Бен Кейн
Львиное Сердце
Глава 7
Человек не столь великий мог бы отступить после подобного нападения, но намерение Ричарда прийти на выручку Аску только окрепло, и это притом, что от Фиц-Алдельма и его конруа[10] не было никаких вестей. Вместо того чтобы продолжить дневной переход, мы разбили шатры у ручья. Вокруг лагеря выставили сильные дозоры. Отряд из лучников и пехотинцев под началом самого герцога скрылся в лесу на дальнем берегу с целью убедиться, что враг в самом деле ушел. Когда пробившийся сквозь деревья свет заходящего солнца окрасил все в зловеще-багровый оттенок, отряд вернулся, никого не обнаружив.
Вскоре после этого я впервые получил представление о том, насколько жестоким способен быть Ричард. В плен попали девять валлийцев. Те, кто был ранен, не получили никакой помощи, им даже глотка воды не дали. Бедолаг связали вместе и оставили дожидаться возвращения герцога. Он провозгласил этих девятерых изменниками короне и приказал вздернуть на ближайшем дубе. А потом с каменным лицом наблюдал, как приговор приводится в исполнение.
Помнится, я сказал Хьюго, что не одобряю этой казни. Ему она тоже не нравилась, но, по его словам, обернись дело иначе, валлийцы обошлись бы с нами так же, а то и хуже. Он был прав, и я постарался ожесточиться сердцем. Я думал об Уолтере, судьба которого оставалась неизвестной, и представлял себе, что сделаю с тем, кто причинит ему вред.
К наступлению ночи удалось отловить около дюжины коней. Остальные, в том числе принадлежавшие оруженосцам, разбрелись. Двадцать лошадей были убиты или настолько покалечены валлийскими стрелами, что им пришлось перерезать глотку. Еще пять должны были поправиться, но в этом походе участвовать больше не могли. Наши люди непривычны к конине, поэтому Ричард ходил от костра к костру и разъяснял, что надо съесть мясо, иначе оно сгниет или, хуже того, достанется валлийцам.
Вопреки его бодрому поведению и малым потерям, в лагере царило мрачное настроение. Легли мы рано. Несмотря на усталость, сон никак не шел. Я вздрагивал при каждом звуке, представляя валлийцев, крадущихся между палаток с кинжалами в руках. Когда мне удалось прогнать эти видения, на смену им пришли побагровевшие лица, высунутые языки и выпученные глаза, готовые выскочить из глазниц. Повешение – плохая смерть, решил я. Да избавит меня Господь от такой участи.
Когда меня таки сморила усталость, было уже поздно, и я пробудился, заспанный и злой. В последующие часы настроение мое не улучшилось – из-за отсутствия лошади пришлось идти пешком. Вместе с Хьюго и прочими я тащился по пыльной дороге, что вела в Аск. Поскольку кони имелись только у Ричарда, де Шовиньи и отборных рыцарей герцога, все оруженосцы и многие рыцари оказались в том же положении, что и я. Мне от этого ничуть не было легче. Я проклинал валлийцев, жаркое солнце, тучи злющих мух, роившихся вокруг нас. Когда из знойного марева выступил конруа Фиц-Алдельма, лишившийся четверти воинов, я выругался про себя, увидев, что мой враг не погиб. Разведчики привезли весть еще об одной засаде, но не узнали ничего об Аске и Уолтере, и я выругался снова.
Остальная часть похода на выручку осажденному замку не была отмечена особыми событиями, если не считать одного. Оно произошло под самый конец и имело серьезные последствия.
Хотя нам недоставало лошадей, осаждавшие Аск валлийцы обратились в бегство, едва завидев нас. Погони не было – так приказал Ричард. Ему не хотелось рисковать другими конями. На стенах запели трубы, празднуя наш приход, черные от огня ворота со скрипом раскрылись. Когда из них повалили ликующие воины гарнизона, мы с Хьюго во все глаза стали высматривать Уолтера.
Но не смогли разглядеть ни друга, ни его хозяина. Сдерживая тревогу, мы говорили себе, что эти двое не успели добраться до Аска, что они могут находиться в другой английской твердыне.
