Бернар Миньер
На краю бездны
13
– Впервые в истории стало возможным полностью узнать внутренний мир человека, иными словами, «залезть в человека и принимать решения за него», если воспользоваться терминами, которые ввел израильский историк Юваль Ноа Арари, – заявил Викрам Сингх, ответственный за Большую Базу Данных.
Мойра слушала его вполуха: она все еще пребывала в состоянии потрясения. Четыре часа беседы тет-а-тет с DEUS’ом ее взбудоражили. Когда он с ней не соглашался, ей приходилось признавать, что его возражения не так-то легко отмести. Эта… машина превосходила проницательностью и ясностью ума всех психологов, с которыми она была знакома с двенадцати лет, не говоря уже о ее немногих друзьях… Один из вопросов заставил ее буквально подпрыгнуть: «Зачем в действительности ты приехала сюда, Мойра?» Как смогла машина разглядеть в ней то, чего никто не смог разглядеть?
Надо признать, DEUS был лет на десять впереди всех своих конкурентов. Но, что самое важное, во время разговора она испытывала к нему доверие и ощущала его доброжелательное присутствие. И ей уже ничего так не хотелось, как поскорее вернуться к общению с ним.
Эта штука будет иметь бешеный успех, они правы… Выйдя из звукоизолированной кабины, Мойра поделилась своим восхищением с Лестером.
– Все, что мы сделали, это просто расширили границы обычного умного помощника, – сдержанно ответил тот.
Энтузиазм, который Лестер проявлял совсем не так давно, куда-то улетучился. Он снова выглядел угрюмым и беспокойным, как в самом начале их знакомства.
Мойра сосредоточилась на сообщении Викрама Сингха. За спиной специалиста в области науки о данных на большом экране проецировалась надпись:
ВСЕ ЛГУТ, ТОЛЬКО БАЗА ДАННЫХ ЗНАЕТ О ВАС ВСЕ
– Что чрезвычайно замечательно в работе с данными, – продолжал Сингх, – так это то, что теперь, благодаря мощности наших компьютеров и алгоритмов, мы можем найти миллионы иголок в миллиардах стогов сена… Большая База Данных переворачивает наш взгляд на человека. Благодаря ей мы начинаем всё лучше и лучше познавать глубины человеческой натуры. Не той натуры, что раскрывалась в опросах, в теориях гуманитарных наук, не той, о которой писали мыслители всех эпох и народов. О нет. Потому что люди лгут. Намеренно умалчивают, лгут из цинизма, от стыда, из выгоды, из желания создать о себе лучшее впечатление. Лгут своим друзьям, близким, начальникам, коллегам, а также психологам и всем, кто проводит опросы. И, разумеется, самим себе…
Мойра вспомнила, что похожий разговор Лестер заводил с Туве.
– Но оказавшись вне посторонних взглядов и оставшись один на один с электронным помощником, они, сами того не сознавая, вдруг начинают рассказывать о своих сексуальных фрустрациях, о страхе психических заболеваний, о своих болезнях, о ненависти к чернокожим или белым, к мусульманам, евреям, геям, иностранцам и богачам… Начинают говорить о том, в чем ни за что в жизни не сознались бы; выдают себя, когда подают заявки на ресурсы для исследований, выдают на форумах, в комментариях, защищенных анонимностью. Потому что сейчас каждый клик любого из жителей планеты регистрируется и анализируется специалистами по работе с базами данных…
У Викрама Сингха был абсолютно лысый череп, демонические брови и остроконечная бородка а-ля Салман Рушди[26].
– Что же дает нам вся эта огромная масса полученной новой информации? О чем таком важном она нам говорит? Так вот, собранная база данных раскрывает поразительные вещи… – торжественно изрек Сингх. – Мир, оказывается, совсем не такой, каким мы его себе представляли веками! И человечество не имеет ничего общего с тем, о чем сообщали нам целые поколения философов, социологов, психоаналитиков, писателей, теоретиков и идеологов. Все они ошибались! Рискуя показаться нескромным, я скажу, что Большая База Данных стоит на пороге открытия новой эры в познании человека. И самых лучших, и самых скверных его сторон. Если всеведущий Господь существует, то Он на все это смотрит и все это видит.
