Бернард Корнуэлл
Гибель королей
– Что передать отцу Виллибальду? – уточнил Ситрик.
– Что он круглый дурак и что я спасаю его никчемную жизнь. Вперед! Поторопись!
Мы с Финаном спешились, и я передал поводья Сигунн.
– Отведи лошадей подальше в лес, – велел я, – и жди.
Мы с Финаном залегли у края леса. Мы сильно обеспокоили Иванна, потому что он несколько минут смотрел в нашу сторону и лишь потом пошел к кораблю.
– А что будем делать мы? – спросил Финан.
– Уничтожим эти корабли, – ответил я.
Я был готов и на большее. Я был готов на то, чтобы полоснуть Вздохом Змея по жирной шее короля Эорика, однако в настоящий момент дичью были мы, и я не сомневался: у Зигурда и Эорика воинов более чем достаточно, чтобы запросто разделаться с нами. А еще они точно знают, сколько у меня людей. Наверняка Зигурд поставил разведчиков у Беданфорда, и ему уже передали, какое количество всадников движется к его ловушке. Он позаботился о том, чтобы мы заметили его людей. Наверняка хочет, чтобы мы перешли по мосту в Энульфсбириге, а потом собирается зайти нам в тыл, дабы мы оказались между его силами и войском короля Эорика. Если все получится так, как он хочет, не будет никакого сражения. Будет обыкновенная резня. А если бы мы случайно пошли северным берегом реки, корабли Иванна переправили бы людей Зигурда через Уз и они стали бы преследовать нас. Ведь он даже не удосужился надежно спрятать суда. Почему? Считает, что я не усмотрю ничего угрожающего в том, что два восточно-английских корабля стоят на якоре на восточно-английской реке. Получается, что, на каком бы берегу я ни оказался, мне не миновать его ловушки. Весть о резне достигнет Уэссекса через несколько дней, и Эорик будет клясться, что не имеет никакого отношения к этому зверскому преступлению. Он свалит всю вину на язычника Зигурда.
Вместо этого я испорчу жизнь Эорику и поддену Зигурда, а потом отправлюсь праздновать Йоль в Буккингахамм.
Мои люди пришли во второй половине дня. Солнце на зимнем небе клонилось к закату, а значит, оно будет слепить людей Иванна. Я быстро дал указания Осферту и отправил его в сопровождении еще шести дружинников к монахам и священникам. Я выждал некоторое время, чтобы он успел добраться до них, а затем, когда солнце опустилось еще ниже, раскинул собственные сети.
Я взял Финана, Сигунн и еще семерых. Сигунн ехала верхом, мы же шли пешком. Иванн ожидал увидеть маленькую компанию, вот я ему ее и показал. Пока нас не было, он уже успел вернуться к тому берегу, и сейчас его люди энергично гребли, спеша к нам.
– У него на корабле двадцать человек, – сказал я Финану, прикидывая, какое количество противника нам по силам одолеть.
– По двадцать на каждом, господин, – заметил Финан. – Над тем леском вьется дымок, – добавил он, – так что не исключено, что людей у него значительно больше.
– Они не станут переправляться через реку, чтобы быть убитыми. – При каждом шаге под ногами хлюпала вода. Ветра совсем не было. За рекой на вязах еще держались бледно-желтые листья. – Когда начнем убивать, – обратился я к Сигунн, – ты возьмешь наших лошадей и поскачешь в лес.
Она кивнула. Я взял ее с собой, потому что Иванн рассчитывал ее увидеть и потому что она была красавицей, а это означало, что все его внимание будет отвлечено на нее и он не взглянет в сторону той рощицы, где ждали мои люди. Я надеялся, что они хорошо спрятались, но оглядываться и проверять не решался.
