Кристофер Банч
Лики огня
Вленсинг бросил в бой все оставшиеся резервы.
Эта битва, как он надеялся, должна была стать последней.
Пара сторожевых мусфийских кораблей заметила транспортник, всплывший на поверхность из морской пучины и поднявшийся в воздух неподалеку от лагеря Махан, но их сообщения оказались заглушены статическими помехами на всех мусфийских частотах. Какой-то «аксай» попытался атаковать транспортник, но один из трех притаившихся в засаде «Жуковых» разнес его на куски.
Транспортник с шумом пронесся по мелкой воде и над первыми наземными позициями мусфиев. Его сопровождали «грирсоны», поливая противника огнем изо всех орудий. Ворвавшись в лагерь Махан, транспортник вылетел на булыжник парадного плаца и резко затормозил, едва не перевернувшись. Открылись люки, солдаты выскочили из своих укрытий и бросились к кораблю. Поклажа их была не слишком тяжела – ракеты, гранатометы, обычное стрелковое оружие. Некоторые помогали раненым, неспособным передвигаться самостоятельно. Тут какой-то мусфийский воин увидел, что происходит, выстрелил из ракетной установки и попал в кормовую часть транспортника. Экипаж проворно затушил пламя. Оказалось, что жизненно важные системы корабля не пострадали. Мусфий попытался сделать еще один выстрел, но 35-миллиметровое орудие «Жукова» уничтожило его.
– Давайте, давайте! – поторапливал людей Ангара, стоя у одного из трапов, и солдаты быстро, но безо всякой паники поднимались на борт.
Другие офицеры следили за тем, как происходит погрузка через остальные люки. Наконец на плацу не осталось никого, и Ангара крикнул, что можно взлетать. Неповоротливое судно оторвалось от земли, пролетело над заливом, над полуостровом, поднялось выше и, снова снизившись, растворилось во мраке острова Миллион.
В лагере Махан не осталось никого.
Никого, кроме коуда Пракаша Рао, семидесяти восьми добровольцев и тяжелораненых, не способных вынести транспортировку.
Мрачные, но полные решимости, они дожидались появления мусфиев.
– Это невозможно! – Глаза Вленсинга от ярости полыхали красным. – Нельзя выиграть войну, проиграв ее! О чем только эти существа думают! Так не ведутся войны! Куда они ушли?
– Это нам неизвестно, – ответил Рахфер. – Такое впечатление, что никакого определенного места назначения у них нет. Они выходили из окружения небольшими группами и в основном направлялись в близлежащие города. Мы пытались помешать этому, высадив на пути их следования своих воинов, но все они плохо знакомы с местностью. Даже приборы ночного видения не помогли. Если нам все же удавалось окружить ту или иную группу, то они поступали по-разному. В одном случае – сдавались, в другом – сражались до последнего. Но чаще всего они оказывали сопротивление нашим воинам. И это продолжалось достаточно долго, чтобы они успевали отступить.
– А что там с этим их транспортником?
– Мы все еще пытаемся выяснить, куда он исчез, – ответил Рахфер. – Кроме того, по всей Камбре разбросаны небольшие взлетно-посадочные поля Корпуса, и, обнаружив какое-то из них, мы ровняем его с землей.
– Это все равно что лапами ловить ртуть, – заметил Вленсинг. – Нельзя позволить им ускользнуть от нас.
– Сэр, – призвал его Дааф, – успокойтесь. Рассудите сами – какой вред могут причинить эти солдаты-одиночки или даже небольшие группы? Один-два солдата не в состоянии выиграть войну.
– Да, не могут, – согласился Вленсинг. – Но убивать мусфиев по одному им ничто не помешает. Точно так, как поступали эти жалкие 'раум по отношению к самим солдатам. В такой атмосфере чрезвычайно затруднительно поддерживать власть закона… А теперь помолчите и не выставляйте напоказ свою необразованность.
С первым светом зацепившиеся на острове Дхарма мусфии начали наступление на лагерь Махан. Они двигались уверенно, полагая, что в развалинах осталась всего лишь горстка людей, выковырять которых им не составит труда.