Специалист поднес к губам стакан с водой и в грациозном пируэте повернулся к слушателям:
– DEUS потребляет огромное количество данных. Чтобы удовлетворить его ненасытный аппетит, «Мин инкорпорейтед» выстроил пятьдесят два центра на территории всего Китая, что на семь больше, чем у «Гугла». И мы намерены выстроить еще десять…
Мойра знала эти «центры данных», громадные ангары, напичканные серверами. Некоторые из них покрывали поверхность во много гектаров и потребляли столько же электроэнергии, сколько город с сорокатысячным населением, а иногда и больше. Один из центров «Гугла» сравнялся в этом плане с Ньюкаслом. И таких центров в мире существовало уже более семи с половиной тысяч. По сведениям одного из физиков Гарварда, двух запросов в Интернет достаточно, чтобы вскипятить воду кипятильником. В общей сложности 1200 миллиардов ежегодных запросов «Гугла» каждый год выбрасывают в атмосферу 8400 тонн газа, чем увеличивают парниковый эффект. И в ближайшие годы эти цифры, несомненно, возрастут.
– Но сделать DEUS универсальным означает установить иерархию в тех вопросах, которые ему будут задавать, – продолжал Сингх. – Очевидно, что он должен эффективнее откликаться на вопрос, который ему будут задавать двести миллионов раз – ну, к примеру… э… «каков процент геев в мире?» – чем на вопрос, заданный всего однажды.
– Каков процент геев в мире? – переспросила Мойра.
– В поисковике «Гугла» этот вопрос задают чаще всего.
– В разных странах популярны разные вопросы, – с улыбкой заметил один из членов команды Сингха. – Расскажи ей про индийских сосунков, Викрам.
– Про кого?…
– Про индийских сосунков… точнее, про сиськи, – счел нужным «поперчить» шутку Викрам Сингх. – Если в поисковик «Гугла» войти с запросом «мой муж хочет, чтобы я…», то в моей стране самым распространенным ответом будет «чтобы я покормила его молочком». Таких ответов в четыре раза больше, чем других вариантов…
Все заулыбались.
– Странными вещами вы занимаетесь…
– Хочешь еще один эксперимент, Мойра? – сказал Викрам, кликнув по какой-то кнопке у себя в телефоне и обернувшись к экрану. – Ты ведь француженка; давай посмотрим, насколько твои соотечественники ошибаются и убеждают себя в неверных сведениях, пытаясь осмыслить расхождения между реальностью и своим представлением об этой реальности. Ясно, что чем больше эти расхождения, тем более неприятны будут последствия их политического и поведенческого выбора. Внимание, кое-что тебя может сильно удивить. Ну, к примеру, возьмем глобальное потепление.
На экране появились две рамки с надписью:
То, что думают французы: 8 из 18 последних лет были самыми теплыми.
Реальность: 17 из 18 последних лет были самыми теплыми.
– Разумеется, это среднее значение, оно касается не всех твоих соотечественников. Вот испанцы были чуть проницательнее: они назвали число тринадцать. Теперь перейдем к восприятию безработицы в твоей стране.
То, что думают французы: во Франции 30 % безработных.
Реальность: 9 % безработных.
«Что, серьезно? – подумала Мойра. – Неужели столько людей заблуждаются? Не может быть, тут какая-то ошибка…» К тому же, лично ее это удивило лишь наполовину: когда-то давно она работала в лаборатории FAIR (программы Требования справедливого доступа к страхованию) и имела все возможности ознакомиться с влиянием соцсетей на восприятие реальности. Их появление со всех сторон обнесло людей стеной разных обманок, ложной информации и фальшивых цифр. Бредовые сплетни и фантазии распространялись среди поклонников «Фейсбука», как венерические болезни. Информацию традиционных СМИ, где фейковых новостей было гораздо меньше, уже никто не читал. Социальная сеть была в курсе этой проблемы и недавно установила специальную программу для борьбы с распространением фейков. Мойра вспомнила, с какой горячностью во время какой-то вечеринки они с друзьями спорили об этом и ей пытались доказать, что эффективность такого устройства весьма сомнительна. Она не решилась сказать им, что многие родители, работающие в социальных сетях, запрещают своим детям пользоваться продуктом, который сами же и производят. В общей сложности получалось вот что: «Дети, внимание, это трогать нельзя! Это произвела компания папы или компания мамы…»
– Короче, – резюмировал Сингх, – очевидно, что у многих французов очень слабые и неверные сведения о том, что касается реального восприятия социальных феноменов, окружающей среды и демографии. Надо думать, они слишком много времени проводят в соцсетях: во Франции самое большое количество пользователей «Фейсбука». Известно, что для того, чтобы расширить аудиторию, «Фейсбук» предлагает своим пользователям статьи, соответствующие тому, что их волнует и о чем они думают, и по преимуществу соединяет их с теми, кто с ними «на одной волне». Тебе не кажется, что это не способствует объективности и широкому взгляду на вещи?