Иванн уже успел выбраться на берег и привязать корабль к тополю. Течение отнесло корму вниз, судно встало корпусом вдоль берега. Это давало возможность людям Иванна в любой момент перепрыгнуть на берег. Нас же было всего восемь, и Иванн внимательно наблюдал за нами. В ту нашу встречу я сказал ему, что приведу с собой слуг. На самом деле никаких слуг у меня не было, но человек видит то, что хочет, а он не сводил глаз с Сигунн. Он спокойно стоял и ждал нас, ничего не подозревая.
Я улыбнулся ему.
– Ты служишь Эорику? – крикнул я, когда мы подошли поближе.
– Да, господин, я же тебе говорил, – ответил он.
– И он хочет убить Утреда? – спросил я.
На его лице появились первые проблески сомнения. Я же продолжал улыбаться.
– Вам известно о… – начал он свой вопрос, но так и не закончил его, потому что я выхватил Вздох Змея, и это послужило сигналом для моих людей. Воины пришпорили лошадей и выскочили из леса. Они мчались ровной шеренгой, из-под копыт взлетали брызги и комья земли. Всадники держали на изготовку копья и топоры и прикрывались щитами. Они олицетворяли собою смерть, ворвавшуюся в унылый зимний день. Я замахнулся мечом на Иванна, рассчитывая отогнать его подальше от корабля, но тот попятился и упал в воду между корпусом и берегом.
На этом все закончилось.
Берег вдруг заполонили всадники, пар, валивший от лошадей, быстро растворялся в холодном воздухе. Иванн молил о пощаде, а его команда, застигнутая врасплох, даже не сделала попытки вытащить оружие. От долгого сидения на корабле они замерзли, от скуки потеряли бдительность, и появление моих людей в боевой амуниции, со сверкающими клинками, острыми, как лед, который еще лежал в тенистых местах, – все это привело их в ужас.
Моряки другого корабля оцепенело наблюдали за своими товарищами и тоже не спешили бросаться в бой. Саксы и даны, они были людьми Эорика, главным образом христиане, и ими не двигали те амбиции, что подгоняли голодное войско Зигурда. Я знал, что те даны где-то на востоке ждут, когда наши монахи и дружинники переправятся через реку. Эти же люди на кораблях не желали участвовать в чем-то подобном, их работа состояла в том, чтобы ждать, и все они предпочли бы сидеть дома у очага, а не воевать. Когда я предложил им жизнь в обмен на капитуляцию, они так рассыпались в благодарностях, что это тронуло меня до глубины души. К тому же с дальнего судна им кричали, чтобы те не сопротивлялись. Мы переправились на корабле Иванна на противоположный берег и в итоге овладели обоими судами, не пролив ни капли крови. Мы забрали у людей Эорика кольчуги, оружие, шлемы и перевезли всю эту добычу на наш берег. Команды мы оставили на том берегу, всех, кроме Иванна, которого я взял в плен, а корабли сожгли. Чтобы согреться, моряки развели костер, и мы, взяв из этого костра горящую ветку, подпалили суда. Я убедился, что огонь охватил оба корпуса, потом полюбовался, как пламя пожирает скамьи для гребцов, и мы поскакали на юг.
Дым от горящих кораблей будет сигналом Зигурду, ясным знаком, что его тщательно продуманная затея провалилась. Вскоре он узнает обо всем от моряков Эорика, но пока его разведчики видят только монахов и священников у моста в Энульфсбириге. Я велел Осферту вывести наш отряд на открытое место на берегу и позаботиться о том, чтобы шум и гам привлек внимание. Конечно, в этом был определенный риск, даны Зигурда могли напасть на практически беззащитных церковников, но я рассчитывал, что они будут ждать до тех пор, пока не убедятся, что и я там. Они и ждали.
По прибытии в Энульфсбириг мы обнаружили поющий хор. Это Осферт приказал им петь, и они стояли и пели, держа над собою хоругви.
– Громче, ублюдки! – заорал я, когда мы двинулись к мосту. – Пойте громче, мелкие пташки!
– Господин Утред! – подбежал ко мне отец Виллибальд. – Что происходит? Что случилось?
– Я решил начать войну, отец мой, – бодро сообщил я. – Война гораздо интереснее мира.
