Бен Кейн
Крестоносец
На следующее утро, после того как поостывший Ричард продиктовал письма к матери, Лоншану, де Пюизе и сенешалям в Аквитании, Нормандии и Бретани, мы снялись с лагеря. Шли мы четыре дня, углубившись на юг дальше, чем мне приходилось бывать ранее, и зайдя в крутые, прекрасные Пиренейские горы. Служившие домом для медведей, волков и орлов, с густыми лесами на склонах, они протянулись с запада на восток, от моря до моря, отделяя Аквитанию и графство Тулузское от испанских королевств. На границе между Гасконью и Наваррой, в сонном городке, Ричард встретился с королем Санчо Шестым, невысоким человеком с узким лицом и глазами навыкате.
Красота – не первое дело, проговорил я тихонько, обращаясь к Филипу, но если Беренгария уродилась в отца, едва ли ей удалось вскружить много голов. Подмигнув, Филип заявил, что мужчина любит смотреть на огонь, а не на очаг, в котором тот пылает. Если Беренгария способна родить Ричарду сына, продолжил мой друг, ее внешность значения не имеет. И правда, любовь и привлекательность отступают перед государственными надобностями.
Никому из нас не разрешили присутствовать на переговорах между Ричардом и Санчо, продлившихся несколько дней. Король Наваррский явно оказался силен в торге – из-за дверей палат не раз слышалось восклицание: «Божьи ноги, сколько?» В итоге, однако, сделка состоялась. Ричард сообщил о ней Уильяму Маршалу, который был с нами, и я слышал каждое слово.
Чтобы жениться на Беренгарии, королю предстояло расторгнуть помолвку с Алисой. Поскольку Филипп Капет пока не подозревал о новом союзе, брак предстояло свершить не раньше, чем монархи отправятся в Святую землю. Решение искали с учетом того, что Ричард будет отсутствовать по меньшей мере два года, и заключалось оно в следующем. Они с Санчо договорились, что Алиенора приедет в Наварру и станет наставницей при Беренгарии. Затем оба короля поедут на Сицилию, где Ричард собирался остановиться на пути в Утремер. Условились, что бракосочетание состоится в Мессине.
Оставалось гадать, будет ли Беатриса сопровождать Алиенору, – в таком случае я мог увидеться с ней на Сицилии. Угли былого костра остыли, сказал я себе. Любая попытка раздуть их встретит твердый отказ с моей стороны.
Я отправлялся воевать и не искал себе жену.
Глава 3
Шинон, Турень, июнь 1190 года
До полудня оставалось недолго, и земля купалась в солнечном свете. Высоко в голубом небе парила пустельга, высматривая мелкого зверя в полях вокруг замка. Мы с Рисом находились в замковом дворе, пустом, согласно королевскому приказу. Вместо привычной толпы слуг, солдат, скопища лошадей и повозок у стены напротив донжона были установлены соломенные мишени. Лицом к ним выстроились крепкие пизанские арбалетчики из войска Ричарда, числом около дюжины. Самоуверенные, скорые на похвальбу, они дожидались прихода короля, устроившего соревнование между ними. Они едва удостоили меня вниманием, когда я занял место на краю шеренги. Рис, начавший заниматься с арбалетом намного раньше меня, сделал то же самое.
Больше месяца минуло с тайной встречи между королем и Санчо. Мы так и не отплыли в Утремер, но мое терпение, дошедшее уже до крайности, было наконец вознаграждено. Через несколько дней войскам Ричарда предстояло собраться под Везле. Предполагалось, что там мы объединимся с королем Филиппом и оттуда вместе пойдем на Лион. Нам предстояло переправиться через Рону, а затем разделиться. Французский король намеревался идти по суше до Генуи, тогда как нас ждали корабли в Марселе. Заново объединившись на Сицилии, мы должны были морем отправиться в Святую землю.
Я не мог дождаться этого мига.
Щелк. Звук спускаемой тетивы арбалета безобиден, но у меня от него всегда бежали мурашки. С близкого расстояния стальная стрела легко пробивает кольчугу. Меня же, одетого только в штаны и тунику, прошило бы насквозь. Я перевел взгляд с Риса на его мишень, стоявшую шагах в восьмидесяти. Черная точка в центре говорила том, что его усилия вознаграждены.
