Бен Кейн
Забытый легион
Громилы, одетые в грубые туники и вооруженные мечами и ножами, свистели и выкрикивали непристойности вслед каждой женщине, не важно, молодая она была или старая. Но когда приблизились носилки, они умолкли – все еще страшновато было привлекать к себе внимание какого-то влиятельного и благородного гражданина. Ромул задержался на мгновение, разглядывая снаряжение громил. Оружие всегда восхищало его. И он, невзирая на угрозу сурового наказания, при первой же возможности бежал немного поупражняться с Юбой.
Проход заметно сужался из-за того, что перед лавками, тянувшимися по обеим сторонам улицы, были выложены на обозрение товары. Гончары, сидя за неторопливо вращающимися кругами, лепили посуду. Кузнецы били по наковальням, изготавливая металлическую утварь. На толстой соломенной подстилке лежали амфоры с вином. Мясник рубил топором тушу, а его жена помешивала черпаком в большом чане, где варились колбаски.
От запаха вареной свинины у Ромула сразу слюнки потекли. Рабам Гемелла мясо перепадало крайне редко.
– Не хочешь потратить ас? – крикнула женщина, узнав Ромула. Его частенько посылали сюда купить мяса.
Ромул опустил глаза. Ему почти не доводилось держать в руках медную монету, а уж о том, чтобы иметь свою денежку, он мог лишь мечтать.
Женщина воровато оглянулась на мужа – тот смотрел в другую сторону – и, улыбнувшись, сунула мальчику полколбаски.
От неожиданной доброты торговки на глаза Ромула навернулись слезы.
– Смотри, в следующий раз принеси заказ побольше! – громко произнесла она.
Жуя колбаску и чувствуя себя совершенно счастливым, Ромул пробежал мимо менялы, который сидел в нише, скрестив ноги. Перед ним лежала кучка монет, а за спиной возвышался могучий телохранитель-гот. И везде, где только можно, сидели нищие и калеки, чьи жалобные голоса порой заглушали зазывные крики торговцев.
Ромул понятия не имел, сколько времени ему придется ждать ответа Красса. Если он вернется позже, чем это будет по нраву Гемеллу, его изобьют, поэтому чем скорее он обернется, тем лучше. Он ускорил шаг.
Вскоре он оказался возле храма Великой Матери Кибелы. Святилищ различных богов в городе насчитывалось великое множество. Римляне всегда старались прибавить к своему пантеону и чужих богов, даже тех, которым поклонялись покоренные народы. Благодаря этому те легче сносили римский гнет.
У Ромула от страха захватило дух. Гемелл не раз грозился продать его последователям Кибелы. Чужеземную богиню, жрецы которой носили странные одежды и дули в оглушительно звучащие трубы, почитали очень многие. Но Ромула ничуть не влекло к Великой Матери.
– Чтобы доказать свое благочестие, ее жрецы оскопляют себя, – с гадкой ухмылкой говорил Гемелл.
Эти угрозы лишь усиливали ненависть Ромула к торговцу. Уже много лет он мечтал о том, как убьет его. То, как толстяк являлся к его матери, накрепко врезалось в его память. И он не собирался прощать Гемеллу того, что он делал с нею почти каждую ночь.
– Дети, закройте глаза, – шептала Вельвинна всякий раз, как только раздавался звук открываемой двери.
Испуганные близнецы спешили повиноваться. Но когда ложе начинало громко скрипеть, было очень трудно не посмотреть в ту сторону. И за все эти годы они ни разу не слышали, чтобы их мать издала хоть единый звук, когда Гемелл громко сопел и дергался, взгромоздившись на нее.
Ромул уставился на открывшееся его взору огромное здание на Капитолийском холме. Оно было посвящено Юпитеру, главному из римских богов, к заступничеству которого взывали перед войной. Храм, самая большая постройка, оставшаяся от основателей Рима этрусков, бесстрастно взирал с высоты. Шесть массивных колонн перед фасадом поддерживали треугольный расписной терракотовый фронтон, а между ними находились двери в селле, святилища триады: Юноны, Минервы и Юпитера. Здесь консулы приносили в жертву быков при вступлении в должность, здесь ежегодно проходило первое заседание Сената. И триумфальные шествия всегда завершались на Капитолийском холме, значение этого места для римлян невозможно было выразить словами.