– А что, в Индии с этим дело обстоит лучше? – спросила она.
– Ребята, нам пора идти! – вмешался Лестер, помахав своим планшетом, на котором было обозначено время. – Мойре еще надо успеть кое-что посмотреть, и потом, уже поздно.
– Пока, Мойра, – с улыбкой сказал Викрам. – И не забудь: данные – великая вещь! Только в них содержится истина.
* * *
На улице уже наступил сырой и непогожий вечер. По парку хлестал дождь, и они, ускорив шаг, устремились к представительному блокгаузу, который Мойра сразу увидела, едва войдя на территорию кампуса. И теперь, подходя к зданию все ближе, она заметила, насколько оно похоже на крепость, когда его вот так подсвечивают снизу прожектора, вполне достойные какой-нибудь базы НАСА. Каждая из сторон блокгауза была длиной больше ста метров. Над крышей поднимались столбы белого дыма. Они обогнули здание, и Лестер подошел к стальной двери и приложил руку к коробочке биометрического определителя. Мойра услышала, как за бронированной дверью звякнул металлический засов. Длинный и гулкий бетонный коридор привел их к еще одной двери.
– Это Лестер, – сказал рыжий, нажав на кнопку вызова и подняв лицо к камере слежения над дверью.
Снова звякнули засовы, и он вошел внутрь.
– Салют, Регина.
Ответа не последовало. Бетонные стены помещения без окон были сплошь увешаны круглыми экранами; одни из них были выключены, по другим бежали линии кодов и данных. На пультах управления мигали сигнальные лампочки. В углу Мойра заметила гимнастический коврик и черные гантели. Там же стояло с полдюжины свободных стульев. Полумрак помещения контрастировал с ярким свечением экранов и вспышками сигнальных лампочек. Все это было похоже на внутренность подводной лодки, вот только экипажа не было видно.
На другом конце помещения, спиной к ним, кто-то сидел. Темноволосая женщина. Развернув стул, она встала, и Мойра увидела, что это китаянка лет пятидесяти, в просторных брюках и поло цвета морской волны.
Она двинулась им навстречу, четко, по-военному печатая шаг. Подойдя к Мойре, поверх очков пристально оглядела ее с головы до ног. На миг смутившись, Мойра поначалу опустила глаза, но потом решила выдержать взгляд незнакомки.
– Регина Лим отвечает за безопасность, – объявил Лестер.
– Здравствуйте, – сказала Мойра.
Вместо приветствия Регина ограничилась полуулыбкой, не прекращая взглядом изучать Мойру. Та где-то читала, что китайцы вообще избегают открыто разглядывать людей, полагая это невежливым и агрессивным. Видимо, к Регине это не относилось.
– Группа Регины занимается как физической безопасностью серверов и их расстановкой, так и информационной безопасностью, – пояснил Лестер. – Я тебе уже говорил, что мы пользуемся системой распознавания лиц, чтобы определить, кто входит в кампус. Но у нас работают и традиционные способы обеспечения безопасности: замки, собаки, сторожа… и биометрические. Сверху за кампусом установлено наблюдение с помощью дронов, имеются четыреста камер слежения и устройства для снятия отпечатков пальцев.
Мойра внимательно посмотрела на Лестера и снова повернулась к Регине Лим. Казалось, начальницу службы безопасности меньше всего на свете интересовала речь заведующего отделом. Она полностью переключила внимание на вновь прибывшую, и Мойре вдруг стало трудно дышать. Ей показалось, что воздух в зале контроля стал разреженным.
– Что касается информационной безопасности, то в подчинении у Регины лучшие криптографы и команда специалистов по борьбе со слежкой и по поиску уязвимых мест в системе. В особенности это относится к уязвимости нулевого дня[27], и не только в наших программах, но и в других тоже. Недавно они обнаружили дефект в одной из версий «Уиндоуз», который позволял пользователю получить административный доступ[28]. Разумеется, об этом сразу предупредили «Майкрософт».