Неподалеку от парадного плаца они сомкнули ряды. И тут же на них обрушился огонь дюжины скрытых под землей орудий. Мусфии попрятались кто куда и открыли ответный огонь. Но солдаты то и дело перебегали от одного орудия к другому, и таким образом обстрел продолжался, даже если кто-то из них погибал.
Командиры мусфиев затребовали воздушную поддержку, и к атаке подключились «аксаи». Найдя самую крупную груду развалин – место, где прежде располагалась штаб-квартира, – «велв» обрушил на нее град ракет.
Ординарец Баркен, охранявший одну из артиллерийских позиций, выскользнул из укрытия, толкая перед собой разрушительную «фурию». Нажав кнопку отсроченного взрыва, он тут же бросился обратно. Механизм «фурии» пробудился к жизни, опознал «велв» и устремился к нему. Ракета угодила чуть пониже кабины и взорвалась, унеся с собой экипаж мусфийского корабля. Оставшись без управления, «велв» перевернулся, рухнул прямо на большую группу мусфиев и взорвался.
Среди мусфиев началась паника, и солдаты умело воспользовались этим.
Мусфии отступили, перегруппировались и снова кинулись в бой. На этот раз они сумели вплотную подойти к руинам, и началась рукопашная схватка. Продвигаясь медленно, но верно, с кровью отвоевывая каждый метр, они загнали солдат обратно в туннели. И сами последовали за ними.
Внезапно пятнадцать солдат во главе с коудом Рао вырвались из тайного бункера и побежали по главному туннелю, на ходу стреляя во врагов. Множество мусфиев погибли на месте, но уцелевшие, оказавшись в ловушке, сопротивлялись.
Рядом с Рао разорвалась граната с «осами». Пытаясь спастись от ужасных насекомых, он метнулся в сторону, но это ему не удалось. И они разорвали его череп на части.
Сражение продолжало бушевать, однако постепенно выстрелы и взрывы звучали все реже и реже. А потом наступила тишина.
Пошатываясь, мусфийский офицер выбрался из туннеля. Его сопровождали десять раненых воинов, а всего вниз их спустилось пятьдесят. Он оглянулся по сторонам и изумленно открыл рот.
Метрах в десяти возвышался флагшток, на вершине которого под легким ветром, дующим с моря, вызывающе развевался флаг Корпуса – копье с исходящими из его кончика волнами взрыва.
– Немедленно снять его! – приказал офицер.
Четыре воина заковыляли к флагштоку.
Внезапно неизвестно откуда прилетела граната и взорвалась в воздухе. Мусфии с криками рухнули на землю. Из расщелины в развалинах вылез Баркен. Офицер резко повернулся и вскинул оружие, но опоздал – выстрел Баркена сразил его.
Спустя мгновение настала очередь самого Баркена. Не успел он повернуть оружие в сторону двух других мусфиев, как они застрелили его.
Некоторое время шесть уцелевших мусфиев тупо смотрели на флаг, потом повернулись и, пошатываясь, заковыляли к своим позициям.
Корпус умирает… но не сдается.
Глава 17
После пронесшегося над Камброй катаклизма на ней воцарилось спокойствие. Относительное, конечно, но все же… Никто понятия не имел, что будет дальше.
Мусфийские корабли продолжали летать над полями сражений, охотясь за остатками Корпуса. Во все крупные города были направлены вооруженные патрули. Люди угрюмо посматривали на них, мусфии нервничали и держали оружие наготове. Если им случайно удавалось обнаружить солдата-одиночку, его либо убивали, либо брали в плен.
Несколько раз патрули напарывались на более крупные группы и нападали на них. В половине случаев солдаты яростно сражались, а потом исчезали в джунглях. И все же многим, очень многим солдатам удалось избежать «частого гребня» мусфийских облав. Но никто не знал, сколько точно их было, кто они, откуда и что собираются делать.
Гражданские жители Леггета нервно поглядывали в сторону все еще дымящихся развалин лагеря Махан. Те, у кого среди солдат был сын, или возлюбленный, или отец, или друг, не знали, что им делать – оплакивать своих близких или продолжать надеяться. В последнюю неделю боев никаких списков раненых или погибших уже не было.