Начальствовал в Аске краснощекий и круглый, как бочка, рыцарь с очень подходившей ему фамилией Легран[11]. Воздавая громогласную хвалу Господу, он представился Ричарду. Преклонив колено и поблагодарив герцога, он сразу повел его к участку рва близ ворот.
Мои уши резанул гневный рык Ричарда.
Я, Хьюго и еще с полсотни человек поспешили к нему.
Наш друг и его господин распростерлись на дне рва, нагие, как в день появления на свет. Синяки и кровавые порезы покрывали каждый дюйм неестественно белых тел. Уолтер лежал на спине, его симпатичное лицо исказилось в жуткой гримасе. У него не хватало правой руки, но этим увечья не ограничивались. Пах Уолтера был вспорот, и я с ужасом увидел, что парня оскопили. Как, очевидно, и его хозяина.
– Божьи ноги, валлийцы за это заплатят! – рявкнул Ричард.
Я резко смахнул слезы. Я думал о людях, казненных нами вчера, и жалел, что мы не обошлись с ними еще суровее.
Сам того не зная, я сделал тогда первый шаг к тому, чтобы стать одним из людей Ричарда.
Три дня спустя мы вернулись в Стригуил той же дорогой. Смрад гниющих тел висельников наполнил наши ноздри за милю до того, как показался тот могучий дуб. Трупы уже раздулись, вороны выклевали им глаза. Ноги у некоторых были обглоданы дикими зверями. Не у одного меня подкатывало к горлу, пока мы ехали мимо. Ну, Уолтер хотя бы покоится в могиле, подумал я. Их с господином погребли вместе, сшитые льняные покровы скрыли от нас следы ужасных надругательств. Но я ничего не забыл. Глядя, как последние комья мягкой земли падают на то, что некогда было моим другом, я дал торжественную клятву убивать каждого валлийца, до которого смогу дотянуться мечом.
Такой возможности не представилось. Прежде чем уйти в Стригуил, мы прошли по всем дорогам в поисках тех, кто напал на Аск. Взбирались и спускались по склонам поросших папоротником холмов. Шлепали, погружаясь до колен, по болотам. Пересекали речки. Нас жгло солнце, грызли заживо комары, мы страдали от голода, жажды и, главное, от неутоленного гнева. Все наши потуги оказались напрасными. Валлийцы ушли. Исчезли. Подобно волкам, отпугнутым от стада пастухом и его собаками, они улизнули обратно в леса и горы.
Ричард переносил тяготы вместе с нами. Разумеется, он больше ездил верхом, чем ходил, но отдал поискам столько же времени, сколько мы. После двух тяжких дней, в течение которых не был обнаружен ни один валлиец, герцог отдал приказ возвращаться в Стригуил. Пора урожая еще не настала, и запасы провизии быстро таяли. Продолжать поход означало подвергать опасности жизни людей, причем без особой нужды; самым разумным было вернуться туда, откуда мы пришли. Я выкроил время для того, чтобы посетить место последнего упокоения Уолтера, принести священную клятву мести и горестно попрощаться с другом.
Ох, эта горячая, нетерпеливая кровь юноши! Я совершенно серьезно относился к каждому слову, произнесенному над могилой Уолтера, и сразился бы с каждым, кто назвал меня лжецом. И все же клятва не была исполнена – его убийц не настигло возмездие. Такое горькое лекарство трудно проглотить, и я, объятый праведным и наивным гневом, не мог осознать целебной его силы. Понадобились многие годы для осознания того, что пути Господни зачастую неисповедимы. Человек, ропщущий против этого, пытающийся бороться, не достигает ничего, только разрушает себя изнутри. Смирившийся же с Божьей волей пребывает в здравом уме, когда убийца его товарища по оружию разгуливает на свободе, а предатель остается безнаказанным.
Удрученный, я позабыл о том, что в Стригуиле меня может ожидать холодный прием. Так и случилось. Не прошло и нескольких минут после нашего появления в замковом дворе, как меня заметил майордом. Последовал вызов в большой зал. Его передал надменный писец, неодобрительно смотревший на то, как я трепал по волосам ухмыляющегося Риса, обещая мальцу рассказать все позже.
– Можно мне переодеться? – спросил я. Помимо неумело наложенных заплат и пятен пота, мой гамбезон был испачкан кровью.