– Небольшое уточнение, – вдруг подала голос Регина Лим, – чтобы в дальнейшем вы не удивлялись. Будет лучше вам узнать вот что: из соображений безопасности все ваши профессиональные мейлы, телефонные разговоры вне Центра, запросы в наши базы данных и доступ к каталогам, а также все ваши хождения из помещения в помещение и каждый клик по клавиатуре регистрируются и проходят сквозь фильтры наших компьютеров.
– А вам это не кажется чрезмерным? – удивилась Мойра.
Регина Лим холодно и невозмутимо продолжала:
– Как вы уже знаете, Мин каждый год подает десятки заявок на патенты, и у него есть множество промышленных секретов, которые надо хранить… Как вам только что сказал Лестер, с безопасностью не шутят.
Это было сказано сухим, безапелляционным тоном. Мойра с таким мнением была согласна. Взгляд ее остановился на пустых стульях, и Регина Лим его перехватила.
– В это время все у нас находятся в состоянии готовности: мои сотрудники заняты обходом территории… Криптографы собираются в Отделе искусственного интеллекта. И вот еще что, – продолжила она все тем же тоном, не терпящим ни малейших возражений. – Все сотрудники обязаны покинуть Центр до десяти часов вечера. Сеть громкоговорителей начинает напоминать об этом уже с девяти сорока. Для рассеянных…
– И никто не остается после десяти? – удивилась Мойра.
Регина Лим смерила ее взглядом.
– Только те, у кого есть разрешение. Вы к таковым не относитесь.
Мойра нахмурилась.
– Ну, а если я все-таки по оплошности задержусь после десяти? – спросила она, исключительно чтобы подразнить собеседницу.
Ответ не заставил себя ждать.
– Я бы вам этого не советовала.
Мойра почувствовала, как вдоль по позвоночнику разлилась струя холодной жидкости. Да что такое здесь происходит? Почему всякий раз, как она слышит голос начальницы службы безопасности, ей становится плохо? Мойра знала, что в Китае, как и в Гонконге, подтекст так же важен, как и текст, а то, что высказано, так же важно, как и то, что подразумевается. И что в этой культуре детей сызмальства учат не довольствоваться произнесенными словами, а обращать внимание на то, как они произнесены и в каком контексте. То, что угадывается между строк, подчас обретает явно зловещую окраску. Вот и сейчас: можно подумать, что Мойра разговаривает с членом мафии, а не с сотрудницей многонациональной организации. Ей на память пришло выражение лица Лестера, когда они вошли сюда: это был страх… Она не удержалась и бросила на него быстрый взгляд. Лестер старательно избегал смотреть на китаянку.
– А кроме сетевой компьютерной службы безопасности здесь существует какая-нибудь охрана? – поинтересовалась Мойра. – Ведь здание огромное.
– С особой тщательностью охраняются конференц-зал и одно из крупных хранилищ данных, где содержатся наиболее уязвимые из них, – ответил Лестер.
– Эти помещения не поддаются воздействию электромагнитных волн и бластных клеток при взрыве термоядерной бомбы в двадцать мегатонн… Добро пожаловать в «Мин», Мойра, – произнесла в заключение Регина Лим, но тон ее убийственно не совпадал с содержанием фразы.
Она вернулась на место, дав понять, что все разговоры окончены.
– Не расстраивайся, – сказал Лестер, когда они вышли в коридор. – Лающая собака не укусит.
Однако беспокойство в его голосе говорило как раз об обратном.
14
Мелкие лавочки, светящиеся вывески, небоскребы, магазины электроники, контрафактов, бутики свадебных нарядов, ароматических смол, настоящего и фальшивого антиквариата, коммерческие центры, мастерские портных, ювелиров, ростовщиков под залог, залы игры в маджонг, пункты обмена, рестораны, открытые уличные харчевни, бары, секс-шопы, массажные салоны, уличные торговцы, проститутки…
Ночной Коулун. Океан бетона, людей и шума. Один из самых перенаселенных городских анклавов планеты. «Как поверить в то, что твоя жалкая жизнь здесь вообще чего-нибудь стоит?» – думал Чань, ловко лавируя среди сверкающих витрин и толпы, окружающей автомобиль. Здесь человек затерян, как в муравейнике, его определяют по принадлежности к какой-либо группе или сообществу, а сам по себе он вроде как и не существует.
