Бертрис Смолл
Коварство и любовь

Когда Анна очутилась во внутреннем дворике Гринвичского дворца, прогрохотал салют – на башне стреляли пушки. Король поцеловал невесту, вступающую в свой новый дом. В большом зале выстроилась королевская гвардия, склоненными копьями приветствующая проход жениха и невесты. Генрих повел Анну в отведенные ей покои, где она могла отдохнуть до вечера. А вечером их ждал большой пир.

Анна, невозмутимая и царственная для сторонних наблюдателей, была тем не менее поражена теплым и искренним приемом, который оказали ей англичане.

– Они хорошие люди, Ганс, правда? – в третий или четвертый раз повторила она. – Но король, несмотря на все его учтивые манеры и показное расположение, не питает ко мне нежных чувств!

– Разве вы можете знать наверняка, мадам? – спросил мальчик.

Анна печально улыбнулась.

– Ганс, у меня нет опыта в любовных делах. Однако я достаточно изучила мужчин, чтобы с уверенностью сказать – если мужчина не смотрит тебе прямо в глаза, значит, что-то не так. Живописец Гольбейн изобразил меня не такой, какая я есть. Король влюбился в гольбейновский портрет, а я… Нет, я ему не нравлюсь. Он женится на мне по политическим соображениям, вот и все. Если бы не его горячее желание щелкнуть по носу короля Франции и правителя Священной Римской империи, мне бы ни за что не стать королевой Англии.

Генрих Тюдор был бы весьма удивлен, если бы узнал, о чем думает Анна Клевская. Предстоящий брак внушал ему отвращение и уныние. Принцесса нисколько не походила на тот образ, что сложился в его воображении. Да и себя он видел не так, как видели его со стороны. В сердце своем и уме он по-прежнему был юным, прекрасным и полным сил. После пира Генрих снова вызвал к себе Кромвеля, однако тот лишь вздыхал и пытался доказать королю, что невеста не так плоха.

– Ваше величество, это такая царственная особа. И народу она понравилась, – увещевал он короля.

– Неужели законники ничего не нашли? – вопрошал король, не обращая внимания на слова министра.

Кромвель покачал головой. Он начал всерьез беспокоиться за свою шкуру и богатства, которые терпеливо собирал за годы служения Англии. Он то и дело вспоминал своего бывшего хозяина, кардинала Уолси. Кардинал не сумел справиться с «Великим Делом» короля, то есть добиться согласия принцессы Арагонской на развод, – и за это поплатился жизнью. Ему бы непременно отрубили голову, не умри он на пути в изгнание!

Чтобы умиротворить Генриха, Уолси пошел на крайние меры – он преподнес ему роскошный дворец Хэмптон-Корт, но даже столь щедрый дар не смягчил королевского гнева! И вот теперь – снова это выражение в глазах Генриха Тюдора, но на сей раз молнии грозили обрушиться на голову Томаса Кромвеля, и впервые в жизни хитрый министр не знал, что делать. Там, где дело касалось мести, король умел выжидать. Уж лучше быстрая казнь, думал Кромвель.

Король отправился к себе в спальню, разогнав придворных джентльменов, к их же пользе, подальше от монаршего гнева. Плеснув себе щедрую порцию красного вина, он начал цедить его медленными глотками, все больше наливаясь злостью.

– Ты точно лев с занозой в лапе, Хэл, – тихо произнес Уилл Сомерс, его шут, опускаясь на пол возле колена короля. В сгибе его руки прикорнула Марго, обезьянка со сморщенным личиком. Она была уже очень стара и успела облысеть. Темный мех испещряли полосы седых волосков. Она тихо прощебетала что-то и поглядела в лицо Уиллу, ища поддержки.

– Убери эту образину подальше от меня, – проворчал король.

– У нее почти не осталось зубов, Хэл, – сказал шут, ласково поглаживая обезьянку.

– Ей хватит и одного, чтобы ухватить меня за палец, – буркнул Генрих и тяжело вздохнул. – Меня жестоко обманули, Уилл!

Уилл Сомерс не стал лукавить.

– Да, Хэл, я признаю – она не похожа на свой портрет. Есть приблизительное сходство, и все. Однако она кажется достойной леди. И сразу видно – особа королевской крови!

