Бен Гэлли
Гонка за смертью
– Сначала я полагал, что мое убийство – один из твоих чудесных уроков; последняя попытка научить меня, глупого аркийца, уму-разуму. Столько лет, столько десятилетий ты читала мне скучные лицемерные проповеди, а сейчас, когда я невольно – во всех смыслах этого слова – оказался втянут в какое-то огромное приключение, ты еще не произнесла ни одной речи, посвященной великой победе надо мной. Это совсем на тебя не похоже. Это возбуждает во мне любопытство.
Нилит вздохнула. Она слишком устала, чтобы играть в его игры, и разбираться с его уловками.
– Это не какой-то важный урок, Фаразар. Я не учила тебя, а излагала свою точку зрения. Просто мои взгляды противоречили твоим устаревшим аркийским традициям. Перестань уже искать оправдания. Мы оба знаем, что происходит: я убила тебя и волоку тебя в Аракс, а когда мы доберемся до Великого колодца Никса, я превращу тебя в раба и заберу себе твое имущество. – Она взяла медную монету, висевшую у нее на шее, и ткнула ею в его сторону. – Все просто, Фаразар, и чем скорее ты это поймешь, тем более тихим и спокойным станет это путешествие – по крайней мере, для меня.
– Я и так наслаждался тишиной и покоем, пока ты не решила выследить и хладнокровно убить меня.
Нилит зацокала языком. В Крассе это считалось проявлением неуважения, и она не забыла это, даже прожив много лет в Арке.
– Трахать шлюх, пить и курить, доходя до скотского состояния – это, по-твоему, тихая и спокойная жизнь? Всем этим ты мог бы заниматься и в Араксе, но ты почему-то предпочел трусливо сбежать от меня и уйти далеко на юг. Оргии в городе тебе наскучили, муж мой?
– Я полагал, что в Эде меня не достанут негодяи, мечтающие перерезать мне глотку и ограбить – и вот к чему это привело! И, строго говоря, это были не «шлюхи», а дочери герцога Голджара. Ты сама бы это узнала, если бы не выбила из них дух, прежде чем воткнуть в меня нож.
Он потрогал свое горло.
– Да мне плевать! – усмехнулась Нилит. – Ты мог бы окружить себя целой армией и уйти вместе с ней за границу карты, и я все равно бы тебя выследила. Я слишком много времени провела в твоей тени, в том злопамятном городе. Я мечтаю о переменах, Фаразар, и чтобы их добиться, мне нужен твой труп.
Фаразар помрачнел. Его спокойствие дало трещину.
– Чего только не узнаешь после двадцати лет супружеской жизни, а? Я думал, что жена-чужестранка – беспроигрышный вариант. Даже не подозревал, что тебе хватит смелости убить меня, но теперь вижу, что твоя алчность не знает границ. Возможно, в твоих жилах тоже течет кровь аркийцев, – прошипел он.
Эти слова задели Нилит, и она вскочила, забыв обо всем.
– Самовлюбленный хрен! По-твоему, мною руководила только жадность? Значит, ты еще глупее, чем я думала!
Фаразар тоже вскочил; его лицо перекосилось от злости. Нилит поняла, что отреагировала именно так, как ему нужно.
– А ты – грязная фермерша из Красса! Твой отец мечтал поскорее сбыть тебя с рук! И теперь ты хочешь сделать меня своей собственностью? Ну что ж, удачи, тварь! Каждый шаг на этом пути станет для тебя битвой! Я буду махать каждому кочевнику и торговцу, буду орать во все горло на каждой улице. Тебе сильно повезет, если ты вообще сможешь выбраться из города! Я позабочусь о том, чтобы ты поплатилась за свои преступления!
– Ха! Ты возлагаешь такие надежды на жителей Арка, но забываешь, какие они кровожадные. Валяй, кричи! Для них ты просто свежий призрак; они и слушать тебя не станут, а мигом тебя поработят! Мы с тобой знакомы уже двадцать два года, и мне известны все твои грехи и недостатки. Тебя переполняет ненависть, злоба и жадность, но больше всего в тебе гордости. Ты никогда не сможешь стать рабом-призраком какого-то фермера, разводящего жуков, и поэтому сейчас будешь вести себя так же тихо, как и твой труп!