Он ошеломленно уставился на меня. Я слез с седла и увидел, что Осферт выполнил мой приказ и разложил растопку на деревянном покрытии моста.
– Это солома, – сообщил он, – и она мокрая.
– Высохнет, когда загорится, – сказал я.
Солома была сложена поперек моста и скрывала низкую баррикаду из досок и бревен. Внизу по течению дым от горящих кораблей сгустился и темным столбом поднимался высоко в небо. Солнце почти село и отбрасывало длинные тени на восток, туда, где находился Зигурд, которому, вероятно, уже доложили о моем приближении.
– Ты начал войну? – снова догнал меня Виллибальд.
– Стена из щитов! – закричал я. – Строимся здесь! – Я собирался выстроить стену из щитов на мосту. Для нас не имело значения, сколько людей у Зигурда, потому что на узком пространстве между тяжелыми бревенчатыми парапетами нам могла противостоять только жалкая горстка.
– Мы пришли с миром! – попытался остановить меня Виллибальд.
Близнецы, Сеолберт и Сеолнот, тоже возмущались действиями Финана, который расставлял в боевой порядок наших воинов. Мост был достаточно широким, чтобы на нем шеренгой могли разместиться шестеро мужчин с сомкнутыми вплотную щитами. У нас получилось четыре шеренги.
– Мы пришли, – повернулся я к Виллибальду, – потому что Эорик предал тебя. Он и не думал о мире. Он думал только о том, чтобы облегчить себе войну. Спроси его. – Я указал на Иванна. – Иди поговори с ним и оставь меня в покое! Да, и передай тем монахам, чтобы они прекратили свои завывания.
А потом из рощи на дальнем краю пропитавшегося влагой поля появились даны. Множество, наверное сотни две, и над ними развевалось знамя с летящим вороном. Все они были верхом, и вел их Зигурд, скакавший на огромном белом жеребце. Он увидел, что мы поджидаем его и что для атаки ему придется послать своих людей на узкий мост, свернул с пути в сторону, остановил лошадь, спешился и пошел к нам. Его сопровождал молодой человек, но именно Зигурд привлекал к себе внимание: крупный, широкоплечий, с исполосованным шрамами лицом, с длинной бородой, заплетенной в две толстые косы, обмотанные вокруг шеи. В его шлеме отражался красноватый закат. Он не счел нужным прикрыться щитом или обнажить меч, однако с первого взгляда было видно, что это ярл в роскошном боевом облачении, в отделанном золотом шлеме, с толстой золотой цепью, сверкавшей из-под бороды, с широкими золотыми браслетами на руках. Золото сверкало и на ножнах, и на рукоятке меча. Украшения молодого человека были из серебра – цепь на шее и серебряное кольцо по верхней части шлема. Вид у юноши был надменный, взгляд – наглый и враждебный.
Я переступил через солому и пошел навстречу этой парочке.
– Господин Утред, – язвительным тоном поприветствовал меня Зигурд.
– Ярл Зигурд, – таким же тоном ответил я.
– Я предупреждал их, что ты не дурак, – сказал он.
Солнце теперь висело над самым горизонтом, и Зигурду приходилось щуриться, чтобы видеть меня. Он сплюнул на траву.
– Десять твоих против восьмерых моих, – предложил он, – прямо тут. – Зигурд потопал по земле. Он хотел выманить моих людей с моста и знал, что я не приму его предложение.
– Позволь мне сразиться с ним, – заговорил его спутник.
Я пренебрежительно оглядел юнца с ног до головы.
– Мне нравится убивать взрослых противников, которые уже бреются, а не каких-то молокососов, – бросил я и перевел взгляд на Зигурда. – Ты против меня, – предложил я, – прямо здесь. – Я потопал по скованной льдом дороге.
Зигурд улыбнулся, обнажая желтые зубы.
– Утред, я бы прикончил тебя, – спокойно произнес он, – и избавил бы мир от бесполезного куска дерьма, но мне придется отложить это приятное занятие.