«Юпитер, великий и всемогущий! Дай мне хотя бы один шанс убить Гемелла, прежде чем я умру». Эту молитву Ромул ежедневно повторял про себя.
В конце концов он добрался-таки до внушительной каменной стены, окружавшей владение Красса. Как и во всех домах богачей, она являла внешнему миру голую, ничем не выделяющуюся поверхность. Лишь створки огромной двустворчатой двери украшали резные львиные головы. Ромул подошел ко входу и взялся за искусно выкованный тяжелый железный молоток, изображавший голову Юпитера. Три раза стукнув – его поразил глубокий сильный звук, – он на всякий случай отступил на пару шагов.
Дверь резко распахнулась. На пороге появился привратник, такой же огромный, как Юба, но его смуглое лицо украшала затейливая татуировка.
– Кто тут? – Его суровый взгляд словно пригвоздил Ромула к земле.
Он протянул руку с письмом:
– Я принес послание Крассу от моего хозяина.
Раб окинул взглядом улицу и резко дернул головой:
– Заходи.
Ромул переступил порог и оказался в доме богатейшего из граждан Рима. Великан-привратник захлопнул дверь и задвинул засовы, затем дернул за веревку, свисавшую с потолка, и удалился в свой альков; все это время он не сводил взгляда с пришельца. Раб, одетый в грубую тунику, с руками, испещренными множеством шрамов, и волосами, собранными в косичку, принадлежал к какому-то готскому племени.
Ромул стоял неподвижно, не решаясь даже переступить с ноги на ногу.
Через несколько мгновений из вымощенного гладкой плиткой коридора донеслось шлепанье сандалий. Оттуда показался тощий человек с опрятно остриженной головой, одетый в чистую белую тогу. Ромулу показалось, что он раздражен. Да и понятно – было не принято беспокоить высших представителей правящего класса Рима в это время дня.
– Ну! – повелительно произнес скрипучий голос.
– Письмо для Красса, господин, – отозвался Ромул, протягивая свиток.
Домоправитель с отвращением взглянул на изрядно запачканный пергамен.
– Вид такой, будто ты выудил его из сточной канавы, – фыркнул он.
– Малость запачкался по дороге, господин. – Ромул уставился в пол, чтобы не было видно хмурого выражения его лица.
– Кто твой хозяин?
– Гемелл, торговец. С Авентина.
– Ты сказал, Гемелл?
– Да, господин.
Теперь домоправитель задумался, оставлять мальчишку здесь или выставить за дверь. Красс имел дело с бесчисленным количеством людей, и купцы, чья деятельность приводила в движение колеса всей хозяйственной жизни, занимали среди них не последнее место. Чуть ли не каждый из купцов был должником Красса. А в отношении тех, кто еще не задолжал ему, Красс шел на любые меры, чтобы так или иначе привязать к себе и подчинить всех, с кем те имели дело, и в конце концов добивался своего. Не исключено, что и эта записка может принести какую-то пользу.
– Жди здесь.
Раб удалился, держа свиток в отставленной в сторону руке.
– Женоподобный дурень! Считает себя важной шишкой, – сердито проворчал привратник, ерзая на скамейке. За спиной у него лежали меч, копье и тонкая кошма. Судя по всему, он жил и спал в этом крохотном закутке, точно так же как Юба.
Почувствовав себя немного спокойнее, Ромул осмотрелся по сторонам. Полы коридоров, разбегавшихся от входа в разные стороны, были вымощены плитками из отполированного зеленого мрамора. У стен возвышались статуи богов, изваянные с великим искусством. Все это служило демонстрацией немыслимо большого богатства. Гемелл жил очень обеспеченно, но рядом с этим его достаток сразу мерк.