Нилит угрожающе похлопала по рукояти кинжала.
Призрак потемнел, став почти фиолетовым.
– Тогда я порву свое тело на части, если нужно, или брошу его в ближайший колодец Никса – хоть с монетой, хоть без. Ты никогда меня не поработишь, Нилит, клянусь. Никто меня не поработит! Я либо обрету свободу и буду беззаботно веселиться в загробном мире, либо отправлюсь в пустоту – но не позволю тебе встать на мой труп и забрать то, что принадлежит мне!
Ответить Нилит не успела: стрела порезала заднюю часть ее голени и воткнулась в песок. Нилит то ли упала, то ли бросилась на землю в тот самый миг, когда еще одна стрела отколола кусочек камня в скале рядом с ней. Нилит увидела, как темное оперение стрелы окрашивается кровью.
Фаразар немедленно забыл про свою ярость и сжался в комок, вздрагивая при каждом стуке, который издавала очередная стрела. Ему ничего не угрожало, ведь наконечники не были медными: похоже, что нападавшие совсем не собирались причинять вред своей добыче.
Аноиш, привязанный к камню чуть выше по склону холма, встал на дыбы и заржал. Нилит бросила взгляд вниз и заметила три знакомые фигуры, которые скользили вверх по каменистой осыпи. Двое стреляли из луков, пока третий лез наверх; затем он останавливался и сам начинал стрелять, а двое, тем временем, его догоняли. Эта умная тактика не давала Нилит шанса сбежать.
Нилит стиснула рукоять кинжала и приготовилась к прыжку.
Ей не пришлось долго ждать.
Первая фигура влетела в котловину; желтые полосы ткани, намотанные на ее голову, развевались за ней, словно знамена. Пепельно-серые иглы, торчавшие из ткани, постукивали, когда она, пригнувшись, переводила взгляд с призрака на нее. Судя по облику, это был мужчина. Он занес над головой изогнутый меч.
Он слишком долго медлил. Нилит метнулась к нему, несмотря на обжигающую боль в ноге, и ударила его в грудь, вложив в удар весь свой вес. Она повалила врага на землю и услышала, как его голова с хрустом ударилась о камень. Ее клинок прошел по его горлу, и кровь по дуге взлетела в воздух. Она стащила с плеча мужчины лук, положила стрелу на тетиву, и как только появился второй человек, выстрелила в него. Стрела воткнулась ему прямо в лоб и поднялась, словно флагшток, когда человек запрокинул голову. Он зашатался, а затем исчез во тьме.
Когда эхо его падения затихло, на холме воцарилась тишина. Последний враг прятался где-то внизу, поджидал Нилит. Следующая стрела задрожала в ее руках.
– Вставай, – прошипела она Фаразару, который по-прежнему лежал рядом, сжавшись в комок.
– Что?
– Вставай и иди! На них нет меди, тупица!
Нилит яростно взглянула на него, но он не сдвинулся с места. Где-то внизу захрустели камешки.
– Хочешь потратить остаток своих дней, служа какому-нибудь козопасу? Шевелись, Фаразар!
Встав, призрак пошел по котловине – и тут же взвизгнул: стрела с шипением пролетела сквозь него и лязгнула, ударившись о камень.
Нилит с трудом поднялась и неловко отправила стрелу в ночь. Стрела попала человеку в бедро, и он заковылял прочь, но Нилит уже зашагала вслед за ним по склону, сжимая в руке окровавленный кинжал. Это была гонка двух раненых и хромых, которые боролись за единственный приз – возможность выжить.
Найдя более ровный участок, человек решил дать бой. После каждого тяжелого вздоха шевелились обмотки вокруг его рта. Поблескивал изогнутый клинок его меча. Нилит поманила врага кинжалом, и он выругался на незнакомом ей языке.
Размахивая мечом, словно мельница, он пошел в атаку. Нилит отступала, уклоняясь от ударов. Ей нужно действовать очень четко. Здесь нет места для хитроумных приемов, финтов и защит. Если она попытается остановить стальной клинок, он разрубит ее медный кинжал надвое.