Он поднял правый рукав и показал шину на предплечье. Шина представляла собой две деревянные планки, туго стянутые льняными полосами. Я также увидел любопытный шрам на его ладони: два пореза, образовывавшие крест. Зигурд не был трусом, однако не был и дураком. Он понимал, что ему нельзя вступать в поединок, пока сломанная кость не срослась.
– Ты опять сражаешься с бабами? – спросил я, кивая на странный шрам.
Он молча уставился на меня. Я думал, что Зигурд переваривает нанесенное ему оскорбление, но оказалось, что он просто размышляет.
– Дай мне сразиться с ним! – опять подал голос юнец.
– Закрой рот, – грозно произнес Зигурд.
Я взглянул на парня. На вид ему было восемнадцать или девятнадцать, он еще не вошел в силу, но уже обрел уверенность в себе и научился заносчивости. У него была очень красивая кольчуга, вероятно франкская, а руки унизывали браслеты, которые так обожают даны, однако я подозревал, что все эти украшения он получил не на поле битвы.
– Мой сын, – представил его Зигурд. – Зигурд Зигурдсон.
Я кивнул ему, Зигурд же Младший лишь смерил меня надменным взглядом. Ему ужасно хотелось показать себя, но отец был категорически против.
– Мой единственный сын, – добавил он.
– Похоже, он так и ищет смерти, – сказал я, – и, если так жаждет поединка, я готов пойти ему навстречу.
– Его время еще не пришло, – покачал головой Зигурд. – Я знаю, потому что говорил с Эльфаделль.
– Эльфаделль?
– Она видит будущее, – ответил Зигурд, и его голос прозвучал серьезно, без малейшего намека на насмешку. – Она предсказывает будущее.
До меня доходили слухи об Эльфаделль. Туманные, как дым, они плыли над Британией, рассказывая, что на севере есть одна колдунья, которая говорит с богами. Одно упоминание ее имени, которое было созвучно нашему слову, обозначавшему ночной кошмар, заставляло христиан осенять себя крестным знамением.
Я пожал плечами, показывая, что мне нет дела до Эльфаделль.
– И что же эта старуха тебе поведала?
Зигурд поморщился.
– Она говорит, что ни один сын Альфреда не будет править Британией.
– И ты веришь ей? – спросил я, хотя и так видел, что верит, ведь он рассказывал об этом спокойно и просто, как если бы называл цену на скотину.
– Ты бы тоже ей поверил, если бы дожил до встречи с ней.
– Это ведьма тебе сказала?
– Если мы с тобою встретимся, сказала она, твой вождь умрет.
– Мой вождь? – Я сделал вид, будто эти слова меня позабавили.
– Ты, – мрачно произнес Зигурд.
Я сплюнул.
– Как я понимаю, Эорик хорошо тебе заплатил за то, чтобы мы тут почесали языками.
– Он заплатит, – буркнул Зигурд, повернулся и, схватив за локоть своего сына, пошел прочь.
Хотя я и вел себя вызывающе, мне в душу все же закрался страх. А вдруг колдунья Эльфаделль сказала правду? Ведь боги и в самом деле говорят с нами, только необычными словами. Неужели мне суждено умереть здесь, на берегу этой реки? Зигурд верит в это и собирает своих людей для атаки. Если бы ему не предсказали исход этого сражения, он бы никогда не отважился на такую авантюру. Никто, даже самый опытный воин, не будет рассчитывать на то, что ему удастся пробить стену из щитов, выстроенную мною между парапетами. А вот люди, вдохновленные предсказанием, пойдут на любую глупость в уверенности, что их победа предрешена судьбой. Я прикоснулся к рукояти Вздоха Змея, потом дотронулся до молота Тора и вернулся на мост.
– Зажигай огонь, – сказал я Осферту.