Каким образом Красс добывал деньги, было известно всем. В эпоху правления Суллы он разбогател, так как внимательно следил за казнями аристократов, включенных в проскрипционные списки[7], и дешево скупал конфискованное у них имущество. Другие методы отличались такой же неразборчивостью. Поскольку дома в Риме были в основном деревянными, здесь часто случались пожары, опустошавшие большие площади. Стоило вспыхнуть огню, как туда являлся Красс во главе своей частной пожарной команды и отказывался тушить пожар и спасать имущество до тех пор, пока хозяева горящих жилищ не пообещают продать ему место за бесценок. Он застраивал выгоревший участок, а затем продавал его, получая огромную прибыль. Всадники восхищались его безжалостным хищничеством, а простые граждане его презирали. Ходили слухи, что ночные пожары происходят не случайно, но доходы от них тем не менее регулярно поступали в казну Красса. Кроме накопления богатства, у него была еще лишь одна цель в жизни: стать вождем республики. Для этого Крассу требовалась широкая народная поддержка. В Риме ее наилучшим залогом служили военные успехи, а потому он решил внести свой вклад в расширение границ республики и однажды сделался проконсулом Сирии. На его беду, этой же должности домогался и куда более популярный Помпей.
Стены атриума были гладко оштукатурены и расписаны. Никогда не забывавший о своем презренном положении, мальчик рассматривал окружающее, не сходя с места, лишь вертел головой. На одной стене ярко освещенного помещения были изображены охотничьи сцены, а на других – сам Красс, ведущий войско в бой. Когда привратник заговорил, Ромул аж подпрыгнул от неожиданности.
– Здесь господин побеждает Спартака.
История гладиатора-фракийца, выступившего с оружием в руках против республики, была известна всем и каждому. Восстание рабов оказалось самой страшной угрозой для Рима со времен Ганнибала – за сто пятьдесят лет до того.
Ромул открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его, заметив низкорослого человека с каштановыми волосами и неулыбчивым круглым лицом. Это был аристократ лет тридцати с небольшим, облаченный в тогу из прекрасной ткани. Его безразличный взгляд лишь мельком скользнул по рабам.
Ромул выждал, пока он не скрылся за дверью, ведущей в коридор. Все рабы с детства знали, что внимание к себе привлекать не следует.
– Того самого Спартака Грека? – Ромул еще совсем маленьким услышал историю о Спартаке и с тех пор поклонялся, как богу, человеку, который пошел поперек всех законов и правил, чтобы избавиться от своих цепей. Этот пример пробуждал в нем надежду, неиссякаемо питал его собственную мечту об обретении свободы. Об этой мечте не знал никто, кроме Юбы.
Великан-привратник вздохнул:
– Какой был вождь…
У Ромула захватило дух.
– Ты знал Спартака?
– Тише! Смерти моей хочешь?
Ромул осторожно почти вплотную приблизился к рабу, на татуированное лицо которого вдруг набежало выражение глубокой печали. Он долго молчал, а потом заговорил шепотом:
– Я был в Капуе в тот самый день, когда Спартак зарубил ланисту. Одного гладиатора изранили, и он не мог больше биться. Тогда Фламиний стал бить его смертным боем, он был скор на расправу.
Ромул даже не дышал, чтобы не упустить ни звука.
– Спартак смотрел, смотрел и вдруг молча подошел к Фламинию. И одним ударом снес мерзавцу голову. А потом как крикнет: «Кто со мной?!» Первым подошел Крикс. – Голос богатыря был исполнен гордости. – А потом и мы все.
– Но ведь восстание продолжалось долго, правда?
– Больше двух лет. Мы вышибали дух из всех римских армий, которые посылали против нас.
– Мне рассказывали, что вы пошли на север…
– Мы хотели уйти к галлам. – Губы привратника растянулись в задумчивой улыбке. – Спартак хотел покинуть Италию. А потом Крикс сбил его с панталыку разговорами о свержении республики, и дела пошли все хуже и хуже.
– И Красс заставил вас вернуться на юг. – Опять же все знали, что мятежников оттеснили на пустынный выступ на самом юге Италийского полуострова и попытались запереть там, выстроив защитный вал.
– И все же нас не разбили! – отозвался привратник. – Мы вырвались оттуда и дошли до Брундизия. – Именно там Красс разгромил армию рабов.
– Я думал, что всех пленных… – Ромул не договорил. Судьба захваченных участников восстания, до сих пор обсуждавшаяся в городе, надолго угасила надежды многочисленных рабов Рима.