Враг издал воинственный клич, но почти сразу умолк: Нилит ударила ногой по стреле, все еще торчавшей из ноги человека. Раздался треск. Взвизгнув, человек замер, и, воспользовавшись этим, Нилит вонзила кинжал ему в живот. Удерживая клинок на месте, она заглянула в его темно-карие глаза. Они закатывались, а иглы на голове, наоборот, опускались, словно увядая. Слова замерли на ее губах – она произнесла их, когда уже было поздно.
– Прости.
Когда она позволила телу врага упасть на гравий, ее догнала боль. Одна нога была в огне, и сапог казался горячим и мокрым от крови. Проклиная все на свете, Нилит забралась обратно на холм. Добытый в бою ятаган она положила на плечо.
Появление Нилит удивило Фаразара даже больше, чем свист над его головой. Этого следовало ожидать; за столько лет их брака он никогда не видел ее с мечом в руках.
– Хочешь еще что-нибудь сказать, муж мой? – спросила она и, собрав стрелы, стала искать место, где можно сесть. – Помашешь рукой кочевникам? Выкрикнешь что-нибудь в ночи?
– Нет, – ответил он, глядя на то, как она выливает кровь из сапога.
Нилит заметила выражение его лица и, несмотря на пульсирующую боль и на кровоточащую рану на голени, она невольно рассмеялась.
– Похоже, что после смерти ты начал терять память, муженек. Ты называешь меня крассом, стремясь оскорбить меня, но забываешь, что это для меня значит. Наши матери не выталкивают нас из утробы – нет, мы сами процарапываем себе путь наружу, и поэтому рождаемся бойцами. Ты называешь меня фермершей, но забываешь, что до Аракса я жила в тренировочных лагерях Сараки и охотилась в сосновых лесах. Ты забыл, кто я, и поэтому недооценил меня, совершив страшную ошибку. Ты хотел получить урок, муж мой, так вот тебе урок. Давай, угрожай мне. Посмотрим, много ли от тебя останется, когда мы доберемся до города.
Нилит усилила свою угрозу, щелкнув ногтем по клинку ятагана. Посмотрев в белые глаза Фаразара, она увидела, что он все понял – то, что она не только опасна, но и настроена решительно.
Вздернув губу, Фаразар отвернулся, выглядывая что-то среди звезд.
– А ты спрашиваешь, почему я не хотел брать жену из Красса, – пробурчал он.
Глава 5. Рынок душ
По последним подсчетам, Аракс состоит из трех тысяч сорока шести округов, не считая Просторов. Во всех них, предположительно, постоянно обитает четыре миллиона жителей, как живых, так и мертвых.
«Устав города Аракс», 1003-й год по аркийскому летоисчислению
Люди в длинных одеждах и перчатках с нашитыми на них медными нитями пришли за нами на заре.
Они вызывали нас по одному, выкрикивая наши имена – имена призраков. На свое имя я не откликался, и поэтому меня силой выволокли из клетки. Наши шеи обмотали толстой веревкой, и что-то в ее волокнах вызывало у меня зуд. Когда ее натягивали, она сильно давила на мои пары, словно они снова превратились в плоть. Должно быть, в веревке была медная основа.
Босс Темса и его душекрады не сидели сложа руки. Теперь нас стало двадцать – такой улов они добыли за две ночи. Некоторые умерли даже менее двух часов назад; их можно было отличить по безумным глазам и почти прозрачным парам. Они в отчаянии бросали на меня взгляды, но я делал вид, что не замечаю их. Время, проведенное в клетке, ожесточило меня, и я не мог думать ни о чьем горе, кроме своего.
Темса ждал в зале со сводчатой крышей, рядом с которым стояли две крытых повозки. За широкой полуоткрытой дверью виднелась улица, залитая солнечным светом. Темса опирался на трость, ухмылялся в темную бороду – недавно расчесанную. Сегодня Темса был в темно-синем, расшитом золотом костюме; на его груди висели серебряные цепи, а на каждом пальце красовались перстни. Трость, на которую он опирался, была сделана из обсидиана. Его борода была умащена, а морщинки в уголках глаз присыпаны цветным порошком. Рядом с Темсой стояла Джезебел с огромной секирой в руке, а позади нее слонялась без дела шайка наемников в черной одежде.