Кое у кого случалась и нечаянная радость: ночью раздавался осторожный стук в дверь, и за нею оказывался тот, кого с таким волнением ждали. Его встречали с распростертыми объятиями, а потом надежно прятали. У некоторых из пришедших было оружие, другие приводили с собой друга, а у третьих не было ничего, кроме ужасных воспоминаний и ярко выраженного нежелания исполнять последний приказ Рао.
Пока среди жителей Камбры не было предателей, которые могли бы выдать мусфиям прикидывающихся гражданскими жителями солдат. Пока.
– Теперь, когда вы одержали победу, – осторожно зондировал почву Лой Куоро, – какими будут ваши планы в отношении Камбры?
В элегантном вечернем костюме, он был одним из примерно двадцати рантье, откликнувшихся на «просьбу» мусфиев принять участие в Празднике Мира. Встреча происходила в огромном обеденном зале пентхауза Банка Камбры, шестидесятиэтажный корпус которого возвышался над Леггетом. Вленсинг был одет во что-то нарядное, сделанное из меха неизвестного животного, с чередующимися черными и белыми полосами. Из оружия при нем был лишь пистолет в кобуре и небольшой ящичек с гранатами.
– Прежде вс-с-сего, – ответил он, – важно ус-с-стано-вить в человечес-с-ском обществе с-с-спокойс-с-ствие и порядок.
– Конечно, – согласился Куоро. – Иначе война будет продолжаться. От всей души надеюсь, что стабильности удастся достигнуть без особого труда.
– Но в решении этой проблемы должны учас-с-ство-вать и с-с-сами люди, не так ли? – спросил подошедший Рахфер.
– Ну, полагаю, что да, – ответил Куоро. – Не могли бы вы рассказать мне о своих планах?
– Думаю, с-с-сейчас вполне подходящий момент заявить о том, что мы с-с-собираемся предпринять, – ответил Вленсинг. – Прежде вс-с-сего необходимо, чтобы горнодобывающие шахты С-Камбры – кстати, теперь этот мир будет называться Мабас-с-си, а тот, где мы с-с-сей-час-с-с находимс-с-ся, Вар – заработали на полную мощность.
– Конечно.
– Рабочую с-с-силу нам будет пос-с-ставлять Вар… и другие ис-с-сточники.
– Какие, к примеру?
Вленсинг бросил на Куоро многозначительный взгляд, но не ответил.
– Конечно, мы приложим все ус-с-силия к тому, чтобы поймать бандитов, прежде воевавших с-с-с нами, и предотвратить возникновение возможных бес-с-споряд-ков.
Наши конс-с-сульства продолжат с-с-свою работу, но будут с-с-существенно рас-с-сширены. Чтобы пополнить их гарнизоны или, точнее говоря, работать в них, с-с-с нашей родины с-с-сюда прибудут новые мус-с-сфии.
Нам понадобятся с-с-строители для рас-с-сширения конс-с-сульств и возведения новых зданий на территории базы в предгорьях, на С-с-силитрике и Мабас-с-си взамен штаб-квартир, разрушенных 'раум. Эта работа, конечно, будет определенным образом вознаграждатьс-с-ся.
С-с-с течением времени мы введем новые методы поддержания порядка, такие, к примеру, как централизованные идентификационные карты. При ос-с-существлении вс-с-сех этих работ мы расс-с-считываем прибегать к помощи наемных с-с-служаших из чис-с-сла людей, с-с-ско-рее вс-с-сего, поручая им заведовать той или иной с-с-сферой жизни. Таким образом, дисс-с-сидентс-с-ское движение лишитс-с-ся почвы для с-с-своего развития.
– Вы не возражаете, если я дословно процитирую ваши высказывания?
– Конечно, – с некоторой долей раздражения ответил Вленсинг. – Если бы с-с-сказанное не с-с-соответс-с-ствовало дейс-с-ствительности, зачем бы я с-с-стал говорить вс-с-се это?
– Прошу прощения, – извинился Куоро. – Это простая формальность. Я должен был убедиться, что вы не возражаете против того, чтобы я довел ваш рассказ до сведения своих сограждан.
– Вс-с-се в порядке, – Вленсинг повертел головой из стороны в сторону. – Я что-то не вижу вашей жены. Где она?
– Она, ну… немного приболела и просила передать вам свои извинения.