– Недурно.
Рис хмыкнул. Он уже упер конец арбалета в живот и взялся за ворот.
Я прицелился и выстрелил.
– Ха! – воскликнул Рис. – Как всегда, мимо чертовой цели.
– Будь это человек, стрела попала бы ему в плечо.
– Я-то своему врагу стрелу в грудь всадил.
В его тоне слышалось явное довольство собой.
Он стрелял лучше, и мы оба это знали. На пользующихся арбалетом рыцарей смотрели косо, поэтому, когда Рис принялся заниматься с ним, я торопиться не стал. Недавнее заявление Ричарда о том, что арбалет станет оружием каждого воина в Утремере, изменило все. Я начал постоянно упражняться.
– Давай попробуем еще раз, – предложил я, перезаряжая.
Второй мой выстрел оказался лучше, таким же хорошим, как у Риса. Как и третий. Зато четвертая стрела прошла выше цели. Рис не смог скрыть радости, и я сердито глянул на него. Так и продолжалось: иногда я стрелял наравне с ним, но по большей части – нет, и парень с трудом сдерживал ликование. Я делал вид, что чертыхаюсь себе под нос, но в душе был доволен. Я мог побить его верхом или пешим – почему бы не позволить юнцу быть лучше в чем-то другом?
Вопреки моей внутренней невозмутимости, между нами разгорелось молчаливое соревнование. Поглощенные им, мы не заметили, как подошел король. Привлеченный хором возбужденных голосов, я увидел его стоящим среди пизанцев. Неплохо говоривший по-итальянски, он шутил и смеялся, то восхищался арбалетом одного из воинов, то наблюдал за выстрелом другого. С ним был Филип, несший тяжелый арбалет и связку стрел. Андре де Шовиньи, двоюродный брат Ричарда, заряжал свое оружие и болтал с Балдуином де Бетюном. Подтянулись и другие рыцари двора, каждый с арбалетом в руке. Фиц-Алдельм, покуда не заметивший меня, во что-то целился.
– Дамы смотрят, – сказал Рис.
Я обернулся и увидел в одном из больших окон королевских покоев королеву Алиенору. Рядом с ней стояла придворная дама, а поверх ее плеча выглядывала Беатриса. Она отвернулась прежде, чем я успел кивнуть ей. Сердце у меня екнуло. Помимо короткого сдержанного разговора в Нонанкуре, мы не встречались с самого отъезда короля, а после прибытия Алиеноры обменялись только парой холодных слов. Ты заварил кашу, напомнил я себе, вот и расхлебывай.
Рис внимательно посмотрел на меня, но я ничего не сказал, а он, благослови его Бог, не стал спрашивать.
– Не понимаю, сир, с какой стати нам учиться пользоваться этим оружием трусов.
Громкий гнусавый голос принадлежал де Гюнессу.
– Трусов? Почему? – спросил Ричард.
– Арбалет убивает издалека, сир. Он никак не сравнится с мечом или копьем.
Де Гюнесс поцокал языком и обвел взглядом присутствующих в поисках поддержки. Последовало несколько кивков.
– Каюсь, сир, но я придерживаюсь такого же мнения, – заявил Фиц-Алдельм. – Не благородное это оружие.
Слышать такое от человека, пытавшегося меня убить, было смешно, но я промолчал. В тихой речке вода глубже, гласит пословица. Если затаиться достаточно надолго, Фиц-Алдельм расслабится и даст мне возможность уличить его как подлого мерзавца.
– Быть может, арбалет – не благородное оружие, но для пехотинца, встречающего атаку закованного в броню рыцаря, он означает разницу между жизнью и смертью, – возразил Ричард. – В грядущие месяцы и годы будет случаться так, что мы не сможем пойти в битву конными. Насколько нам известно, осада христианами Акры, которая продолжается, пока мы с вами сейчас говорим, едва ли закончится прежде, чем наш флот достигнет берегов Святой земли. И если так, я не стану ждать, пока не проломят стены. – Король взял у Филипа арбалет и вскинул его. – Он будет моим оружием в точности так же, как стал им для пуленов, то есть франков из Утремера. Не важно, как именно мы будем убивать поганых сарацин. Одна дорога в ад ничуть не хуже другой!