– Грузите их, – приказал Темса и постучал по колесу повозки, а затем обратился к нам. – На рынке ведите себя прилично, поняли? Покупатели щедро платят за идеальных слуг – вежливых и смирных. Если будете валять дурака, отправитесь на север – работать в порту или на заводе!
Мои собратья-призраки застонали.
– Джезебел! – крикнул Темса. – Вытащи искалеченных вперед и припудри. Солнце нам все портит.
Из строя вывели шестерых, в том числе меня. Одному из нас так сильно рассекли мечом ключицу, что его голова, казалось, может в любой момент упасть. У другого из разреза в животе выглядывали кишки. Кеч со светящимися следами от когтей тоже был здесь. Он, как обычно, с ненавистью и укором взглянул на меня, а я – вежливо, одними губами – посоветовал ему совокупиться с самим собой. Это из-за него я здесь. Во второй день пребывания в клетке он попытался меня задушить, но, вместо того чтобы умереть, я лишь почувствовал дуновение холодного ветерка у своего горла, и это страшно меня развеселило.
Ко мне подошли мужчины в длинных одеяниях; в руках они держали глиняные миски с голубым порошком.
Изо всех сил стараясь не прикоснуться ко мне, они бросали щепотки порошка на мою шею и живот. Порошок прилипал к моим ранам и даже вращался вместе с медленными потоками моих паров. Белые шрамы на моем теле слегка потускнели, но не исчезли.
Темса подошел поближе, чтобы осмотреть меня.
– Тебе это с рук не сойдет, – сказал я, глядя на него сверху вниз.
Он, очевидно, уже слышал подобные угрозы бесчисленное множество раз.
– Ты орешь об этом уже два дня. Давай, расскажи мне о том, что у тебя дела в Небесной Игле! Какое беззаконие! Просто ужас! Не бойся, тень, скоро до тебя дойдет. А если не дойдет, то новый хозяин сам вобьет в тебя немного ума.
Я пробормотал какую-то непристойность.
Это Темсу не удовлетворило, и он помахал острым металлическим наконечником трости перед моим лицом.
– Будешь так ругаться на рынке душ, брошу тебя в медную дробилку. Думаешь, боль – это только для живых? Ты еще не знаешь, что тебя ждет после смерти.
Испугавшись, я прикусил язык и позволил работникам Темсы утащить себя. Мы заполнили внутреннее пространство повозки нашим сиянием: десять призраков и охранник. Щелкнул кнут, и повозка выкатилась на улицу, освещенную светом зари.
До сих пор я успел увидеть лишь пару переулков Аракса, острие ножа и грязную клетку и поэтому сейчас крутил головой, чтобы получше рассмотреть окружавшие меня величественные шпили. Мне словно было нужно раз и навсегда доказать, что это не кошмар, не навеянный каким-то демоном сон.
Но они действительно стояли передо мной – могучие башни Аракса из песчаника, мрамора и привозного гранита. Какие-то из них были скрученными в спираль и острыми, словно иглы, другие представляли собой пирамиды с широкими основаниями. Казалось, что здания Города Множества Душ соревнуются между собой: каждое из них стремилось достать до солнца. Они тянулись в светлеющее небо, блестяще-желтые с одной стороны и бесцветно-темные – с другой. Их красота не укрылась от меня.
Аракс был похож на горный хребет, созданный какими-то мощными природными силами, и здесь могучими были не только пики, но и подножия. Даже на уровне улиц здания пытались карабкаться наверх. Дома и невысокие башни изгибались, скручивались, стараясь пробиться наверх, или, словно моллюски, цеплялись за более древние постройки. Утреннее солнце окрашивало побелку и необожженный кирпич в розовые и оранжевые тона. Почти на каждой крыше были натянуты веревки; то здесь, то там виднелись подъемные механизмы. Между флагами на башнях и шпилями гонялись друг за другом стаи голубей и скворцов.