– …Распяли. – Великан печально кивнул, на его глаза навернулись слезы. – Бедняги… По сторонам Аппиевой дороги. От самой Капуи до Рима. Шесть тысяч человек. Красс решил, что таким образом сможет вернуть себе славу, присвоенную Помпеем Великим.
Лишь много позже стало известно, что Помпей расправился лишь с парой тысяч рабов, отделившихся от главного войска. Но, будучи непревзойденным мастером интриги, он вовремя отправил в Сенат донесение, в котором сообщил, что геройски покончил с восстанием. Его хитрость удалась, и он был вознагражден триумфом. Узнав об этом, Красс, которого от злости чуть удар не хватил, распорядился распять всех пленников по обочинам главной дороги республики – в качестве чудовищного доказательства своей решающей роли в спасении Рима. Рассказывали, что тогда в небе несколько недель было темно от стервятников и воронья.
Ромул наконец-то разглядел на щеке раба широкий шрам, тянувшийся до самой шеи.
Словно в ответ, привратник поморщился и поскреб пальцами багровую полосу.
– Заработал как раз накануне последней битвы. Кое-кто из нас тогда дал тягу – и сам Спартак нас на это благословил, ясно? Хотя лучше бы нам тогда остаться. Погибли бы как мужчины.
– И Красс об этом знает?
– А ты как думаешь? – повысил голос привратник.
– Но как же ты оказался здесь?
Мужчина печально пожал плечами:
– С год я был в бегах, а потом по пьяни зарезал одного горожанина. Меня снова схватили и продали в гладиаторскую школу в Риме. Красс увидел, как я сражаюсь, и купил меня.
– По крайней мере, жив.
– А чем такая жизнь лучше смерти? – Плечищи привратника вдруг поникли.
Тут разговор прервало появление домоправителя. Он брюзгливо скривился:
– Что, Пертинакс опять рассказывает басни? Не верь ни единому слову! – Он протянул Ромулу свернутый пергамен. – Сам увидишь, что скажет твой хозяин, когда получит это!
– Благодарю тебя, господин.
– Выпусти мальчишку.
Пертинакс поспешно выполнил приказ, Ромул выскочил на улицу, и дверь сразу же захлопнулась, чуть не стукнув его по пяткам.
Обуреваемый разными мыслями, он шел обратно, крепко зажав в кулаке ответ на хозяйское письмо. Кто бы мог подумать, что он окажется в доме самого богатого из аристократов Рима? И встретится там с самым настоящим сподвижником Спартака! Пусть управитель смеялся, но так, как говорил Пертинакс, выдумки не рассказывают. Ромул не мог дождаться возвращения домой, чтобы рассказать о случившемся Фабиоле и Юбе. Но прежде нужно было проникнуть в дом Гемелла так, чтобы громилы не задержали его. Мальчик усмехнулся – эта задача была ему вполне по зубам.
Немного не дойдя до последнего перекрестка возле дома, Ромул услышал громкое и совершенно немузыкальное пение. Народу на улице оказалось гораздо больше, чем обычно; это могло означать все что угодно, в том числе и какую-то серьезную неприятность. Но ему непременно нужно было как можно скорее оказаться дома. Поэтому он свернул в переулок, чтобы обогнуть место, откуда неслись громкие выкрики.
– Кто просится на восток? – гремел мужской голос.
– Помпей! – послышался отклик.
Ромул приостановился, чтобы послушать. Похоже, это Клодий снова взялся за свои обычные штучки. Предводитель коллегий уже некоторое время изводил оскорбительными нападками Помпея.
– А кто достоин отправиться туда?
– Красс! – ответил на вопрос подстрекателя целый хор голосов.
Ромул поспешил дальше, невольно вспомнив жалобы Гемелла насчет того, что снисходительность к обнаглевшей черни – один из признаков упадка республики.