Настало время поджечь мост и отступить, и Зигурд, если у него хватит мудрости, оставит нас в покое. Он лишился шанса заманить нас в засаду, наша позиция на мосту оказалась угрожающе прочной, однако в его голове звучало предсказание некой странной колдуньи, и Зигурд принялся распалять речами своих людей. Я слышал их разгоряченные выкрики, слышал, как они стучали мечами по щитам. Затем все даны спешились и выстроились в шеренгу. Осферт принес факел и бросил его в кипу соломы. Все мгновенно заволокло дымом. Даны взвыли, когда я протолкался через нашу стену из щитов.
– Уж слишком сильно он жаждет вашей смерти, господин, – с усмешкой произнес Финан.
– Он глупец, – ответил я.
Я скрыл от Финана предсказание колдуньи. Пусть он и христианин, но верит в то, что в подлеске снуют эльфы и что по ночам на облаках танцуют призраки, и, если бы я сообщил ему о колдунье Эльфаделль, он испытал бы такой же страх, как тот, что сжал мое сердце. Если Зигурд атакует, мне придется вступить в бой, потому что нам нужно удерживать мост до тех пор, пока огонь не разгорится, – Осферт оказался прав насчет розжига. Это был тростник, а не солома, причем влажный, и пламя пожирало его с большой неохотой. Он дымил, но жара от него не хватало, для того чтобы занялись толстые бревна настила, которые Осферт успел подрубить боевым топором.
Люди Зигурда мрачно смотрели на нас. Они продолжали стучать мечами и топорами по тяжелым щитам и требовали, чтобы их повели в атаку. Северяне понимали, что их будет слепить солнце, что они задохнутся в удушливом дыму, но все равно настаивали. Слава – это всё. Это единственное, что открывает нам путь в Валгаллу, и тот, кто повергнет меня, приобретет эту славу. Вот так в свете умирающего дня они и ожесточали себя, желая напасть на нас.
– Отец Виллибальд! – крикнул я.
– Господин? – услышал я нервный возглас с берега.
– Принеси сюда большую хоругвь! И приведи двух монахов, чтобы они подняли ее над нами!
– Да, господин, – ответил он. Голос его был удивленным и одновременно довольным.
Двое монахов принесли широкое льняное полотнище с вышитым распятием Христа. Я велел им встать как можно ближе к последней шеренге и дал им в помощь двоих дружинников. Если бы дул хотя бы слабый ветерок, нам бы не удалось поднять эту штуковину. Однако, по счастью, ветра не было, и над нами воспарила яркая картина. Золотые нити засверкали в лучах заходящего солнца. На зеленом, коричневом и синем фоне отчетливо выделялись темно-красные потеки крови в том месте, где солдат копьем пронзил тело Христа. Виллибальд наверняка решил, что я волшебством его веры хочу поддержать боевой дух в своих людях, и я не стал его разубеждать.
– Это прикроет солнце, господин, – предупредил меня Финан, имея в виду то, что мы потеряем преимущество и солнце не будет слепить данов.
– Ненадолго, – сказал я. – Держите крепче! – крикнул я двум монахам, которые с трудом удерживали толстенные жерди.
И в этот момент, вероятно разозленные реющей хоругвью, даны с боевым кличем ринулись вперед.
Я вдруг вспомнил, как впервые оказался в стене из щитов. Молоденький, напуганный, я вместе с Татвином и его мерсийцами стоял на почти таком же мосту, как этот, и на нас неслась толпа валлийских скотокрадов. Сначала они осыпали нас градом стрел, потом пошли врукопашную, и на том мосту я впервые испытал азарт битвы.
Сегодня же, уже на другом мосту, я обнажил Осиное Жало. Мой большой меч назывался Вздох Змея, а его младший брат – Осиное Жало. Он был поменьше, но столь же смертоносный, особенно если приходилось биться в такой обстановке, как сейчас. Когда воины стоят вплотную друг к другу, когда их щиты смыкаются, когда каждый чувствует дыхание товарища и видит блох в его бороде, когда нет возможности замахнуться топором или длинным мечом, вот тогда в дело вступает Осиное Жало, острый меч, несущий с собой ужас.