А внизу, под всем этим кишением, в венах и сосудах огромного, беспокойного и разлаженного организма, в самом сердце его сверкающих каньонов существуют входы в преисподнюю: в мир воров и триад, проституции, рэкета и азартных игр. И вся экономика подземного мира зиждется на двух человеческих страстях: на сексе и жажде наживы… Чань был уверен, что между этими двумя мирами и разгуливает «Черный князь боли».
По Натан-роуд Чань и Элайджа поднялись со скоростью пешеходов, миновали Исламский центр и комиссариат Цимь-Ша-Цюй округа Яу-Цимь-Мон, повернули налево по Остин-роуд и наконец выехали на площадку, предназначенную для машин персонала. Через пять минут они уже были в кабинете старшего следователя Ли Хуаманя. У главного инспектора Ли (у которого не было ничего общего с юным Ли из подразделения кибербезопасности и технологических преступлений) было изрытое оспой и напоминавшее лоскут зернистой кожи лицо, хитрый, недоверчивый взгляд и притворная улыбка продавца автомобилей, который расхваливает свой товар. Сидя за столом, он уплетал из пластиковой мисочки свиные равиоли с креветками и черными шампиньонами. Улыбнувшись вошедшим, отхлебнул глоточек содовой, вытер губы бумажной салфеткой и встал.
– Итак, – сказал он, – вы хотели меня видеть…
– Это ты принимал жалобу у Керри Лоу? – спросил Старик.
Ли энергично кивнул.
– Рассказывай.
– А что рассказывать?… Всё в материалах дела. Она была насмерть перепугана, но ей крупно повезло…
– Ну да, особенно если учесть, что через месяц она выбросилась с тридцать второго этажа, – усмехнулся Элайджа.
Взгляд Ли Хуаманя стал холоднее на несколько градусов. «Не любит, когда его заставляют что-то пересматривать или переделывать», – подумал Чань.
– Нас интересует как раз то, что в материалы дела не попало, – вмешался молодой полицейский, и тон его означал, что все, что сейчас скажет сыщик из отдела Цимь-Ша-Цюй, будет иметь для них огромное значение. – Очень важны твои ощущения. То, что ты не счел нужным записывать, потому что это были всего лишь впечатления…
Ли Хуамань недоверчиво переводил взгляд с одного на другого. Весь его вид говорил о том, что его так просто не проведешь.
– Вы что, действительно думаете, что это был тот самый тип, что заколол девушек?
Элайджа ответить не соизволил.
– Мы об этом подумали, – доверительным тоном произнес Чань.
Наступило молчание, потом сыщик из Коулуна покачал головой.
– Знали бы вы, чего можно навидаться в том квартале… Для такого негодяя, как он, там просто идеальное охотничье угодье. И вы полагаете, что она покончила с собой из-за… из-за той попытки изнасилования?
– Трудно сказать, – ответил Чань. – Она лечилась от депрессии. От очень серьезной депрессии.
Следователь Ли, казалось, погрузился в свои воспоминания, и Чань дал ему время собрать их воедино. Он подошел к окну и стал разглядывать высокий баньян с толстыми, узловатыми стволами, который рос на другой стороне улицы, перед англиканской церковью и зданием «Макдоналдса».
– Есть одна деталь, которую я в рапорт не занес, – раздался у него за спиной неуверенный голос Ли Хуаманя.
Чань обернулся. Элайджа впился глазами в рябое лицо следователя. Ли Хуамань немного помолчал, потом поднял на них глаза.
– Она не хотела подавать заявление… Ее уговорила подружка. И потом, она очень боялась, что этот тип снова придет, и ей была нужна защита. Несмотря на это, она настаивала, чтобы ее заявление осталось анонимным и о нем знали бы как можно меньше людей.
– Но почему? Она это как-то объяснила? – спросил Элайджа.
– Причина была в ее дружке…
– В дружке?