Ну а одурачить пару громил, карауливших возле дома, оказалось проще простого. Ромулу пришлось лишь дождаться первой же повозки, проезжавшей по улице. Прячась за нею, он миновал наблюдателей, через мгновение оказался возле самых дверей и принялся изо всех сил барабанить кулаками. Увидев его, караульщики с громкой бранью кинулись к нему, вытаскивая на бегу мечи из ножен. Но гонца ждали в доме: дверь тут же отворилась, и на пороге появился Юба с блестящим на солнце обнаженным клинком.
Мало кто решился бы в здравом уме напасть на богатыря-нубийца.
Вот и эти двое остановились, и Ромул, а следом за ним и его друг скрылись за дверью. Впрочем, задерживаться Ромул не стал: важнее всего сейчас было доставить хозяину ответ Красса. Благодарно улыбнувшись привратнику, он кинулся искать Гемелла.
Услышав голоса, он направился через таблинум, по многолетней привычке ступая по мозаичному полу на цыпочках. В саду разговаривали; из-за статуи, находившейся возле самой двери, Ромул отчетливо слышал каждое слово. Близнецы давно усвоили, что, подслушивая разговоры Гемелла, можно узнать много интересного. Именно так им удалось немало разведать о его темных торговых проделках. И хотя далеко не все услышанное было Ромулу понятно, он использовал любую возможность, чтобы побольше выяснить о мире, лежавшем за высокими стенами.
Торговец вел разговор со своим письмоводителем. Из всех рабов Гемелл доверял только Сервилию, тощему лысоватому египтянину с выпученными глазами. Сервилия, небезуспешно прилагавшего все силы для того, чтобы сберечь и преумножить хозяйские деньги, остальные рабы презирали – никто не мог понять его неколебимой преданности хозяину.
– Продолжай. – Голос Гемелла прозвучал на удивление добродушно.
Сервилий откашлялся:
– Мой двоюродный брат из Александрии в последнем письме сообщил, что у него есть возможность для выгодной сделки. Очень выгодной. – Он немного помолчал. – Но, видишь ли, хозяин, она не лишена риска.
– В наше время все рискованно, – проворчал купец. – Давай дальше.
– Менес сговорился с финикийским бестиарием по имени Гиеро, – начал рассказывать Сервилий. – Тот предлагает устроить экспедицию далеко на юг, к самым истокам Нила. Там можно изловить множество зверей для игр на арене.
Ромул явственно чувствовал заинтересованность Гемелла и пригнулся пониже, чтобы не пропустить ни слова. Работа бестиариев, звероловов, была крайне опасна и казалась мальчику очень привлекательной.
– Львы, леопарды, слоны, – бойко перечислял письмоводитель, – антилопы и немыслимые звери с длинными ногами и шеями. Бестиарии клянутся, что могут изловить даже огромное броненосное чудовище со смертоносным рогом на носу.
– И что, Менес предлагает вложить туда деньги?
Сервилий деликатно кашлянул:
– Господин, он сам намерен финансировать экспедицию на две трети.
– Каждый зверь пойдет на вес золота! – воскликнул Гемелл после недолгого молчания. Поставка диких животных для гладиаторских боев быстро превратилась в один из самых доходных видов торговли, какие знал Рим.
– Я подумал, господин, что это может представлять для тебя интерес.
– Сколько еще денег нужно Гиеро?
– Одна треть, – сказал Сервилий, набрав перед этим полную грудь воздуха, – должна составить сто двадцать тысяч сестерциев.
Ромул даже рот открыл. Такой кучи денег он и представить себе не мог.
– Клянусь грудями Фортуны! – сердито воскликнул Гемелл. – Где же я сейчас раздобуду такой кредит? Я и так уже по уши в долгах.
– А если у Красса, господин?
Напуганный прозвучавшим именем и ошарашенный хозяйскими проблемами, Ромул вздрогнул. Он и понятия не имел, что у купца трудности с деньгами. И тут же он услышал чьи-то шаги в коридоре, возможно, это был кухонный раб с холодным питьем для хозяина. Нельзя было допустить, чтобы его поймали за подслушиванием, а потому он выпрямился и вышел в сад, стараясь ступать как можно громче.
Когда Гемелл увидел, кто пришел, его лицо помрачнело еще сильнее. Сервилий поспешно уткнулся в свой гроссбух, громадный том, куда в подробностях записывались все финансовые операции купца.