– И таких… заболевших оказалось немало, – вмешался в разговор Рахфер. – Мы всех их возьмем на заметку.
Куоро нервно улыбнулся:
– Благодарю за то, что уделили мне время. Уверен, что вы останетесь довольны тем, как мы подадим в прессе… м-м-м… перемены, происшедшие в правительстве.
– Я тоже уверен в этом, – ответил Вленсинг. – Работа механизма пропаганды в человечес-с-ском общес-с-стве нас-с-с вполне ус-с-страивает, и менять в ней мы ничего не с-с-собираемся. По крайней мере, в нас-с-стоящее время.
Корпус начал перегруппировку на острове Миллион, время от времени высылая небольшие разведгруппы на поиски одиночных солдат. Залечивались раны, раздавались награды, а кое-кто получил и повышение. Григ Ангара согласно последнему приказу Рао принял командование Корпусом и был повышен до коуда. Джон Хедли, по-прежнему возглавляя Второй полк, стал заместителем Ангары.
И среди прочих Гарвин Янсма и Эрик Пенвит получили звание сента, а Ньянгу Иоситаро – альта.
В Леггете появилось увлечение, быстро распространившееся по другим городам, – развешивание плакатов. Любой, даже детский компьютер мог создать трехмерное цветное изображение и размножить его в количестве нескольких дюжин. Искусство состояло в том, чтобы разместить изготовленные таким образом «картинки» в местах, где мусфии могли их увидеть, и так, чтобы не быть пойманным за этим занятием.
Дело существенно осложнялось тем, что никто не знал мусфийского языка. Поэтому вначале это и в самом деле были просто одни «картинки». Однако вскоре многие мусфийские офицеры худо-бедно овладели человеческим языком, и тогда к «картинкам» стал прилагаться текст типа:
МУСФИИ!
ВАШИ ДЕТЕНЫШИ БУДУТ СПАРИВАТЬСЯ ДРУГ С ДРУГОМ,
КАК ВЫ САМИ ДЕЛАЛИ ЭТО ПРЕЖДЕ.
В других содержались достаточно грязные (и зачастую не соответствующие действительности) намеки относительно биологического строения и привычек мусфиев. Однако многие достигли желаемого эффекта: мусфии были чрезвычайно обидчивы относительно того, что касается их эмоций, и при виде подобных плакатов зачастую приходили в бешеную ярость; в особенности, если это происходило в период течки, когда они вообще плохо контролировали свои чувства.
Поначалу такие плакаты просто срывали. Однако это не остановило процесс, и мусфии перешли к другим мерам. По их понятиям, обитатели любого здания должны нести ответственность за то, что появляется на его стенах. Рассуждая таким образом, они стали арестовывать всех, оказавшихся внутри здания, «украшенного» подобным образом. И без того битком набитые тюрьмы продолжали заполняться.
Между тем изготовители плакатов совершенствовали свою ловкость, и плакаты стали появляться на мусфийских кораблях, «консульствах» и даже пару раз оказались прицеплены к перевязи мусфийских патрульных, разумеется, сзади.
Менее чем через две недели после падения лагеря Махан радар базы Миллион засек необычный воздушный корабль, приземлившийся примерно в километре от базы.
Рота «Разведки и рекогносцировки», продолжавшая заниматься переукомплектованием за счет добровольцев, выслала к кораблю небольшой патруль. Он обнаружил на поляне потрепанный сельскохозяйственный корабль с разводами окиси на боках, не развалившийся только чудом. Рядом с ним никого не было.
Моника Лир приказала отряду рассредоточиться вокруг поляны.
– А мы с тобой пойдем взглянем, что это такое, – сказала она стоящей рядом женщине.
Женщина проглотила ком в горле, кивнула и взяла бластер на изготовку. Моника проскользнула на поляну и замерла, ожидая хоть какого-то движения или даже выстрела. Однако ничего не происходило. В сопровождении своей напарницы Моника крадучись двинулась вперед, держа оружие наготове.
Не успели они пройти и пяти метров, как услышали крик:
– Лир! Первый твег Лир!
Голос явно принадлежал человеку и казался смутно знакомым. Она пошла к кораблю, убыстряя шаг. – Да!
– Это я, Бен Дилл!