Раздались одобрительные крики. Пристыженный де Гюнесс кивнул.
Ричард натянул тетиву и наложил стрелу. Вскинув арбалет к правому плечу, он быстро прицелился и выстрелил. Все следили за стрелой. Когда та вонзилась в центр мишени, снова раздались одобрительные возгласы.
– Каждый из вас должен уметь это делать, – сказал король. – Приступайте!
Рыцари встали на рубеж, к каждому прикрепили пизанца, показывавшего, как надо, и помогавшего советом. Я продолжал стрелять по мишени, Рис тоже. То и дело звучал приказ остановиться, чтобы валлиец и пизанцы могли собрать стрелы, затем упражнение продолжалось.
Время шло. Солнце поднималось, во дворе становилось все жарче. Моя туника потемнела от пота, лицо начало гореть. Я думал о том, как редко мне приходилось видеть жаркое лето в пору юности и какой красной делается моя кожа под солнцем. В Утремере я сварюсь заживо.
– Сарацины пользуются арбалетами? – спросил Рис.
– Нет. Зато почти каждый умеет стрелять из лука и скакать на лошади.
Голос Ричарда заставил нас обернуться. Я поклонился, Рис упал на колено.
– У сарацин нет рыцарей вроде наших, – подхватил тему король. – Вместо них они полагаются на тысячи конных воинов, именуемых мамлюками. Говорят, что у мамлюков две пары глаз – одна спереди, другая сзади, – такие они зоркие! С детства привыкшие к лошади, эти воины владеют всеми тайнами верховой езды. Умелые в обращении с упряжью, прирожденные охотники, они стойко переносят любую непогоду и способы пускать стрелы в любом направлении на полном скаку.
Все перестали стрелять. По напряженной позе королевы Алиеноры я сделал вывод, что она тоже слушает. В ярком описании Ричарда наши враги представали как живые.
– Каждый мамлюк является одновременно пастухом, конюхом, объездчиком, лошадиным барышником, кузнецом и наездником, – продолжил король. – Он может ехать сутками напролет, спит в седле и меняет коней на скаку. За время своей жизни он проводит больше времени разъезжая верхом на лошади, чем ходя ногами по земле. Вот с такими людьми предстоит нам сразиться в Утремере.
– Откуда вам это известно, сир? – спросил я, побуждаемый любопытством.
– Человек по имени аль-Джахиз написал об этом сотни лет назад. Арабского я не знаю, но эти слова были переведены, – ответил Ричард. Король и полководец, он был также заядлым читателем.
– Нашей атаки им наверняка не выдержать, сир, – сказал я.
Удар плотного строя рыцарской конницы был событием ужасным, потрясающим. Мне довелось наблюдать его лишь однажды, под Шатору, но воспоминания нисколько не померкли. Недаром никто не смеялся над поговоркой, гласившей, что франкский рыцарь способен пробить дыру в самих иерихонских стенах.
Многие громко согласились со мной.
– Верно, но слепни роем разлетаются от руки, пытающейся их прихлопнуть, – ответил король. – Вот только через мгновение набрасываются снова, кусая и жаля. Мамлюки умеют стрелять, даже когда убегают. Стрелы их не способны пронзить наши доспехи, зато они будут поражать наших коней. А спешенный рыцарь, вдали от своих, становится легкой добычей.
– Как же нам лучше всего бить их, сир? – спросил де Шовиньи.
Ричард повернулся и понял, что все ловят его слова. Он усмехнулся:
– При помощи повиновения и порядка.
Мы недоуменно уставились на него, а он улыбнулся еще шире:
– Со временем все поймете, мессиры. А пока учитесь стрелять.
Король и Филип расположились рядом со мной, а мы снова начали пускать стрелы в цель. Мастерство Риса бросалось в глаза, и король похвалил его.
Улыбаясь до ушей, как бывало всегда, стоило Ричарду его отметить, Рис набрался храбрости задать вопрос.
– А эти мамлюки, – произнесенное им с валлийским выговором иноземное слово прозвучало еще причудливее, – они и впрямь такие опасные, сир?
Я заметил, как на многих лицах вскинулись брови и искривились губы: чтобы задать такой вопрос королю, требовалась смелость. Но Ричард всегда ценил людей по достоинству, и Рис ему нравился.