А над всем этим возвышались дома богачей. Башни отбрасывали на улицы длинные тени. Между ними раскинулась паутина дорог и величественных мостов, тянувшаяся к центру города – туда, где дома образовывали корону вокруг Небесной Иглы. Ее вид ошеломлял. Все остальные башни были, по крайней мере, вдвое ниже ее. Она возвышалась над всеми.
Когда мне надоели небеса, я обратил внимание на канавы – и понял, как Аракс получил свое прозвище. Толпы призраков плыли по улицам, раздуваясь на каждом перекрестке, словно притоки огромной реки. Живые были лишь мусором, щепками, плывущими среди этих толп. День торговцев, горожан, нищих и путешественников, более удачливых, чем я, начинался с того, что им приходилось расталкивать локтями призраков. Это было жуткое зрелище, которое не увидишь в городах Красса – ни в благородном Таймаре, ни в столице Сараке, где улицы просто припорошены, а не наводнены мертвецами. Но, с другой стороны, мы, жители Красса, измеряем богатство не числом душ, а количеством старого доброго серебра.
Я понял, что хочу увидеть больше живых, и стал искать их в светящихся толпах. Рыцари, закованные в медь и сталь, занимали места в своих будках или на перекрестках, где стояли засыпанные песком безголовые статуи мертвых богов. Пекари и кузнецы разводили костры. Владельцы лавок и чайных домиков распахивали двери своих заведений и раскладывали на земле подушки. Рядом с курильнями и игорными домами уже повисла дымка. Какой-то старый хрыч, обернувший голову седой бородой, словно тюрбаном, сидел на пороге одного из домов и играл на чем-то вроде закрученной флейты. Флейта завывала. Перед стариком плясала желтая крыса.
Время от времени через толпу проезжал фургон или телега, запряженные крепкими лошадьми или огромными насекомыми. Последние на моей родине встречаются редко, и поэтому я во все глаза разглядывал жуков с изумрудными рогами, похожими на ветвистые деревья, и на черных волосатых пауков, которые поскрипывали при каждом шаге, и на длинных сороконожек. Время от времени одна из сороконожек вставала на дыбы, размахивая колючими лапами, и шипела на то, что преградило ей путь. Тогда начинали щелкать кнуты, и сороконожка с грохотом опускалась на землю. Бронированные пластины на их спинах вздымались при ходьбе, а ноги раскачивались, словно волны, приближающиеся к берегу.
Мне рассказывали о том, что аркийцы обожают огромных насекомых, которые живут в пустыне. В отличие от них мы, крассы, полагаемся на более умных животных – лошадей, пони, коз и даже волков. В их глазах больше осмысленности, чем во взгляде жука. Лично мне казалось, что эти насекомые постоянно принимают решение – съесть тебя или нет. Именно так поступали их дикие братья – «дюнные драконы», подманивавшие жертв, в том числе неосторожных путников, с помощью светящегося щупальца.
Мое внимание привлекло облачко цветного дыма, и, повернувшись, я увидел бесконечный ряд уличных кухонь. В дверных проемах или под кусками парусины, повешенными на опасно низкой высоте, стояли жаровни – простые или с черными решетками. На этих жаровнях лежали вертела и шампуры с насаженными на них кусками говядины, курицы и дичи, замаринованными в ярких красных и желтых смесях. На раскаленных углях жарились ноги – мне показалось, что жучиные. На покосившихся столах стояли стеклянные банки с соками всех цветов радуги, окруженные соответствующими фруктами и овощами. Половина из них были мне незнакомы.
Я испытываю опьянение, когда взламываю замки и краду чужие вещи, но в остальном я человек нетребовательный: мне нужен только свежий воздух, еще одно тело в моей постели, и, как можно судить по моему круглому животу, пиво и еда. На проклятом «Лососе» я пускал слюнки, думая о том, как наемся западной еды. Я долго и упорно представлял себе дурманящие ароматы и сладости, которыми славилась аркийская кухня. Однако сейчас мои ноздри не ощущали ничего. Я так долго и упорно втягивал в себя холодный воздух, что даже поймал неодобрительный взгляд охранника, но мой мир так и остался лишенным запахов. Вот еще одна обида, которую можно добавить в общую кучу. Удивительно, как сильно человеку не хватает того, чего он лишился. В ту минуту я был готов нырнуть в нагретую солнцем канаву, только чтобы снова ощутить запахи.