– Ах, если бы был способ отделаться от этого брака! Я бы ухватился за него обеими руками, – продолжал король. – Фламандская кобыла! Чертова громадина!

– Да, леди Анна выше ростом, чем ты привык. Но, возможно, тебе даже понравится, когда женские глаза будут на уровне твоих. Да, у нее широкая кость, но она не толстуха. И не следует забывать, Хэл, что и ты далеко не в расцвете юных лет. Думаю, тебе повезло найти столь приятную принцессу в жены!

– Дело зашло слишком далеко, иначе отправил бы ее домой, – мрачно заметил Генрих.

– Нет, Хэл, это не в твоем духе, – укоризненно сказал шут. – Ты всегда был учтивейшим и благороднейшим из рыцарей. Я всегда гордился тем, что служу тебе. Но что будет с моей гордостью, если ты оскорбишь бедную принцессу, которая не сделала тебе ничего плохого? Ее родина так далеко, а сердце так одиноко! И кто возьмет ее в жены после того, как ты отправишь ее домой? Как вынести такой позор? Кроме того, ее брат, герцог Вильгельм, будет вынужден объявить тебе войну. Франция и Рим будут смеяться до колик!

– Уилл, Уилл, – жалобно протянул король. – Ты единственный говоришь мне правду! Надо было посылать в Клеве тебя, но разве смог бы я обойтись без твоей компании? – Он снова печально вздохнул и, залпом осушив бокал, тяжело встал на ноги. – Помоги мне добраться до постели, шут, и посиди со мной. Вспомним старые счастливые времена. Помнишь Блейз Уиндхем? Мою милую сельскую затворницу?

– Да, Хэл, я хорошо ее помню. Красивая и добрая леди. – Уилл Сомерс услужливо подставил королю плечо и подвел к постели. Король лег, а слуга и его обезьяна устроились в ногах постели.

– Сейчас при дворе живет ее дочь, Уилл! Милая девушка, но совсем не похожая на мать. Леди Нисса Уиндхем – дикая английская роза. Она фрейлина принцессы Клевской. Ее мать просила меня дать ей место.

– Которая из фрейлин? – спросил шут. – Я знаю малышку Кейт Кэри, Бесси Фицджеральд и обеих сестричек Бассет. И есть две, которых я не знаю. Девица Каштановые Кудряшки и темноволосая красотка.

– Нисса и есть темноволосая. Однако она унаследовала глаза матери. Вторая девица – это Кэтрин Говард, племянница Норфолка. – Король усмехнулся. – Каштановые Кудряшки! Очень меткое прозвище, Уилл, потому что у девицы Говард действительно очаровательные локоны. Очень хорошенькая, не правда ли? Богом клянусь, любая из этих девиц подошла бы мне куда больше, чем принцесса Клевская. Зачем я слушал Кромвеля? Нужно было поглядеть по сторонам и выбрать в жены англичанку. Разве моя дорогая Джейн не была прекраснейшей английской розой с доброго куста?

– О-о, Хэл, неужели ты утратил вкус к новизне? – осторожно поддел короля шут. – Кажется, у тебя еще не было немки? По крайней мере, за то время, что я тебя знаю. Или была немка до того, как я пришел к тебе на службу? Скажи, Хэл, правда ли то, что говорят о немках?

– А что о них говорят? – насторожился король.

– Я не знаю, – тихо засмеялся шут. – У меня-то ни разу не было немки!

– И у меня не будет. Боюсь, что не смогу заставить себя с ней лечь. Святая кровь, мне следовало жениться на Кристине Датской или Марии де Гиз вместо этой фламандской кобылы!

– Хэл, – строго произнес шут, – очень удобно устроена твоя память! Мария де Гиз так хотела за тебя замуж, что со всех ног бросилась под венец с Джеймсом, королем шотландским, едва прослышав, что ты подыскиваешь себе жену! Видимо, она предпочитает шотландское лето английскому. А что до прекрасной Кристины, так она сообщила твоему послу, что имей она две головы, одну непременно отдала бы тебе. Но, поскольку голова всего одна, она предпочитает еще годик-другой оплакивать усопшего супруга. Когда-то ты был завидным женихом, Хэл, но теперь это уже не так! И дамы всей Европы наслышаны о том, как ты поступил с предыдущими женами. Тебе повезло, что ты нашел принцессу Клевскую. Но вот я не уверен, повезло ли ей с тобой?…

– Ты ступаешь на опасную почву, шут, – тихо сказал король.