– Воистину непросто поверить, парень, что такие легковооруженные воины могут оказаться столь смертоносными. Я и сам поначалу настороженно отнесся к аль-Джахизу – мало ли писателей, склонных приврать? – но подумал о завоеванных сарацинами странах. Это не только Святая земля, – сказал король и передал арбалет Филипу, чтобы освободить руки. – За минувшие пять веков они захватили Египет, Сирию и Утремер, глубоко проникли в восточные пустыни. Земли турок подпали под их власть, сам Константинополь под угрозой. Войска, покорившие эти обширные пространства, размером с Европу, состояли не из рыцарей, а из мамлюков.
Рис нахмурился и послал стрелу в цель.
– Сумеем ли мы тогда победить, сир? – не удержался я. – Можно ли побить этих мамлюков?
– Бог милостив, побьем. Как я сказал, при помощи повиновения и порядка. А еще нам потребуются отважные сердца и продуманные замыслы, – сказал Ричард, наводя арбалет. Его стрела вонзилась совсем рядом с той, что послал Рис, – было невозможно отделить одну от другой. Король с размаху хлопнул Риса по плечу. – Что скажете на это, мастер оруженосец?
– Сир. – Не добавив к этому ни слова, Рис взвел тетиву, наложил стрелу и выпустил ее. Раздался металлический звон: стрела ударилась о две предыдущие и погрузилась в солому. Рис посмотрел на Ричарда и усмехнулся. – Ваш черед, сир.
Глаза короля блеснули. Он взял у Филипа стрелу, прицелился и почти сразу нажал на спусковой рычаг. Дзынь! Скопление наполовину спрятанных в соломе стрел снова вздрогнуло. Невероятно, но он тоже попал в них.
– Великолепный выстрел, сир.
Это был Фиц-Алдельм.
Не обращая внимания на врага, я многозначительно посмотрел на Риса. Тот, ясное дело, уже перезаряжал. Не будучи в силах ничего сказать в присутствии остальных, я выругался про себя. Ричард пока наслаждался состязанием, но, если бы Рис выиграл, неистовый нрав короля мог бы взять свое. Ричард ни в чем не любил проигрывать.
Рис положил еще одну стрелу рядом с остальными.
Ричард сделал то же самое.
Я скрежетал зубами, пока они перезаряжали, и снова попытался привлечь внимание Риса. Безуспешно. Парень вскинул арбалет. Я выждал, когда его палец на рычаге побелеет от усилия.
– Рис! – крикнул я.
Мой расчет оказался идеальным. Стрела прошла совсем мимо мишени, ударившись о каменную стенку позади нее. Валлиец ожег меня сердитым взглядом.
– Нехорошо ты поступил, Руфус. – В тоне Ричарда слышалось осуждение. – Можно подумать, будто ты решил, что он способен меня побить.
– Я всего лишь проверял его собранность, сир, – солгал я. – Во время битвы будет многое отвлекать, крики и возгласы например.
– Сдается, цель была другой, но я сделаю вид, что поверил, – сухо заметил король. – Ты обязан поступить со мной так же, как со своим оруженосцем. Не при этом выстреле, ведь сейчас я буду готов, но при одном из следующих.
Он навел арбалет на мишень.
Я немного успокоился. Ричард был так уверен в своем мастерстве, что не допускал даже мысли проиграть Рису. Я посмотрел на парня и прошептал одними губами: «Ты должен промахнуться!»
Тот заметил мое волнение, и до него начало доходить. Но в лице его по-прежнему читалось выражение ослиного упрямства. Мне не верилось, что он способен намеренно выстрелить мимо цели. Вот ведь загвоздка: толкнешь оруженосца как бы невзначай, плечом – прогневаешь Ричарда, не сделаешь ничего – накал соревнования возрастет. Я не знал, как поступить.
Королевская стрела ушла немного левее центра мишени. У Ричарда вырвался возглас досады:
– Ну давай, юный Рис. Пользуйся.