Фургоны остановились на широкой площади, по краям которой стояли старые кирпичные башни; установленные на ней ярко-алые навесы создавали тень. Темса постучал тростью по спинкам скамеек, приказывая нам, призракам, вылезать. У него на лбу выступили капли пота: должно быть, воздух нагревался с каждой минутой, однако я не чувствовал ничего, кроме холода.
Нас, призраков, построили в аккуратную шеренгу по росту, и я воспользовался случаем, чтобы получше рассмотреть рынок душ. Небольшие группы покупателей в дорогих одеждах уже начали собираться у лавок; торговцы старались развлечь клиентов до тех пор, пока не прибыли товары – кто-то выносил шкворчащие сковородки для тех, кто еще не позавтракал, кто-то предлагал покупателям кнуты, трости, оковы и кляпы, на которых поблескивала медь.
Позади нас располагалась деревянная платформа высотой около трех футов. Рядом с ее углами были установлены столбы, вокруг которых натянули позолоченные канаты. Рядом с платформой собрались стайки невыспавшихся мужчин и женщин в белых шелковых плащах. В руках они держали свитки и были похожи на чиновников. Тот факт, что душами торгуют не в каком-то погребе, а на разрешенном, узаконенном рынке, почему-то пугал меня еще больше. Аркийцы, похоже, думали о смерти и рабстве меньше, чем пьяница, которому предложили еще один глоток пальмового самогона. Если бы я уже не чувствовал смертельный холод, то поежился бы, и только страх того, что меня отправят на завод, помешал мне громко проклясть их всех.
Начали прибывать другие повозки, и я стал смотреть, как на песок вылезают призраки. Интересно, их пригнали другие душекрады? Если да, то кто более жесток – Темса или они? Мысль о том, что сейчас на площади стоит сотня призраков, которых, возможно, убили, потрясла меня. Наверняка тут были и честные торговцы, которые извлекали прибыль из несчастных случаев и болезней. Определение «смерти в смятении» в «Догматах» было удивительно расплывчатым. Я слышал, что в Арке человека, умершего в преклонном возрасте, считали счастливчиком.
Босс Темса стоял поблизости, увлеченный разговором с чиновниками. Они, похоже, о чем-то торговались, но перешептывались так быстро, что я ничего не мог разобрать. Когда они договорились, у канатов уже начали собираться люди.
Вскоре стало ясно, чего добивался Темса: того, чтобы его не поставили в расписание первым. Потенциальных покупателей было мало, и они, как и день, еще не разогрелись. Темса выглядел уверенно, когда первую группу товара вывели на платформу под присмотром вооруженной охраны. Призраки были голые, как и я. Мой взгляд переходил от одной раны к другой, и я беспомощно сравнивал себя с ними. Это было мерзко: чтобы удовлетворить свое тщеславие, я надеялся, что кому-то сейчас хуже, чем мне. Правда, в тот момент я был в отчаянной ситуации, и мне хотелось найти в ней хоть что-нибудь хороше.
Один из чиновников поприветствовал собравшихся на аркийском, а затем перешел на общий язык и начал торги. В паузах между предложениями его голова ныряла вниз: он сверялся со свитком, который держал в руках.
– Партия босса Убехта. Состоит из девяти душ, срок порабощения – малый или средний. Часть из них – опытные мастера, а остальные годятся для тяжелой работы. Кто заявит о своем интересе?
Покупатели предлагали цену медленно, с долгими паузами, осторожно поднимали руки.
Потребовалось несколько минут, чтобы пара тощих призраков ушла за пятьдесят пять монет, и, видя это, Темса посмотрел на свою огромную телохранительницу и рассмеялся. Джезебел еле заметно улыбнулась в ответ.