– Почему так долго? – рявкнул Гемелл, взглянув на солнечные часы. – Два часа!
Не решившись ответить, Ромул протянул хозяину пергамен.
Гемелл молча вгляделся в написанное. Тишину нарушало лишь поскрипывание стилоса письмоводителя.
Ромул ждал, понимая, что его все равно изобьют, что бы там ни написал Красс.
Гемелл закрыл глаза, скомкал письмо и швырнул его на пол. Красс соглашался дать ему новый кредит, но требовал за это совсем уж грабительские проценты. А Гемеллу совсем не улыбалось влезать в новое ярмо. Разъяренный, он избил Ромула даже сильнее, чем обычно, но мальчик вынес наказание без единого звука. Неожиданный выход в город и разговор с Пертинаксом стоили того.
Фабиола смотрела из-за кустов, кусая губы, чтобы не заплакать. Если она выдаст себя, Ромулу достанется еще сильнее. Ее ненависть к Гемеллу росла день ото дня. Он не только еженощно насиловал ее мать, но и почти каждый день избивал до синяков ее брата. Лишь страх за судьбу родных удерживал Фабиолу от попытки убить хозяина.
Лишь через два дня, когда синяки уже начали сходить, у Ромула выдалась возможность поговорить с Юбой. А до того всякий раз, когда мальчик приходил к нему, кто-нибудь оказывался рядом.
Гемелл пытался договориться со всеми знакомыми банкирами и ростовщиками, чтобы раздобыть денег для многообещающего предприятия. Ромул подозревал, что как раз для того, которое предложил Сервилий. Но, по-видимому, молва о его долгах уже разошлась по Риму, поскольку визитеры приходили и уходили, сочувственно качая головами. От этого нрав купца сделался еще хуже. Домашние рабы прокрадывались по дому на цыпочках, стараясь не попадаться ему на глаза. В конце концов Гемелл не выдержал такой жизни и отправился в Лупанарий, свой излюбленный публичный дом. Письмоводитель сказал, что его не будет самое меньшее целый день.
Узнав, что хозяин покинул дом, Ромул сразу кинулся к Юбе с деревянным мечом в руках. Нубиец внимательно выслушал его рассказ, уважительно кивая всякий раз при упоминании Спартака. А когда он услышал, что Пертинакс сражался вместе с мятежным фракийцем, то удивленно вскинул брови.
– Был бы я постарше, обязательно ушел бы к Спартаку! – горячо воскликнул Ромул. (Он родился через год с лишним после того, как восстание рабов было подавлено.)
Юба стукнул себя в грудь, выразив тем самым согласие.
– Покажи мне еще какие-нибудь удары! Я должен уметь биться как гладиатор.
Нубиец улыбнулся и вышел в коридор. Зная, что Ромул следит за каждым его движением, Юба стал к мальчику вполоборота, чтобы не дать противнику возможность для удара, поднял меч на уровень пояса, прикрывая грудь, и знаком предложил мальчику сделать то же самое. Они стояли друг против друга, повторяя одни и те же движения, пока Юба не счел, что все хорошо.
– Закрыться. Выпад. Отступить, – бормотал мальчик. – Закрыться. Выпад. Отступить.
Затем Юба взял из своего закутка щит. Ромул просунул руку в петли из отполированной за много лет кожи и почувствовал на руке непривычную тяжесть. Нубиец показал ему, как прикрывать грудь и лицо, держа оружие наготове, для того чтобы при первой же возможности нанести удар.
После нескольких повторений они приступили к упражнениям в движении. Юба старался не слишком сильно бить своим железным мечом по деревянному оружию Ромула. Удары мечей сухим эхом разносились по залу, и скоро на звук пришла Фабиола.
– А вдруг вас поймает хозяин? – Ее лицо выражало самую искреннюю озабоченность. – Ромул, прекрати. Я все скажу матери!
– Уходи! Я учусь драться, как Спартак!
Сестра смотрела на него со смешанным чувством гордости и страха.
– Прошу, прекратите! Это слишком опасно!
Внезапно Ромул представил, как ударяет Гемелла настоящим мечом по загривку, и с удвоенной энергией атаковал Юбу. Тот отступил, его эбеново-черное лицо расплылось в широкой улыбке.