К великому моему облегчению, во двор вышел Джон и громко потребовал встречи с королем. Голова Ричарда повернулась. Прекратив стрелять, люди стали перешептываться. Граф Мортенский нечасто вот так, при всех, искал общества венценосного брата. Этот пришел не для того, чтобы оттачивать мастерство обращения с арбалетом, подумал я. Джон не разделял увлечений Ричарда – войны и оружия.
– Где ты, брат? – воззвал Джон, настойчиво и уверенно. С тех пор как Ричард частично снял с него запрет на въезд в Англию – в основном благодаря Алиеноре, – принц вел себя так, будто сам был волен решать, как ему поступать. На деле же решение, впускать или не впускать его в Англию, теперь принимал Уильям Лоншан.
Ричард мигом спрятался за непроницаемой маской.
– В другой раз продолжим, – бросил он Рису, который низко поклонился и отошел. – Джонни! Ты пришел состязаться со мной в стрельбе?
Принц что-то буркнул. Ричард рассмеялся, они завели беседу. Соревнование закончено, решил я. Я открыл уже рот, чтобы выговорить Рису за неосторожное поведение, и сделал шаг по направлению к нему.
Щелчка я почти не слышал, но казалось, какой-то великан огрел меня по затылку. Колени мои подкосились, я пошатнулся и не упал только потому, что Рис подхватил меня. Перед глазами все поплыло, голова закружилась как волчок. Я смотрел на Риса. Лицо его перекосилось от ярости.
– Фиц-Алдельм, собака! – крикнул он.
– Господи прости, это была случайность!
Снова почувствовав под собой ноги, я встал тверже. Задняя часть головы саднила, как если бы сотня пчел одновременно укусила меня там. Я пощупал больное место и, отняв руку, увидел, что пальцы в крови. Отказываясь до конца поверить в случившееся, я перевел взгляд.
Фиц-Алдельм стоял шагах в десяти, арбалет плясал у него в руках. Он снова принялся громко и убедительно заявлять, что просто возился с тугим спусковым рычагом и не смотрел, куда направлено оружие.
– Прошу прощения, сэр, – с мольбой обратился он ко мне. – Это полностью моя вина.
Наши взгляды встретились. Он снова попытался меня убить, причем на глазах у половины двора. Я это знал. Он знал, что я знаю. Дернувшиеся губы сообщили мне, чего ожидать в следующий раз. Когда зрение прояснилось, я стал всматриваться в лица стоявших вокруг меня, надеясь, даже молясь, чтобы кто-нибудь оказался свидетелем злонамеренного поступка Фиц-Алдельма. Напрасно. Все выглядели потрясенными и озабоченными, но не более того. Алиеноры в окне больше не было, а вот Беатриса стояла там. Мне на миг стало теплее от ее встревоженного вида.
– Ты ранен? – спросил Фиц-Алдельм.
Я снова ощупал рану у края волос. Дюйма три в длину, она была неглубокой, но спасло меня чудо. Не сделай я шаг к Рису, лежал бы на мощеном дворе, хрипя и теряя последние капли жизни вместе с кровью.
Меня обуяла ледяная ярость при мысли о том, что Фиц-Алдельм действовал так хладнокровно. Меня так и подмывало вскинуть арбалет, спустить рычаг и превратить лицо врага в кровавое месиво. Соблазнительная мысль – но застрелить его вот так означало заклеймить себя как убийцу. Кроме нас с Рисом, никто не подозревал, что Фиц-Алдельм намеренно пытался убить меня. Как и о том, что он уже пробовал совершить это прежде, под Шатору.
Поэтому я изобразил улыбку.
– Пустяки, – сказал я. – Новички нередко делают подобные ошибки.
Такая снисходительность заставила взгляд Фиц-Алдельма вспыхнуть, но он, подобно мне, был связан обстоятельствами, поэтому только пробормотал что-то про необходимость больше упражняться.
Привлеченный суматохой, подошел Ричард. Я позволил Фиц-Алдельму дать объяснения случившемуся.
– Ты поосторожнее, Роберт! – раздраженно бросил ему король. – Рыцари вроде Руфуса на деревьях не растут. Не знай я тебя лучше, заподозрил бы в тебе ассасина, засланного к нам Саладином, чтобы лишить меня одного из лучших воинов!