Затем на платформу вывели другую группу – еще более жалкого вида, чем первая. Один призрак был особенно взволнован: он натягивал веревку, которой был связан, и корчил рожи толпе.
Если бы он не был мертв, то можно было бы предположить, что он страдает от серьезного запора.
Но сейчас он был просто искалечен страхом.
Женщина в роскошной шубе из шкуры леопарда вышла вперед и взмахом руки попросила аукциониста удалиться. Ее глаза казались дымчатыми от пепельной и оранжевой краски, а губы были выкрашены в золотой цвет. На ее худых, покрытых татуировками запястьях болталось бесчисленное множество браслетов. Она двинулась вдоль канатов, разглаживая завитки своих темных волос и расхваливая свой товар.
– Дамы и господа, талы и торы, жители этого прекрасного города! Я представляю вам лучшие души во всем Араксе. Вот повар, который учился на Разбросанных Островах. Швея. Няня. У нас есть даже портной! Зачем торговаться за души низкого качества, если можно купить одну из моих? Барани гарантирует, что каждый работник умер достойной смертью в соответствии с Кодексом и Догматами императора. Я, в отличие от некоторых, никогда не занималась и не буду заниматься кражей душ!
Возбужденный призрак заверещал, не в силах больше сдерживаться:
– Помогите! Пожалуйста, помогите! Она…
Удар медной перчаткой повалил призрака на землю и заставил умолкнуть. Его глаза закатились. Когда охранники потащили его прочь, он ссутулился и был мрачен.
– Она говорит: «Достойная смерть»! – рявкнул Темса и топнул металлической ногой о землю, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. По толпе пролетел смешок.
Женщину по имени Барани это не смутило.
– Кто хочет купить моего первого призрака? – спросила она, изящно взмахнув руками. – Начнем с тридцати! Кто даст тридцать?
Ее громкий голос и быстрая речь привлекли внимание людей. Число покупателей – как и их готовность торговаться – росло.
– Сорок от вдовы Хорикс! Спасибо. И сорок пять от тебя, тал Рашин. Пятьдесят от мастера Вафы.
– Пятьдесят серебряных монет за иссохший труп? – недовольно заворчал Темса у меня за спиной. – Дорогая, давай переходить на яды. Похоже, богатеям нужно именно это.
Госпожа Джезебел что-то утвердительно рыкнула, бесцельно поглаживая пальцем лезвие секиры, висевшей у нее на поясе.
Что-то защекотало мне локоть, и я увидел, что рядом со мной стоит Кеч.
– Надеюсь, тебя отправят в канализацию и заставят сто лет убирать дерьмо.
Не успел я ответить, как Темса ткнул нас обоих тростью.
– Заткнитесь, тупицы, – прошипел он, и Кеч отошел от меня подальше.
С каждой ставкой, с каждым призраком, которого утаскивали с платформы, во мне нарастало беспокойство. Кто из этих богачей станет моим хозяином? Поверит ли он в мою историю? Послушает ли он меня вообще? Вопросы летели, словно вода из пережатого шланга.
Кто-то подтолкнул меня, прервав мои размышления, и я вдруг понял, что уже лезу по короткой лестнице на платформу. Отсюда, с небольшой высоты, толпа выглядела иначе. Я, взломщик, не любил привлекать к себе внимание, и уж тем более – находиться в его центре. Взгляды царапали меня, словно лапки пауков, ползущих по моему обнаженному телу. А пауков я ненавижу.
Вместо того чтобы смотреть на покупателей, я обратил свой взор на Небесную Иглу, возвышающуюся над крышами домов. Я подумал о другой жизни, в которой я не погиб, а прибыл в башню на аудиенцию. Невозможно стать лучшим взломщиком в Дальних Краях, если в тебе нет хоть чуточку дисциплины. За двадцать лет я провалил только одно дело, и мысли об этой неудаче до сих пор причиняли мне боль. Однако теперь я подвел уже второго клиента – и все благодаря Темсе.
Я попытался скрипнуть зубами, но они были словно сделанными из морской губки. Интересно, кто он – мой таинственный работодатель и что ему от меня нужно? Итейн. Наверняка он уже обратился к моим конкурентам. К этой проклятой девке Эвалон Эверасс.