И ужас действительно овладел душами данов. Перед атакой они видели только кучи розжига и решили, что там лишь влажный дымящийся тростник. Однако под тростник Осферт подложил доски с крыш, и когда авангард данов попытался ногами раскидать розжиг, их удары пришлись по плотной древесине.
Некоторые из них метнули копья, и те воткнулись в наши щиты. Это, конечно, утяжелило щиты, но для нас особого значения не имело. Задние ряды атакующих давили на передние, тех сдерживала баррикада из досок, и многие падали. Одного из таких я ударил в лицо мыском подбитого железом сапога и почувствовал, как хрустнула кость. Даны так стремились добраться до нас, что шли по телам своих упавших товарищей, а мы их убивали. Двое все же прорвались, несмотря на все преграды, и один из них стал добычей Осиного Жала, вынырнувшего из-под края его щита. Он как раз замахнулся топором, удар которого принял на свой щит воин позади меня, так что, когда я пронзил дана, тот все еще держался за рукоятку. Я увидел, как расширились его глаза, увидел, как злобный оскал на его лице превратился в гримасу отчаяния. Потом дернул лезвие вверх, а Сердик, стоявший в шеренге рядом со мной, докончил дело топором. Тут я заметил, что дан, получивший удар сапогом в лицо, держит меня за щиколотку. Я стряхнул его, и в этот момент на меня брызнула кровь с топора Сердика. Дан у моих ног с воем попытался отползти прочь, но Финан пронзил мечом его ногу, потом еще раз. Другой дан зацепил топором мой щит, стремясь опрокинуть его, чтобы открыть меня для удара копьем, однако топор соскользнул с полукруглого края, щит выровнялся, и копье, задев его, отлетело в сторону. Я же тем временем нанес удар Осиным Жалом и вновь ощутил, как меч нашел цель, и развернул его в теле противника. Финан, распевая свою безумную ирландскую песнь, тоже вносил лепту в эту резню.
– Сомкнуть щиты! – крикнул я своим людям.
Мы каждый день отрабатывали эту тактику. Если стена из щитов ломается, в свои права вступает смерть, но если стена стоит прочно, тогда гибнет враг. Первые даны, набросившиеся на нас в диком азарте, вдохновленные предсказанием колдуньи, были остановлены баррикадой и превратились в легкую добычу для наших мечей. Отсутствие боевых навыков и утрата боевого духа, после того как провалилась первая атака, – все это лишило их шанса пробить нашу стену из щитов. Видя, что трое уже лежат в горящем тростнике, а баррикада из дымящихся досок целехонька, остальные атакующие побежали на берег, спасая свои жизни. Зигурд уже приготовил новый отряд из двадцати крупных воинов с копьями. Все были настроены очень решительно, но, в отличие от первого отряда, действовали хладнокровно и обдуманно. Они были из тех, кто тоже стоял в стене из щитов и убивал противника, кто знает свое дело. Азарт битвы не застилал им глаза, они не собирались опрометью бросаться на нас и применяли другую тактику: медленно выдвинуться вперед и длинными копьями пробить стену, чтобы открыть нас для воинов, вооруженных мечами и топорами.
– Сражайся за нас, Господь! – взвыл Виллибальд, когда даны подошли к мосту.
Они ступили на настил с большой осторожностью и при этом не сводили с нас глаз. Кто-то выкрикивал оскорбления, но я их едва слышал. Я наблюдал за ними. Мое лицо и кольчуга были забрызганы кровью. Мой щит с воткнувшимся в него вражеским копьем оттягивал руку. Лезвие Осиного Жала покраснело от крови.
– Низвергни их, Господи! – молился Виллибальд. – Истреби язычников! Порази их в своем величайшем милосердии!
Монахи опять запели. Даны оттащили в сторону мертвых и умирающих, чтобы расчистить себе место для атаки. Они были близко, очень близко, но вне пределов досягаемости наших мечей. Я увидел, как сомкнулись их щиты, увидел, как поднялись копья, и разобрал короткую команду.