Так уж вышло, но этот урок у нубийца стал для Ромула последним.
Когда они закончили, мальчик вернулся в каморку, где жил с матерью и сестрой, охваченный восхищением. Его голову переполняли мечты о том, как он убивает Гемелла и освобождает рабов; они вдохновляли и пугали его одновременно.
Покончив с дневными делами, Вельвинна еще раз выслушала рассказ сына о встрече с Пертинаксом.
– Будь осторожен, Ромул, – сказала она, стараясь, чтобы голос не выдал ее гордости за сына. – Никто не должен видеть тебя с мечом, особенно Сервилий. Гемелл такого не потерпит.
– Не бойся, мама. – Как только Вельвинна прикрыла плечи сына одеялом, его веки сами собой закрылись от усталости. – Никто не знает.
Он сразу заснул и во сне видел себя воином армии Спартака.
На следующее утро Ромул проснулся от грубого прикосновения холодного железа к своим запястьям. Ничего не понимая спросонок, он с изумлением обнаружил, что скован тонкой цепью. Мальчик рывком сел, окинул взглядом комнату, и его первоначальный испуг сразу же сменился ужасом. Мать и Фабиола неподвижно лежали в кроватях, молча глядя на Гемелла.
Купец стоял в двери, а рядом с ним возвышались два крепких кухонных раба, Анкий и Соссий. Ни один, ни второй не смотрели Ромулу в глаза. Большинство обитателей дома знали его с младенческого возраста.
– Мечом машешь под моим кровом, мерзкий выблядок?! – злобно выкрикнул Гемелл. – Хочешь меня во сне зарезать?! Слишком долго я вам потакал! Таким, как ты, место в школе гладиаторов. Сегодня же! – Его губы скривились в злорадной ухмылке. – Там-то тебя научат драться.
Ромул понял, что его жизни домашнего раба наступил конец.
– Нет! Господин, умоляю! – Вельвинна выскочила из постели и кинулась к ногам Гемелла.
Фабиола села и испуганно смотрела на происходящее. А происходило именно то, чего она так боялась.
– Заткнись, сука! – проревел Гемелл и дернул Вельвинну за волосы. Она вскрикнула от боли, а купец ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Женщина отлетела на свою кровать и замерла, всхлипывая.
– Взять его. – Гемелл ткнул пальцем в сторону мальчика.
Цепь, которой во сне сковали руки Ромула, была длиной в несколько футов. Анкий сильным рывком выдернул мальчика из постели, и тот упал на пол.
Из глаз Фабиолы хлынули слезы.
– Сынок! – отчаянно крикнула Вельвинна.
– Хватит, шлюха. Больше ты его не увидишь! – рыкнул Гемелл. – А потом я вернусь за его сестрой.
– Не бойся, мама. – Слова были совсем пустыми, но Ромул просто не знал, что еще сказать.
Вельвинна завопила еще отчаяннее. Все хорошо знали, что значило попасть в школу гладиаторов.
– Пошли. Я не могу больше слушать этот вой. – Гемелл повернулся и зашагал прочь из комнаты. Рабы с Ромулом двинулись за ним.
– Это не я донесла на тебя! – неистово выкрикнула Фабиола. – Ромул!
– Позаботься о маме!
Когда Ромул открыл рот, чтобы крикнуть что-то еще, Соссий по знаку Гемелла повернулся и захлопнул дверь.
И все же приглушенные рыдания доносились до Ромула, которого, в одной набедренной повязке, тащили по коридору. Ромул знал, что Фабиола сказала правду. Слишком уж они были близки. Кто-то увидел, как он упражнялся с Юбой, и донес, чтобы заслужить расположение хозяина. Сервилий?
У рабов в жизни не было выбора, хозяева могли продавать и покупать их как заблагорассудится. Но Ромул никогда не представлял себе, что можно жить вне власти Гемелла, – он просто не знал другой жизни. И сейчас им одновременно владели страх и восторг. Хотя возможность стать бойцом восхищала его, он сознавал, что никогда больше не увидит родных. Ромул оглянулся в последний раз. Рыданья Вельвинны разрывали ему сердце, он нещадно корил себя за то, что они с Юбой были недостаточно осторожны. А мужчина, державший в руке цепь, был вдвое крупнее его.