– Ты же мертв!
– Какого черта…
– Ладно, ты живой. Выходите… по одному… Медленно и с поднятыми руками.
Бен вышел на поляну очень медленно, наполовину подняв руки. От его летного костюма остались лишь обрезанные до шорт и подвязанные у пояса веревкой брюки, на ногах – самодельные сандалии, верхняя часть туловища прикрыта чем-то развевающимся, разноцветным, что, возможно, лет двадцать назад служило юбкой какой-то толстухе.
Лир выпрямилась.
– Отлично. Какого черта ты здесь делаешь?
– Пытаюсь добраться домой, – ответил Дилл. – Меня сбили с месяц или около того назад…
– Это мне известно. Мы сто раз собирались устроить по тебе поминки, но все никак не получалось.
– Придется отложить. Я упал на побережье, долго бродил по нему, а потом меня подобрала женщина-рыбачка и отвезла к себе в деревню. Я каким-то чудом ухитрился пробудить это дерьмо к жизни, – Дилл кивнул на корабль, – и полетел над побережьем, пока не увидел один из наших кораблей. Я заметил направление его полета, некоторое время следовал тем же курсом, приземлился и дождался, пока мимо пролетел еще один корабль, но уже в другом направлении. У меня не было даже возможности с кем-то связаться и попросить помощи – у этой проклятой развалюхи нет никакой электроники, даже радио. Мне показалось, что я узнаю местность. Тогда я взлетел и покружился в воздухе, чтобы ваши люди заметили меня на экране. А потом я сел и стал ждать, пока кто-нибудь придет. Могу я расцеловать тебя?
Лир усмехнулась:
– Офицеры не братаются с подчиненными.
– Ну, тогда ты поцелуй меня. Черт возьми, я добрался! Ох, совсем забыл! Есть еще кое-что. Я обзавелся другом.
– Пусть и он выходит.
– Сделай мне любезность. Поставь бластер на предохранитель и отведи его чуть-чуть в сторону? – попросил Дилл. Моника выполнила его просьбу. – Аликхан! Выходи, только медленно.
Как только в распахнутом люке появился мусфий, палец Моники лег на предохранитель. Аликхан широко развел руки, показывая, что они пусты. Спустя мгновение напряжение Моники спало.
– Сукин сын, – выругалась она. – Ты захватил пленника.
– Нет… Он гораздо больше, чем пленник.
Аликхана, Дилла и их видавший виды корабль обследовали вдоль и поперек, желая убедиться, что нигде нет никаких подслушивающих устройств, и, скорее всего, они не привели за собой «хвоста». Тем не менее, на базе сохранялся режим тревоги.
Пилотов доставили к Ангаре и Хедли, и Дилл еще раз подробно рассказал, что произошло.
– Ты превосходно говоришь на нашем языке, Аликхан, – заметил Хедли. – Как раз то, что нужно.
– Ты считаешь меня шпионом, – это прозвучало не как вопрос.
– Не исключаю такую возможность.
– Вам не кажется, сэр, абсурдным предположение, – сказал Дилл, – что командующий мусфиев заслал к нам своего сына? Не говоря уж о том, что при таком раскладе я тоже должен быть частью этого замысла, поскольку именно я сбил корабль Аликхана?
– Пожалуй, ты прав, – вынужден был признать Хедли. – У меня в голове что-то помутилось.
– Я все-таки попытаюсь понять, – вмешался в разговор Ангара. – Ты хочешь, чтобы эта война закончилась, так?
– Точно, – ответил Аликхан.
– Почему?
– Она не делает чести никому из нас.
– Однако никто из твоих соотечественников, похоже, не разделяет эту точку зрения, – заметил Ангара. – По-моему, они воспринимают случившееся как осуществление какого-то вашего предназначения.
– Некоторые – да. И почему они должны думать иначе? Разве у них была возможность выбора? Я представляю собой редкое исключение, потому что какое-то время назад избрал в качестве наставника Сензу. Но большинство наших придерживаются тех убеждений, которые им внушены старшими. Почти все мусфии, посланные в эту систему, относятся к клану воинов и мыслят соответственно.
– Ты, выходит, хотел бы помочь им изменить взгляд на вещи. Я правильно понял? – спросил Хедли. – Может, организовать что-то вроде пропагандистских выступлений?