– Я говорю тебе правду, чего не сделают твои приближенные, ибо они боятся тебя, Генрих Тюдор!

– А ты не боишься?

– Нет, Хэл. Я видел тебя голым и знаю, что ты всего лишь человек, как и я. Просто Хэлу выпало родиться королем, а Уиллу – дураком, но ведь могло быть наоборот…

– Ты думаешь, что я дурак, если позволил другим выбирать мне жену. Но теперь ничем уже дело не исправить, правда, Уилл?

Уилл Сомерс помотал седеющей головой.

– Ищи выгоды от своего положения, Хэл. Леди Анна может тебя удивить. – Он легко вскочил с постели и накрыл короля меховым одеялом. Обезьянка Марго цеплялась за его шею. – Засыпай! Тебе надо поспать, Хэл, да и мне тоже. Мы с тобой уже не так молоды, а следующие несколько дней будут сплошь речи, церемонии, тяжелая еда и вино рекой. Ты ничего не делаешь наполовину. Значит, переешь и перепьешь нас всех, последствия чего выйдут тебе боком…

Король сонно усмехнулся:

– Наверное, ты прав, Уилл.

Шут сидел неподвижно, пока король не захрапел. Тогда он тихо вышел из спальни, сообщив ожидающим за дверью придворным, что Генрих Тюдор, к всеобщему облегчению, наконец заснул.

Глава 4

Шестого января выдалось страшно морозным. Слабое солнце едва светило с небес цвета перламутра. С Темзы дул колючий ветер. К шести часам король уже проснулся, но еще с полчаса просто лежал под одеялом. Сегодня день его свадьбы, но ему ужасно хотелось, чтобы он даже не начинался. Наконец, осознав, что выбора у него нет, он вызвал своих камергеров. Они вошли в спальню, весело переговариваясь и улыбаясь, и принесли его свадебные одежды. Королю помогли встать с постели, выкупали и выбрили. Облачили в пышный наряд, в котором ему надлежало появиться на сегодняшней церемонии. Напрасные хлопоты, думал он, и глаза его были полны слез. Он еще не стар, но теперь не сможет наслаждаться прекрасной женщиной в своей постели!

Свадебный наряд короля был великолепен. Парчовый камзол оторочен роскошным соболем и вышит серебряными цветами. Плащ из алого атласа, также богато расшит, застегивался на большие круглые алмазные пуговицы. Ворот украшен золотом. Сапоги из красной кожи были скроены по новейшей моде, с узкими закругленными носами, и стягивались на лодыжке ремешком, их украшали жемчуг и алмазы. На каждом пальце короля блестело кольцо с драгоценным камнем.

– Ваше величество выглядит просто ослепительно! – воскликнул юный Томас Калпепер.

Остальные придворные согласно закивали.

– Не будь это дело государственное, – перебил король, – никакая сила не заставила бы меня делать сегодня то, что я делаю!

– Кромвель – покойник, – тихо сказал Томас Говард, герцог Норфолкский.

– Я бы не был так уверен, – прошептал в ответ Чарльз Брэндон, герцог Саффолк. – Старина Кромвель – хитрый лис и способен избежать гнева короля.

– Посмотрим, – ответил герцог Норфолк и улыбнулся, что случалось с ним нечасто. Это была улыбка триумфатора.

– Что вы там замышляете, Том? – спросил герцог Саффолк. Он знал, что Томас Говард очень дружен со Стивеном Гардинером, епископом Винчестерским. Епископ поддерживал стремление короля избавиться от влияния папы римского на церковь Англии, но был непримиримым противником доктрины, предложенной архиепископом Томасом Кранмером, которого опять-таки поддерживал Кромвель.

– Вы меня переоцениваете, Чарльз, – ответил Норфолк, по-прежнему улыбаясь. – Я преданнейший из слуг короля и всегда им был.

