Не было также похоже на то, что Европейский регион сумеет сравняться с другими – даже несмотря на присущую его латиноамериканской части энергичность. Он был единственным из всех регионов планеты, где отмечалось неуклонное снижение численности населения, и только здесь не отмечалось ни роста производства, ни каких-либо нововведений в области культуры.
– Европа, – изящно грассируя, сказала мадам Жегешовска по-французски, – фактически представляет собой экономический придаток Северного региона. Мы это отлично знаем, но это неважно.
Видимо, отсутствие в ее кабинете карты Европейского региона отражало ее равнодушие к данному вопросу.
– Но тем не менее, – возразил Байерли, – у вас есть собственная Машина, и вы ни в коей мере не должны ощущать экономического давления из-за океана.
– Машина! Ах!
Она пожала своими изящными плечами, улыбнулась, вынимая длинными тонкими пальцами сигарету.
– Европа – спящий мир. И те, кто не успел удрать из нее в Тропики, спят вместе с ней. Сами видите: работа вице-координатора возложена на хрупкие плечи слабой женщины. К счастью, груз не так уж тяжек, да и ждут от меня не слишком многого.
Что касается Машины… На что еще она способна, как только на то, чтобы сказать: «Делайте так, как я скажу, и это для вас самое лучшее». Но что для нас самое лучшее? Естественно, оставаться экономическим придатком Северного региона.
Но ведь все не так ужасно. Войнам конец. Мы живем в мире и покое – а это так приятно после семи тысячелетий сплошных войн. Мы стары, мсье. В наши границы входят области, где когда-то зародилась Западная цивилизация, – Египет, Мессопотамия, Крит, Сирия, Малая Азия и Греция… Но преклонный возраст – вовсе не обязательно несчастный возраст. Это может быть и успокоение, и процветание…
– Возможно, вы правы, – сухо прервал ее Байерли. – По крайней мере, темп жизни тут не такой бешеный, как в других регионах. Атмосфера приятная.
– Правда? А, вот нам и чай принесли. Мсье, вы как любите – со сливками, с сахаром? Пожалуйста.
Она отпила немного чаю и продолжила:
– Ну, конечно, атмосфера приятная. А в других местах на Земле продолжается какая-то возня, борьба… Знаете, я нахожу здесь довольно занятную аналогию… Было время – хозяином мира был Рим. Он впитал культуру и цивилизацию порабощенной им Греции. Греции, которая никогда не была единой, которая постепенно раздиралась войнами. Рим объединил Грецию, дал ей мир и возможность жить спокойно, хотя и без славы, заниматься философией и искусством вдали от прогресса и войн. Это было нечто вроде смерти, но смерти спокойной, мирной и долгой – она тянулась с небольшими перерывами целых четыре столетия.
– Да, но, – прервал ее Байерли, – Рим в конце концов пал, и наркотическое опьянение развеялось.
– Вы правы, но ведь теперь нет больше варваров, способных растоптать цивилизацию?
– Ах, мадам Жегешовска, мы сами способны стать варварами. Простите, но я вот о чем хотел вас спросить… добыча ртути в Альмадене сильно упала. Ведь не убывают же запасы скорее, чем ожидалось?
Проницательные серые глаза мадам в упор смотрели на Байерли.
– Варвары – упадок цивилизации – выход из строя Машин. Ход ваших мыслей очевиден, мсье.
– Вы находите? – усмехнулся Байерли. – Ну что ж, пусть будет так, хотя я вовсе не это имел в виду. А вы считаете, альмаденские события связаны с неполадками в работе Машины?
– Вовсе нет. Но я уверена, что так думаете вы. Вы, насколько я знаю, уроженец Северного региона. Офис главного Координатора находится в Нью-Йорке… А я Не так давно заметила, что северяне понемногу начинают утрачивать доверие к. Машинам. Вы, северяне…
– Мы? – раздраженно прервал ее Байерли. – Кто это – «мы»?
– Вам, вероятно, известно «Общество защиты прав Человека»? Его позиции у вас на севере чрезвычайно сильны, а вот у нас, в старушке-Европе, приверженцев вовсе не так много. Европе давно нет никакого дела до защиты чьих бы то ни было прав. Вы, конечно, энергичный северянин, а не континентальный циник.
– Это как-то связано с Альмаденом?
– О да, я думаю именно так. Рудники контролирует компания «Концерн Циннабар» – северная организация, со штаб-квартирой в Николаеве, Лично я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из совета директоров «Циннабара» когда-либо консультировался с Машиной, хотя на конференции в прошлом месяце они утверждали, что делали это. У нас, безусловно, не было возможности их проверить, но я далека от того, чтобы принимать на веру слова северянина, – поймите, я никого не хочу обидеть. Однако я считаю, что все кончится благополучно.
– В каком смысле «благополучно», позвольте поинтересоваться; мадам?
– Надеюсь, мсье, вы понимаете, что те экономические неполадки, которые имели место в Альмадене, хотя и невелики в сравнении с великими потрясениями прошлого, все-таки нарушили мирное течение нашей жизни и привели к некоторым волнениям в испанской провинции. Концерн «Циннабар» продает свои акции местным жителям, испанцам. Это утешительно, мсье. Если уж мы – экономические вассалы севера, не следует унижать нас, демонстрируя это столь открыто. К тому же, нашим людям мы можем больше доверять в плане повиновения рекомендациям Машины.