Писец бросил на меня высокомерный взгляд.
– Графиня изволит видеть тебя тотчас, – процедил он.
Мне захотелось макнуть его головой в лошадиную поилку, но это только усилило бы наказание, ждавшее меня за самовольную отлучку, так что я проглотил обиду и пошел за ним.
Первой я заметил Изабеллу. Девочка сидела с солнечной стороны у окна, под надзором одной из фрейлин Ифы. Завидев меня, она с радостным визгом вскочила, бросив вышивку. Изабелла проводила нас через весь зал, не обращая внимания на призывы фрейлины вернуться и на кислую мину писца. Она впилась глазами сначала в красноречивые отметины на моем гамбезоне, потом в обе мои щеки.
– Ты ранен?
– Нет, госпожа. – Припомнив судьбу бедняги Уолтера, я прибавил: – Слава богу.
Лицо Изабеллы стало строгим.
– Это неправильно, что ты ушел без разрешения матушки.
«Если бы я спросил, то получил бы отказ», – подумал я.
– Я беспокоился об Уолтере.
Во взгляде Изабеллы появилась озабоченность, она посмотрела в сторону входа.
– Надеюсь, ты нашел его? Он снаружи?
Иисус и все его святые, промелькнула у меня мысль. Она же ничего не знает. Ричард был еще во дворе, и сама Ифа не слышала доставленных нами новостей.
– Фердия? – В голосе девочки послышалась резкая нота.
– Он умер, госпожа, – сказал я мягко. – Убит.
Порывистый вздох ужаса.
– Мертв?
– Да, госпожа, – сказал я и затем солгал: – Он умер быстро.
Изабелла закрыла рукой рот, на глазах у нее выступили слезы. Она остановилась, пропустив нас вперед. Желая ее утешить, я наполовину обернулся, но писец пихнул меня локтем в бок, напоминая о более важном деле.
Велев мне ждать перед помостом, писец скрылся в апартаментах графини. От резкого напоминания о моем положении – мне никогда не дозволялось пересекать эту границу – я помрачнел еще больше. Прошло немало времени, прежде чем показалась Ифа. Одетая в длинное голубое платье, с волосами, убранными под золотую сеточку, она излучала красоту и властность. Со мной она, однако, не поздоровалась – просто уселась и уставилась на меня, не моргая, своими зелеными глазами. Взгляд ее был сердитым.
Стараясь как-то выйти из положения, я глубоко поклонился.
– Госпожа!
– Где ты был?
Ифа говорила на французском, чего никогда не делала во время предыдущих наших бесед.
Не зная, что сказать, поскольку мы оба хорошо знали ответ, я сглотнул.
– Ну? – Ее голос хлестнул меня, как плетью.
– С герцогом, госпожа, – пролепетал я.
– Ты ранен?
Как и Изабелла, графиня обратила внимание на отметины, покрывавшие мой гамбезон.
– Нет, госпожа. Эта кровь… валлийца.
Отлегло у нее на душе или нет, сказать не берусь.
– Оставив нас без разрешения, ты нарушил свое слово.
Щеки мои покраснели от стыда, взгляд уткнулся в сапоги.
– Да, госпожа. Я сожалею.
– Поначалу я подумала, что ты сбежал в Ирландию.
Я поднял глаза.
– Я бы никогда…
– Не перебивай! – На щеках Ифы проступили небольшие алые пятна. Она по-настоящему сердилась. – Герцог снял осаду с Аска?
– Да, госпожа. Валлийцы сбежали, как только мы пришли.
Гадая о том, не стоит ли подробно рассказать про поход, я открыл рот, но строгий взгляд заставил меня умолкнуть. Мне не дали возможности объяснить причины, по которым я примкнул к войску герцога, а также упомянуть о проявленной мною храбрости.
Чувствуя себя десятилетним мальчишкой, которому отец задает трепку, я выслушал приговор Ифы. Мне запрещалось покидать замок до дальнейших распоряжений. Никаких визитов в деревню, в таверну или в аббатство. Даже ристалище оказалось под запретом. Никаких уроков французского. Каждое утро я иду к майордому, и тот дает мне список поручений на день.