– О нет, я вас недооцениваю, Том, – возразил Саффолк. – Иногда вы меня пугаете. Ваше честолюбие бьет через край…

– Давайте поскорее покончим с этой комедией! – рявкнул король. – Если я должен на ней жениться, то приступим к делу.

Король в сопровождении придворных прошел через весь дворец в покои принцессы Клевской. Анна спокойно дожидалась жениха. Ей тоже не хотелось вставать с постели, и она тянула, сколько могла. Когда наконец Анну вынудили подняться, потребовались долгие уговоры, чтобы она соблаговолила выкупаться в розовой воде. Строгие правила, в которых была воспитана принцесса, утверждали, что телесная чистота – это суета и грех гордыни; но тем не менее она наслаждалась купанием.

– Я буду купаться каждый день, – объявила она дамам. – Нисса Уиндхем, чем пахнет эта вода? Какой приятный аромат.

– Маслом дамасской розы, ваше высочество, – ответила Нисса.

– Мне нравится! – воскликнула принцесса, и девушки засмеялись.

Это не было насмешкой над будущей королевой; они просто радовались, что сделали счастливой свою госпожу. Все до одной знали, что король недоволен. Лишь неведение относительно английских обычаев и слабое знание языка спасли Анну от жесточайшей обиды. Король ей нравился не больше, чем она ему; однако Анна была женщиной, и у нее была собственная гордость.

Внесли ее свадебные одеяния, которые вызывали всеобщее восхищение. Платье из парчи было украшено цветочным узором из жемчужин. Скроенное по немецкой моде, оно было без шлейфа, зато с круглой широкой юбкой. На ноги Анне надели кожаные туфельки с едва заметным каблучком, чтобы хоть немного скрыть высокий рост, который столь неприятно поразил короля. Светлые волосы были распущены, что должно было символизировать девственность, а на голове красовалась изящная золотая диадема, инкрустированная драгоценными камнями. Золотые трилистники имитировали веточки розмарина, символ плодовитости. Матушка Леве надела на шею госпоже ожерелье из крупных алмазов в золотой оправе, а затем застегнула на ее тонкой талии алмазный поясок. В глазах почтенной женщины блестели слезы. Несколько слезинок скатились на смуглую щеку, и принцесса ласково отерла их собственной царственной рукой.

– Ах, если бы мама могла видеть тебя, моя дорогая, – сказала матушка Леве.

– С ней все в порядке? – спросила Ниссу леди Брауни.

– Она грустит о том, что матери принцессы нет сейчас рядом и она не может видеть, как она выходит замуж за короля, – ответила Нисса и подумала про себя, что это хорошо, что ее здесь нет… Мать непременно увидела бы, что ее дочь внушает королю отвращение. Но, возможно, все еще изменится.

Зашел слуга с сообщением, что король готов, и невеста вышла из своих покоев. В сопровождении графини Оверштейн и мастера-распорядителя дома Клевских Анна последовала за Генрихом и свитой его придворных в королевскую часовню, где дожидался архиепископ, готовый скрепить королевский брак. Лицо Анны было безмятежно, но в душе ее царил страх. Она не нравилась Генриху Тюдору, а он не нравился ей. Тем не менее они вступали в брак из соображений выгоды. И Анна внутренне оплакивала и короля, и себя.

К алтарю ее повела графиня Оверштейн. Анна мало что поняла из того, что говорил архиепископ с добрым лицом. Но, когда Генрих Тюдор схватил ее руку и надел ей на палец тяжелое кольцо красного золота, Анна Клевская окончательно осознала, что в самом деле выходит замуж за короля Англии. Томас Кранмер совершал обряд, и Анна всматривалась в слова, которые были выгравированы на ее кольце: «Дар Божий, что беречь клянусь»! Это было единственное, что она могла делать, лишь бы не расхохотаться.

Потом она осознала, что король, сжимая ей руку, буквально тащит ее в королевскую церковь. Она едва не споткнулась, пытаясь не отстать от него, и рассердилась – зачем он позорит ее в день их свадьбы?! Как бы то ни было, она теперь его жена, что бы он себе ни думал. Усилием воли Анна заставила себя успокоиться, терпеливо слушая мессу. Затем подали горячее вино с пряностями.