Все рассмеялись, даже я: сам того не зная, Ричард отчасти оказался прав. В Шиноне, разумеется, не было коварных убийц с расположенных к востоку от Утремера гор, но Фиц-Алдельм на самом деле пытался меня убить. Я порывался сказать об этом Ричарду, но решил промолчать. Даже если прибавить показания Риса, мои обвинения будут выглядеть безосновательными и лживыми. Чтобы разоблачить Фиц-Алдельма, требовались неопровержимые доказательства.
Рис, кипя от гнева, повел меня к лекарю.
– Я сам его убью, – прошептал он мне, как только мы отдалились от толпы. – Бог свидетель, я сегодня же ночью перережу ему глотку.
Я схватил его за запястье. Он сердито посмотрел на меня.
– Ничего подобного ты не сделаешь, – сказал я тихо, но твердо.
– Но он пытался убить вас! Снова!
– Верно, пытался. И если ты его прикончишь, на кого подумают?
Он раздраженно фыркнул.
– Ну почему мы вечно ничего не делаем? Может, вам проще подойти к нему и дать себя зарезать?
– Ты злишься, Рис. И я тоже, поверь. Ему это не сойдет с рук, клянусь.
– Когда мы перейдем к делу?
– Я хочу сразиться с ним в поединке.
Рис посмотрел на меня как на придурка:
– С какой стати удостаивать этого мерзавца подобной чести? Он-то вам никакого почета не выказывает.
– Ты знаешь почему. – Я помялся и добавил: – Саутгемптон.
– В таком случае позвольте мне сделать это, – взмолился Рис. – Ничто не доставит мне большего удовольствия.
– Смертный счет к нему у меня, а не у тебя. Тебя он пару раз стукнул и оскорбил на словах, но на этом все. А вот у нас с ним все тянется дольше.
Признав мою правоту, Рис сдался и погрузился в угрюмое молчание. Мое настроение было не лучше. Я завел речь о поединке, но король косо смотрел на схватки между рыцарями своего двора. Если бы я убил Фиц-Алдельма в единоборстве, мое положение, достигнутое с таким трудом, оказалось бы под угрозой, а я не собирался пренебрегать им. Убийство оставалось единственной открытой для меня дверью, но у нее витала тень злополучного Генри. Я не готов был сделать этот шаг.
Настроение мое еще более ухудшилось позже, во время последнего совета, собранного Ричардом перед отправкой. Он словно угадал мое желание навредить Фиц-Алдельму.
– Любой, кто убьет человека на пути в Утремер, – объявил король, – будет привязан к покойнику и, если это случится в море, брошен за борт. Если на суше, их погребут вместе. Если достойные доверия свидетели покажут, что некий человек обнажил против другого нож или ударил его и пустил кровь, ему отсекут руку.
Ричард продолжил оглашать список наказаний за прочие преступления, а я посмотрел на Риса, стоявшего позади меня.
– Не стоит он ни одного из этих наказаний, – прошептал я.
Рис мрачно кивнул.
Как ни странно, я до некоторой степени испытал облегчение. Генри уже не давал мне спать по ночам. Нередко я просыпался в поту, а перед глазами стоял он в последние секунды, умолявший нас подумать о его жене и ребенке; я же лишал его жизни самым жестоким образом.
Как ни сильна была моя ненависть к Фиц-Алдельму, я не хотел, чтобы он присоединился к Генри в моих жутких видениях.
Утро того дня, когда мы выступили к Везле, выдалось погожим. Рассветное небо над Шиноном было лазурно-голубым. В воздухе, прохладном, но обещавшем тепло, был разлит запах свежескошенного сена с лугов за рекой. Два петуха перекрикивались друг с другом на близлежащей ферме. Не каждый день король выступает в поход в Утремер, поэтому все обитатели замка высыпали проводить нас. Рабочие и конюхи в поношенных, перепачканных туниках. Повара и мясники. Плотники, каменщики, подмастерья. Торговцы, бочары и изготовители луков. Прачки с красными руками. Служанки в лучших своих нарядах.
Были тут курносые младенцы на руках у матерей и мальчишки с мечами, сделанными из палок. Я видел писцов с чернильными пальцами и группу монахов с тонзурами на макушках. Сенешаль стоял в окружении подручных. Солдаты гарнизона, жандармы и рыцари построились у ворот и выше их, на укреплениях. На лицах отражались сожаление – «нас не взяли» – и облегчение при мысли о том, что этим людям нет нужды, как нам, совершать полное опасностей путешествие.