Я сносил наказание молча, с ненавистью наблюдая за одобрительными кивками писца, появившегося за спиной у графини.
Самый жестокий удар, как это часто бывает, приберегли напоследок.
– Тебе ни при каких обстоятельствах не дозволяется разговаривать с леди Изабеллой.
Пораженный, я поднял взгляд на Ифу, глаза которой все еще метали молнии.
– Ты понял? – сурово спросила она. Возражения застряли у меня в горле.
– Да, госпожа.
– Нарушишь эти условия – брошу тебя в темницу. Ты уже знаешь, каково там.
– Знаю, госпожа, – ответил я, и перед моим мысленным взором пронеслись неприятные сцены из прошлого.
– Это все.
Она коротко кивнула, давая понять, что я могу идти.
Я еще раз низко поклонился и пошел прочь вместе с писцом, снова оказавшимся рядом.
Изабелла слышала каждое слово. Безмолвная и несчастная, она смотрела, как я прохожу мимо. Я бросил на нее взгляд, в котором читалось: «Мы по-прежнему друзья», но заговорить не посмел, так как писец держался рядом.
До двора было недалеко, сотни две шагов, но время тянулось так, будто я преодолел десять миль. Когда мы вышли во двор, казалось, что все смотрят на нас: солдаты на лестнице и конюхи у дверей конюшни, пьющие вино рыцари и плотник с охапкой досок на плече. Позже я смеялся над своей наивностью. Решение Ифы необратимо изменило мой мир, но, за исключением ее самой, Риса и двух моих приятелей из числа оруженосцев, никому в Стригуиле не было до этого дела.
Следующим утром, вскоре после рассвета, я, все еще чувствуя себя как побитая собака, отправился на кухню с обычным намерением разжиться краюхой теплого хлеба. Там кипела бурная деятельность. Повара деловито крошили продукты и помешивали варево в котлах. Мясники с красными руками таскали части туш. Мокрые от пота слуги поддерживали огонь в обоих очагах. В одном на вертеле жарилась лань, в другом – упитанный теленок. Внутри клеток из прутьев томились живые птицы, несколько гусей были привязаны за шею к ножке стола. На лавках лежали зайцы и кролики, бекас, жаворонки и цапля. Из печей доносились соблазнительные ароматы: хлеб, а еще, надо полагать, пироги. Угадывались и запахи пряностей, корицы и гвоздики – с этими специями я впервые познакомился в Стригуиле.
Краюх не оказалось там, где они лежали обычно. Я послонялся по кухне, стараясь быть незаметным, но на самом деле просто путался под ногами. Меня то и дело гоняли с места на место, бросая неодобрительные взгляды, когда мои пальцы, как бы невзначай, подбирались к котелку с испускавшей пар пшенной кашей или к кастрюле с цыпленком, приправленным шафраном. В итоге я устроился близ двери, решив дождаться, когда яства понесут в большой зал.
Наконец один из поваров сжалился надо мной. Добродушный валлиец, коренастый и краснощекий, он частенько говаривал, что я напоминаю его сына, лучника в армии короля Генриха.
– Эй, ирландец! – окликнул он меня. – Проголодался?
– Еще бы!
– У нас тут дел невпроворот, как видишь, – сказал он, но при этом поманил меня к себе.
Я повиновался, в животе у меня урчало.
– Это все к обеду? – спросил я. Графиня давала пир в честь избавления Ричардом замка Аск от осады.
– Верно. Мне сказали: «Ничего не жалей. Не каждый день один из сыновей короля отправляется на войну ради Стригуила». – Он снял кусок материи, прикрывавший ряды маленьких свежеиспеченных пирожков. – С говядиной и луком. Угощайся.
Я взял один, потом, с одобрения повара, второй.
– Печально было слышать про юного Уолтера, – сказал он.
Рот у меня был набит, и я просто кивнул. Потом, проглотив, сказал:
– Тяжкую он принял смерть.
– Слышал, что ему…
Поморщившись, повар изобразил рубящее движение в районе паха.
– Все так.
– Это мерзко. Мерзко!
Мы покачали головами, а я про себя пожалел, что дозоры, которые собиралась отправить графиня, поедут без меня. Мне оставалось лишь молиться, чтобы убийц Уолтера схватили, и я отдавал себе отчет, что эта молитва едва ли будет услышана.