Казалось, что церемониям в этот день не будет конца. После свершения брачного обряда король удалился в личные покои, чтобы снова переодеться. На сей раз он надел камзол, отделанный красным бархатом. Его уже дожидалась процессия придворных, и новобрачные повели гостей в зал, где все было готово к свадебному пиру. После полудня королева покинула праздник на то краткое время, чтобы сменить наряд. Она выбрала платье с рукавами, присобранными на локтях. Ее фрейлины также переоделись в платья, украшенные многочисленными золотыми цепочками, как было модно в немецких государствах.

Сердце Кэт Говард переполняла благодарность к Ниссе Уиндхем. По правде говоря, у девушки не было средств, чтобы служить фрейлиной. Место дал ей дядя, герцог Томас; однако щедростью сей вельможа не отличался и предпочитал помогать, используя свое влияние, но не золото. У Кэт было мало платьев, и ей приходилось по-разному сочетать те, что имелись. И даже так она была одета хуже прочих девушек. Она, ее сестры и трое братьев были сироты. И то немногое – очень немногое! – что оставил им покойный отец, предназначалось старшему брату. Поэтому перед королевской свадьбой Кэт Говард впала в отчаяние. Как она могла позволить себе новое платье, да еще щедро отделанное золотыми цепочками? Так что подарок Ниссы Уиндхем пришелся кстати.

– Пусть это будет подарок на Богоявление, двенадцатую ночь Рождества, Кэт, – сказала Нисса. – Мне дают денег больше, чем я могу потратить, даже если сошью еще одно платье. – Она пожала плечами. – Какой толк от золота, если им нельзя поделиться с подругами?

– Я не могу позволить принять такой щедрый дар, – слабо протестовала Кэт Говард, и было ясно, что чувства ее противоречили словам.

– Почему же нет? – спокойно спросила Нисса. – Неужели мне забыли сказать, что правила придворного этикета воспрещают делать подарки друзьям? Если такое правило есть, я его нарушу, потому что у меня есть подарки для вас всех!

Другие девушки тихонько засмеялись, а леди Брауни сказала:

– Нисса Уиндхем проявила исключительную щедрость, госпожа Говард! Вам повезло, что у вас появилась такая подруга. Разумеется, вы должны принять ее дар, иначе, боюсь, вас сочтут грубой и невоспитанной. И герцог Томас будет весьма раздосадован.

– В таком случае, – с лукавой улыбкой ответила Кэт Говард, – я должна его принять, что и делаю с благодарностью, Нисса Уиндхем!

Леди Брауни одобрительно кивнула.

– Прекрасный поступок.

– Мне нечего предложить тебе взамен, – тихо сказала Кэт Ниссе. – Но я не забываю добра, как не забываю и обиды. Придет день, когда я смогу отплатить тебе за этот щедрый дар, потому что ты по-настоящему добра ко мне. Я бедна, как церковная мышь, однако ты ни разу не дала мне почувствовать унижение, как делают гордячки Бассет. Мне еще представится возможность отблагодарить. Обещаю тебе, Нисса, что я это сделаю!

Когда в тот день они вернулись в пиршественный зал в новых нарядах, королеву и ее фрейлин встретили громом аплодисментов. Дам и их платья просто засыпали комплиментами. Потом были танцы. Король с плохо скрытым раздражением повел Анну танцевать, но, к его величайшему удивлению, новобрачная оказалась превосходной партнершей. Уж фрейлины постарались ее обучить! Когда Генрих закружил Анну в танце и подхватил на руки, она одарила его сияющей улыбкой и засмеялась, глядя на него сверху вниз. И король вдруг решил, что, возможно, не так уж она непривлекательна, как он поначалу думал. Может быть, все образуется?

– Нисса?

Девушка обернулась. Сзади стояла Кэт Говард с… с ним!

– Это мой кузен, Вариан де Уинтер, граф Марч, – представила Кэт. – Ему не с кем танцевать. И я подумала – может быть, ты проявишь сострадание к бедняге? Ведь я знаю, как ты любишь танцевать.

Его глаза оказались зелеными. Темно-зелеными… зелеными, как воды реки Уай, когда она течет, покрытая солнечными бликами и замедляя ход на отмелях вблизи ее родного дома.