Богато одетая Алиенора стояла вместе с Джоном в дверях большого зала, придворные дамы толпились вокруг госпожи. Многие плакали, потому что их мужья или поклонники были в числе уходящих. Беатриса отсутствовала, и это кольнуло мою совесть, ведь я не зашел попрощаться с нею. Поступить так было трусливо, признаю, но проще. Я надеялся, что если она еще питает ко мне какие-либо чувства, то со временем они развеются. Лицо Джона было бесстрастным. Минутой раньше он пожелал Ричарду доброго пути с холодным уважением, не выдававшим ни намека на его истинные чувства. Король, со своей стороны, держался строго, посоветовав брату исполнять свой долг и оберегать королевство до его возвращения.
Я и другие рыцари двора ждали, когда Ричард переговорит с матерью. Это была не первая их встреча в этот день. Ранее он уединился с ней, а я нес караул у дверей. Король вышел покрасневший, со следами слез на глазах – я старался делать вид, что не замечаю. Из покоев Алиеноры доносился тихий плач. Теперь, час спустя, оба целиком овладели собой.
– Да благословит тебя Господь, – сказала Алиенора.
Ричард опустил голову:
– И тебя, мама.
– Скоро мы увидимся вновь. В Мессине.
Я посмотрел на королеву с еще большим, чем прежде, уважением. Она исполнила просьбу Ричарда, согласившись проводить дочь короля Санчо, Беренгарию, из Наварры на Сицилию. Довольно долгое путешествие, а государыне было уже под семьдесят. Да, Алиеноре довелось побывать даже в Утремере, но за сорок с лишним лет до того, в ее бытность молодой женщиной. Но Алиенора не пугалась тягот и, видимо, радовалась тому, что ей предстояло. Если бы все воины Ричарда обладали такой силой духа, подумал я, Иерусалим пал бы за считаные дни.
– В Мессине, мама. Я буду считать дни до встречи.
Склонившись, Ричард взял ее руку и поцеловал.
Они обменялись короткими взглядами, после чего он направился к своей походной лошади, которую держал Филип. На Джона король не посмотрел.
А вот я посмотрел, искоса, и пожалел об этом. Хотя пухлое лицо хранило невозмутимое выражение, глаза, это зеркало души, были холодными и черными, как у змеи. Если он и питал родственную привязанность к брату, то она была закопана глубже любого покойника. Скорее всего, мелькнула у меня мысль, в душе он радуется отъезду Ричарда.
Рис, стоя у головы моего коня, тоже наблюдал за происходящим.
– Кот за порог, мыши в пляс, – сказал он, пока я готовился сесть в седло.
– Надеюсь, ты ошибаешься, – ответил я, поглаживая ронси[6] по шее. – Не только ради короля, но и ради нас с тобой. Джон мне не друг.
– И мне тоже.
Взгляд Риса был прямым и суровым, как перед боем. Он взобрался на своего коня, который нетерпеливо переступал, постукивая копытом по мостовой.
Как и Филип, Рис не имел личных причин не любить графа Мортенского, но преданность много значила для него.
– Хорошо, что ты со мной, – сказал я. – Ты для меня как младший брат.
– А вы, сэр, как старший брат, которого у меня никогда не было.
Рис редко был подвержен движениям чувств, но в тот миг у него перехватило голос.
– Тогда мы, как братья, пойдем на войну.
Он ответил мне воинственной и благодарной улыбкой.
Ричард вскинул руку, приветствуя Алиенору, та в свой черед кивнула. Король и Джон обменялись взглядами, но не произнесли ни слова. Затем, издав громогласный клич «В Везле!», государь поскакал к воротам.
Мы последовали за ним.
По коже у меня побежали мурашки – так бывало, когда кто-то смотрел на меня. Я обернулся через плечо и напрягся, подумав, что взгляд Джона направлен в мою сторону. Но потом понял, что внимание его приковано к кому-то, находящемуся немного позади от меня.
– Где Фиц-Алдельм? – вполголоса спросил я у Риса.
Ему со своего места было видно лучше.
– В двух рядах позади нас.