Темса уже начал представлять нас, уверенно расхаживая по платформе. Полы синего халата летели вслед за ним, рассекая воздух.
– …так что, дамы и господа, как видите, сегодня утром я не пытаюсь всучить вам какие-то рваные, занюханные души. Нет, у меня только чисто убитые призраки. Простые, честные, работящие тени, которые не опозорят ваш дом, лавку или завод. Спросите у любого про босса Борана Темсу, и вам скажут, что я торгую только добрым, качественным товаром – и торгую уже много лет. Начнем аукцион!
Я почувствовал, как чужие глаза разглядывают каждый дюйм моего обнаженного тела – изучают, измеряют меня. Давление в моей груди росло, и я вдруг понял, почему тот призрак был так расстроен. Слова вырвались из меня, но за ними не стояли какие-то мысли; вместо того чтобы постоять за благородные идеи возмездия или правосудия, я от отчаяния выпалил:
– Меня убили! Меня заколдовали против моей воли!
– Ха! – невозмутимо усмехнулся Темса. – Он у нас шутник!
Он махнул Ани, и что-то острое кольнуло мне в спину. Мне показалось, что в меня воткнули раскаленную кочергу, и я был вынужден умолкнуть. Покупатели в богатых одеждах со смехом переговаривались, пожимая плечами. В их глазах горел огонь: их возбуждала мысль о том, что они смогут завладеть новыми душами.
– А вот это Амин, опытный и надежный повар, – продолжал Темса. – Кто даст за него тридцать?
Торги продолжались, катились волной в мою сторону. Кеч ушел задешево – вероятно, потому, что его лицо похоже на тыкву. Я радовался этому до тех пор, пока Темса не назвал мое новое имя. Я даже пытался улыбаться, подавляя все чувства, которые бурлили где-то внутри моих паров. Если мне суждено быть проданным в рабство, то пусть все пройдет как следует. Благородный хозяин пригодится мне для достижения моих целей.
– И наконец у нас есть красс Джеруб. Несмотря на весьма нехарактерный для него всплеск чувств, его не стоит списывать со счетов. На самом деле он очень застенчив. Опытный слуга, он проработал пятнадцать лет до своей кончины и еще один год – в рабстве. Только один хозяин после смерти. Я, как опытный торговец душами, полагаю, что из него получится великолепная домашняя тень. Кто даст за него тридцать?
Я обвел взглядом толпу. Никто даже не пошевелился.
Темса выдавил из себя улыбку.
– Двадцать пять?
– Его здорово порезали, Темса! – крикнул какой-то мужчина из задних рядов.
К моему раздражению, Темса удачно отреагировал на эту реплику.
– К сожалению, с ним произошел несчастный случай, в котором участвовал разъяренный мясник. По сравнению с нами, цивилизованными аркийцами, на востоке живут настоящие варвары!
– Дам тебе двадцать, – сказала старая женщина в черной одежде с великим множеством оборок.
– Кто предложит двадцать пять?
Неуверенно и тихо покупатели стали повышать ставки.
– Двадцать два.
– Двадцать три.
– Двадцать четыре! – выкрикнул бледный, похожий на аристократа человек в шелковых одеждах металлических цветов. На его голове красовалась коническая шляпа, а грудь украшали медные медали. Несмотря на то что он был весьма пухлым, его лицо, украшенное пышными усами, напоминало лезвие топора.
– Спасибо, тор Баск! Двадцать пять?
Женщина в черном подняла руку. Я внимательно посмотрел на ее морщинистые смуглые руки и попытался разглядеть лицо под атласным капюшоном.
– Двадцать пять, вдова Хорикс. Кто даст тридцать?
Шляпа Баска закачалась.
– Двадцать семь!
Хорикс снова подняла руку, похожую на голую ветку дерева.
– Двадцать восемь.
– Кто еще готов дать двадцать восемь? – Оглядывая зрителей, Темса водил тростью из стороны в сторону, пытаясь заметить какое-нибудь движение в толпе. Воцарилась тишина. Все замерло.
Поражение было очевидным, и ему хватило ума это признать.