– Мадам. – Он учтиво поклонился, глядя на нее без улыбки.

– Сэр. – Нисса присела в реверансе, чувствуя, как вдоль спины ползут мурашки. Какой у него глубокий и мелодичный голос! Он ее просто завораживал. И при взгляде на его суровое, прекрасное лицо ее сердце пустилось вскачь.

– Ох, Нисса, потанцуй с Варианом, – упрашивала Кэт. А потом упорхнула в поисках кавалера для себя.

– Говорят, что вы не джентльмен, милорд. Леди Марло предупредила меня, что даже простой беседы с вами достаточно, чтобы погубить свою репутацию, – храбро начала Нисса, сумев справиться с волнением.

– И вы этому верите? – спросил он сухо, но девушка ясно различила веселые нотки в его завораживающем голосе. Тем не менее лицо графа оставалось серьезным.

– Я думаю, что леди Марло, которая является ближайшей подругой моей тети, просто сплетница, обожающая скандалы, – сообщила Нисса. – Однако скандал не возникает на пустом месте – там всегда есть зерно правды. Однако мы в общественном месте, в окружении толпы придворных. И я не вижу, каким образом вы можете меня скомпрометировать. Поэтому, милорд, если вы действительно просите меня на танец, я принимаю ваше приглашение. Отказ был бы неслыханной грубостью. – Она снова присела в реверансе.

Он взял ее руку, и Нисса почувствовала, как ее пронизал жар, идущий от его крепкой ладони. Они вступили в круг танцующих, когда веселый контрданс был уже в самом разгаре. Потом последовал второй танец. Когда музыка стихла, возле них внезапно появился Оуэн Фицджеральд.

– Дорогая Нисса, тетя хочет с тобой поговорить. – Он крепко взял ее за локоть. – С вашего позволения, милорд.

Граф Марч поклонился, и слабая усмешка тронула его губы.

– Разумеется, милорд, – сказал он спокойно, – если вы настаиваете. – Затем повернулся и исчез в толпе.

– Как вы могли! – воскликнула Нисса, топнув ножкой для пущего эффекта. – Вы поставили меня в неловкое положение в присутствии всего двора!

– Моя дорогая девочка, я нисколько не сомневаюсь, что ты сама можешь решать, как строить свою жизнь. Но твоя тетя, которую подзуживает Адела Марло, так не думает. Побереги упреки для Блисс и ее закадычной подружки.

– Хорошо, – зловещим голосом произнесла Нисса и, вырвав руку, побежала на другой конец зала, где восседали обе почтенные кумушки.

– Нисса! – начала Блисс, прежде чем девушка успела заговорить. – Разве тебя не предостерегли насчет этого человека? Счастье, что леди Марло вовремя заметила, что он танцует с тобой. Иначе не представляю, что могло бы случиться!

– Ничего не могло бы случиться, – отрезала Нисса. – Как может пострадать моя репутация в зале, битком набитом людьми? А вот вы поставили меня в глупое положение. Графу Марчу меня представила его кузина, госпожа Говард, моя подруга и одна из королевских фрейлин. В подобных обстоятельствах я вряд ли могла отказать ему в танце. Вы так не считаете?

– Мое дорогое дитя, – начала Адела Марло, – такая невинная девушка, как ты, наверное, не понимает, какой опасный человек этот лорд де Уинтер. Помни, тебя отправили ко двору, чтобы найти достойного супруга. Но ни один джентльмен из хорошей семьи не захочет взять в жены женщину сомнительной репутации. – И она улыбнулась, как ей казалось, вполне дружески, однако, по мнению Ниссы, это лишь прибавило ей высокомерия.

– Мадам, – ответила она, и ее глаза налились гневом, – как вы смеете читать мне нотации на тему манер и морали? Вы лишь старше меня годами, а по рождению и по положению при дворе я гораздо выше вас. Будь я глупа, точно курица, каковой вы, по-видимому, меня считаете, тогда бы ваши советы имели некоторую ценность. Но я отнюдь не дурочка, и меня смертельно оскорбляет, что моя тетя попала под ваше влияние и забыла, что я дочь моей матери! И я умею вести себя в приличном обществе. Вы намекаете на какой-то скандал в прошлом лорда де Уинтера, но не сообщаете подробностей. А я думаю, что граф Марч – очень приятный джентльмен и прекрасный танцор. А что до моей репутации, то моя добродетель не вызывает сомнений. Если у вас есть другие соображения, выскажите их и не тяните. А если нет, то я покорнейше просила бы вас держать в узде ваше буйное воображение и больше не вмешиваться в мою жизнь.