– Что он делает?
– Смотрит назад, на королеву. – Рис помедлил. – Или на Джона. Точно не скажу.
Смотрел он на младшего брата короля – это я нутром чувствовал. Нахлынули воспоминания. Фиц-Алдельм выходит из инфирмария[7] в Бонмулене, за ним, немного погодя, появляется Джон. В течение месяцев, предшествовавших коронации Ричарда, я несколько раз замечал этих двоих, погруженных в беседу. Потом их встреча в винном погребе в Нонанкуре. Я выругал себя. Поглощенный своими обязанностями на службе у короля, я не придал всем этим случаям должного значения, к тому же между ними проходили месяцы.
Теперь все стало ясным как день. Джон и Фиц-Алдельм находятся в сговоре. Я готов был побиться об заклад на свою душу, что это так. Но без доказательств, раздобыть которые вряд ли бы удалось, я не мог ничего поделать.
Ничего. Только наблюдать. Ждать.
И держать меч наточенным.
Наш лагерь в Везле был обширным, рядом с сотнями его шатров стан французов выглядел не таким уж впечатляющим. Мы прибыли второго июля, а многие вассалы Филиппа отправились в Утремер еще до того. Оба короля встретились в отличном настроении, обменялись поцелуем мира и с воодушевлением стали обсуждать поход против Саладина. Они вновь поклялись оставаться союзниками и договорились, что будут делить поровну все совместные приобретения. Эту последнюю подробность мне еще предстояло припомнить. Еще сошлись на том, что прибывший в Мессину первым дождется там второго.
– Не выглядит он как король, – заметил негромко Рис. – Скорее, на крестьянина похож.
Мы, наряду с прочими членами двора, французскими рыцарями и знатью, наблюдали за переговорами между Ричардом и Филиппом.
Я с трудом сдержал смех. Рису сложно было возразить: красавцем Филипп не был. Правильно сложенный, но ничем не выдающийся мужчина, он обладал копной каштановых, вечно всклокоченных волос. Он был также слеп на один глаз, а его одежда, хотя и богатого кроя, вечно была мятой и заляпанной.
– Внешность обманчива, Рис, – сказал я. – Такого прохвоста ты в жизни не встречал.
– Ему верить нельзя, – подтвердил де Дрюн, подходя ко мне.
– Где ты был? – спросил я.
– То тут, то там, – сказал де Дрюн, подмигнув мне.
– Так где? – напирал я.
– Считал шатры французов. Пил вино с их арбалетчиками. Беседовал. – Де Дрюн выглядел довольным собой. – Даже если добавить уже выступивших солдат, войско Филиппа малочисленно в сравнении с нашим. Сколько у нас воинов, тысяч десять?
– Около того.
– У Филиппа меньше половины от этого числа.
– Уверен?
Мы сами подозревали нечто подобное, но было приятно получить подтверждение нашей догадки.
– Я бы поклялся честью жены, если бы был женат.
Я закатил глаза.
– Какую бы пакость ни замышлял Филипп, хотя бы силой оружия ему с нами не совладать, – сказал я.
– Но до этого ведь не дойдет, правда? – спросил Рис. – Мы же вместе идем освобождать Иерусалим.
Я улыбнулся. В чем-то Рис оставался ребенком.
– В Утремере он едва ли прибегнет к насилию, это правда. Но Филиппу всегда хочется взять верх над Ричардом, во многом из-за того случая с его сестрой Алисой.
Мне было любопытно, когда же король решится затронуть этот скользкий вопрос.
Де Дрюн протянул мне баклагу. Я засомневался, но, увидев, что представители обеих сторон пьют и смеются вместе, отбросил колебания и сделал глоток.
Простояв два дня под Везле, объединенные силы Ричарда и Филиппа выступили в поход, миновав по пути на юг Корбиньи, Мулен и Бельвиль-сюр-Сон. Путешествие было приятное: благодаря облакам, закрывавшим по временам солнце, зной оставался умеренным. Налетавший временами дождь не охлаждал нашего пыла. Еще одной причиной радоваться жизни, а заодно не быть постоянно начеку, было отсутствие Фиц-Алдельма. Умелый добытчик припасов, он был отряжен разыскивать провизию для людей и фураж для лошадей.