Перекрывая шум, прозвучал громкий вопрос, и повар засуетился.
– Наелся? – Он засмеялся, когда я ухватил еще один пирожок. – А теперь проваливай, пока майордом не пришел. Он тебе уши надерет и мне заодно.
Я закатил глаза, раздосадованный напоминанием о своем новом положении, которым майордом не замедлил воспользоваться. Накануне он с утра до ночи заставил меня бегать, исполняя поручения. Некоторое время спустя я понял, что многие из них были надуманными, но так как еще не отошел от выволочки, устроенной Ифой, то повиновался беспрекословно.
Вот такое существование ждет меня в обозримом будущем, говорил я себе. Вьючное животное. Чернорабочий. Пленник, заточенный внутри Стригуила.
Мне ни на грош не было дела до намечающегося пиршества.
Вопреки себе, я постепенно поддался возбуждению, царившему в замке. Час шестой – на это время было назначено начало – почти уже наступил. Мое настроение улучшилось – во многом благодаря вину, распитому втихую в обществе Хьюго. Ему поручили доставлять вино из подвала в кладовку, и он взял меня в помощь. Бродя между рядами бочек при тусклом свете лучины, мы разыскали те, что пометил дворецкий, и поручили дюжине слуг выкатывать их наружу. Как только мы остались одни, Хьюго – вот ведь прохвост! – извлек припасенную пустую флягу. Я с величайшей охотой согласился подержать ее, пока он вытаскивал пробку из бочки. Прежде чем слуги вернулись за очередной партией, мы успели промочить горло и помянуть беднягу Уолтера. Позднее нам пришлось придумать предлог, чтобы зайти в комнату с конской сбруей – именно там мы спрятали фляжку; это оказалось несложно, так как по всему замку сновали слуги.
Чувствуя внутри приятное тепло, я безропотно исполнял унизительные поручения майордома: таскал его счетную книгу, пока он совершал обход, передавал послания дворецкому, главному повару и так далее. Незадолго до начала пира майордома вызвали к графине, и он не стал возражать, когда я вызвался помогать другим оруженосцам, прислуживавшим своим хозяевам.
– Я буду следить за тобой, – предупредил он, торопясь на зов.
– Пог мо хойн, – пробормотал я по-ирландски. – Поцелуй меня в зад.
Заскочив в уборную, а затем пропустив еще глоточек вина для бодрости, я отправился в большой зал. Хорошо, что я с утра надел свою лучшую тунику, поскольку свернутых одеял и вещей рыцарей и оруженосцев, обычно лежавших вдоль стен, не было видно. Пол покрывала свежая подстилка из тростника и благоуханных трав. Накрытые скатертями столешницы на козлах заполнили зал до самого помоста, на котором был установлен длинный стол. С потолка свисали два огромных стяга: первый принадлежал роду де Клер, на втором красовались анжуйские львы, золотые на красном.
Привлеченные предлагаемым вином, многие рыцари из замка и свиты Ричарда уже расселись на скамьях. Сквозь громкий гул разговоров доносились отчетливые звуки арфы. Проскользнув через толпу слуг, я присоединился к Хьюго, занявшему позицию у боковой стены. Разливая по необходимости вино, мы развлекались, тихонько споря, какие рыцари сильнее всего напьются, и пытаясь угадать, кто из девушек-прислужниц проявляет к нам интерес. В первом случае мы сделали ставку на Фиц-Алдельма и одного из его дружков, во втором пришли к неутешительному выводу: судя по строгим лицам, встречающим наши похотливые взгляды, счастье нам не улыбнется.
Когда графиня и Ричард вышли из ее личных покоев, послышался громкий скрежет отодвигаемых скамей – гости повставали с мест. Раздались приветственные крики. Я охотно присоединился, так как герцог был отличным вождем и храбрым воином.
Пир был самым роскошным из всех, какие я видел до того. Перемены блюд казались бесконечными. В дополнение к привычным супам и мясу, тушеному и жареному, слуги вносили тарелки с диковинными яствами. Тут были оленина в горьковатом соусе, каплуны, цыплята с апельсином и – венец всему – лебедь. Королевская птица была завернута в честь Ричарда в сусальное золото.
