нет дома. Вы скитаетесь по всему миру и бываете всюду, кроме родного дома. Где он, ваш дом? Внутри, где центр сознания, – вот где. Но вас там никогда нет, вы бываете там разве что в мгновения глубокой медитации. И в глубокой медитации вы узнаете Иисуса мгновенно – не важно, явится он во плоти или бестелесно. Когда ты дома, услышишь любой стук в дверь. Но что делать, если тебя нет? Иисус придет, постучит, а тебя нет. Вот что значит быть пьяным: это когда тебя нет дома.
Когда вам хочется забыться, вы напиваетесь или глушите себя наркотиками. Вы напиваетесь вдрызг всякий раз, когда хотите забыться. Пить – значит забывать, а сущность религиозности – вспоминание. Поэтому все религии против спиртного. Не в том дело, что спиртное плохо само по себе: пока не идешь по Пути, ничего дурного в алкоголе нет. Но как только ступил на Путь, нет ничего хуже спиртного, ведь Путь сводится к тому, чтобы вспомнить себя, а спиртное – это забвение.
Но почему вам так хочется забыться? Почему вам так скучно наедине с собой? Почему вы не уживаетесь с собой, почему вам так трудно быть бдительными? В чем проблема? Тот, кто сознает и понимает свое одиночество, чувствует себя пустым. Он чувствует себя так, будто он – никто. У него внутри пусто, и эта пустота превращается в бездну. И человеку страшно, ему хочется убежать от края пропасти.
Там, в глубине вашей души, – бездна. Мы – это бездна, вот почему вам так хочется от себя убежать. Будда называл эту пропасть «не-я», анатта. Нет там, внутри, никого. Когда заглядываешь в бездну, ничего не видишь – но там ничего и нет, это просто внутренние небеса, неизмеримая, бесконечная, бездонная пропасть. Кружится голова, становится страшно – и ты бежишь прочь. Но куда от этого убежишь? Куда ни пойдешь, пустота будет с тобой, ведь она и есть ты. Она – твое Дао, твоя сущность. И с этим нужно смириться.
Медитация – не что иное, как примирение со своей внутренней пустотой, когда вглядываешься в нее, а не убегаешь от нее, когда живешь ею, а не бежишь. И тогда пустота оборачивается вдруг всей полнотой жизни. Если не убегаешь от нее, она прекраснее и чище всего на свете, ведь чистым может быть только пустое. Когда есть хоть что-то, появится и грязь. Когда что-то есть, придет и смерть, появятся ограничения. Если есть хоть что-то, не может быть Бога. Бог – это беспредельная пропасть, неизмеримая бездна. И она там, внутри, просто вы не привыкли в нее заглядывать.
Когда поднимаешься на гору и смотришь вниз, в долину, начинает кружиться голова. Глядеть вниз не хочется, тебе страшно – кажется, вот-вот упадешь. Но нет на свете таких высоких гор и такой глубокой долины, как бездна внутри нас. И всякий раз, когда вы заглядываете в нее, кружится голова, накатывает тошнота – и вы отшатываетесь, зажмуриваетесь и убегаете. Вы бежите от нее на протяжении миллионов жизней, но не отдаляетесь от края ни на шаг, ведь от этой бездны никуда не уйти.
Нужно смириться со своей внутренней пустотой. И когда это удается, пустота вдруг меняется – из ничего возникает Все. Оказывается, она вовсе не пуста, это не отсутствие всего – наоборот, это присутствие всего, полнота сущего. Но к пониманию этого ведет только примирение с ней.
Вот почему вас так манят наркотики – спиртное, ЛСД, марихуана. А наркотики бывают самые разные: физические, химические, душевные. Власть, деньги, политика – тоже наркотики.
Посмотрите на любого политика: он пьян, опьянен своей властью, он словно парит над землей. Посмотрите на богача: думаете, его ноги когда-то касаются земли? Нет, он летает, ведь у него есть деньги. По земле ходят только бедняки и нищие, а богачи парят в небесах. И когда влюбляешься, тоже летишь, как на крыльях. Приходит любовь, и ты воспаряешь к небу. Вся жизнь меняется, ведь теперь ты опьянен. Секс – самый сильный наркотик, выдуманный природой…
Иисус сказал:
Я нашел всех их пьяными,
я не нашел никого из них жаждущим.
Тут нужно разобраться, идея очень тонкая! Когда опьянен этим миром, к другому не потянет. Если ты пьян от обычного вина, божественный нектар ни за что не вызовет жажды. Жажда появляется лишь тогда, когда человек уже не опьянен этим миром. Ничто в этом мире не в силах утолить такую жажду. Ее утолит только неведомое, только незримое.
Потому слова Иисуса и выглядят такими противоречивыми: «Я нашел всех их пьяными, я не нашел никого из них жаждущим». Никто не хотел пить, ведь каждый решил, что уже нашел свой ключ, свое сокровище, свое царство. Чего же им было искать?
Бог – опьянение совсем иного рода. Кабир сказал: «Я так опьянен, что ничем не отрезвишь, это навсегда». Спросите Омара Хайяма – он-то это знал, он только и говорил, что о вине иного мира. А Фицджеральд понял его совершенно превратно, ведь речь шла не о том вине, какое продают здесь. Хайям писал о божественном вине; тут вино – суфийский символ Бога. И если сделал глоток божественного вина, никогда больше не почувствуешь жажды.
Но этот мир и здешнее вино могут утолить жажду только на время. Они лишь ненадолго погружают в забвение. Разница очень большая: пригубив божественного вина, ты навеки бдителен, полон осознания, а напившись вина здешнего, ты просто одурманен, ходишь как лунатик, спишь на ходу. Вся твоя жизнь – просто сон.
Я нашел всех их пьяными,
я не нашел никого из них жаждущим.
И душа моя опечалилась за детей человеческих,
Ибо они слепы в сердце своем
и они не видят, что приходят в мир пустыми;
они ищут снова уйти из мира пустыми.
«И душа моя опечалилась…» Трудно представить, какие страдания испытывают Иисус и Будда, когда видят, что вы опьянены этим миром и не испытываете жажды Божественного, стремления к истине. Вы живете во лжи, но верите в эту ложь, будто она – правда. Вы променяли истину на ничто, променяли все на ничто. А потом даже крошечное становится преградой.