Следователь из Коулуна с сомнением уставился на них. Несколько минут все трое молча разглядывали друг друга. Наконец Ли снова заговорил:
– Я думаю, она своего дружка боялась больше, чем того насильника… Самое главное, ей хотелось, чтобы он ничего не знал. Она говорила, что если узнает, то побьет ее и наделает ей кучу всяких бед, словно это она виновата в том, что ее пытались изнасиловать, сама нарвалась. И что он поставит на уши весь квартал. И еще она говорила, что он из тех, кто очень опасен.
Чань был потрясен. Из тех, кто очень опасен… А не он ли и есть «Черный князь боли»?
– А ты знаешь, кто этот ее дружок? – спросил он, и голос его вдруг стал тихим и вкрадчивым.
Ли Хуамань прищурился и утвердительно кивнул.
– Да… я знаю, кто он такой. – На лицо сыщика из Коулуна легла тень беспокойства. – У нее были все основания его бояться: он действительно из тех, кто очень опасен… Правая рука головы дракона, то есть главаря триады «Во-Шин-Во»… Не такой уж везучей была эта девушка, а может, просто плохо выбирала себе знакомых.
Он пристально посмотрел в глаза Чаню, потом в глаза Элайдже. Настала тишина, словно ангел пролетел. «Во-Шин-Во» – одна из старейших триад Гонконга. Одна из самых свирепых. Она контролирует тайные казино, рэкет, наркотрафик и проституцию в Западном Коулуне, Цимь-Ша-Цюе и Мон-Коке. Ее влияние распространяется до Калифорнии, Таиланда, Японии, Канады и Великобритании. Голова дракона избирается каждые два года.
– Как его имя? – медленно произнес Элайджа.
– Ронни Мок.
По кабинету прошло легкое дуновение воздуха, как случается при появлении призрака. Чаня поразило, насколько изменилось выражение лица Старика. Ронни Мок… Это имя Чаню что-то напоминало. Наверное, слышал его в связи с каким-то другим делом. Может быть, во время большой облавы, которую полиции Гонконга удалось провести в 2017 году благодаря внедренному в банду офицеру. Эта облава стала легендой. Тогда было арестовано двести девяносто девять гангстеров, и в их числе голова дракона той эпохи. А тот офицер ныне живет под прикрытием полиции и не расстается с оружием. После завершения миссии – самой, кстати, длительной в истории полиции Гонконга – он весил всего сорок один килограмм. Чань мечтал о таком подвиге. Кругом было так много разложившихся негодяев и так мало героев…
Он наблюдал за двумя полицейскими, которые молча, пристально разглядывали друг друга. Оба сыщика сидели напротив него. Оба давно служили в полиции и давно знали о могуществе триад. И у него создалось впечатление, что они обменялись какими-то беззвучными посланиями.
– Мок – настоящий змей, – наконец произнес Ли Хуамань, заерзав на стуле. – Его надо опасаться.
– Знаю, – отозвался Элайджа.
Во взгляде, брошенном на Чаня, тот уловил скрытую угрозу.
– А почему всего этого нет в рапорте? – спросил он.
Ли Хуамань замялся.
– Потому что Ронни Мок – один из наших осведомителей…
Как и все офицеры, Чань знал, что каждый из членов триады проходит испытание, где должен доказать свою верность, перед тем как вступить в банду. Знал, что они никогда не выдают своих во время допросов, но в другой обстановке могут быть очень даже словоохотливы, особенно если речь идет о том, чтобы навредить конкурирующей группе.
– Поскольку девушка говорила точно и категорично, это не мог быть Ронни, – добавил Ли, все сильнее ерзая на стуле. – Ладно, Ронни мог разозлиться, наорать на нее, даже ударить. По словам девушки, однажды он ее грубо трахнул в туалете при баре. Был случай, когда он разбил ей нос. Однажды позвонил ей в четыре утра, то ли в стельку пьяный, то ли под кайфом, обозвал ее дрянью и нимфоманкой и пригрозил, что приедет и спустит с нее шкуру. Ронни, конечно, сволочь… Но втыкать в девушку железные прутья и врываться к любовнице в черном капюшоне с прорезями для глаз – на него это не похоже… Слишком уж изощренно. Он не стал бы делать все втихую, это не его стиль, понимаете? В любом случае девушка говорила, что узнала бы его запах, его дыхание… Она на двести процентов уверена, что это был не он.
– Ты его допрашивал? – поинтересовался Элайджа.
– Кого? Ронни? А зачем? Я ж вам только что сказал…
– Где его можно найти? – прервал его Чань.