И вновь положение оруженосца без рыцаря оказалось мне на руку. Не было нужды стоять у хозяина за спиной, придерживать кусок мяса, когда он собирается его разрезать, подавать ему тарелку с любимым угощением. Хьюго приходилось менять перепачканный соусом поднос, а мне – нет. Зная, что снующий по залу майордом приглядывает за мной, я держал в руке кувшин с вином и следил за тем, чтобы кубки ближайших ко мне рыцарей всегда были полны до краев.
В животе у меня урчало. Время от времени мне удавалось ухватить нетронутый кусочек с уносимого слугами блюда, и я говорил себе, что позже мы с Хьюго наедимся до отвала. Остатков наверняка будет великое множество.
После последней перемены оруженосцы пошли вдоль столов, держа в руках котелки с водой и полотенца, чтобы гости могли помыть руки. Мне не повезло: я оказался близ Фиц-Алдельма, который, бросив на меня злой взгляд, взялся за лежавший на столе нож с костяной рукояткой. Я сделал вид что не заметил, но эта краткая стычка встревожила меня. Пока рыцарь не удалится вместе с герцогом, стоит быть настороже.
Хьюго ничего не видел. Взгляд его был прикован к помосту в дальнем конце зала. Проследив за ним, я позабыл о своих страхах. Ричард поднимался на ноги.
В комнате повисла звонкая тишина. Кто-то кашлянул, потом снова стало тихо.
Короны на Ричарде не было, но он с ног до головы выглядел настоящим герцогом, истинным сыном короля. Талию его перехватывал расшитый золотой пояс, бросавшийся в глаза на фоне приглушенного пурпурного цвета дорогой туники. Умащенная маслом борода поблескивала, кудри были зачесаны на затылок. Высоко воздев серебряный кубок, он провозгласил тост в честь Ифы, ответившей грациозным кивком.
– Я благодарю графиню за гостеприимство. Она не посчиталась ни с какими затратами, сделала все от нее зависящее, чтобы визит в Стригуил стал приятным для нас. – Ричард снова воздел кубок в направлении Ифы. – За графиню!
– За графиню! – вскричал де Шовиньи.
Загрохотали отодвигаемые скамьи. Пирующие вскочили, подняв кубки, и подхватили тост.
Все еще обиженный из-за наложенного на меня наказания, я сделал вид, что присоединяюсь ко всем.
– Многие из вас были со мной во время похода под Аск, – продолжил Ричард. – К несчастью, не все пошло так, как задумывалось, но замок был спасен, а валлийцы бежали. Я хотел бы задержаться здесь и найти дикарей, виновных в нападении, но пришел вызов от господина моего отца. Графиня тем не менее обещала, что не останется ни одного неперевернутого камня, ни одной непроверенной крысиной норы.
Зал снова огласился одобрительными криками.
Ричард выждал, когда гомон уляжется.
– По дороге на Аск валлийцы устроили бы бойню стократ худшую, если бы не поступок четверых отважных воинов.
Сам себе не веря, я посмотрел на Хьюго. Впавший в уныние после выволочки со стороны Ифы, я напрочь забыл про обещание герцога.
– Эти четверо, все – оруженосцы, стали преградой для валлийской атаки, грозившей перерасти в потоп. Меня печалит, что один из них погиб, но остальные выжили. Я хочу почтить их храбрость. Где они? – Ричард обвел взглядом столы с сидящими за ними рыцарями и тех, кто стоял позади. – Выйдите вперед!
Взволнованный, но еще робкий, я обернулся на Хьюго. Тот от души пихнул меня в спину.
– Не заставляй герцога ждать, – прошипел он.
Пока мы шли к помосту, все в зале смотрели на нас. Реджинальд, прислуживавший у противоположной стены, успел присоединиться к нам раньше, чем мы приблизились к Ричарду. Я бросил быстрый взгляд на Хьюго и Реджинальда: те волновались не меньше меня, и это послужило небольшим утешением. Проделав остаток пути ровным шагом, мы все одновременно, точно репетировали это движение сто раз, опустились на одно колено.
– Сир! – хором провозгласили мы.