– Мы обязаны ей сказать! – драматически воздев руки, воскликнула Адела Марло, обращаясь к Блисс. – Иначе моя совесть не успокоится.

– Что вы обязаны мне сказать? – едва скрывая усмешку, спросила Нисса.

– Этот человек, которого вы совсем не знаете, но тем не менее продолжаете защищать, – сказала Адела, – этот человек… он известный совратитель невинных девушек! Он обольстил молодую девушку, а потом, когда она узнала, что ждет ребенка, отказался исполнить свой долг! Несчастная покончила с собой. Ну что, моя дорогая, станете его защищать и дальше?

Нисса была шокирована и, что еще хуже, чувствовала себя обманутой. Но откуда ей было догадываться о столь ужасных вещах?

Она по-прежнему злилась на Аделу Марло, которая теперь смотрела на нее с победным видом. На ее губах змеилась торжествующая улыбка. Ниссе очень захотелось стереть эту улыбку с ее лица.

– Мадам, вы самая злобная сплетница, каких я только встречала! – резко воскликнула она. Ей было отрадно видеть, как Адела, не ожидавшая подобного отпора, втягивает голову в плечи.

– Нисса! – Даже Блисс, известная своим терпеливым и выдержанным нравом, была изумлена резкостью племянницы. – Ты сию же минуту должна извиниться перед леди Марло!

– А я думаю, что это леди Марло следует извиниться передо мной, – отрезала Нисса. – И вы тоже, тетя Блисс!

Она развернулась на каблуках и бросилась на поиски подруг, ее сердце громко стучало в груди. Конечно, она отнюдь не была влюблена в лорда де Уинтера, потому что до сей минуты почти ничего о нем не знала. Отвратительно, однако, что тетя и леди Марло помыкают ею так, будто она несмышленое дитя. А ей уже семнадцать!

Адела Марло пришла в себя не сразу. Губы ее побелели.

– Это первый раз в жизни, когда со мной разговаривают в подобном тоне! – Она даже задыхалась от возмущения. – Будь девица на моем попечении, я бы высекла ее до крови, а затем отправила назад к родителям. Она совершенно отбилась от рук, и ее ждет дурной конец. Помяни мои слова, Блисс!

– Согласна, Адела, Нисса тебе нагрубила. Но ты сама настаивала, чтобы я следила за каждым ее шагом. Однако Нисса не из таких девушек. Она умна и быстро усвоила законы придворной жизни. Она знает, что поставлено на кон, и не допустит, чтобы ее скомпрометировали. Кроме того, она любит наше новую королеву и счастлива ей служить.

– Полагаю, ее существенное приданое перекричит любое злословие, – раздраженно ответила Адела Марло.

Королю и королеве пришла пора отправиться в спальню.

– Ночь длиною в пятнадцать часов, – ворчал Генрих. – В следующий раз, когда мне вздумается жениться на уродине, я устрою свадьбу в канун праздника середины лета – самая короткая ночь в году; не то что долгая зимняя ночь!

– В следующий раз, когда он женится… – многозначительно прошептал Кромвелю герцог Норфолк.

– Ночь только начинается, – ответил Кромвель. – К рассвету, милорд, король, возможно, станет счастливейшим мужчиной на земле.

И он улыбнулся с уверенностью, которой на самом деле у него не было. Герцог улыбнулся в ответ с видом человека, сознающего свое превосходство. Томас Кромвель терзался дурными предчувствиями, и по его спине полз ледяной озноб. Что задумал герцог?

Фрейлины помогали королеве снять свадебное облачение и бегали туда-сюда, принося одно и унося другое. Анна была женщиной высокой и с широкой костью, но у нее были стройные ноги и руки, тонкая талия маленькие груди в форме груши, которые совершенно не вязались с ее пропорциями и статью. Дамы, которые помогали ей раздеваться, лишь в отчаянии качали головами и переглядывались. На королеву надели простую ночную сорочку из белого шелка и тщательно расчесали густые белокурые волосы – они очень украшали королеву.