– Не думаю, что от них будет какой-то прок, – ответил Аликхан. – Разве что мой отец умрет от стыда. И в любом случае я не представляю, что нужно говорить.
– Если ты не хочешь заниматься пропагандой, – сказал Ангара, – то, конечно, вряд ли у тебя возникнет желание сражаться на нашей стороне.
– Или, к примеру, провести группу наших солдат в место расположения ваших войск, – добавил Хедли.
– Обе эти идеи мне не по душе, – ответил Аликхан.
– Он воин, сэр, а не какой-нибудь проклятый перебежчик, – проворчал Дилл.
– Очень хорошо, – после паузы заговорил коуд. – У меня нет никаких идей насчет того, как можно тебя использовать, по крайней мере, не подвергнув предварительно кондиционированию. И уж точно у меня нет никаких идей насчет того, как подвергнуть кондиционированию мусфия, даже если бы я счел это этичным.
Хедли пристально смотрел на Аликхана, как будто мог взглядом запрограммировать его, но не произнес ни слова.
– Ты собираешься… Ты будешь пытаться сбежать? – спросил Аликхана Ангара.
– Нет, пока Бен Дилл не освободит меня от «честного слова», которое я ему дал.
– Прекрасно, – сказал Ангара. – Мы будем обращаться с тобой как с почетным гостем, хотя придется наложить кое-какие ограничения. Альт Дилл, я прикомандировываю вас к Аликхану. Оставайтесь неотлучно с ним. Кое-кто из наших людей в эти дни настроен весьма агрессивно. Прости, Бен, что я лишаю тебя возможности летать, но, думаю, это важнее.
Дилл вытянулся по стойке смирно, отсалютовал, и оба пилота вышли. После их ухода Ангара покачал головой:
– Эта проклятая война с каждой минутой становится все непонятнее. Единственный пленник, пока что попавший к нам в руки, оказался пацифистом, а я даже понятия не имею, как его использовать.
– Приветствуем вас в нашей маленькой психиатрической больнице, сэр, – сострил Хедли.
На высокогорном плато вокруг базы мусфиев кипела работа. Утюжа болотистую местность и заполняя неровности грунтом, повсюду громоздились строительные механизмы, на равном расстоянии друг от друга создавая взлетно-посадочные площадки. Вленсинг с удовлетворением наблюдал за происходящим. Рядом с ним стоял Дааф.
– Зачем столько площадок? – спросил он. – Неужели вы так уверены, что вскоре сюда прибудет много воздушных кораблей, не говоря уж о пилотах?
– Конечно, – ответил Вленсинг. – Почему бы нашим друзьям не откликнуться, не принять участие в этом грандиозном предприятии?
Дааф подумал о том, в каких условиях находятся раненые мусфии, составляющие более шестидесяти процентов личного состава, и не сказал ничего. Он уже понял, что спорить со своим начальником бесполезно, да и себе дороже – кому охота выслушивать новые упреки в глупости и необразованности?
Язифь Миллазин в шоке смотрела на экран, на изображение Хона Фелпса, управляющего ее горнодобывающей компании.
– Неужели они в самом деле могут сделать это?
– Наши юристы говорят, что если бы мусфии подписали с людьми соглашение, обусловливающее в случае войны соблюдение определенных правил, – ответил Фелпс, – тогда это было бы нарушением. Согласно принятым у нас правилам, нельзя заставлять работать на себя военнопленного. Но мусфии не подписывали с нами никаких соглашений, и чисто формально между Конфедерацией и нами вообще нет состояния войны.
– Что же, предполагается, что я буду стоять в стороне и позволю им использовать пленных солдат в качестве… рабов. Так, наверно, можно их назвать?
– Мусфии собираются выплачивать им небольшую заработную плату и компенсировать расходы, связанные с пребыванием на С-Камбре… Прошу прошения, никак не могу воспринимать эту планету как Мабаси.
– Пусть эта оговорка вас не волнует, – сказала Язифь. – Для всех сколько-нибудь важных для меня людей она все еще С-Камбра… Ну, если дело обстоит так, как вы говорите, тогда не знаю, что мы можем сделать, – она оглянулась по сторонам, хотя в офисе никого, кроме нее, не было. – Не могли бы вы оказать мне большую любезность и посмотреть, есть ли в списках военнопленный по фамилии Янсма? Гарвин Янсма?