– Встаньте. – Приказ Ричарда прозвучал тепло. Затем он возвысил голос, чтобы все могли слышать: – Пусть эти трое – простые оруженосцы, храбрости им не занимать. Графине повезло, что они состоят в числе ее людей.
Ифа ответила улыбкой. Я ждал того, что случится, и, вполне вероятно, один из всех заметил проблеск негодования в ее взгляде, направленном на меня.
Реджинальду Ричард пожаловал прекрасной работы кинжал в отделанных серебром ножнах, а улыбающемуся во весь рот Хьюго вручил новенький куполовидный шлем с прилаженной к нему пластиной для защиты лица. Оба также получили по кошелю с серебряными пенни. Меня герцог оставил напоследок, что в равной мере подхлестывало мое возбуждение и беспокойство.
– Руфус, – сказал Ричард. Лукавый взгляд. – Думаю, следовало бы называть тебя Фердией, но имя Руфус тебе подходит.
– Зовите меня Руфусом, сир, – ответил я, радуясь, что вовсе не испытываю негодования, просыпавшегося, когда так ко мне обращался Фиц-Алдельм.
– Графиня говорит, что ты покинул Стригуил без разрешения.
Сердце у меня упало. Наверняка мне предстоит получить еще одну взбучку, а не награду вроде тех, которых удостоились мои друзья.
Я кивнул:
– Да, сир.
– Ты ведь ирландец. Это не твоя война.
Я постарался как можно тверже встретить взгляд Ричарда.
– Она не была моей, сир. Но я решил, что мой друг Уолтер может находиться в Аске. Я беспокоился за него и хотел помочь.
– Уолтер? – Ричард наморщил лоб. – Не так ли звали того оруженосца, найденного во рву, да упокоит Бог его душу?
– Так, сир.
Я вновь увидел перед собой моего бедного друга, нагого и изувеченного.
– Выходит, в итоге эта драка стала твоей, – проговорил герцог.
– Да, сир.
Меня обуревали смешанные чувства: гордость за то, что я сделал все, что мог, ради Уолтера; стыд из-за того, что я так и не смог его спасти; вина, поскольку я сражался в одном строю с теми, кто, по сути, был моими врагами. На поверхность выплыли противоречия, которые я так долго загонял вглубь. Хьюго и Реджинальд – славные парни, но англичане. Мне следует ненавидеть их, твердил я себе, искоса посмотрев на обоих. Вместо сердитых взглядов я получил в ответ широкие улыбки и тоже улыбнулся им, ощущая не ненависть, а напротив, товарищеское расположение.
Я поднял голову и обнаружил, что Ричард смотрит на меня понимающим взором.
– Связи, выкованные в бою, – крепкая штука. Они тверды, как сталь, и так же неподатливы. Человек без раздумий способен отдать свою жизнь за брата по оружию. – Помедлив, герцог добавил: – Именно это, Руфус, ты готов был сделать ради тех оруженосцев, что стоят рядом с тобой?
– Да, сир, – сказал я, подумав о том, что отец тут же отрекся бы от меня за такое потворство англичанам. Но я был не в силах лгать.
Ричард выглядел довольным.
– Это написано у тебя на лице. – Он щелкнул пальцами, появился слуга. Взяв принесенный им хауберк, герцог сделал шаг вперед. – Изрядно поношенный, Руфус, но вполне годный. Прими его в знак моей благодарности за то, что ты сделал у ручья. Храбрый поступок.
Короткие рукава кольчуги в руках у Ричарда выдавали возраст доспеха, как и блестящие новые кольца, вставленные на груди и животе взамен старых. Тем не менее подарок был царским, не имевшим цены. Для меня он был дороже золотой короны.
– Спасибо, сир, – хрипло произнес я, принимая кольчужную рубаху.
Следующим подарком был кошель с серебряными пенни. И снова я выразил благодарность. Судя по весу, этого должно было хватить на собственную лошадь. Воистину королевские дары.
– Тебе следует упражняться во дворе, по крайней мере пока.
В голосе Ричарда послышалась веселая нотка, и я увидел, как он мельком повернулся к Ифе, но та сделала вид, что не заметила.
– Да, сир.