Матушка Леве, старая няня королевы, зашептала Анне на родном языке:

– Дитя мое, и что ты станешь делать с этим медведем, твоим супругом? Мы обе знаем, что ты ему не нравишься – спасибо юному Гансу, который слушает, что болтают в его присутствии глупцы, которые не обращают на него внимания, потому что он всего лишь мальчик! Знаю, что мама не рассказывала о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Но я тебя просветила. Так попытайся его завоевать, девочка! Я так боюсь за тебя…

– Не стоит, – заверила Анна. – Я пока не знаю, что стану делать. Все зависит от моего супруга, короля. Возможно, он станет добрее ко мне, если я дам ему предлог для аннулирования нашего брака. Уверена, если бы он нашел повод разорвать помолвку и избежать сегодняшнего бракосочетания, он бы так и сделал. Мне говорили, что король не из тех, кто готов терпеть, если кто-то идет против его воли. Мы только что поженились. У него нет причины требовать развода, однако он мечтает от меня избавиться. Если я не предоставлю ему такую причину, он, чего доброго, убьет меня! Матушка Леве, я приехала в Англию не для того, чтобы лишиться головы, но чтобы получить свободу и не терпеть скуку, которая царит в доме моего брата! – Улыбнувшись, Анна погладила руку своей верной служанки. – Молись, чтобы я приняла верное решение.

Из передней донеслись звуки шумного веселья. Дверь спальни распахнулась. Дамы присели в реверансе. Король, в бархатном халате и ночном колпаке, с видимой неохотой вошел в спальню в сопровождении своих приближенных и архиепископа. Не говоря ни слова, король забрался на кровать и лег рядом с королевой. Архиепископ прочел молитву, чтобы брак был счастливым, а потомство – многочисленным.

Когда он закончил, король крикнул:

– Вон отсюда! Я хочу покончить с этим поскорее. Вон! Все вон!

Придворные, дамы и джентльмены, покинули спальню, усмехаясь и лукаво переглядываясь. Дверь за ними закрылась со зловещим стуком.

Жених и невеста молча бок о бок сидели в кровати. Наконец Генрих повернулся и посмотрел на свою королеву, чуть не вздрогнув от отвращения. Не то чтобы она действительно была уродлива – нет! Но черты лица были куда грубее, чем изобразил на портрете Гольбейн. И она была такая высокая и большая, особенно в сравнении с Катериной, первой Анной и его милой Джейн. Однако в глазах светился ум, и сейчас они смотрели на него с настороженностью. Уж лучше поскорее закончить дело. Протянув руку, он накрутил на палец прядь ее золотистых волос. Они были мягкие, и это ему понравилось. Хоть что-то в этой женщине ему пришлось по душе!

– Я вам не нравлюсь, – внезапно сказала Анна, в напряженном молчании ее голос звенел.

Удивленный король не ответил. Интересно, что еще она ему скажет?

– Вы бы… не женился на мне, но вы не нашел… нашел… ах! Я не знаю слово! – У нее был сильный акцент, но он отлично ее понял.

– Предлог, – осторожно подсказал он.

– Да! Вы не найти предлог, чтобы… чтобы…

– Отвергнуть, – снова подсказал Генрих.

– Да! Меня отвергнуть! – торжествующе воскликнула она. – Если я дать вам предлог, вы позволить мне остаться в Англии, Хендрик?

Король был поражен. Она пробыла в Англии всего одиннадцать дней, но уже изъяснялась по-английски, что ясно свидетельствовало о ее уме. А еще – она быстро разобралась в том, что его терзало. Не совершает ли он ошибку? Нет. Он никогда не полюбит эту женщину. Он не может ее полюбить. Не может – даже ради спасения Англии.

– Что за предлог? – требовательно спросил он, испытующе сощурив голубые глаза. – Он должен быть надежным и понятным, Энни. Говорят, что у меня и так дурная репутация… в том, как я обращаюсь со своими женами. Но это неправда. Они не понимают.