– Да, мэм.
– Это личная просьба, и я хочу, чтобы вы выполнили ее сами и никому о ней не рассказывали.
– Конечно, Язифь, – Фелпс протянул руку, собираясь отключиться, но передумал. – Ох, я кое-что забыл. Этот приказ мусфиев совсем выбил меня из колеи.
– И не только вас.
– Мусфии также сообщили, что могут обеспечить нас рабочими и не из числа военнопленных. Людьми, имеется в виду. Я поинтересовался, откуда они возьмутся, и вот какой получил ответ. По мнению мусфиев, нет никакого смысла держать преступников в тюрьмах, если можно извлечь из них пользу.
Язифь недоуменно посмотрела на Фелпса:
– Всякие мошенники, воры, да?
– Надо полагать.
– Ну… С этим, похоже, мы тоже ничего не можем сделать.
– Не можем, если хотим сохранить хотя бы частичный контроль над горнодобывающей корпорацией «Миллазин».
– Прекрасно, – даже не попрощавшись, Язифь прервала связь.
Она встала и подошла к окну, глядя на залив, на развалины. Ей захотелось выругаться, но… Что толку? Она вернулась к кому, стала набирать номер Лоя, но остановилась.
– И что это мне даст? – вслух спросила она себя, прекрасно зная ответ.
Может, поплакать? – в тоске подумала Язифь. Нет, нельзя позволять себе распускаться. Она снова встала, вышла из офиса и остановилась перед вставленным в черную раму портретом отца, пристально глядя на него.
– Что бы ты сделал, если бы оказался на моем месте? Ответа не было.
* * *
Этой ночью мусфийский патруль наткнулся на парнишку лет двенадцати, развешивавшего плакаты. Вместо того чтобы сдаться, он бросился бежать. Мусфии открыли огонь; выстрелами мальчику оторвало ноги. Патрульные заспорили, что теперь делать.
Прежде чем они созрели до того, чтобы обратиться в больницу, мальчик истек кровью и умер.
– Больше всего меня занимает вопрос, на который я, по-видимому, не получу ответа, – ворчливо заметил Вленсинг, глядя на «винт», круживший над возбужденными толпами на улицах Леггета. – Откуда люди так быстро узнали о смерти этого детеныша? У нас все холо под контролем?
– Да, сэр, – ответил Рахфер.
– И, тем не менее, во всех других городах тоже стоит вой из-за гибели этого малолетнего преступника?
– Я только что доложил вам об этом.
– Ну, так я спрашиваю – каким образом они так быстро узнали о случившемся?
– Не знаю.
На самом деле ответ был прост. За время восстания и 'раум, и их противники научились не доверять холо, и на Камбре развился очень эффективный, очень быстродействующий, хотя зачастую и не слишком точный так называемый «лесной телеграф». Стоило кому-то что-то услышать, как он связывался по кому с пятью-шестью знакомыми. Те, в свою очередь, действовали аналогично, и так далее. Таким образом, хорошо это или плохо, но каждый город, поселок или даже совсем маленькая деревушка, каждое рыболовецкое судно и каждый охотник оказались подключены к этой всеобъемлющей мельнице слухов.
Родители мальчика стали начальным звеном бесконечной цепочки. И, как это обычно бывает, смерть одного человека – одного реального человека – взбудоражила людей сильнее, чем гибель множества безвестных жертв войны.
Вленсинг перевел взгляд на улицы.
– Какой будет наша реакция? – спросил Рахфер.
– Никакой, – ответил Вленсинг. – Пройдет несколько часов, вопли, обращенные к закрытым дверям и летающему над городом кораблю, стихнут, и все пойдет своим чередом.
Однако, как выяснилось, он ошибался.
В патруле было пять мусфиев. Они, как их и учили, обходя район вокруг взлетно-посадочного поля в Лаункестоне, держались в центре улиц. Они имели при себе приборы ночного видения и датчик теплового излучения и были все время настороже.