– Значит, вы уверены, что теперь все будет в порядке?
– Уверена. По крайней мере, в Альмадене.
СЕВЕРНЫЙ РЕГИОН:
а) площадь: 18 000 000 кв. миль
б) население: 800 000 000
в) столица: Оттава
Положение Северного региона было высоким, как в прямом, так и в переносном смысле. Его географическое положение отлично демонстрировала карта, висевшая на стене оттавского офиса вице-координатора Хирама Маккензи. В самом центре карты красовался Северный полюс. Все приполярные области, включая Скандинавский полуостров и Исландию, входили в Северный регион.
Территорию региона можно было приблизительно разделить на две части. Левая часть карты изображала Северную Америку к северу от Рио-Гранде, а правая – то, что было когда-то Советским Союзом. Вместе они составляли средоточие сил всей планеты в начале атомной эры. Великобритания, располагавшаяся примерно посередине между двумя этими территориями, вклинивалась в Европейский регион, а на самом верху карты, очерченные весьма символически, располагались Австралия и Новая Зеландия.
Никакие изменения последних десятилетий не могли скрыть тот факт, что Северный регион оставался экономическим лидером планеты.
Что-то символическое было даже в том, что из всех карт, которые Байерли видел за время своей инспекционной поездки, только на этой была представлена вся Земля: Север не боялся возможной конкуренции и ни от кого не скрывал своего превосходства.
– Это невозможно, мистер Байерли, – угрюмо пробурчал Маккензи, медленно потягивая виски. – Насколько мне известно, у вас нет образования Роботехника.
– Нет.
– Х-м-м… Прискорбно то, что такого образования нет ни у Чиня, ни у Нгомы, ни у Жегешовской. Слишком рано люди укрепились во мнении о том, что Координатору достаточно быть всего-навсего хорошим организатором и человеком широкого кругозора, умеющим общаться с людьми. Нет, в наши дни Координатору неплохо было бы и в Роботехнике разбираться, – простите, я никого не хотел обидеть.
– А никто и не обиделся. Я с вами согласен целиком и полностью.
– Судя по тому, что вы мне успели рассказать, Байерли, я понял, что вас беспокоят наметившиеся в последнее время сбои в мировой экономике. Я не знаю, какие у вас на этот счет предположения, но позволю себе заметить, что в прошлом бывали случаи, когда любопытные глупцы интересовались тем, что было бы, если бы Машине удалось подсунуть неверные данные.
– И что было бы, мистер Маккензи?
– Ну… – шотландец сложил на груди руки и глубоко вздохнул. – Все данные проходят через сложнейшую систему скрининга, включающую проверку как людьми, так и компьютерами, так что проблема ошибочной информации не должна бы и возникать. Но это теоретически. Людям вообще свойственно ошибаться, кроме того, их можно подкупить, а любая Машина не застрахована от механической поломки.
Но главное не в этом. То, что мы называем «неверными данными», в действительности представляет собой некую информацию, противоречащую всем остальным известным Машине данным. Это наш единственный критерий для определения того, что правильно, а что нет. И для Машины тоже. Дайте ей, к примеру, задание составить план сельскохозяйственных работ в Айове с учетом того, что средняя температура воздуха в июле там составляет 57 градусов по Фаренгейту[1] Машина не примет такую команду. Она не даст ответа! И вовсе не потому, что ей окажутся как-то особенно неприятны именно такие цифры или потому, что такое в принципе невозможно. Дело в том, что по имеющимся у нее данным, вероятность температуры 57 градусов в июле равна нулю. Вот и все. Машина отвергнет такие данные.
Единственным способом заставить Машину принять неверные данные является включение их в состав непротиворечивого единого массива информации, и сделано это должно быть исключительно хитро, тонко – так, чтобы Машина не сумела уловить, что ее обманывают. Либо можно попытаться подсунуть ей такие данные, знания о которых находятся вне компетенции Машины. Первое человеку просто не под силу, а второе… почти не под силу, потому что знания Машины растут с каждой секундой.
Стивен Байерли задумчиво коснулся переносицы двумя пальцами.
– Таким образом, Машину не проведешь. Но тогда как же вы объясните все эти ошибки?
– Дорогой мой Байерли, как видно, вы совершаете обычную ошибку: вы допускаете, что Машина знает все. Позвольте, я опишу вам один случай из личного опыта.
В текстильной промышленности высоко ценятся опытные закупщики хлопка. Работа их заключается в следующем: они берут на пробу пучок волокон из случайно выбранного тюка из партии – щупают его, треплют, нюхают, слушают, как он шуршит, пробуют языком – и благодаря таким процедурам в итоге определяют сортность хлопка. Сортов хлопка около дюжины. Закупщик выносит свой приговор, и от этого зависит сумма, на которую заключается сделка. И представьте себе, Байерли, по сей день этих закупщиков нельзя заменить Машиной.