А еще я услышал, как над шумом и гамом прозвучал пронзительный голос Виллибальда:
– Господь ведет нас, сражайтесь за Господа нашего Иисуса Христа, поражение не для нас!
Я расхохотался.
– Давай! – заорал я тем двоим, что помогали монахам. – Давай!
Огромная хоругвь повалилась вперед. Дамы при дворе Альфреда трудились над ней несколько месяцев, крохотными стежками укладывая на полотно дорогую окрашенную шерстяную нить. Месяцами они возносили молитвы и вкладывали в свою работу всю любовь и умение. И вот сейчас фигура Христа повалилась на первые ряды данов. Полотно упало на атакующих, как рыболовная сеть, ослепило их и сковало. Я отдал приказ, и мы пошли в атаку.
Легко уклониться от копья, когда копейщик не видит тебя. Я велел второй шеренге вырывать копья у противника, чтобы ничто не мешало нам их убивать. Топор Сердика крушил все вокруг, из-под лезвия летели клочья полотна и мозги. Под боевые кличи мы строили новую баррикаду из данов. Меч Финана рубил руки копейщикам, и даны тщетно пытались увернуться от его ударов. Мы рубили их и пронзали насквозь, а огонь позади нас разгорался. Я уже стал ощущать его жар. Ситрик вошел в боевой азарт. Оскалившись, он размахивал длинным топором, обрушивая его на головы врагов.
Я швырнул Осиное Жало в сторону нашего берега и подхватил выпавший у кого-то топор. Никогда не любил сражаться топором. Уж больно неуклюжее оружие. Если первый удар оказывается неудачным, на новый замах приходится тратить много времени, которое враг может использовать для удара. Однако сейчас противник уже был повержен. Полотнище хоругви покраснело от настоящей крови, пропиталось ею насквозь. Ухватившись за топорище, я вгонял лезвие в плоть врага, разрубая кольчуги и кости. Я задыхался от дыма, даны вопили, мои люди кричали, и солнце превратилось в оранжевый шар на западе, а земля у моста окрасилась в красный.
Мы отступили от этого ужаса. Я увидел, как на удивление радостное лицо Христа исчезает в огне, пожирающем хоругвь. Осферт подбросил еще тростника и досок, и пламя быстро набирало силу. Люди Зигурда получили сполна. Они тоже отошли и теперь стояли на противоположном берегу, наблюдая, как огонь захватывает мост. Мы перетащили на свою сторону четыре вражеских трупа и содрали с них серебряные цепи, браслеты и ремни с эмалевыми пряжками. Зигурд, сидя верхом на своем белом жеребце, пристально смотрел на меня. Его сынок с мрачным видом – юнец был недоволен тем, что ему запретили участвовать в битве, – сплюнул в нашу сторону. Зигурд же молчал.
– Эльфаделль ошиблась, – крикнул я.
Однако она не полностью ошиблась. Наш вождь умер, возможно, во второй раз, и на обуглившихся кусках ткани еще можно было разглядеть то место, где Он был и где на Него набросился огонь.
Я ждал. Стемнело, прежде чем настил моста, рухнув в реку, выбросил в воздух снопы искр. Каменные опоры, сложенные еще римлянами, сильно пострадали от огня, но не разрушились. На них можно будет построить новый мост, только на это уйдет много времени – ведь уцелевшие бревна уплыли вниз по течению.
Мы тронулись в путь. Ночь была холодной. Мы шли пешком, а монахов и священников я усадил на лошадей, потому что они валились с ног от усталости. Все нуждались в отдыхе, но я запретил делать привал, зная, что Зигурд обязательно последует за нами, как только сумеет переправить своих людей через реку. Под яркими холодными звездами мы добрались до Беданфорда, там я нашел лесистый холм, который счел удобной оборонительной позицией, и мы расположились на ночлег. Костры не разводили. Я внимательно оглядывал окрестности, поджидая данов, но они так и не пришли.
А на следующий день мы вернулись домой.