Однако ни то ни другое не срабатывало сквозь каменную стену, за которой, скорчившись, притаились десять человек. Девять из них были 'раум, а десятый – сын школьного учителя. Один из 'раум держал в руке шест с прикрепленным к нему зеркальцем, высунув его на улицу.
Заметив приближающийся патруль, наблюдатель резко хлопнул своего соседа по плечу. Хлопки побежали от одного к другому, и каждый досчитал в уме до десяти, давая мусфиям возможность подойти поближе. Потом все сидевшие в засаде вскочили и, больше не скрываясь, бросились на улицу. Они были вооружены теми самыми простыми ружьями, которые были высланы Редрутом из Ларикса-Куры, но перехвачены Корпусом и розданы для борьбы с мусфиями.
Испуганные патрульные находились от них всего в четырех метрах. Никто из людей не отдавал никаких приказов – каждый молниеносно выбрал себе цель и открыл огонь. Только один мусфий сумел дать ответный залп, ранив 'раум, но тут же упал и забился в конвульсиях.
Раненый 'раум скорчился, молча превозмогая боль, пока его товарищи торопливо обирали с мусфиев оружие. Потом другой 'раум опустился рядом с ним на колени:
– Идти сможешь?
– Конечно. Я просто ранен.
– Тогда пошли. Нужно убраться отсюда, пока их не начали разыскивать.
Раненый 'раум тяжело поднялся, поддерживаемый товарищами, и все растаяли в темноте.
Были и другие нападения на мусфиев, но ни одно не прошло столь успешно, как в Лаункестоне.
На следующий день Вленсинг приказал взять новых заложников. Средства массовой информации, в особенности «Матин», получили распоряжение широко оповестить об этом.
– Мне нужен доброволец для кое-какой грязной работенки, – сказал мил Хедли.
Сент Эрик Пенвит оглянулся и убедился, что кроме них двоих в палатке никого нет.
– Надо думать, лучше меня кандидата не нашлось?
– Ты все понял правильно.
– Не знаю, гожусь ли я для таких дел… Это рискованно?
– А черт его знает. По-моему, не очень. По крайней мере, поначалу.
– И что я должен делать? – поинтересовался Пенвит.
– Вернуться домой.
– Прошу прощения?
– Корпусу нужен агент в среде рантье. Мы хотим, чтобы ты потихоньку вернулся в свою семью и принял роль беспутного молодого человека, который прошел через ужасные испытания службы в Корпусе, а теперь разочаровался во всем и не интересуется ни людьми, ни мусфиями. Будешь прожигать жизнь и одновременно поглядывать, как они там, рантье. Кто ведет с мусфиями свою игру, кто воспринимает их со всей серьезностью, а кто не против перейти на нашу сторону.
– М-м-м… – Пенвит задумался. – Вообще-то я никогда не произносил зажигательных патриотических речей, и мои бывшие дружки слишком тупы, чтобы всерьез заинтересоваться тем, где я был и кто я такой на самом деле. Думаю, разоблачение мне не грозит. Семьи тоже можно не опасаться. Для них я всего лишь ребенок. И мне действительно осточертело носить форму. Будет очень приятно переодеться в штатское. И все же я должен сказать «нет».
– Почему, черт возьми?
Пенвит сделал глубокий вдох.
– Потому что у меня будет чувство, точно я сбежал. Вернулся к шампанскому и прочим прелестям, пока вы тут истекаете потом. Нет. Чем больше я думаю об этом, тем меньше эта идея мне нравится.
– Ладно, – сказал Хедли. – Попробуем зайти с другой стороны. Я поручаю тебе независимое расследование, потому что считаю, что там от тебя пользы будет больше.
– Ну, если ты так ставишь вопрос, то у меня, ясное дело, выбора нет. Какую поддержку вы мне обеспечите?
– Через день или два мы высадим тебя на окраине Леггета. Дадим тебе стандартный передатчик, который ты ни в коем случае не должен держать при себе. Выходи на связь с нами раз в два-три дня. Еще ты получишь устройства для кодирования и уплотнения записи, их желательно держать под рукой. В основном ты нам нужен в качестве наблюдателя, не больше. Если только ситуация не станет хуже – для мусфиев, я имею в виду. В случае чего мы попытаемся тебя вытащить. Вопросы есть?