Ли Хуамань бросил на него исподлобья мрачный взгляд.
– Сейчас у вас нет никаких шансов его задержать. Он, должно быть, в банде, готовит очередную пакость… Но по утрам ошивается возле рынков на Локхарт-роуд и Боурингтон, в Вань-Чае. Мне надо выйти пописать! – вдруг выпалил старший инспектор Ли Хуамань, извиваясь, как червяк на крючке, и почти бегом выскочил из кабинета.
Чань и Элайджа переглянулись: интересно, инспектор Ли всегда бегом бегает в сортир? «Не иначе, кетамин[29]» – подумали оба. Злоупотребление кетамином вызывает сужение мочевого пузыря и недержание мочи. А Гонконг был мировой столицей кетамина, даже среди полицейских.
* * *
Квартал Джордан, угол Нанкин и Парк-стрит. Здесь ночь живая, наэлектризованная. Она проникает сквозь поры, заставляет кровь бурлить, оживляет нейронные связи, воспламеняет ум. Она пахнет жареной рыбой, алкоголем и пряностями, дорогими духами и спермой. Она вибрирует, рычит, мяукает, стонет и тяжело, прерывисто дышит.
Они осматривали крошечную квартирку-студию Керри Лоу. Квартирка была угловая, одно окно выходило на Парк-стрит, другое – на Нанкин-стрит. Третье окно располагалось напротив и выходило на террасу, окруженную колючей проволокой. Оттуда преступник и забрался в комнату, отодрав от стены плохо закрепленный кондиционер. Чань подошел к окну, выходившему на Нанкин-стрит. Внизу виднелась вывеска: «Кафе Амур». Однако жалкое, засаленное заведение не имело ничего общего с французским рестораном. С другой стороны перекрестка, на втором этаже старого, обветшалого дома, залитого слепящим сине-фиолетовым светом, стояли в желтоватой подсветке витрины манекены в сетчатых боди, париках, садомазохистских масках и наручниках с меховой оторочкой. На фасаде красовалась вывеска «www.TakeToys.net», которая, как и всё в округе, с трудом держалась и не падала. Гонконг в немалой своей части – город руин.
Чань проследил глазами за тараканом, который полз по закраине окна, и повернулся к жалкой студии, освещенной снаружи неоновыми лампами. Эти отсветы размалевали лицо Старика в разные цвета. Со стороны маленького окошка пластиковая занавеска отгораживала душ и микроскопическую раковину. Там же располагался кухонный угол. Здесь все было из пластика, все функционально и очень некрасиво. Взгляд полицейского остановился на сверкающей новизной аудиоколонке марки «Мин», стоящей на полу. Такие колонки приводят в действие голосом.
Старик подошел к окну, выходящему на террасу.
– Отсюда он и забрался. Отодрал кондиционер…
Чань согласно кивнул.
– Даже если он был плохо закреплен, отодрать его без шума было невозможно. Но она не проснулась…
Старик ничего не ответил. Шум, доносившийся с улицы – голоса, хохот, музыка, рев скутеров и автомобилей, – дал ответ за него.
– Здесь гвалт стоит до четырех часов утра, – заметил он. – Она должна была, в конце концов, привыкнуть к этому и не обращать ни на что внимания. Наверное, крепко спала.
Он указал рукой на наушники-«бандо», лежавшие на ночном столике. Выглядели они еще новее аудиоколонки.
– Наверное, надевала эту штуку, чтобы уснуть.
Чань подошел к высокотехнологичным наушникам и потрогал их, внимательно осмотрев со всех сторон. Один из новейших гаджетов, предназначенных, так сказать, для улучшения качества сна. Неплохой бизнес для такого неадекватного города.
– Марки «Мин». Той же, что и колонка.
Оба помолчали. Уличный шум проходил словно сквозь них, сдвигая с места все органы.
– Ее компьютер, телефон, шлем, звуковая колонка… все друг с другом соединено… и все одной и той же марки: «Мин», – сказал Чань, нахмурив брови.
Старик подождал, что он еще скажет. В это время по коридору мимо двери, громко разговаривая и смеясь, прошли двое.
– Это означает, что узнать, глубоко ли она спит, мог любой. И мог выбрать самый выгодный момент для нападения. И этот человек имел доступ к ее телефону, наушникам и колонке. Этот человек работает на Мина.