В кухне частенько рассказывали истории о знаменитых гладиаторах, которые дрались на арене с варварами и дикими зверями. Ромул всегда восторженно слушал эти рассказы, но ему никогда не выпадало случая попасть в гладиаторскую школу и увидеть, что там на самом деле. В какой-то миг его сердце забилось чаще: мальчика захлестнули мысли о том, как он станет народным героем.
Словно почувствовав это, Гемелл отвесил ему подзатыльник.
– Такой щенок, как ты, сдохнет там через месяц.
Сердце Ромула екнуло. Конечно! Разве у него, тринадцатилетнего мальчишки, был хоть один шанс выстоять против профессиональных гладиаторов?
– Так что тебе придется очень постараться, чтобы доказать, что заслуживаешь жизни.
Они поравнялись с альковом возле входной двери. Ромул с тревогой заметил, что нубийца нет на его обычном месте.
– Думаешь, я потерплю в своем доме того, кто учит рабов драться! – хохотнул Гемелл. – Негодяя уже ведут на Марсово поле.
Мальчик, не понимая, уставился на хозяина.
– Его распнут на кресте.
Ромул рванулся к Гемеллу, его глаза полыхали яростью.
Анкий резко дернул за цепь, предупредив нападение. Ромул споткнулся и рухнул на пол, в последний момент успев сообразить, что Юбу он никак не сможет спасти.
Гемелл пнул его в живот.
– Родился рабом! – Еще один пинок. – Рабом и подохнешь. Поднимайся.
Дверь распахнулась, и купец вывалился наружу. Остальные за ним. На них никто не обращал внимания. Рабов частенько выводили в город в цепях.
Ромул не запомнил тот переход по улицам. У него кружилась голова, а душа была полна тоски и чувства вины перед Юбой, который был виновен лишь в том, что показал ему, как держать меч. А теперь умрет из-за него. Из-за него продадут Фабиолу. А что станется с его матерью? И как долго он протянет в жестоком мире арены?
За одну ночь оказались сломаны четыре жизни. Ромул сморгнул слезы.
«Нельзя показывать этому негодяю свою слабость. Нужно быть сильным, как Фабиола. – Он глубоко вздохнул и заставил себя собраться с мыслями. – Юпитер, помоги мне! И моим родным».
К тому времени, когда Гемелл подошел к железным воротам, Ромулу удалось более-менее взять себя в руки. Хотя глаза его были красны от слез, он расправил плечи и твердо решил, что будет мужественным, несмотря ни на что.
Возле ворот он увидел каменную плиту, на которой было выбито два слова. Хотя мальчик не умел читать, эти слова были ему известны. Лудус магнус, Большая школа, крупнейшая из четырех гладиаторских школ Рима, откуда Милон набирал людей в свои банды.
У ворот с непокрытой головой стоял страж, одетый в видавшую виды кольчугу длиной до середины бедра. За спиной у него Ромул увидел прислоненное к стене копье. На поясе у мужчины в боевой готовности находился короткий остроконечный меч, а к левой руке был прикреплен крепкий прямоугольный щит со странной эмблемой.
– Сообщи, зачем пришел.
– Хочу продать это отродье Мемору.
Страж оглядел Ромула с головы до пят.
– Тебе не кажется, что он слишком молод?
– Не твое дело! – рявкнул Гемелл. – Ну-ка, впусти нас!
Страж с недовольным видом приоткрыл ближнюю створку ровно настолько, чтобы можно было протиснуться. Как только Гемелл и три раба вошли, ворота за ними с грохотом захлопнулись.
От этого звука, отрезавшего его от прошлого, сердце Ромула учащенно забилось. Многие из обитателей школы были преступниками, наверно, и часовой тоже. Для большинства попасть в лудус означало то же самое, что и смертный приговор; только лучшим из лучших удавалось выжить здесь больше года-двух. Мальчик понимал, что его мечты о славе просто смехотворны, но все равно испытывал возбуждение.