В душе я надеялся, что он попросит графиню смягчить мое наказание, но я знал, что лучше не лезть с просьбами. Склонив голову, я отступил туда, где стояли Хьюго и Реджинальд. Мы поклонились, отошли на положенное расстояние и лишь потом повернулись и возвратились на место.
Ох, эта дерзость молодых! Проходя мимо Фиц-Алдельма, я поймал его кислый взгляд. Не ему достались похвала королевского сына, герцога Аквитании, подумал я, и ценный подарок в виде доспеха. Приподняв тяжелую кольчугу, чтобы он видел ее, я осклабился, понимая, что мой враг ничего не осмелится сделать мне в разгар пира.
Брови Фиц-Алдельма сдвинулись, а губы прошептали проклятие в мой адрес.
Я прошествовал мимо, чувствуя себя так, будто выбил его из седла на турнире.
Наступила уже ночь, а празднество все продолжалось. Ифа давно отошла ко сну, но Ричард, де Шовиньи и десятка два рыцарей оставались за столом, пили и пели. К ним присоединились многие обитатели замка, по большей части те, кто был в походе с герцогом. Но хозяин Хьюго вскоре ушел отдыхать, поэтому друг отыскал меня и Реджинальда в задней части зала. Там мы хорошенько приложились к вину из запасов графини и повели бесконечные разговоры про нашу с Ричардом встречу. Реджинальд, как мог, скрывал зависть к полученным мною дарам, но Хьюго, неизменно добросердечный, без конца повторял, что, раз я поднял тревогу и первым встретил валлийцев, мне полагается главная награда.
Я смущенно возражал, что они с Реджинальдом сражались так же храбро, как я, и были настолько же близки к смерти, но Хьюго и слышать не хотел. На четвертый или пятый раз я бросил эти попытки. Напившись сильнее меня, друг достиг той точки, когда человек перестает прислушиваться к собеседнику. Похлопав его по плечу, я указал пальцем на дверь.
– Уборная. – Язык мой тоже заплетался. – Уборная.
Справив нужду, я решил проветрить голову, поднявшись на стену. И стал взбираться по лестнице. Если повезет, то, когда я вернусь, Хьюго перестанет возносить хвалы в мою честь. Скорее всего, с усмешкой подумал я, он к тому времени уже уснет. Да и для меня самого мысль о собственных одеялах выглядела все более привлекательной.
На идущем вдоль стен мостике не было никого, что меня не удивило. У солдат и лучников был во внутреннем дворе свой праздник: был еще виден догорающий большой костер и несколько растянувшихся на земле фигур. Я повернулся к внешней стороне и облокотился на дощатый парапет, радуясь одиночеству. Глядя через реку, на северо-запад, я ощутил острую тоску по дому. Доведется ли мне вернуться в Кайрлинн? Увижусь ли я с родителями и братьями еще по эту сторону Небес?
Меня охватила печаль, потому как ответа на этот вопрос не было.
На лестнице раздался звук шагов, я обернулся.
Появилась голова, без шлема. Значит, это не часовой, возвращающийся из отхожего места. Быть может, Хьюго, подумал я, обрадовавшись. Он-то поймет, как я хочу снова увидеть мою семью. Его послали в Стригуил, чтобы он учился быть оруженосцем, и Хьюго много лет не виделся с родными.
– Хьюго? – окликнул я.
– Эй! – Человек был крупнее и грузнее, чем мой друг. – Кто тут?
Узнав в незваном госте Фиц-Варина, я приуныл. Какое несчастливое стечение обстоятельств привело его сюда, я не знал и выяснять не собирался, сразу направившись к лестнице.
– Божьи кости, какой-то валлиец пришел, чтобы нас убить!
Не желая, чтобы поднялась тревога и меня обвинили в этом, я с жаром возразил:
– Никакой я не валлиец!
Язвительный смех.
– Я твой корявый говор за милю узнаю, Руфус. Тебе, дворняжка ирландская, французским овладеть не дано.
– А ты на моем языке говорить умеешь? – огрызнулся я.
Он коротко хохотнул.
– А на кой он мне сдался? – Фиц-Варин приблизился, наполняя пространство между нами запахом вина и пота. – В давние времена, быть может, это был язык святых и ученых. А теперь на нем говорят такие, как ты: дикари, которые и задницу толком подтереть не способны.
